В четверг, выйдя из аудитории и начав спускаться по лестнице, Эйлиш заметила Тони еще до того, как он увидел ее, – студентов вокруг него толклось много. Она на секунду остановилась, сообразив, что еще не придумала, какие ему сказать слова. А затем осторожно вернулась на верхнюю площадку лестницы и обнаружила, что может наблюдать за ним оттуда. Если ей удастся как следует рассмотреть его, думала Эйлиш, увидеть, каков он, когда не пытается развеселить ее или произвести на нее впечатление, глядишь, что-то и придет к ней, какое-то новое понимание или способность принять решение.
Она отыскала удобный наблюдательный пункт, где Тони мог увидеть ее, только взглянув вверх и налево. Вряд ли он станет смотреть в эту сторону, слишком уж занимают его студенты, которые спускаются в вестибюль и выходят на улицу. Приглядевшись, она отметила, что Тони не улыбается, но тем не менее чувствует себя совершенно непринужденно и полон любопытства. В нем ощущалась какая-то беспомощность; его готовность к счастью, его пылкость делали Тони странно уязвимым. Эйлиш разглядывала его, и в сознании возникло слово "упоенный". Тони был упоен происходящим, упоен ею и хотел только одного: чтобы она ясно поняла это. И все-таки его упоенность сопровождалась некой тенью, и Эйлиш, наблюдая за ним, задумалась: а что, если она с ее неуверенностью, с ее отчуждением и сама есть лишь тень, и ничего больше? Ей пришло в голову, что Тони именно таков, каким она его видит, и никакой другой стороны у него нет. Внезапно она задрожала от страха и быстро, как только могла, пошла вниз.
По пути к трамваю Тони рассказывал о своей работе, о двух сестрах-еврейках, которые, когда он восстановил для них подачу горячей воды, пожелали покормить его, заранее наготовив неимоверную кучу снеди, даром что времени было всего-то три часа дня. Он даже акцент их изобразил. Слушая его, говорившего так, словно ничего между ними в прошлую пятницу не произошло, Эйлиш понимала, что этот быстрый веселый говор, эти сменяющие одна другую истории необычны для вечера четверга, так Тони пытается показать, что никаких неладов между ними не было и нет.
Когда они подошли к ее улице, Эйлиш остановилась и повернулась к нему:
– Мне нужно сказать тебе кое-что.
– Я знаю.
– Помнишь, ты говорил, что любишь меня?
Он кивнул. Лицо его стало печальным.
– Ну так вот, я правда не знала, что тебе ответить. Может быть, нужно было сказать, что я думаю о тебе, мне нравится встречаться с тобой, ты мне небезразличен и, возможно, я тоже тебя люблю. И в следующий раз, если ты скажешь, что любишь меня, я…
Она примолкла.
– Да?
– Я отвечу, что тоже люблю тебя.
– Ты в этом уверена?
– Да.
– Ни хрена себе! Прости мне такие слова, но я думал, ты объявишь, что не желаешь меня больше видеть.
Эйлиш стояла и смотрела на него. И дрожала.
– Знаешь, судя по твоему виду, ты вовсе так не думаешь, – сказал Тони.
– Думаю.
– Ладно, а почему же ты не улыбаешься?
Она помолчала, потом улыбнулась, слабо.
– Можно я пойду домой?
– Нет. Я хочу немного попрыгать, вверх-вниз. Разрешаешь?
– Только тихо, – сказала она и засмеялась.
Тони взвился в воздух, размахивая руками.
– Давай говорить напрямую, – подступив к ней, сказал он. – Ты любишь меня?
– Люблю. Но не спрашивай больше ни о чем и не рассказывай, как тебе хочется иметь детей, которые болеют за "Доджерсов".
– Что? Ты хочешь вырастить болельщиков "Янки"? Или "Гигантов"? – Он шутил.
– Тони.
– Что?
– Не торопи меня.
Он поцеловал ее, прошептал о любви, а когда они дошли до дома миссис Кео, стал целовать снова, и в конце концов Эйлиш пришлось приказать ему остановиться, пока они не собрали толпу зевак. Следующий вечер она собиралась посвятить занятиям, а танцы пропустить, но согласилась встретиться с Тони и прогуляться немного вокруг квартала.
Экзамены оказались не такими сложными, как она опасалась, даже письменная работа по правоведению свелась к ответам на простые вопросы, которые требовали лишь самых элементарных знаний. Когда экзамены закончились, Эйлиш испытала облегчение, понимая, впрочем, что теперь Тони примется строить планы, и ей уже не отпереться. Первым делом он назначил день визита Эйлиш в дом его родителей, на обед. Этот визит беспокоил ее, поскольку она не сомневалась, что Тони успел наговорить о ней слишком много; к тому же Эйлиш понимала, что будет представлена не просто как подружка.
В назначенный вечер он зашел за ней в настроении самом благостном. Было еще светло, воздух оставался теплым, детишки играли на улицах, взрослые сидели на крылечках. Зимой представить себе такую картину было невозможно, и Эйлиш чувствовала себя легко и счастливо.
– Я должен предупредить тебя кое о чем, – сказал Тони. – У меня есть младший брат, Фрэнк. Ему восемь лет, хоть он и притворяется восемнадцатилетним. Хороший малый, но, познакомившись с моей подругой, он обязательно выложит все, что у него есть за душой. Болтун каких мало. Я попытался дать ему денег, чтобы он ушел играть в мяч с друзьями, и отец ему пригрозил, но он твердит, что никто из нас его не остановит. Однако он понравится тебе – после того, как облегчит душу.
– И что же он скажет?
– lope в том, что мы этого не знаем. Он может сказать все что угодно.
– Звучит заманчиво, – сказала Эйлиш.
– О да. И еще одно…
– Не надо, не говори. У тебя есть старенькая бабушка, она все время сидит в углу, но поговорить тоже любит.
– Нет, бабушка живет в Италии. Дело в том, что все они итальянцы и выглядят, как положено итальянцам. Все смуглые – кроме меня.
– А ты почему другой?
– Я похож на маминого отца, так, во всяком случае, говорят, я его никогда не видел, и мой папа тоже, да и мама отца не помнит, он погиб на Первой мировой.
– И твой папа думает… – Эйлиш засмеялась.
– Он доводит этим маму до белого каления, но на самом деле ничего такого не думает, просто говорит иногда, если я сделаю что-нибудь странное, что, видать, я других кровей. Но это шутка.
Семья Тони жила на втором этаже трехэтажного дома. Эйлиш удивила моложавость его родителей. Увидев троих братьев, Эйлиш поняла, о чем он говорил, – каждый был черноволос, с темнокарими глазами. Двое старших были намного выше Тони. Фрэнк представился как самый младший. И у него, подумала Эйлиш, поразительно темные волосы и глаза. Двух других звали Лоренсом и Морисом.
Она мгновенно уяснила, что не следует отпускать никаких замечаний относительно несходства Тони с остальным семейством, – наверняка у каждого, кто попадал в эту квартиру и впервые видел их вместе, уже нашлось что сказать на сей счет. И притворилась ничего не заметившей. Поначалу Эйлиш полагала, что кухня – это просто первая комната, в которую ее привели, а за нею находятся гостиная и столовая, но постепенно поняла, что одна дверь ведет отсюда в спальню братьев и еще одна в ванную. Других комнат в квартире не имелось. Небольшой стол на кухне был накрыт на семерых. Эйлиш думала, что за спальней мальчиков есть еще вторая, родительская, однако Фрэнк, едва открыв рот, мигом доложил ей, что родители проводят каждую ночь на кровати в углу кухни, и показал эту кровать, поставленную на бок, прислоненную к стене и благопристойно прикрытую.
– Фрэнк, если не замолкнешь, останешься голодным, – сказал Тони.
Пахло едой, пряностями. Двое средних братьев изучали Эйлиш – исподволь, молча, неловко. Оба, подумала она, похожи на кинозвезд.
– Мы не любим ирландцев, – вдруг объявил Фрэнк.
Мать повернулась от плиты:
– Фрэнк!
– Так не любим же, мам. Если начистоту говорить. Целая банда их напала на Маурицио, избила так, что пришлось швы накладывать. А все фараоны тоже ирландцы и делать ничего не стали.
– Закрой рот, Франческо, – сказала мать.
– Вот сами у него спросите. – И Фрэнк указал на Мориса.
– Там не одни ирландцы были, – сказал Морис.
– Ну да, все рыжие и с большими ногами, – возразил Фрэнк.
– Не слушайте его, – сказал Морис. – Не все, только некоторые.
Отец Фрэнка вывел его в прихожую, а когда они вернулись, Фрэнк оказался, к радости его братьев, должным образом вразумленным.
Он уселся напротив Эйлиш и молчал, пока по столу расставлялась еда, а по бокалам разливалось вино. Эйлиш почувствовала жалость к нему, она только теперь заметила, как сильно он похож на Тони. В прошлый уик-энд Эйлиш получила от Дианы инструкции касательно правильного поедания спагетти с помощью одной только вилки, однако то, что она теперь получила, оказалось не столь тонким и скользким, как спагетти, что приготовила для нее Диана. Соус был таким же красным, но ничего подобного она еще не пробовала. Почти сладкий, думала Эйлиш. Пробуя его, она всякий раз задерживала соус во рту, пытаясь понять, из чего он состоит. А еще ей хотелось понять, трудно ли им, столь привычным к спагетти, не замечать ее стараний обойтись, подобно им, одной вилкой и не отпускать на ее счет замечаний.
Мать Тони, в говоре которой проступал время от времени сильный итальянский акцент, расспрашивала Эйлиш об экзаменах, о том, собирается ли она провести в колледже еще один год. Эйлиш объяснила, что обучение там двухгодичное, что, закончив колледж, она сможет стать бухгалтером, оставить работу продавщицы. Пока женщины беседовали об этом, все прочие молчали, глядя в тарелки. Эйлиш попыталась поймать взгляд Фрэнка, улыбнуться ему, однако он не дал ей такой возможности. Она посмотрела на Тони – он тоже склонялся над едой. И Эйлиш вдруг захотелось выскочить из этой комнаты, сбежать по лестнице, домчаться до подземки, влететь в свою комнату и отгородиться от всего мира.
Главным блюдом оказался плоский кусок жареного мяса, покрытого тонким слоем теста. Попробовав, Эйлиш поняла, что к тесту примешаны сыр и ветчина. Определить, что это за мясо, ей не удалось, а само тесто было хрустким и полным вкусовых оттенков, понять происхождение которых ей опять-таки не удалось. Гарнир из овощей либо картошки отсутствовал, но, поскольку Диана успела объяснить ей, что у итальянцев так принято, Эйлиш не удивилась. Она начала нахваливать еду, говорить, как все вкусно, стараясь дать понять, что и необычно тоже, но тут раздался стук в дверь. Отец Тони ушел, а вернулся, покачивая головой и посмеиваясь:
– Ты нужен, Антонио. В восемнадцатом номере сток забился.
– Так ведь обеденное же время, пап, – возразил Тони.
– Это миссис Бруно. Она нам нравится, – сказал отец.
– Только не мне, – подал голос Фрэнк.
– Закрой рот, Франческо, – приказал отец.
Тони встал, отодвинув свой стул от стола.
– Возьми комбинезон и инструменты, – сказала мать. Слова эти она произнесла словно бы через силу.
– Я ненадолго, – пообещал Эйлиш Тони, – и если он хоть что-нибудь скажет, доложишь потом мне. – Он указал на Фрэнка, и тот засмеялся.
– Тони – водопроводчик, всю нашу улицу обслуживает, – сказал Морис и объяснил, что, поскольку сам он автомеханик, вся улица обращается к нему, когда здешним легковушкам, грузовикам или мотоциклам требуется починка, Лоренс же вскоре получит диплом плотника и столяра, поэтому его зовут к себе те, у кого ломаются стулья или столы.
– А вот Фрэнки – мозги нашей семьи. Собирается в колледж поступить.
– Когда научится рот закрытым держать, – заметил Лоренс.
– Те ирландцы, что избили Маурицио, – сообщил Фрэнк с таким видом, точно ничего этого он не слышал, – они теперь на Лонг-Айленд перебрались.
– Рада об этом узнать, – сказала Эйлиш.
– Дома там большие, у каждого отдельная комната, человеку не приходится спать вповалку с братьями.
– Вам это не нравится? – спросила Эйлиш.
– Нет, – ответил он. – Ну, может быть, только иногда.
Эйлиш заметила, что, когда он говорил, все смотрели на него, и у нее возникло впечатление, будто у каждого на уме то же, что у нее: Фрэнк – самый красивый юноша, какого она видела в жизни. Пока не было Тони, ей пришлось делать над собой усилия, чтобы не посматривать на Фрэнка слишком уж часто.
К десерту решено было приступить, не дожидаясь Тони. Похоже на кекс, подумала Эйлиш, наполненный кремом и вымоченный в каком-то вине. И, глядя, как отец Тони отвинчивает крышку кофеварки, наливает в нее воду и насыпает несколько ложек кофе, поняла – ей будет что рассказать своим соседкам. Кофейные чашки были крошечными, кофе густым и горьким, хоть она и высыпала в него чайную, с верхом, ложку сахара. Кофе ей не понравился, однако она постаралась выпить его, тем более что все остальные ничего особенного в нем, похоже, не усматривали.
Разговор постепенно оживлялся, и все же Эйлиш ощущала себя словно выставленной в витрине, а любое ее слово встречалось с особым вниманием. Отвечая на вопрос о родном доме, она постаралась рассказать как можно меньше, а потом испугалась – вдруг они подумают, что у нее имеются какие-то тайны. Говоря, она замечала, что Фрэнк пристально смотрит на нее, впитывая каждое слово так, точно его совершенно необходимо запомнить навеки. С едой было покончено, а Тони так и не вернулся. Лоренс и Морис сказали, что надо бы им пойти и вырвать его из когтей миссис Бруно и ее дочери. Эйлиш предложила родителям Тони помочь убрать со стола, но получила отказ, оба выглядели смущенными долгим отсутствием сына.
– Я думала, он за секунду справится, – сказала мать. – Должно быть, там что-то серьезное случилось. А людям же не откажешь.
Когда родители отошли от стола, Фрэнк подал Эйлиш знак склониться поближе и прошептал:
– Он уже возил вас на Кони-Айленд?
– Нет, – тоже шепотом ответила она.
– Он отвез туда свою прежнюю девушку, они катались на колесе обозрения, и ее вырвало хотдогами – все платье заляпала. Она обвинила в этом его и перестала с ним встречаться. Он потом целый месяц молчал.
– Неужели?
– Франческо, иди отсюда, – велел отец. – Займись уроками. Что он вам наговорил?
– Рассказывал, как хорошо летом на Кони-Айленде, – ответила Эйлиш.
– Тут он прав. Там хорошо. Тони вас туда еще не возил?
– Нет.
– Надеюсь, свозит. Вам понравится.
И по лицу его скользнула легкая улыбка.
Фрэнк смотрел на нее с удивлением, бедняга ожидал, подумала Эйлиш, что она перескажет его слова. Когда отец отвернулся, она состроила Фрэнку гримаску, и тот удивился еще пуще, но затем ответил своей и покинул кухню, как раз когда вошли Тони с братьями. Тони уронил на пол сумку с инструментами и поднял вверх перемазанные руки.
– Я святой, – сказал он и улыбнулся.
Когда Эйлиш сообщила мисс Фортини, что Тони собирается свозить ее в одно из воскресений на пляж Кони-Айленда, благо погода установилась приятнейшая, мисс Фортини встревожилась.
– По-моему, вы не очень-то следили за фигурой, – сказала она.
– Да, я знаю, – ответила Эйлиш. – И купальника у меня нет.
– Итальянцы! – фыркнула мисс Фортини. – Зимой им все безразлично, но летом, на пляже, они обязаны выглядеть наилучшим образом. Мой поклонник отправлялся туда лишь после того, как покрывался загаром.
Мисс Фортини сказала, что у нее есть подруга, которая работает в другом магазине, и там продают купальники намного лучше тех, что предлагает "Барточчис". Она возьмет у подруги несколько – на пробу, чтобы Эйлиш смогла примерить их, а тем временем, посоветовала она, Эйлиш следует заняться своей фигурой. Эйлиш попыталась сказать, что, по ее мнению, Тони не очень волнует загар или то, как она будет смотреться на пляже, но мисс Фортини перебила ее, заявив, что каждого итальянца волнует впечатление, которое производит на пляже его девушка, – каким бы совершенством она ни была во всех остальных отношениях.
– В Ирландии к девушкам никто не присматривается, – сказала Эйлиш. – Это считается дурным тоном.
– А в Италии дурной тон – не присматриваться.
На той же неделе, несколько позже, мисс Фортини подошла утром к Эйлиш и сказала, что купальники доставят после полудня, а в конце рабочего дня, когда магазин закроется, Эйлиш сможет примерить их в раздевалке. День в магазине выдался хлопотливый, и Эйлиш почти забыла о примерке, вспомнив о ней, лишь когда увидела перед собой мисс Фортини с пакетом в руке. Они подождали, пока все уйдут, после чего мисс Фортини сказала охраннику, что ненадолго задержится здесь с Эйлиш и сама выключит свет, когда они будут покидать магазин через боковую дверь.
Первый купальник был черным и вполне подходил Эйлиш по размеру. Она отдернула занавеску кабинки для переодевания, чтобы показаться мисс Фортини. Ту купальник, похоже, чем-то не устроил, она тщательно осмотрела его, поднеся ладонь ко рту, словно это помогало ей сосредоточиться и подчеркивало чрезвычайную важность правильного выбора. Затем обогнула Эйлиш, чтобы посмотреть на купальник сзади, придвинулась к ней поближе, сунула пальцы под крепкую резинку, которая удерживала трусики на бедрах. Чуть оттянула ее, а затем дважды пришлепнула Эйлиш по ягодице, немного задержав на ней ладонь во второй раз.
– Да, над фигурой вам придется поработать, – сказала она и, подойдя к пакету, достала второй купальник, на сей раз зеленый. – По-моему, черный покажется слишком строгим, – сказала она. – Хотя, не будь ваша кожа так бела, он мог бы и подойти. Примерьте этот.
Эйлиш задернула занавеску и облачилась в зеленый купальник. Она слышала, как гудят над головой яркие лампы дневного света, в остальном же сознавала лишь безмолвие и пустоту магазина да резкость и пристальность взгляда мисс Фортини, перед которой предстала вновь. Мисс Фортини молча опустилась рядом с ней на колени, снова сунула пальцы под резинку.
– Вот тут надо побрить, – сказала она. – Иначе на пляже вам придется то и дело стягивать трусики вниз. Есть у вас хорошая бритва?
– Только для ног, – ответила Эйлиш.
– Ладно, я принесу вам такую, что сгодится и для этого места.
Не поднимаясь с колен, она развернула Эйлиш, и та увидела в зеркале себя и мисс Фортини за спиной, проводившую пальцами под резинкой, не спуская глаз с того, что оказалось прямо перед ней. Она отлично знает, подумала Эйлиш, что видна в зеркале, и покраснела, когда мисс Фортини встала и развернула ее лицом к себе.
– Мне кажется, бретельки у этого нехороши, – сказала мисс Фортини и попросила Эйлиш подсунуть под них руки и сбросить их с плеч. Эйлиш послушалась, и чашечки купальника тут же сползли вниз, обнажив грудь – на миг, пока она не поймала их и не вернула на место.
– Значит, и этот не годится? – спросила она.
– Нет, попробуйте другие, – ответила мисс Фортини. – Идите сюда, возьмите вот этот.
По-видимому, она предлагала Эйлиш не отгораживаться занавеской, а примерять купальники у нее на глазах, прямо у стула, на котором лежал пакет.
– Давайте побыстрее, – попросила мисс Фортини.
Эйлиш сняла лифчик, прикрыла одной рукой грудь, наклонилась, стянула трусики, все время глядя на мисс Фортини, это позволяло ей не чувствовать себя совсем уж голой. Потом потянулась к пакету за купальником, однако мисс Фортини уже достала оттуда новый и держала его в руке.
– Может, я все же уйду за занавеску? – сказала Эйлиш. – Вдруг охранник заявится.
Она взяла пакет с купальниками, отнесла его в кабинку и задернула занавеску, сознавая, что мисс Фортини наблюдает за каждым ее движением. Оставалось надеяться, что все это быстро закончится, они выберут один из купальников, а насчет бритья мисс Фортини ничего больше говорить не станет.