Заметив поправляющую волосы Веронику, он покраснел и тихо поздоровался:
- Здравствуйте…
- Здравствуйте, - улыбнулась Вероника.
Владимир потрепал Васю по вихрастой голове:
- Ну, что оробел?
Вася молчал, потупленно улыбаясь.
Владимир весело шлепнул его по худому плечу:
- Молчишь - хуй дрочишь. Хватит мяться. Лучше покажи Веронике свой телескоп.
Они прошли в большую комнату. Здесь было просторно, чисто и светло: солнечные лучи искрились в круглом аквариуме, стоящем на подоконнике, в правом углу рядом с письменным столом поблескивало черное пианино, слева по всей стене теснились книжные полки.
- Садитесь, садитесь! - суетилась Нина Ивановна, любуясь букетом. - В ногах правды нет… Я его вот в эту вазу поставлю…
- Да, в этой они красиво будут смотреться, - согласился Владимир.
Вероника опустилась на диван:
- Как у вас уютно…
- Правда? - радостно улыбнулась Нина Ивановна.
- Правда.
- Спасибо, - покачала головой Нина Ивановна.
В ее быстрых глазах блеснули слезы. Она ушла и вскоре вернулась, осторожно неся вазу с лилиями:
- Вот… и поставим прямо сюда…
Ваза опустилась на середину круглого стола, накрытого красивой льняной скатертью.
- А где же ваш телескоп? - спросила Вероника Васю, нерешительно стоящего возле пианино.
Он вздрогнул, почесал висок:
- Да вообще-то он не готов… расплывается еще…
Владимир сел рядом с Вероникой:
- Ну что ты скромничаешь, Вась. Представляешь, он соорудил телескоп и по ночам нам покоя не дает, наблюдает фазы Венеры и Луну разглядывает.
- Замечательно, - покачала головой Вероника, а Вася еще больше покраснел, опустив голову. - Так где же ваш телескоп?
- В пизде… - потупясь пробормотал Вася и, подняв голову, добавил: - Знаете, я лучше вечером покажу, когда стемнеет. А то сейчас все равно ничего не увидим…
Владимир примирительно шлепнул рукой по колену:
- Ну ладно. Только, как стемнеет, мы уж тебя попросим показать свое изобретение. А не покажешь - заебем, замучаем, как Полпот Кампучию!
Все, в том числе и Вася, засмеялись.
Нина Ивановна решительно встала:
- Вот что, давайте-ка чайку попьем. У меня пирог с яблоками есть, печенье домашнее…
Она быстро пошла на кухню и загремела посудой.
Владимир смотрел на Веронику усталыми благодарными глазами.
Заходящее солнце посверкивало в зеленоватой воде аквариума…
Вероника осторожно поставила пустую чашку на блюдце:
- Чай у вас, Нина Ивановна, прямо какой-то необыкновенный…
Нина Ивановна тепло улыбнулась:
- Да. Чай особенный. Это нам моя сестра из Грузии присылает. У нее муж - потомственный чаевод. Он на вкус любой сорт назовет. А то еще скажет - пересушен или нет.
- Здорово, - покачала головой Вероника.
Солнце уже зашло, перестав играть в толстом стекле аквариума.
Слабый полумрак наполнил комнату.
- Вероника, возьмите еще пирога, - предложила Нина Ивановна.
- Ну что вы, я уже съела два куска. Спасибо.
- Пирог чудесный, мама, - Владимир коснулся пальцами морщинистой материнской руки.
- Спасибо… - тихо вздохнула Нина Ивановна.
- Наша мама вообще прекрасно готовит, - проговорил осмелевший Вася, шумно прихлебывая чай.
- Ладно хвастаться-то, - усмехнулась Нина Ивановна. - Ты смотри на брюки не пролей…
- Да чего я, маленький что ли…
Вероника посмотрела на небольшую фотографию, висящую над письменным столом.
Нина Ивановна, заметив, тихо проговорила, помешивая чай:
- А это мой покойный муж. Виктор Сергеич.
И помолчав, добавила:
- Он под Севастополем погиб.
Вероника кивнула, посмотрела на Владимира. Он ответил сосредоточенным, спокойным взглядом.
Вася посмотрел в окно, за которым быстро темнело:
- Вот сейчас уже луну видно. Хотите посмотреть?
- Хотим, хотим, - кивнул Владимир, - тащи свою хуевину…
Вася быстро вскочил, громко отодвинув стул, и выбежал.
Вздохнув, Нина Ивановна подперла щеку пухлой рукой:
- Прямо Самоделкин растет. В кладовке мастерскую себе оборудовал, целыми вечерами там сидит. Приемник сам собрал, теперь вот - телескоп…
Владимир вытер губы салфеткой:
- В меня растет разъебай. Я в его возрасте тоже от техники охуевал до зеленой блевоты…
Вася вошел, неся телескоп. Подойдя к подоконнику, он поставил его и повернулся к сидящим:
- Идите сюда, сейчас посмотрим…
Вероника с Владимиром подошли.
Вася покрутил колесико настройки и кивнул:
- Смотрите…
Вероника склонилась к окуляру, посмотрела. Яркая, серебристая Луна была огромной и очень близкой. Правый край ее мутнел, исчезая в темноте.
- Ох, как здорово, - удивилась Вероника и взяла Владимира за руку. - Посмотри. Это замечательно.
Владимир приложил глаз к окуляру:
- Ух ты. Красавица какая… уссаться керосином…
Они долго рассматривали Луну, Вася, улыбаясь, стоял рядом, а Нина Ивановна мыла на кухне посуду, негромко напевая что-то красивым грудным голосом…
Владимир провожал Веронику совсем поздно - автобусы уже не ходили, на улицах было пусто и темно.
Они шли обнявшись, голова Вероники, сладко пахнущая рекой, прижалась к его плечу, шаги гулко раздавались в сырой городской темноте.
- Какой сегодня день, - тихо проговорила Вероника, - как сон…
- Почему? - шепотом спросил Владимир, обнимая ее сильнее.
- Не знаю… - улыбнулась она.
Они пересекли пустынную площадь с двумя яркими голубыми фонарями и свернули на улицу Вероники.
- У тебя такая хорошая мама, - сказала Вероника, поправляя волосы.
- Мамы наверно все хорошие, - засмеялся Владимир.
- И брат милый. С ним хорошо наверно поебаться до изжоги…
Владимир молча кивнул.
Они вошли в сквер, молодые липы сомкнулись над их головами.
В сквере было совсем темно и прохладно. Неразличимые листья слабо шелестели наверху.
Владимир остановился, обнял Веронику и быстро поцеловал в теплые мягкие губы.
Вздрогнув, она спрятала лицо в ладони, тесней прижалась к нему.
- Я люблю тебя, Ника… - пробормотал он в ее волосы, - люблю…
Она обняла его за шею и поцеловала в щеку.
Он снова отыскал ее теплые губы.
Поцелуй был долгим, листья тихо шелестели, слабый ветер трогал Вероникины волосы.
- Милый… - проговорила она, дрожащей рукой гладя щеку Владимира, - как с тобой хорошо… мне так никогда еще хорошо не было…
Он снова поцеловал ее.
Они медленно двинулись по аллее.
Вероника показала рукой в темноту:
- А вон и общежитие. Тетя Клава ворчать будет…
Они подошли к общежитию.
В окнах было темно, только стеклянная дверь подъезда светилась.
Владимир взял Вероникины руки:
- Когда я тебя увижу?
- Завтра, - поспешно выдохнула она и добавила, - завтра я пососу твою гнилую залупень… и мы поедем опять на косу… хорошо?
- Хорошо, - прошептал он, - я буду ждать…
Вероника мягко освободила руки, махнула ему и скрылась в подъезде.
Постояв немного, он повернулся и побежал по аллее.
Прохладный воздух охватил его, листья шевелились, проносясь над головой.
Владимир бежал, радуясь силе и ловкости своего тела, бежал, улыбаясь прохладной темноте, в которой уже начинал угадываться свет наступающего дня.
Тополиный пух
Валентина Викторовна распахнула стеклянную дверь кабинета:
- Костя! К тебе ученики пришли!
Сидящий за широким столом Константин Филиппыч приподнялся, надел очки:
- Пусть пройдут.
- Они стесняются, - засмеялась Валентина Викторовна.
- Ну не в коридоре же мне их принимать… Зови, зови…
Валентина Викторовна скрылась, и через минуту в кабинет осторожно вошли трое молодых ребят и девушка с огромным букетом сирени.
- Здравствуйте, Константин Филиппыч, - дружно поздоровались они.
- Здравствуйте, здравствуйте, друзья, - весело проговорил Воскресенский, выбираясь из-за стола. - Располагайтесь, не стесняйтесь.
- Константин Филиппыч, - быстро заговорила девушка, - разрешите поздравить вас от всего нашего факультета с днем рождения, с юбилеем. Мы вас очень любим и ценим. И очень рады, что нам довелось слушать ваши лекции, быть вашими учениками… А вот это вам…
Она протянула ему букет.
Константин Филиппыч развел руками, неловко принял цветы и, перехватив узенькую ручку девушки, быстро поцеловал ее:
- Спасибо, дорогие, спасибо… я очень тронут… спасибо…
Один из ребят развернул бумажный сверток:
- А это, Константин Филиппыч, тоже вам от факультетского СНО.
Под бумагой оказалась красивая модель молекулы молочной кислоты. Вместо одного из атомов углерода в модель была вмонтирована сделанная из папье-маше голова профессора Воскресенского.
Константин Филиппыч разразился хохотом:
- Аха-ха-ха! Ну, молодцы! Проказники! Аха-ха-ха! Валя! Иди сюда! Посмотри! Посмотри!
Валентина Викторовна быстро подошла к столу, склонилась над моделью:
- Боже мой! Как же это вам удалось? А похож-то как!
- И главное - вместо углерода! - смеялся профессор. - А действительно, как же это вы так умудрились?
Один из студентов сдержанно улыбнулся:
- Общими усилиями, Константин Филиппыч.
- Ну, спасибо, спасибо… - профессор вертел модель в руках, - я ее теперь на столе держать буду, вот здесь.
Он отодвинул стопку бумаг к краю и поставил модель:
- Вот так. Ну, а что же вы все стоите?! Садитесь, садитесь!
Студенты попятились к двери:
- Спасибо, Константин Филиппыч, но нам пора.
- Отчего же пора? Куда спешите?
- Экзамены завтра. Математика.
- Аааа… Ну тогда понятно, - посерьезнел Воскресенский, - математика - дело архиважное. Я, признаться, в ней плоховато разбирался… - Он улыбнулся, рассеянно потер седой висок.
Студенты заулыбались.
- А может, все-таки чайку выпьете? - спросила Валентина Викторовна.
- Нет, что вы. Спасибо. Нам пора.
- Жаль.
- Ну, заходите хотя бы после экзаменов, - развел руками Воскресенский, - заходите обязательно! А то обижусь!
Студенты закивали:
- Зайдем. До свидания.
Он проводил их до двери.
Валентина Викторовна тем временем поставила сирень в красивую синюю вазу.
Воскресенский вернулся, насвистывая, потрогал указательным пальцем цветы:
- Молодцы какие. Роскошная сирень…
- А ребята какие хорошие, - улыбнулась Валентина Викторовна, - и девушка милая. Ты даже руку ей поцеловал…
- Ты ревнуешь?! - засмеялся профессор.
- Брось глупости говорить. Просто она вся покраснела, испугалась.
- Ну да! А я и не заметил.
- Зато я заметила.
Они посмотрели друг другу в глаза, обнялись и рассмеялись.
Константин Филиппыч погладил аккуратную седую голову жены:
- Вот и до шестидесяти дотянули.
- Осилили, - улыбнулась она.
В дверь позвонили.
- Наверно, ребята что-то забыли, - засуетился профессор.
- Не торопись, я открою…
- Пошли, пошли…
Он быстро прошаркал к двери, открыл.
На пороге стоял рабочий с корзинкой гвоздик.
- Товарищ Воскресенский?
- Да. Это я.
- Это вам.
Рабочий шагнул через порог и поставил корзину перед профессором.
- Караул! - шутливо поднял руки Воскресенский.
- За доставку распишитесь, пожалуйста, - улыбаясь, протянул квитанцию рабочий.
Профессор поспешил за ручкой.
- Боже мой! Какие чудные гвоздики! - всплеснула руками Валентина Викторовна.
- Хорошие цветы, - улыбнулся рабочий. - Давайте я вам их куда-нибудь определю. А то самим неудобно поднимать.
- Пожалуйста, будьте любезны… вон туда можно, на тумбочку.
Рабочий пронес корзину через коридор и поставил на тумбочку. Вернулся с ручкой Воскресенский, расписался в мятой квитанции и вместе с ней протянул рабочему рубль.
- Эээ, нет, - тот спрятал квитанцию и быстро отворил дверь.
- Вам за беспокойство. Возьмите.
- Так это ж работа, а не беспокойство. Спасибо. До свидания.
Он ушел.
Профессор покачал головой, спрятал рубль:
- Неловко как-то получилось…
- Дааа, - вздохнула Валентина Викторовна и обняла мужа, - ну, ничего, ничего. Ты лучше скажи - от кого это такие роскошные цветы?
- Это Сергей, наверно, прислал. Или с кафедры. Но мне кажется - Сергей.
Константин Филиппыч подошел к гвоздикам, улыбнулся:
- Не забыл еще меня. Помнит…
- Тебя, Костя, все ученики помнят.
- Ну уж, не преувеличивай…
- А я и не преувеличиваю.
Профессор прошел в комнату, отдернул штору и неловко открыл окно. Теплый июньский ветер ворвался в комнату, заколыхал шторы.
- Пух летит, - улыбнулась Валентина Викторовна.
- Да. Как снег.
- А помнишь, тогда тоже пух летел, после сессии?
- Дааа, - грустно улыбнулся Воскресенский и покачал головой. - Я еще в лужу вляпался, помню. Там прямо у остановки была.
- Это когда мы трамвая ждали?
- Да. Они ведь ходили редко. А ты была в шляпке. Моей любимой.
- В сиреневой? - засмеялась Воскресенская.
- Да… страшно подумать! Сорок лет назад. И так же пух летел, и люди встречались, шутили, целовались… А пух все такой же. Поразительно!
- А как быстро все промелькнуло.
- Да. И главное, как много сделано, а кажется - ничего…
- Ну, это ты слишком. Ничего! Дай бог каждому так - ничего.
Профессор вздохнул:
- Ну, Валечка, это все относительно… относительно…
Валентина Викторовна ласково смотрела на него.
Профессор потрогал усы:
- Тополиный пух… тополиный пух…
- Да… тополиный пух… - тихо прошептала Воскресенская.
Константин Филиппыч побледнел, сжал кулаки:
- Какая ты сволочь… сука…
Жена недоумевающе открыла рот.
- Сволочь!
Профессор неуклюже размахнулся и ударил Валентину Викторовну кулаком по лицу.
Ахнув, она повалилась на пол.
- Сволочь! Мразь! Курва проклятая! - шипел побелевший профессор.
- Костя… Костя… - испуганно прошептала Воскресенская.
Трясясь, он надвинулся на нее и стал бить ногами:
- Мразь! Мразь! Мразь!
Воскресенская пронзительно закричала.
Профессор схватил стул и с силой пустил его в трюмо.
Куски зеркала посыпались на пол.
- Курва… сволочь…
Он плюнул в окровавленное лицо жены, но плевок застрял в бороде.
Воскресенская продолжала пронзительно кричать.
Константин Филиппыч выбежал в коридор, трясущимися руками открыл дверь и бросился вниз по широкой лестнице.
Внизу в подъезде ему попался восьмилетний сосед. Профессор наотмашь ударил его рукой по веснушчатому лицу и выбежал во двор.
Вызов к директору
До обеденного перерыва оставалось двадцать минут.
Людмила Ивановна убрала кипы замусоленных чертежей в шкаф, справочник и таблицы допусков сунула в ящик стола.
Сидящий напротив Кирюхин, не торопясь, стягивал темно-синие нарукавники. Соня пудрилась, глядя в треснутое зеркало, и что-то напевала.
Отворилась дверь, вошла Сарнецкая:
- Соньк, ну чо ты?
- Иду, иду…
Соня убрала пудреницу, встала.
- Не рановато, девочки? - спросила Людмила Ивановна, комкая ненужные бумаги.
- Людмила Ивановна! - Соня притворно надула губы. - Мы ж зато раньше приходим.
Буркова улыбнулась:
- Ну, идите…
Соня с Сарнецкой вышли.
Кирюхин вытащил из портфеля завернутые в пергамент бутерброды, разложил на столе.
Зазвонил телефон.
Буркова подняла трубку:
- Технологический.
- Карапетяна, пожалста.
- Он в отпуске.
- А… да… забыл…
- Виктор Васильич?
- Да. Это Людмила Ивановна? Вы ведь его замещаете.
- Да, Виктор Васильич.
- Зайдите ко мне, пожалста.
- Хорошо, иду.
- Ага… жду вас… Да, и технологию малого редуктора прихватите…
- Всего?
- Да, желательно.
- Хорошо.
Директор положил трубку.
Людмила Ивановна удивленно пожала плечами:
- Всего… да там три папки по пуду каждая…
Кирюхин жевал бутерброд с колбасой:
- Людмила Ивановна… может помочь вам, а?
- Не надо, доволоку как-нибудь.
- А то давайте… давайте, а?
- Не надо, спасибо.
Она открыла шкаф, нашла три зеленые папки:
- Виктор Сергеич, только пожалуйста в мое отсутствие не уходите. Здесь из Запорожья звонить должны.
- Ну, о чем разговор!
Буркова поправила прическу, одернула жакет и, подхватив папки, вышла в коридор.
Возле открытого окна стояли и курили несколько мужчин. Заметив ее, они повернулись.
- Людмила Ивановна сегодня, как кинозвезда, - смеясь, выпустил дым Соцков.
- Технологам хорошо, - подхватил Зельниченко, - а вот от нас все бабы сбежали!
- А вы кричите на них побольше, - улыбаясь, прошла мимо Людмила Ивановна.
В конце коридора из бухгалтерии выносили стулья и ставили друг на друга.
- Это что за баррикада? - усмехнулась Буркова.
- Ааа… - вяло махнул рукой Гершензон. - Два года обещаниями кормили, теперь привезли и третий день вопят, чего, мол, не берете!
- Мебель?
- Да конешно!
- А чего ж вы не берете?
- А кто возить будет? Я? Да Раиса Яковлевна?!
- Ну, попросите кого-нибудь.
- Кого?
- Господи, неужели так сложно найти мужиков? Вон стоят, курят. Попросите их.
- Попросите вы. Вам не откажут.
- На обратном пути, - улыбнулась Людмила Ивановна. - И с вас шампанское.
- Лады! - засмеялся Гершензон.
Людмила Ивановна свернула, спустилась по небольшой лесенке, миновала малый зал и вошла в директорскую приемную.
Ира печатала, Алевтина Сергеевна включала в розетку штепсель самовара.
- Виктор Васильич у себя?
- Да, Людмила Ивановна, - подняла голову Ира. - Заходите. Он один.
Буркова отворила массивную дверь:
- Можно, Виктор Васильич?
- Проходите, Людмила Ивановна.
Директор ткнул окурок в пепельницу, встал, через стол пожал Бурковой руку:
- Садитесь.
Буркова села напротив, положила пухлые папки на длинный светлый стол. Сергеев сел за свой темного дерева стол, упирающийся в торец длинного, отодвинул в сторону пачку сводок:
- Я ведь совсем забыл, что Мухтарбекович в отпуске.
- Уже три дня.
- Склеротиком становлюсь! - рассмеялся директор и, сощурясь, посмотрел на Буркову. - А вы чудесно выглядите.
- Да что вы, Виктор Васильич.
- И кофточка ненашенская, красивая какая-то…
- Стараемся.
- А что на ней написано… не разгляжу…
- Монте-Карло.
- Ух ты! Шикарно. Неделикатный вопрос: это по блату или напали где?
- Подарили.