- Ну, зачем же там? В этом доме, на этой же лестничной клетке "Востокзолото" держит квартиру для приезжих. Обслуга, питание - все бесплатно. А комфорта куда больше! Оставайтесь! Заодно можете пройти, посмотреть апартаменты.
Жихарев с компанией прошел в квартиру рядом. В ней были три комнаты с богатой обстановкой. В одной из них сидели четыре женщины в вечерних платьях.
- Это - для нас: вдруг развлечься захотим, - пояснил Медведь. - Этажом выше живет Ваня Запорожец. Рядом с ним такая же квартира, и там тоже четыре женщины.
- Не тяжело им так дежурить?
- Это гораздо легче, чем в лагере мыть золото. А что им? В тепле. Едят деликатесы, выпивают. Мы их в парчовые и шелковые платья одели. Так срок отбывать неплохо. Они довольны.
- Девушки - потом, а пока вернемся к столу! - предложил Жихарев.
Ближе к полуночи все, кроме Пашки, захмелели. Перед поездкой в гости он выпил несколько капель собственного изготовления, делавших организм неподвластным алкоголю. "Мне знакомо твое лицо!" - сказал Медведь Пашке. В этот момент в дверь позвонили.
- Это, вероятно, за мной, - направился к двери Жихарев.
- Пошлите их куда-подальше! - напутствовал его Запорожец.
Увязавшийся с Пашкой начальник лагеря открыл дверь и получил ослепительный удар в челюсть, сваливший его на пол. В квартиру ворвались оперативники. С оружием в руках они устремились в столовую. Последним вошел начальник управления. Медведя, Запорожца и начальника лагеря заковали в наручники. Со словами: "Это - тебе аванс, а расчет получишь в управлении!" - начальник ударил Медведя по лицу, сбив его с ног. Моложавый оперативник стукнул упавшего ногой по печени. Другой тоже ногой добавил по почкам.
- Отставить! - рявкнул Пашка. - Поднимите его!
Он зачитал поднятому за волосы Медведю ордера на его арест и обыск в квартире. Такие же документы были зачитаны Запорожцу.
- Вы спрашивали, где могли меня видеть? Отвечаю - в Ленинграде. Мы вас тогда снимали с работы за плохую организацию охраны Кирова. А авторучка - подарок от меня, чтобы усыпить вашу бдительность, - ловушка для жадных! - ответил Пашка на вопросы Медведя.
- Эта ручка, что ли? - начальник управления выгреб из кармана арестованного "подарок". - Можно я ее заберу?
- Бери! Она ему больше не понадобится, - разрешил Жихарев и кивнул на арестованных. - Этих - в машину! А вы продолжайте обыск.
- Они должны расписаться в протоколе, - возразил начальник.
- Пустые формальности! Распишутся в управлении!
- Меня-то за что? - захныкал начальник лагеря, когда его заталкивали в машину.
- За то, что свое непосредственное начальство не слушал. За то, что посулам этих гадов поверил. За то, что гарем для них держал, затолкнул его в машину начальник управления.
В управлении Пашка вскрыл пакет с материалами Особого совещания. Как он и догадывался, оба арестованных были приговорены к расстрелу. Радости начальника управления не было предела. Он даже хотел позвонить среди ночи первому секретарю обкома - обрадовать.
- Успеется! - остановил его Жихарев. - Для местного начальства радость будет больше, когда оно проснется, а его враги - уже мертвые! Прокурора и врача звать надо - процедура приведения приговора в исполнение требует!
Подняли с постелей врача и областного прокурора. Медведя и Запорожца ввели в комнату для расстрелов.
- Что такое?! - возмутился начальник управления. - Шелковое белье?! Немедленно снять!
Раздетых догола приговоренных поставили лицом к стене.
- Долго они из нас жилы тянули! Сейчас я из них потяну! - взялся за табуретку начальник управления.
- Не потянешь! - остановил его Жихарев. - Все, что я могу тебе позволить - собственноручно пристрелить их.
- Жаль! - пробормотал начальник управления и выстрелил в затылок Медведю.
Тот повалился на стену и, стукнувшись об нее головой, свалился на пол. Фонтанчик крови брызнул и затылка.
- Не надо! - взвизгнул Запорожец, упав на колени.
Начальник управления ударил его ногой в живот. Скуля от боли, Запорожец пытался поймать зубами сапог врага. "На - оближи!" - подставил тот сапог под губы и, дождавшись поцелуя, выстрелил в затылок Запорожцу. Врач осмотрел убитых.
- Могли бы жить! - произнес он традиционную для казней формулировку.
На следующее утро казнили фаворита Медведя - начальника лагеря. Особое совещание области приговорило его к расстрелу. А Пашка, дав шифровку о выполнении задания, покинул Магадан. По прибытии в Москву его наградили орденом "Знак Почета".
Глава 18
После убийства Кирова началась подготовка процесса над Зиновьевым и Каменевым. Те держались стойко и категорически отрицали свою вину в организации покушения на Мироныча. Наряду с моральным воздействием к ним применили методы физиологического воздействия. Обоих поместили в жарко отапливаемые камеры, кормили соленой рыбой и не давали воды. Это быстро привело к обострению хронических болезней подследственных. Однако они терпели мучения, отказывались сознаваться в несовершенных ими преступлениях. Возглавлявший следствие начальник Следственного отдела Миронов был в отчаянии. Применять более жесткие меры он решался. Это в ту пору еще не дозволялось законом, да и сам Миронов не был уверен в виновности бывших вождей. Ежемесячно он получал жестокие разносы от Хозяина и Ягоды за медленное ведение следствия.
Однажды во время обсуждения хода следствия на даче у Сталина взгляд вождя упал на Пашку.
- У нас есть неплохие врачи, - сказал генсек. - Почему бы им не помочь следствию?
Жихарев изучил истории болезней подследственных, после чего на несколько дней засел в своей лаборатории. Каменев страдал острой сердечной недостаточностью, Зиновьев - почечными коликами. Пашка разработал препараты, вызывавшие приступы этих болезней. Начали с Зиновьева. Препарат добавили ему в суп. Через полчаса после обеда Жихарев прильнул к глазку в двери камеры. Поев, Зиновьев встал у стены - подследственным разрешалось ложиться только после отбоя, а садиться - лишь во время приема пищи. Внезапно лицо Зиновьева исказилось. С криком он упал и, завывая от боли, покатился по полу. "Врача! Вызовите врача!" - кричал он, суча ногами. Приступ длился около пяти минут. Пашка протянул пузырек пришедшему врачу:
- Будешь постепенно увеличивать количество капель - приступы станут чаще. Однако следи, чтобы подследственный не околел от боли! Давай лекарства, укрепляющие сердце - оно может не выдержать. Береги эту дрянь от инфаркта!
На протяжении трех недель Зиновьева пичкали пашкиным средством, доводя число приступов до пяти в сутки. Он сдался и начал просить встречи с Каменевым.
- Григорий - слабый человек. Вы или испугали его, или довели до признания условиями содержания в тюрьме! - отказался от встречи Каменев.
На следующий день Миронов докладывал о ходе следствия Сталину. Тот пребывал в раздражении.
- Сколько весит Советское государство с его заводами, фабриками, армией и флотом? - спросил он Миронова.
- Этого никто не может знать, товарищ Сталин! - последовал ответ.
- И все-таки, сколько оно весит?
- Это - астрономическая сумма!
- Так неужели давление такого астрономического веса не может повлиять на Каменева? Неужели вес нашего государства для него - ничто? Идите, Миронов! И больше не приходите ко мне с заявлениями, что Каменев отказывается признать свою вину! Отказывается разоружиться перед партией и народом!
Красноречивый взгляд был брошен и в сторону Пашки:
- Медики в этом случае тоже не на высоте оказались!
Жихарев с Мироновым вернулись во внутреннюю тюрьму. Пашка велел принести сколоченный из досок щит, примеченный им в одном из помещений. Затем привели Каменева. Его по приказу Пашки уложили на пол, а сверху водрузили щит.
- Встань на щит! - велел Пашка, следователю по фамилии Черток, помогавшему Миронову, вести дело.
Тот с удовольствием исполнил приказание. Лицо Каменева стало фиолетовым.
- Будешь встречаться с Зиновьевым? - спросил его Жихарев.
Бывший вождь отрицательно замотал головой. Вызвали конвоира и поставили его на щит рядом с Чертком. Каменев задыхался. Его глаза вылезли из орбит, струйка потекла из-под щита.
- Чувствуешь вес нашего государства? Будешь давать показания?! - встал на щит Жихарев.
Подследственный потерял сознание. Его вытащили из-под щита, привели в чувства. Пашка велел продолжить пытку, когда сознание вернулось к Каменву.
- Не надо! Я встречусь с Зиновьевым! - сдался узник.
Более двух часов беседовали Каменев и Зиновьев. Затем попросили, чтобы им устроили встречу с членами Политбюро. С ними встретились Сталин и Ворошилов. Хозяин обещал оппозиционерам, что им будет сохранена жизнь, если они признают и подтвердят на суде все выдвинутые против них обвинения. Теперь оба подследственных подписывали все протоколы. Взамен им создали условия, напоминавшие санаторные.
Однако генсек не выполнил своего обещания. Все "заговорщики" были приговорены к расстрелу. Наступила ночь 25 августа 1936 года. Во Внутреннюю тюрьму приехал Ежов, курировавший НКВД как секретарь ЦК. Прибыли Ягода и Генеральный прокурор СССР Вышинский. Привели Каменева. Тот бросил на присутствовавших безумный взгляд и, не сказав ни слова, побрел к стене, поддерживаемый под руки Васей Фоминым и Тихоном Гавриловичем. Пашка выстрелил ему в затылок. Отпрянули в разные стороны его помощники. Каменев гулко ударился головой об пол. Кровь все текла и текла из него.
- Мог бы жить! - бросил на умирающего беглый взгляд врач.
- Зиновьеву плохо! Идти не может! - доложил начальник конвоя.
- Принесите на носилках! Врач определит: можно ли приводить приговор в исполнение! - распорядился Вышинский.
Приволокли на носилках Зиновьева. Он задыхался. Медик нагнулся над ним. "Можно!" - сказал он, едва коснувшись пульса. Зиновьева вырвало. Осторожно, чтобы не испачкать сапоги, Жихарев подошел к жертве и выстрелил ей в висок. Дальше все шло как на конвейере. Одни трупы убирали, вводили других осужденных. Когда со всеми было покончено, тела уложили в фургон с надписью "Хлеб" и повезли в Донской монастырь, в крематорий. За фургоном последовали машины с начальством. В подвале крематория все прильнули к оконцам. Расстрелянных жгли на газе.
- О, гад, как корчится! А этот, глянь, сел в огне! - слышались восклицания.
Ежову, рост которого составлял 150 сантиметров, подставили скамеечку. Со спины казалось, что любопытный мальчик заглядывает в чужое окошко.
- Говорят, ты подал идею строительства крематория? - спроси Пашку Ежов после сожжения трупов. - Молодец! Идея хорошая. И что ты сам вызвался их шлепнуть - тоже хорошо! Оправдался перед Хозяином за брак в работе во время следствия. Буду просить о твоем поощрении. Нам скоро предстоит большая совместная работа.
За подготовку процесса над Зиновьевым и Каменевым
Жихарев получил второй ромб.
Глава 19
Ягода слишком много знал. Поэтому Сталин начал вынашивать план замены его на посту наркома внутренних дел. На одном из пленумов ЦК Хозяин сказал:
- Я уже стар, много болею. Мне нужен молодой, энергичный помощник, который со временем заменит меня на посту генсека. Предлагаю избрать секретарем ЦК товарища Ежова. Он соответствует этим требованиям. Имеет опыт партийной работы, прекрасно знает наши партийные и хозяйственные кадры. Ему надо поручить курирование органов госбезопасности".
Ежова избрали секретарем ЦК. Вскоре у него начались трения с Ягодой, быстро переросшие во взаимную ненависть. Как человек маленького роста, Ежов безмерно жаждал власти. Он был угодлив к стоявшим выше его и презрительно-высокомерным по отношению к подчиненным. Эти качества проявились сразу же после его избрания. Принялся Николай Иванович навязывать свою волю и Ягоде, который терпел вмешательство в дела его ведомства только со стороны Хозяина. Имевшие огромный опыт интриганства оба руководителя стали настраивать друг против друга своих подчиненных. Один - аппарат ЦК, другой - аппарат НКВД. Неоднократно шли они с жалобами друг на друга и к Сталину. Наконец, Ягода предложил арестовать Ежова как троцкиста. Он принес вождю подборку выбитых против Ежова показаний.
- Пусть полежат до поры, до времени у меня в сейфе. А там видно будет! - довольно сказал генсек, запирая документы.
Ягода понял, что такой ответ не принесет ему ничего хорошего. Он засуетился, стараясь угодить Хозяину.
Генрих Николаевич давно кружил вокруг Горького в надежде, что тот напишет книгу, прославляющую вождя, а вместе с ним и органы. Поставили подпись Алексея Максимовича и под роскошно изданной книгой о Беломор-Балтийском канале. Все время Ягода таскал великого писателя в свои инспекционные поездки. Одновременно в этом направлении шла обработка и других крупных литераторов: Пастернака, Мандельштама, Булгакова. Однако книги-эпопеи не получалось. Выходило чтиво из-под пера сотрудников органов: Штерна, Шейнина. Но книги великого писателя или поэта не было. Особенно разочаровал Ягоду Горький. Он не только не написал панегирик, но многое узнал в поездках по лагерям. Будучи на Соловках Алексей Максимович попросил показать, как содержатся заключенные в карцере. Желая пустить пыль в глаза писателей, узников карцера приодели, дали им в руки свежие газеты. Горький заходил в камеры и видел, что заключенные читают газеты "вверх ногами". "Я все понял", - шепнул он одному из узников. Это заметил Ягода.
После той поездки Горький был изолирован на своей даче в Жуковке. К нему перестали допускать кого-либо. На первом этаже даче специально была посажена компания молодых сотрудников органов, которой было поручено спаивать допьяна всех приезжавших к писателю. Не выпускались за пределы дачи и домочадцы. Какое-то время единственным звеном, связывавшим Алексея Максимовича с окружающим миром, был его сын Макс Пешков, ведший дела отца. Он тоже представлял опасность: мог передать какие-либо "не те" слова, а еще хуже - бумаги. Поэтому его постоянно спаивали. Однажды, напоив допьяна, оставили спать в саду под открытым небом. В это время грянула гроза. Макс простудился, заболел воспалением легких и вскоре умер. Однако живой Горький представлял опасность. Сталин постоянно спрашивал Ягоду: когда же будет закончена книга? Нарком понял, что совершил ошибку, пообещав эпохальное произведение, которого никогда не будет. Лучшим выходом для него стала бы смерть Горького.
Пашкина дача в Жуковке находилась по соседству с дачей Алексея Максимовича. В конце мая 1936 года Ягода заскочил к Жихареву.
- Иду проведать Алексея Максимовича. Совсем плох Горький! - сказал он Пашке. - Чахотка и грудная жаба донимают, а лекарства, которые у нас есть, не помогают. Хоть бы вы что-нибудь придумали!
Жихарев сразу понял намек наркома. На даче в Пушкино хранился флакончик зелья, вызывавшего отек легких и острую сердечную недостаточность. При этом яд действовал медленно.
- Вот, попробуйте! - протянул он пузырек Генриху Николаевичу.
Через полторы недели в калитку Жихарева позвонили.
- Алексей Максимович умер, - сказала Пашке прислуга, пришедшая в сопровождении одного из молодых людей, отиравшихся на даче Горького.
Пашка срочно позвонил Ягоде, а сам пошел на дачу писателя. Тот, в голубой рубашке, до пояса накрытый простыней, лежал в спальне.
- Еще вчера был в добром здравии, кровью не харкал, шутил все… - сообщили Жихареву.
Через час приехал Ягода. За ним следовала санитарная машина.
- Хозяин знает, - сказал он Пашке. - Велел хоронить с почестями. Всех домашних отправьте в Москву. А мы с помощником осмотрим кабинет.
Тело писателя погрузили в санитарную машину. Домашних и прислугу, частью в той же машине, частью - в машине наркома отправили в столичный особняк Горького. Зайдя доложить о выполнении приказа, Жихарев застал наркома, рывшегося в письменном столе. Помощник обшаривал шкафы.
- Спасибо, идите! - распорядился нарком. - Нам необходимо доставить Хозяину рукописи, заметки, письма, словом, - литературное наследие Алексея Максимовича.
Генсек, разумеется, понял, что Горький не сам ушел из жизни. Однако промолчал. Прошел год, и эту смерть вспомнили Под следствием оказался уже сам Ягода. Хозяину надо было уничтожить последних учеников Ленина: Бухарина, Рыкова, Крестинского, Томского. На февральско-мартовском пленуме 1937 года было принято решение об отдаче их в руки суда и следствия. Незадолго до этого Ягода был освобожден от поста наркома внутренних дел. Его назначили наркомом связи СССР.
На пленуме кипели страсти. Пашке приказал находиться в Кремле. Там же присутствовал и новый начальник Жихарева - Гулько. Его назначили вместо недавно арестованного Паукера. Двери Ленинского зала Большого Кремлевского дворца иногда открывались, и Пашка с Гулько могли слышать полемику между членами ЦК.
- Вы хотели арестовать меня! - визжал, обращаясь к Ягоде, новый нарком внутренних дел Николай Иванович Ежов.
- Сожалею, что не сделал этого! - отвечал его предшественник.
В перерывах между заседаниями Гулько вызвали в комнату отдыха членов президиума.
- Пойдем! - сказал он Пашке, вернувшись. - Хозяин приказал взять Бухарина.
Чекисты шли по анфиладам комнат, окружавших зал заседаний.
- Бухарина брать идут! - шушукались вышедшие покурить старые большевики, увидевшие сиреневые гимнастерки.
Бухарина нашли на улице. Он курил у подъезда.
- Нарком внутренних дел приглашает вас к себе, Николай
Иванович! - отдал честь Гулько. - Раз приглашает - значит, надо ехать, - вздрогнул тот.
Бухарина привезли на Лубянку и сдали под расписку дежурному.
- Неплохо бы мне вести это дело, - обратился Жихарев к начальнику.
- Принято другое решение. Ты будешь заниматься Ягодой! Брать его будем после вечернего заседания, в его рабочем кабинете.
Сталин ввел порядок, согласно которому все партийные и государственные учреждения работали до тех пор, пока сам он не покидал кабинет. Работал же вождь до двух-трех часов ночи. Правда, если он вставал в одиннадцать-двенадцать часов дня, то все остальные были обязаны явиться на службу к восьми утра. Вернулся в наркомат и Ягода. Машины Гулько и Жихарева уже дежурили у входа в здание. На случай попытки скрыться. за авто Ягоды, следовали от Кремля две машины НКВД с оперативниками. Переодетые в штатское чекисты находились и в приемной Ягоды.
- Сегодня приема не будет, товарищи! - тяжело вздохнул Генрих Николаевич, войдя в приемную.
Жихарев с Гулько, следившие за приемной из кабинета первого заместителя наркома связи, прошли в кабинет Ягоды.
- Я же сказал, что сегодня приема не будет, - даже не оторвался от бумаг тот.
- А нам и не нужен прием! Нарком внутренних дел приглашает на прием вас, гражданин Ягода, - протянул Гулько ордер на арест.
- И вы здесь, Павел? - забегали глаза Генриха Николаевича.
- Мне поручено вести ваше дело, - ответил Жихарев.
Мелко затряслись голова и руки бывшего наркома внутренних дел. По-стариковски суетясь, он одел шинель и тяжело дыша, направился в сопровождении Пашки к выходу. Гулько остался проводить обыск на рабочем месте.
Ни слова не проронил Ягода по пути на Лубянку, только вздыхал и тряс головой.