Кого я найду для партнерства? Человек со связями – это не я. И все мои концепции о трудовых стимулах тоже разом потерпели крах. Вот тебе два инженера – "Лёва унд Вова". Были когда-то интеллектуалами и сторонниками экономической свободы, приветствовали крушение
"системы". А теперь? Вкус к красивой жизни утратили, опростились, гонор порастеряли и как-то забурели, окуклились в новом, нищем и унизительном положении. Вступать в деловые контакты, идти на компромиссы и уступки – им не то лень, не то западло. Не хотят люди меняться, и даже говорить с ними "за жизнь" – сложно, невозможно.
– А что, разве ты этого раньше не знал? – Беатриса удивляется. -
Сложные люди, в общем, довольно просты, а люди простые – они порою очень, очень сложны.
Вот что такое философия! Довести мысль до предельной обобщенности и тем самым сделать ее абсолютно бесполезной для житейской практики.
Но права, права моя благоуханная царица, вышедшая из ванной в одной короне – золотистого цвета полотенце закручено вокруг умной головки.
"Сложники" по сравнению с "простецами" более прагматичны, предсказуемы и даже управляемы. Посмотрим хотя бы на экран телевизора, где в атмосфере всенародного ликования отмечается юбилей какой-нибудь поп-звезды. Выстроились все певцы и певицы, как пионеры на лагерной линейке, и орут хором давно осточертевший им шлягер.
Что, они все друзья? Ха! Ха! Ха! Просто у них общий бизнес: я выступаю на твоем чествовании, а ты выступишь когда-нибудь на моем.
Я – тебе, ты мне. Очень просто.
Или возьмем писателей. Вот уж самые сложные люди, причем каждый в душе считает себя пупом вселенной и на другие пупы старается не глядеть. Но и они умеют в нужный момент взяться за руки. У Беатрисы поэт есть знакомый – не классик, не Кушнер, конечно, но все-таки лицо известное на некоторых окраинах земного шара – благодаря его андеграундному стажу (говорят, он во время перестройки даже такую справку себе выправил: "в советское время не печатался", заверил ее у нотариуса, а копии разослал по всем западным университетам). Так вот, его недавно приглашали в Баден-Вюртемберг на международную встречу "Пять дней у дуба". Регламент, значит, таков: пять дней томиться в избушке (избушка, конечно, пятизвездная, со всеми удобствами) и воспевать в стихах уникальный немецкий дуб, растущий там с восемнадцатого века. Я не понял, правда, каковы способы контроля: ведь можно, например, заранее заготовить такие дубовые стишки и сделать вид, что муза тебя именно в Бадене посетила, да? Но не в этом дело, а в том, что наш питерский пиит там пять дней провел в непосредственной близости с двумя московскими стихотворцами, которых он на территории РФ просто на дух не переносит. А у международного дуба они общались самым любезным образом, не стали в немецкую избушку свой русский сор вносить. В итоге, как говорится, победила дружба. Каждый участник получил симпатичный гонорар, и разъехались они восвояси. Теперь встретятся где-нибудь в Японии, чтобы сочинять хокку о цветущей сакуре. А Лева с Вовой так и будут бессмысленно выматывать свои души, презирая друг друга совершенно бескорыстно и бесплатно…
3.И ТУТ – ПРИГЛАШЕНИЕ
Как раз в момент полной депрессии. Приглашение это я хотел сразу скомкать и в мусорное ведро выбросить. В Пскове проводится региональный северо-западный семинар по вопросам контактологии.
Твою мать! Какая тут может быть, на хрен, "логия"? Контакты – это сугубая практика, где все держится на цыганской интуиции, природной человеческой энергетике и горьком опыте, который никакими "методами" не заменишь!
Вот скажите мне, откуда берутся такие новейшие псевдонауки? Это преподаватели общественных дисциплин, дармоеды советских времен все изобретают для себя очередные кормушки. Кто был "история КПСС", стал теперь "политолог". "Научные атеисты" перекрасились в
"религиоведов". Преподававшие "диамат" и "истмат" легко поменяли
Маркса-Энгельса-Ленина на святую троицу: это уж я на Беточке бедной нагляднейшим образом проследил. Те же самые хмыри, которые ее, еще юную, распинали за "уступки идеализму" (а уступок-то и не было, просто идеализм был, самой чистейшей воды), – так вот они же теперь ее гнобят за недостаточную православность и за протестантский акцент… Ну а в "контактологи" в наши дни подались не иначе как авторы диссертаций по научному коммунизму!..
Моя "чистая сущность" тем временем приготовила кофе – аромат из кухни уже сюда пробрался. А вот и она сама, облаченная в небесного цвета джинсы и белую майку. Да… Голубая попа, синие глаза… Полное упоение. Повезло чуваку! Повезло, что Беатриса – моя жена. Ведь в любовницы мне ее, пожалуй, заполучить ни за что не удалось бы… К ней теперешней подкатиться у меня просто не хватило бы смелости.
Чтобы вытащить лентяя из постели, затевается невинная игра, где у партнерши две белых фигуры, а у партнера – одна. Но как только розовые кончики встретились, игра немедленно прекращается.
Победительница снова надевает майку и гордо удаляется.
Разговор о контактологии продолжается уже за завтраком. На мои гневные речи Беатриса отвечает миротворчески:
– Ну что ты во всем видишь сразу теневую сторону! Успокойся, не ты же этот семинар придумал, не тебе за него и отвечать. А приглашение это, может быть, сама жизнь тебе посылает. Съездишь, развеешься… Ты в Пскове вообще-то бывал?
Бывал, в школьные годы чудесные, классе в шестом. Но это можно даже не считать. Хотя… Запомнилось кое-что. Когда показывали нам крепостную стену с башнями, экскурсоводша сказала, что эти укрепления назывались "перси города". "Перси" же по-древнерусски -
"грудь". А мое поколение тогда как раз начинало внимательно всматриваться в названную часть тела – и у учительниц, и у наиболее развитых одноклассниц. Ниже пояса подростковая фантазия еще не спускалась. Когда же экскурсия подошла к крепостным воротам, объяснили нам такую военную хитрость: если неприятели прорывались в эти ворота, за ними закрывалась своего рода огромная задвижка, в результате чего передовой отряд штурмовиков оказывался в длинном каменном мешке, где его немедленно побивали. И ловушка эта называлась "захаб". Вот тогда я и задумался всерьез – не о законах фортификации, а о женской сущности. Ведь что они с нами делают?
Приманивают выставленными вперед и как бы недоступными персями, потом совершают маленькую уступку, впускают в узенькие ворота, чтобы в результате захапать нас навсегда…
Нет ли в этом приглашении провокации какой? Зачем это вдруг зовет меня к себе древний русский город?
Мог бы теперь соврать, что я тогда что-то предчувствовал. Но на самом деле – нет. Ничего я не предчувствовал…
Раннее утро двадцать второго июня. Гостиница "Советская". Во время войны, говорят, здесь было гестапо. Что ж, темно-серая сумрачная архитектура вполне подходящая. Но сегодняшнее солнце, похоже, вступило в победный бой с советско-фашистской серостью. Сотни лучей разом вломились в окна, перевернули все вверх дном в номерах и в душах. Какого черта вы здесь торчите, ребята? Жизнь вас уже ждет, она давно умылась, причесалась, подкрасила губки, надела вызывающе короткую юбочку и обтягивающую майку с большим вырезом.
Спускаюсь в буфет. Эту сцену прошу дать крупным планом. Вот наша с тобой первая встреча, причем я тебя вижу, а ты меня – нет. Я уютно устроился в углу, собираясь скрасить немудреную трапезу (йогурт плюс яичница) неспешным созерцанием четырех летних женщин за соседним столом.
Из всей четверки именно ты сидишь ко мне спиной, но я и в такой позиции уже кое-что в тебе, о тебе начинаю понимать. Есть в женщине мягкость и легкость, в стул всей своей тяжестью не врастает. Ест не жадно – не хищная, значит, не властная. Глаза очень живые. А цвет?
Рассмотреть бы поближе… Нежно-розовый бутончик губ, беззащитно приоткрытых. Одета в старинно-белый батист, что, между прочим, довольно эротично: не оголенностью тогда женщина нас достает, а тонкостью преграды между телом и миром. Вот она неспешно поднимается и плавно подходит к стойке за чашкой кофе. А, и юбка тоже белая. Что ж, смело: этот цвет все-таки изрядно полнит, что не очень выгодно для большинства зрелых дам. Но белизна еще означает открытость, готовность к встрече с новизной. Загадываю про себя: пусть эта беляночка окажется участницей северо-западной контактологии! И остальных трех согласен я взять туда за компанию!
А ты о чем тогда думала?
4. – УЖ ТОЧНО НЕ О ТЕБЕ
Не могла я тебя в этом буфете заметить, потому что нет у меня такой привычки – глазами шарить в поисках кого-то там… Ну а потом, если честно, все потом с тобой у меня началось даже как бы с минуса.
Приходим с девочками на открытие семинара, и нба тебе: с вопросом "У вас свободно?", не дождавшись даже ответа, пристраивается со мной рядом некий субъект, начинающий донжуан с очень скромным стажем.
– Почему ты решила, что со скромным?
– Не было в тебе спокойствия, свойственного настоящим ловеласам.
Сразу начал мне на ухо комментировать выступления, нервно так иронизировать. Я уже подумывала, что надо от этого типчика понемногу отделываться. Единственное обстоятельство говорило в твою пользу – это то, что ты чистенький был и что веяло от тебя вкусным и недешевым одеколоном…
– "Кензо". Эту марку Беатриса выбрала как-то раз – и уже навсегда.
– Ну вот опять ты про свою семейную идиллию. Чувство такта у вас, сударь, прямо скажем, нулевое. Настоящая современная женщина сейчас бы вас так послала… Свернула бы, упаковала и отправила по домашнему адресу – супруге под расписку.
– А ты не современная?
– Нет, я просто дура. К сожалению. И тогда как дура последняя решила, что ты несчастненький человечек, в женской помощи нуждающийся. А ты оказался…
– Кем, кем оказался? Мне самому интересно.
– А меня приласкать уже неинтересно? Ну почему, почему мне так не везет? Ищешь партнера нежного и властного, твердого и молчаливого, а получаешь очередного артиста разговорного жанра, который только языком работать умеет… Можешь закрыть рот на минуту? И глаза тоже.
Зачем? Ну, хо-о-чется мне, чтобы ты на меня некоторое время не смотрел!..
Четыре дамы… Четверо вас оказалось новгородских, держались вы одной командой, а наша мужская сборная смогла выставить лишь неполный состав: трио против квартета. Все только что перезнакомились.
Стержнем компании стал двухметроворостый Женя из города Мга, а за капитана у нас был шустрый такой Толя, как и я, из Питера. В его большом номере мы и гужевались – после непродолжительного сидения в ресторане. Все-таки в России для людей среднего возраста и достатка простая советская гостиница остается главным местом человеческого общения и романтических встреч, местом присматривания друг к другу.
Мне лично всегда нравились сами разговоры с незнакомыми людьми.
Встретились в бесконечном мире и беседуем как человек с человеком.
А если потянуло друг к другу – так можно адресами-телефонами обменяться и продолжить. Но это редко случается. И вовсе не обязательно пользоваться нестандартной ситуацией для решения сексуальных проблем. Был такой анекдот, довольно тупой, но ко мне вполне применимый. Рассказывает женщина о круизе по экзотическим странам: "Приехали в Египет. И нас всех сразу изнасиловали. Кроме товарища Ивановой. Приехали в Эфиопию – нас всех изнасиловали. Кроме товарища Ивановой". И дальше, и дальше. Когда же наконец задается вопрос: "Почему кроме Ивановой-то?" – следует ответ: "А она не хотела"…
…Ну что же ты хохочешь так? Первый раз, что ли, слышишь? Да, культурная женщина, бывший искусствовед, а бурно реагируешь на явную пошлость! Я это рассказал только для аналогии, чтобы пояснить: я – как товарищ Иванова, понимаешь? Не хотел – потому и уходил обычно один в свой номер. Для меня в командировках всегда главный кайф был
– выспаться на полную катушку, чтобы потом легко ходить по незнакомому городу и видеть его свежими, не протухшими глазами.
Да… Но тот псковский вечер внес существенные коррективы в мое спокойное, размеренное бытие. Усаживаюсь с тобой рядом и впервые в жизни испытываю желание произвести впечатление. Чем? Как? Продолжать ироническую критику мероприятия, которое мы сегодня отсидели? Да все о нем уже забыли давно… Эффектно закрученных тостов произносить не умею. Вспоминаю вдруг, что женщинам надо говорить комплименты – и чем они банальнее, тем действеннее. И что-то начинаю плести типа того, что сегодня самый долгий день в году, что начался он у меня с того, что я увидел женщину в белом, потом у меня был такой белый день…
– В общем, ты довольно неуклюже подводил свою речь к намеку на предстоящую белую ночь. И если бы не твоя очевидная застенчивость, я бы тебя, конечно, поставила на место…
– И пресекла бы в корне карьеру начинающего донжуана. Сгорел бы я со стыда и вылетел в трубу. А ты довольно гуманно высказалась: мол, для разминки неплохо, но жду комплиментов более искусных… Так что я в отчаяние не впал, а в комнате гостиничной между тем сгущалась амурная атмосфера. Гигант Женя моментально установил контакт с твоей высоченной коллегой, и это выглядело абсолютно естественно: ведь нелегко, наверное, такой даме найти соразмерного кавалера…
– Ну, если на то пошло, у Тани муж-армянин – коротышка, ростом даже ниже, чем ты.
– Не важно, они так неспешно, так плавно удалились, а через час вернулись, такие все заулыбавшиеся. Великан и великанша разожгли огонь любви и принесли его несмелым карликам. Тут я оживился, заметил, что жидкости на столе кончаются, и отправился в запримеченный еще утром круглосуточный магазин рядом с гостиницей.
Встаю из-за стола со словами: "Я на минуту", слегка сжимаю твой локоть ("жди меня"), а твою спокойную реакцию на этот жест читаю как
"конечно, подожду".
Иду, не спешу, предвкушаю. В тесном магазинчике полно молодежи, полуголой по случаю жары. Юноши возраста нашего сынка властно обнимают влажные плечи подружек. У себя в Питере я моментально бы почувствовал себя "дяденькой", "дедушкой", но здесь – все другое. И я другой, отделившийся на время от своей основной версии. И меня тоже ждут круглые плечи, пока еще не такие откровенные, но что-то имеющие мне сказать. Пусть не сразу, не сегодня… Главное – поговорить с тобой как следует, без всяких там уловок…
…Представляю, какая у меня была физиономия, когда я с двумя бутылками в руках вошел в полутемный полулюкс и тебя там не обнаружил. "А она уже отправилась баиньки", – задорно оповещает одна из землячек твоих, явно довольная тем, что ситуация из двусмысленной переросла в однозначную. Женская и мужская команды сравнялись по количественному составу: трое на трое, ну, за вычетом определившейся пары Евгения с Татьяной – двое надвое. И теперь как бы наступает полуфинал, выясняется – ху будет с кем.
Нервы мои, в общем, не против, они мне говорят: давай отдохнем, расправимся, и чего это ты как неродной? Но я-то хочу совсем другого, и это другое ты унесла с собой, а потом увезешь в Новгород, и никогда я его не увижу.
Уходить сразу – как-то неприлично. Сажусь, продолжаю распитие.
Сладенькая музычка вползает в наступившую темноту, я вместе со всеми то быстро дергаюсь, то медленно обнимаюсь. Но вдруг так заныло, заболело внутри, в глубине, что я, успев пробормотать Толе: "Старик, я чтой-то не в форме", спускаюсь на свой этаж и, не в силах даже в душ заглянуть, бросаюсь грязный в свежую постель. Хорош: испортил компанию, подвел товарища-питерца – и все из-за какой-то надменной особы с непонятными закидонами…
– Закидонов никаких не было, ушла я по причине, проще которой нет ничего на свете, но которую в первый день знакомства не совсем удобно оглашать. А Толя тогда, между прочим, без тебя прекрасно обошелся…
– Так что же, он, что ли… С обоими, с обеими то есть?
– Я этого НЕ говорила!
– Не говорила, но сказала… Ладно, в чужую личную жизнь больше не вмешиваюсь – своей теперь хватает с избытком.
Следующее утро оказалось уже довольно пасмурным, да и женщина в белом обернулась женщиной в черном. За завтраком мы не пересеклись, а на семинаре как увидел я тебя в темных одеждах, так опустилось все. Я это переодевание воспринял как решительное "нет".
– Да, в контактологии ты немного смыслишь. Не могла же я ношеное белое на второй день надеть. Произвела на тебя впечатление – и достаточно. А черный цвет был знаком обреченности. Чувствовала я, что вечером мне никуда от тебя не деться. Личность еще как-то сопротивлялась, спорила, а женщина во мне уже покорилась неизбежности. И стала мысленно искать в тебе хорошее.
– И это, наверное, почувствовал, говоря по-твоему, мужчина во мне.
Он понемногу смелел и настраивался все решительнее – в то время как бедная моя душа продолжала нервничать и сомневаться.
Семинар заканчивается скромным празднеством. Мужчина окружает женщину неотступным вниманием, словно опасаясь, что она снова исчезнет, ускользнет. Губы женщины все больше и больше расправляются в улыбке, приобретая форму, готовую для поцелуя. Мужчина уже готов сделать это публично, но женщина тактично удерживает его, совершенно откровенно говоря: "Для поцелуев нам лучше найти другое место".
Господи, как просто все дальше идет с тобой! Приходим в мой номер, который я уже успел возненавидеть, а теперь прощаю ему предыдущую, одинокую и мрачную ночь: ведь женщина уже сидит рядом на этой банальной кровати с деревянными спинками. Сидит и не собирается уходить. Закрывает глаза и приоткрывает ротик, который невозможно не прикрыть своими губами. Вкусно! Есть что-то прекрасное в лете…
Тянутся друг к другу тела. С абсолютно одинаковой силой с обеих сторон. И руки мои становятся нашими общими, когда начинают освобождать тебя от одежды. Мы одинаково боимся того, что произойдет. Непонятный, неизвестно откуда исходящий запах – страсти или страха?
"У меня это так редко бывает!" – вырывается из тебя беспомощное, бесконтрольное признание.
"А у меня такого еще и не было никогда", – про себя говорю я.
Из черного лифчика в наступившую ночь выпадают две маленькие луны.
Они у тебя мельче, чем можно было предположить по тебе одетой, поскольку ты носишь все свободное, не в обтяжку. Хочется скорее их защитить, закрыть собственным телом от вползающего через открытое окно ночного мрака…
Откровенность… Вот к чему стремится жизнь, возникшая между нами.
Откровенность тел – это только первый, маленький, пятиминутный шаг.
На тебя он производит большее впечатление, чем на меня. До меня, как до жирафа, все будет доходить очень постепенно, а ты явно ошалеваешь. И знаешь, почему?
Ты приготовилась к встрече с донжуаном, начинающим, неуверенным, но все же с донжуаном, а нарвалась, по сути дела, на сорокапятилетнего девственника. Двадцать лет жизни с единственной любимой женщиной делают мужчину чистым до невинности. А то, что было у меня до
Беатрисы, – так это вообще было не со мной. Клетки человеческого организма полностью обновляются за семь лет, а я, стало быть, трижды заново родился рядом с Бетой.
"Откуда ты такой ласковый?" – вопроса твоего я просто не понял.
Ничего эксклюзивного с твоим телом я не проделывал, слов каких-то особенных не произносил и вообще был скорее пассивен, чем активен.
Ни о чем не думал – вот, наверное, что было не совсем привычным.
Ведь если бы я задал себе вопрос: что я делаю? – то, наверное, пришел бы в ужас, и тогда не было бы между нами столь нежной безмятежности.