- Говорят, что человек, управляющий электромагнитными силами, правит всеми известными силами Вселенной. Я не претендую, что овладел ими до конца, но мы достаточно понимаем эти технологии, чтобы создавать поля, способные влиять на куда более сложные формы материи, чем летящие в нас пули. Даже без защитных полей опасность была бы невелика: надстройки и обшивка нашего судна, и даже его прозрачные детали, состоят из современных композитных смол. Прочнее, чем высококачественная сталь гораздо большей толщины, и при этом значительно легче. - Трессальян остановился, глядя на меня. - Вы, я вижу, в смятении, - сказал он наконец. - Однако поверьте мне - правительства всего мира не оставили нам другого выбора…
- Всего мира! - повторил я шепотом. - Но я думал…
- Да, мы действуем в глобальном масштабе. Взгляните сюда, доктор.
Трессальян повернулся и проковылял к невысокому столу в центре купола, на котором разместились видеомониторы. - Возможно, так вам будет легче понять.
Я замер перед экранами, на которых разворачивались картины военных передвижений: флоты в открытом море, эскадрильи дистанционно управляемых истребителей-бомбардировщиков в небе, их безлюдные кабины, набитые компьютерным оборудованием, команды авианосцев, снаряжающих все новые самолеты бомбами и ракетами.
- Что это? - спросил я.
- Это причина, по которой убили вашего друга мистера Дженкинса, - ответил Трессальян. - Американский экспедиционный корпус готовится к массированному наступлению.
- На кого? Куда они направляются?
- Туда же, куда и мы. В Афганистан.
Глава 11
- Афганистан… - пораженно промолвил я. - Но зачем? И как вы получаете эти кадры?
- Со спутников, - просто ответил Трессальян. - С наших спутников.
В голове у меня словно замкнулась какая-то цепь:
- Спутники… Спутники! Тот самый Трессальян - Стивен Трессальян, - который разработал четырехгигабайтную спутниковую систему связи, человек, создавший современный Интернет!
- Он был моим отцом, - Малкольм неопределенно кивнул. - Это и вправду один из его грехов, один - среди множества прочих. Но в конце концов он заплатил за свои грехи, и его капиталы позволили нам затеять это предприятие.
- Но что это за предприятие, черт побери?
Чем вы занимаетесь?
- Гораздо более важный вопрос, - сказал Трессальян, уходя от ответа, - чем занимается ваше правительство?
- Мое правительство? Оно такое же ваше, как и мое!
Трессальян покачал головой, мой вопрос, казалось, позабавил его.
- Вот уже много лет это не так. Все находящиеся на этом корабле отреклись от своих наций и государств, по большей части именно из-за подобной, - он указал на экраны, - политики.
- Что вы имеете в виду? - спросил я. - Что они собираются делать?
- На первый взгляд, в настоящий момент они собираются полностью уничтожить огромный комплекс подземных сооружений, служивший главным тренировочным лагерем исламских террористов на протяжении последних двадцати лет.
Я вновь взглянул на экраны.
- Возмездие за убийство Хальдуном президента Форрестер? - спросил я.
Трессальян кивнул.
- В вашей стране как-никак приближаются выборы. Однако это решение, принятое вашим правительством, несет в себе определенную проблему. Правительство США, кажется, начинает подозревать об этой проблеме, но, учитывая горы политической риторики, которая привела к развертыванию военных действий, не может допустить, чтобы кто-нибудь еще - например, вы - раскрыли истину. Видите ли, Тарик Хальдун - не террорист и конечно же не убивал президента Форрестер.
- Но ведь диск…
- Человек на этих снимках, - Трессальян коснулся лежащей на столе клавиатуры, и на экране появились кадры, которые мы с Максом изучали часами, - на самом деле актер афганского происхождения, пользовавшийся некоторым успехом в индийской киноиндустрии конца двадцатого века. Мы позаимствовали его лицо.
Он пожал плечами и улыбнулся:
- Откуда мне было знать, что в Чикаго работает афганский дипломат, который мог бы сойти за двойника нашего актера? Не беспокойтесь. Разумеется, мы подготовили мистеру Хальдуну побег из тюрьмы. В любом случае, настоящим убийцей президента Форрестер был… - еще одно прикосновение к клавиатуре, и кадр на экране сменился второй фотоверсией событий, в которой у убийцы было азиатское лицо, - вот этот человек. Хун Тин-Синь, майор китайской службы внешней безопасности.
Я задумался, полностью отрешившись от бушующего за прозрачной оболочкой танца огня и смерти.
- Вы намеренно исказили факты убийства?
- Боюсь, что так.
- Значит, Прайс сфабриковал эти кадры для вас - именно вы и были тем "частным клиентом", о котором мне рассказала его жена.
- Опять в точку, доктор. Никто из нас не желал смерти мистеру Прайсу, но он пытался нас шантажировать, а когда Лариса и Иона встретились с ним, чтобы предупредить его от неверного шага, набросился на них. Швырнул Иону со всего размаху об стену и наделал бы дел, если бы… если бы Лариса…
Кусочки головоломки, окружавшей двойное убийство Джона Прайса и Макса, начинали складываться в единый узор, но я все еще не понимал, что за цель была у Трессальяна. И я задал ему прямой вопрос.
- У меня есть на то причины, - ответил он, вновь вздохнув, на этот раз глубже, и неожиданно передернулся всем телом. - У меня есть…
Но тут глаза Трессальяна широко раскрылись, и его скрутил новый приступ боли.
- Вам… простите меня, доктор, мне кажется…
Он вдруг обхватил руками голову и упал с приглушенным криком. Полковник Слейтон оказался рядом с ним прежде, чем я успел что-либо понять.
- Мне кажется… полковник, мне надо немного отдохнуть, - с трудом проговорил Трессальян сквозь сжатые зубы. - Надеюсь, наш гость извинит меня…
Он тяжело дышал; Слейтон закинул руку Трессальяна себе на шею и поднял его искалеченное тело как пушинку.
- Простите меня, доктор, - задыхаясь вымолвил тот, - я знаю, что вы хотите получить ответ на свои вопросы. Вечером, мы поговорим вечером, за ужином… А сейчас - вспомните…
С неимоверным усилием он поднял голову и, преодолевая мучения, взглянул на меня. Я никогда не забуду этот взгляд: он был полон непокорства, но, в отличие от сестры, в Трессильяне чувствовалась темная, внушающая страх сила.
- Вспомните, - продолжал он, - надпись, что вы видели на двери…
И, увлекаемый Слейтоном, он исчез за дверью.
Внезапный приступ у Трессальяна, передвижения войск на экранах, кипевшая снаружи битва - не говоря уже о том, что я остался один - все это обратило мою тревогу в настоящую панику. Я попытался успокоиться, сосредоточившись на последней фразе Трессальяна и вспоминая обрывки латыни, которую я учил так давно, чтобы разгадать наконец загадку таинственной надписи.
Не знаю, как долго я стоял, созерцая, как Лариса расправляется с нашими преследователями, и бормоча, как идиот: "Mundus vult decipi". Эти слова я повторял вновь и вновь, уставясь на потоки пуль и снарядов, расчерчивающих пространство вокруг корабля. "Mundus - это мир, так-так. Vult - хочет? желает? Хочет чего?"
Пространство взрезал пульсирующий звук корабельной сирены. Я замер на месте. Звук был не так уж резок, но его хватило, чтобы понять: происходит нечто очень важное. Я обвел взглядом горизонт, пытаясь увидеть, что же случилось, и тут же увидел ответ.
Прямо перед нами расстилалась бескрайняя ширь Атлантического океана.
Я резко обернулся: за моей спиной неожиданно раздался голос, усиленный и искаженный корабельной системой громкой связи, но несомненно принадлежавший Жюльену Фуше:
- Тридцать секунд до перехода… двадцать пять… двадцать…
Мы приближались к кромке воды, не снижая скорости. Фуше продолжал с пятисекундными интервалами свой обратный отсчет до "перехода", что бы это ни значило, и тут меня пробил озноб понимания: подстегнутый нарастающим ужасом, я сумел перевести надпись на двери.
- Mundus vult decipi, - сказал я вслух. - "Мир хочет быть обманутым"!
Еще не осознав до конца пугающего смысла этих слов, я почувствовал было радость победы - чувство, тут же сменившееся ужасом, когда наше судно, пролетев над береговой линией, на полной скорости нырнуло в глубины открытого моря.
Глава 12
Как только корабль полностью ушел под воду, на его корпусе зажглись мощные прожекторы, осветившие чудовищный вид прибрежных глубин Атлантики. Мы направлялись на север, вдоль берега континента. То, что я увидел, ничуть не напоминало идиллические сцены подводной жизни, возникавшие в памяти из детских книжек и фильмов. Мы плыли в коричнево-бурой жидкости, заполненной отбросами. Все это непрерывно перемешивалось прибрежными течениями, но чище не становилось. Временами можно было определить источник загрязнения - особое отвращение вызывали обширные пространства, заполненные медицинским мусором или останками крупного рогатого скота, - но по большей части все сливалось в единую неразличимую массу.
Эти наблюдения и одинокие раздумья совершенно сломили мой дух. Я, конечно же, знал, что за годы, прошедшие с финансового кризиса 2007-го, забота об окружающей среде стала для большинства стран непозволительной роскошью, однако увидеть последствия собственными глазами - это был шок.
Казалось, что прошло немало времени, прежде чем меня проводили в мою каюту. На этот раз мной занялась не Лариса Трессальян (я решил, что она ухаживает за своим братом, пораженным загадочным недугом), а диковинный человечек, которого мне представили как доктора Леона Тарбелла. "Специалист по документам" был единственным членом команды корабля, с которым я не был прежде знаком лично или хотя бы понаслышке. Но остальные члены команды обращались с ним на равных, и это придавало ему в моих глазах определенный интерес.
- Как вам здешний интерьер? - приветливо спросил меня Тарбелл, когда мы спускались по деревянной лестнице на нижнюю палубу корабля. Его неуловимый акцент да и все его поведение отличались некой двусмысленностью: несмотря на очевидное дружелюбие, он, казалось, получал удовольствие от томившей меня тревоги.
Тарбелл вытащил из кармана пачку новых бездымных и предположительно "безопасных для здоровья" сигарет, которые американской табачной промышленности недавно пришлось выпустить на рынок под судебным и политическим давлением блока восточно-азиатских стран, и предложил мне закурить. Я отказался. Закурив, он продолжил:
- Мне все это не по вкусу, я предпочитаю современность. В ней есть минимализм, сила, атлетизм - сексуальность, наконец.
- Некоторые просто назвали бы ее уродливой, - быстро добавил я, не подумав, что Тарбелл может обидеться, но он лишь рассмеялся:
- Это верно! Современный стиль действительно может быть уродлив, - тут его пламенный взгляд стал еще более возбужденным, - уродлив и сексуален!
Вскоре я убедился, что для Тарбелла весь мир людей и вещей делился на две части: "сексуальные!" объекты, и объекты, "сексуальностью" не обладающие. Несмотря на простоту этой философии, она показалась мне столь же правомерной, как и любая другая, но была, по крайней мере, забавнее прочих, особенно если учесть энергическую комичность, с которой Леон высказывал свои утверждения. Словом, я с удовольствием посмеялся вместе с ним по дороге к моей каюте, немного сбросив владевшее мной напряжение.
Убранство небольшой каюты, предоставленной в мое распоряжение, напомнило фотографии с трансатлантических лайнеров начала двадцатого века. По сравнению с зябкими сорока пятью градусами в коридоре, внутри было тепло. Деревянные стенные панели, небольшая прозрачная секция наружного корпуса корабля в форме иллюминатора, затемнявшаяся по желанию нажатием кнопки, стеклянные абажуры тонкой работы, санитарное оборудование из мрамора и керамики, походившие на настоящий антиквариат, - все это создавало атмосферу гостеприимства и так резко отличалось от высокотехнологичного интерьера носовой части, что я вновь пришел в замешательство.
- Прошлое и будущее бок о бок, - сказал Тарбелл, кивнув. - Можно сказать, что на борту этого судна время не существует. Таков уж Малкольм!
Мысли мои вновь обратились к хозяину корабля.
- Он поправится?
Тарбелл уверенно кивнул:
- Приступы через некоторое время проходят.
- Но что с ним?
- Мне несколько неудобно говорить об этом с вами. Возможно, он сам вам все расскажет. Или, возможно, Лариса. - Хлопнув меня по плечу, Тарбелл демонически ухмыльнулся: - Она положила на вас глаз - счастливчик! Женщина редкой красоты, обаятельная, великолепная - и сексуальная! Думаю, вы присоединитесь к нашей маленькой компании!
Уже уходя, он добавил:
- Вы найдете в каюте все, что вам нужно, включая чистую одежду. Обедаем мы в носовой палубе, начало через полчаса. Малкольм сказал, что вы любите водку - приходите, я поделюсь с вами своим личным запасом!
Было ясно, что эти люди знали обо мне почти все, начиная с размера и предпочитаемого мной стиля одежды (в шкафу не было ни одной вещи, которую я не мог или не захотел бы надеть), до выбора спиртного. Способ, которым они получили эти сведения, занимал меня не больше чем примерная стоимость постройки корабля, на борту которого мы находились. Отец Малкольма и Ларисы, Стивен Трессальян, создатель спутниковой системы, преобразовавшей современный Интернет, был одним из богатейших людей мира. А еще он был лидером и вдохновителем группы информационных технократов, которые в ходе кризиса 2007 года объединили свои личные и корпоративные фонды, чтобы гарантировать платежеспособность американского правительства, подобно тому, как это сделали Дж. П. Морган и его партнеры столетием раньше. Чтобы не допустить контроля Вашингтона над экономикой и информацией Трессальян и его союзники использовали этот факт как дубинку, нанеся смертельный удар и так уже изрядно пострадавшей концепции приватности, или неприкосновенности личной жизни.
Наследники информационного магната обладали, таким образом, практически неограниченными ресурсами, но это не помогло ответить ни на один из вопросов, крутившихся в моей голове, пока я умывался и переодевался к обеду: чем на самом деле заняты эти люди и почему они, как сказала мне Лариса, решили, что нуждаются во мне?
Через двадцать минут я уже направлялся в носовой отсек, намереваясь на этот раз получить вразумительные ответы.
Глава 13
Стол для совещаний на нижней палубе носового отсека был накрыт изысканной скатертью и сервирован фарфоровой посудой, серебряными приборами и свечами. Пространство за иллюминаторами окрасилось в густые сине-черные тона, а это означало, что мы, оставив позади прибрежный мусор, повернули к востоку, в открытую Атлантику. Мощные прожекторы корабля вонзали в эти легендарные глубины столбы света, но, восхищаясь окружавшей нас красотой, я не мог отделаться от ощущения, что в этой красоте есть нечто необычное, странное, даже пугающее. Я попытался объяснить это ощущение тем, что нахожусь в непривычном месте - и вдруг понял, что на самом деле меня поразило полное отсутствие за бортом признаков жизни.
Тарбелл уже стоял у стола вместе с Куперманами. Я совершенно не представлял себе, кто и где готовил эту еду, но аппетитнейшие запахи, наполнявшие помещение, говорили сами за себя. Тарбелл предложил мне рюмку водки (какой-то неизвестной мне русской марки) из личных запасов, а Эли Куперман тут же спросил:
- Вы ведь любите жареного барашка, доктор Вулф? С кровью, верно? Он будет готов через несколько минут.
- У нас обычно нет времени как следует поесть днем, - добавил Иона Куперман, направляясь к небольшой двери, ведущей на камбуз, где у кухонной плиты сосредоточенно колдовал Жюльен Фуше, - поэтому мы стараемся сделать ужин как можно более изысканным.
Элегантные фарфор и столовое серебро были, несомненно, старинной работы.
- Полагаю, что вам это удалось, - только и смог сказать я, отхлебнув предложенной Тарбеллом водки и пытаясь привести мысли в порядок: ведь с этого самого места я только что следил за кипением битвы, - и продолжил, - чем же вы все так заняты днем, когда не штурмуете тюрьмы? Я был бы благодарен за объяснение.
- Штурм не был запланирован! - почти прокричал Фуше с камбуза. - Личный проектец lesfreres Киреrmапполностью вышел из-под контроля!
- Да ладно тебе, Жюльен, - откликнулся Эли. - Этот проект ничуть не хуже других. Ты же видел статистику: со времен экономического краха увлечение азартными играми превратилось в настоящую эпидемию, и я не мог допустить, чтобы какие-то байки, совершенно абсурдные с точки зрения антропологии, подвели под это рациональную базу. Если б мы смогли подбросить туда наши доказательства…
- "Подбросить"? - перебил я его с изумлением. - То есть вы ничего оттуда не крали?
Иона Куперман послал мне доброжелательный взгляд.
- Надо сказать, доктор Вулф, что в том захоронении абсолютно нечего было красть.
- Можно просто Гидеон.
- С удовольствием, Гидеон. Вы, должно быть, знаете, что индейские племена, называющие себя "коренными американцами", на самом деле не были первыми обитателями этого континента. Об этом известно уже давно. Однако многие племена постарались скрыть или уничтожить все, что могло бы свидетельствовать истинность этого вывода. Они боялись - и у них были для этого основания - что если они предстанут обычными завоевателями, занявшими место своих предшественников, то потеряют эмоциональное и историческое оправдание многим своим сомнительным занятиям, - например, появлению целого поколения азартных игроков, не вылезающих из казино.
- Захоронение во Флориде исследовала группа из Гарварда, - продолжил Эли, - и мы с Ионой попытались подбросить кое-какие артефакты, чтобы доказать, что…
Эли вдруг умолк, услышав звуки колес кресла Малкольма Трессальяна на центральной палубе уровнем выше. Я понял, что все собравшиеся внизу беспокоятся за здоровье своего предводителя. Напряжение исчезло с их лиц, когда он подал голос:
- Ну какой же ужин без профессиональной дискуссии из-за разницы во взглядах! Хотя, доктор Вулф, вскоре вы поймете, что по вечерам эти споры приобретают порой весьма личный характер.
Медленные, тяжелые шаги Трессальяна по металлическим ступеням означали, что он спускается на костылях, и когда он наконец предстал перед нами, в его голубых глазах не было и следа прежних мук. За спиной Трессальяна я увидел полковника Слейтона, готового, если потребуется, немедленно прийти ему на помощь, и Ларису, выглядевшую после тяжелого боя с силами правопорядка еще привлекательней.