– Я понимаю. Действительно, что-то наши уж слишком… Стали сюжеты выбирать для конкурсной программы, говорю: "А Дашкины сюжеты? У нее ведь есть классные!" Так Жанна костьми легла – нет, и все тут! А Стас что – Стас ничего…
Даша задумчиво посмотрела на Павла, и вдруг в ее голове как молния пронеслась дерзкая идея. "А что, если…" – но она даже испугалась того, что готова была совершить. "Боюсь подумать… Нет-нет! Это подло… А с тобой не подло? Подло…"
– Даша, ау! На какой минуте синхрон Юрчика брать?
– А?.. На пятой минуте двадцатой секунде. От слов "И теперь мы должны…"
"…послушай, не ты придумала такие правила игры. Их придумали другие и навязали тебе. Ты можешь лапки опустить и проиграть, можешь выйти из игры, что равносильно проигрышу. Но можешь и выиграть. Попробуй!.. Да… Да, хорошо… Но мне страшно! Я хочу работать, я не хочу интриговать!.. Послушай, если ты не сделаешь их, ты не сможешь работать, ты окажешься на улице. Чем ты будешь зарабатывать на жизнь? Ты ведь одна-одинешенька – ни отца, ни матери… Страшно ей! А увольняться в никуда – не страшно? Дашенька, послушай меня, солнышко, это – твой шанс! Ну, понимаешь, кто не рискует – тот не пьет шампанское. Попробуй! Рискни! Сыграй! Сделай ход! Ты ничего не теряешь – тебя все равно уволят. А приобрести можешь многое!.."
– Заканчивать синхрон не пора?
– Что?.. А, давно пора. Пятая минута пятьдесят восьмая секунда. Последние слова – "… работы много, но мы все успеем сделать".
"…Ну хорошо. Я сделаю это. А что, если не получится?.. Вот когда не получится, тогда и будешь думать, что делать. Давай! Дерзай!"
– Паш, Жанну уже записали?
– Да… Как с "Новостями" закончим, так буду конкурсную программу сводить. Потом отсылать… Домой не знаю когда попаду.
– Слушай, а у меня к тебе предложение.
– Какое?
– Смотри – это секрет. Я только тебе могу его доверить.
– Заинтриговала.
– Давай возьмем полторашку пива, останемся вместе и…
– И? Звучит заманчиво.
– И ты запишешь мои подачи к конкурсной программе, – выпалила Даша – как в прорубь с головой нырнула. Но лучше так, сразу, когда все быстро, когда самое страшное позади. В такой ситуации ты словно перекладываешь свои проблемы на другого, и теперь перед ним встает выбор – как поступить. Возможно, будь на месте Павла кто-то другой, она бы не осмелилась предложить такое – просто она знала, что нравится ему. И то, что он – единственный – поддержал ее на собрании, вселяло надежду.
Павел был обескуражен.
– То есть как – твои? Решили же Жанкины… Или Стас передумал? Мне он пока ничего не говорил.
– Стас не передумал… Послушай, я прошу, чтобы ты помог мне! Я чувствую, что способна на большее. И потом, у меня нет другого выхода. Ты знаешь, что через неделю меня уволят. Жанна добьется этого. Понимаешь, Паша, я окажусь без работы, на улице. И что мне делать тогда? В петлю лезть? Я не могу и не хочу смириться с участью, которую для меня приготовила Жанна! Не могу! Не хочу! А так – кто знает… Это – мой шанс! Это тот самый случай, который может меня спасти. Другого не будет. Я не могу ждать годами, когда такой случай представится, у меня есть только неделя! – ее глаза лихорадочно блестели на бледном лице.
– Допустим, я согласен, – задумчиво сказал Павел, искоса посматривая на нее. – Потому что я тебя хорошо понимаю. Но ты подумала, что будет дальше? Я запишу тебя, мы смонтируем программу, отошлем ее…
– Разопьем полторашку, и я отблагодарю тебя, – весело закончила Даша.
– Не надо мне твоей благодарности, я могу это сделать так…
– Надо! Я этого хочу!
Разговор принял двусмысленный оборот. Павел взволнованно молчал, видно было, что в нем происходит борьба.
– Итак – мы отошлем программу, она не займет там никакого места, и, когда обман раскроется…
– Не раскроется.
– А если раскроется? Да Стас убьет нас!
– Вот когда раскроется, тогда и будем думать, убьет нас Стас или не убьет… А я считаю, что надо рискнуть! Кто не рискует – тот не пьет шампанское!
Павел молчал.
– Ну послушай, я все возьму на себя! Я скажу, что обманула тебя, вот и все. Только я уверена, что все будет хорошо.
– А я так не думаю и не понимаю, на что ты рассчитываешь.
– Паша, зато вместе… И в неудаче, и в удаче.
– Вместе так вместе, – прошептал он.
Со студии Даша вышла вместе со всеми, чтобы не привлекать внимания. Завернула в ближайший магазин, купила полторашку пива, орехов, сыра, черного хлеба. Убедившись, что все телевизионщики разошлись, она вернулась, нажала кнопку звонка. Дверь открыл Павел.
– Ты один? Никого из наших нет?
– Никого… Пива купила?
– А то! И пиво, и закусь.
– Ну, Волкова, ты – авантюристка!
В телекомпании было темно и непривычно тихо. Свет горел только в монтажной. Даша разместила рядом с пультом бутылку и закуску.
– Сначала записываться, – нахмурившись, произнес Павел.
Он ушел в павильон, установил камеру.
– Готова?
Даша переоделась в строгую блузку, которая была предназначена для записи ведущих. Глядя в зеркало, с особой тщательностью нанесла косметику на лицо. Она понимала, как много зависит от того, насколько хорошо она будет выглядеть. Критически осмотрев себя, осталась довольна. Войдя в павильон, с сильно бьющимся сердцем села за столик, за которым писала свои подачи Жанна. Павел направил ей в лицо безжалостно резкий свет софита. Даша знала, что правильно выставленный свет – это девяносто процентов успеха. Свет может дурнушку преобразить в красавицу и, напротив, красавицу обезобразить, молодую – сделать старухой, стройную – толстой.
– Паша, теперь успех нашего предприятия зависит только от тебя!
– Не волнуйся – мы свое дело знаем… Там на столике подачи должны лежать – Жанна оставила после записи.
– Есть, лежат какие-то.
– Потренируйся и можем начинать.
Даша дрожащими руками взяла первый попавшийся листок. Несколько раз прочитала написанное, чтобы по возможности заучить. Это в Краевой телекомпании работают с суфлером, маленьким телекружкам пока об этом можно только мечтать. Более или менее запомнив текст, пристально уставилась в объектив камеры. И – отвела взгляд. Она чувствовала себя как под прицелом автомата, словно ее на расстрел привели, и сидит она, беззащитная, распятая безжалостным электрическим светом, а так хочется убежать, спрятаться и не ввязываться больше в подобные авантюры. Даже затошнило от панического страха.
– Ну, что? – словно из ниоткуда раздался голос Павла. Софиты настолько ослепляли, что весь павильон казался погруженным во мрак. И Павел растворился в этом мраке, только голос жил и звучал со всех сторон.
– Погоди, я не могу…, – голос охрип и предательски дрогнул. – Погоди, я сейчас соберусь…
– Слушай, не можешь – давай оставим эту затею! В самом деле – у тебя же совсем нет опыта! Давай не будем позорить себя и телекомпанию – пусть на конкурс отправляется Жанна.
На Дашу эти слова подействовали как удар хлыстом. Она вздрогнула, резко выпрямилась и с металлом в голосе произнесла:
– Извини. Давай работать.
Даша сконцентрировалась, и в этот момент с ней произошло что-то вроде раздвоения личности. Та ее часть, которая безумно боялась и не смела взглянуть в бесстрастное око объектива, скомкалась и ретировалась в самый темный угол павильона, с ужасом наблюдая за тем, что происходит с ее второй половиной под прицелом видеокамеры. А другая, неведомо откуда взявшаяся Дарья Волкова, вошла в образ телеведущей, уверенной, холодной, официальной, дерзко взглянула в объектив и отрапортовала текст так, что сама получила наслаждение от того, как звучал ее голос, как играл тембр, от гаммы интонаций: в одном месте ироничной, в другом – задушевной. Несколько секунд уходило у нее на то, чтобы запомнить текст. Пробежав по нему глазами, она, почти влюблено глядя в объектив, с обольстительной полуулыбкой выдавала очередную подачу, вкладывая в короткие сухие предложения всю свою энергетику, всю себя.
Наконец была произнесена последняя подача.
– Все! – выдохнула Даша.
– Умничка! – откликнулся Павел.
– Давай глянем, что получилось.
Оба склонились над монитором. Даша очень волновалась – кураж, конечно, она испытывала, но вот насколько ей удалось выразить то, что творилось в ее душе? Она дала себе слово быть пристрастной, посмотреть на себя со стороны и, если только ей покажется, что она недостаточно профессиональна, безжалостно уничтожить все, что отснято и отказаться от своих смелых планов.
Однако чем дальше смотрела Даша на себя экранную, тем больше ей нравилось то, что она видела и слышала. Павел постарался: удачно выставленный свет, с любовью подобранный ракурс подчеркнули достоинства ее лица, так что на экране она выглядела даже лучше, чем в жизни. Что касается ведения программы – видно было, что чувствует себя ведущая уверенно, интонации были подобраны удачно, а главное, ей удалось в официальный и бесстрастный образ привнести черты своей личности. Но, возможно, это только ей так кажется? Даша перевела взгляд на Павла и в глазах его прочитала восхищение.
– Ну, Пашка, что скажешь?
– Супер!
– Не хуже Жанны?
– Лучше!
– Да ну… Это потому, что ты неравнодушен ко мне.
– А вот и нет! Сейчас я оцениваю тебя не как женщину, а как профессионала.
– И все-таки – давай теперь посмотрим на Жанну.
Поставили кассету, где программу вела Жанна. После низкого, с приятным тембром, голоса Волковой тонкий голосок Жанны казался сюсюканьем, не совместимым с общим стилем ведения "Новостей". Она просто тарабанила текст, не расставляя смысловых акцентов. Что касается внешности, то ее белокурые волосы с темной, не прокрашенной макушкой, выглядели дешево.
– Так что – монтируем?
– Монтируем!
Программу смонтировали быстро – между сюжетами поставили подачи Даши Волковой. Теперь можно было расслабиться. Павел разлил пиво по высоким бокалам. Провозгласил тост:
– Ну, за успех нашего предприятия!
– За успех!
Даша облегченно вздохнула и с наслаждением осушила бокал прохладного пенистого пива – заслуженная награда после стресса, после непростой, но хорошо проделанной работы!
После того, как бутылка опустела, изрядно охмелевшая Даша потянулась к Павлу и прижалась губами к его щеке. Он вздрогнул, закрыл глаза, но тут же, через силу отстранив девушку, глухо проговорил:
– Ты мне очень… очень нравишься! Но – не надо. Если это благодарность – не надо. Я сделал это просто так.
– Надо! – возразила Даша. – Я хочу, чтобы мы были повязаны. И – я просто тебя хочу.
Она отодвинула пульт в сторону, села на стол. Павел встал, обнял ее, она прижалась к нему, обхватив его ногами. Они долго с упоением целовались. Постепенно его ласки становились все более настойчивыми, а движения – нетерпеливыми. Он расстегнул ее кофточку, обнажил сначала одно плечо, покрывая его поцелуями, затем другое. Кофточка упала на пол. Даша никогда не носила бюстгальтер, а потому ее груди обнажились, напряглись. Павел жадно прижался губами сначала к одной, затем к другой груди. Даша с наслаждением ощущала, как трепещет его большое тело в ее объятиях, ее возбуждало беспомощное выражение его лица, искаженного мукой желания. Она вся подалась к нему, готовая принять его в себя и отдать себя ему. Он торопливо, едва совладав с собой, освободил ее от трусиков и юбки и вошел в нее требовательно и жестко. Даша вся отдалась ощущениям, поплыла по реке наслаждения, волны которого захлестывали ее, то отрывая от земли, то бросая в глубины темной страсти. Когда наслаждение достигло апогея, Даша мучительно и сладострастно изогнулась, Павел подхватил ее, прижал к себе и, содрогаясь, замер…
Спустя несколько мгновений Даша открыла глаза, словно пробудилась от глубокого и прекрасного сна, с благодарной улыбкой посмотрела в черные глаза Павла.
– Пашка, ты – прелесть!
– Я люблю тебя, – просто сказал он.
Когда вышли на улицу, было совсем темно. Где-то вдали светился одинокий фонарь. Павел проводил Дашу до подъезда.
– Не приглашаю, – сказала она. – Я привыкла спать одна.
– Тогда до завтра!
Павел медленно побрел домой. Несмотря на то, что женщина, которую он захотел с первого взгляда, наконец-то стала его, на душе было неспокойно. Он то блаженно улыбался, то хмурился. "Я не мог поступить иначе, – уговаривал он себя, но голос совести не давал ему покоя. – Как это не мог? Мог. Директор и коллектив решили послать на конкурс Жанну. Значит, надо было послать Жанну. А то, что он сделал, называется вранье и подлость. По отношению к Жанне, к ребятам. Ишь, как я раскис перед этой Дашкой. Лихо она меня использовала. Ведь подметила как-то, что я ее хочу. А я, дурак, думал, что умею скрывать свои эмоции… Так, стоп, стоп, стоп! Не надо упрощать. Если бы я хотел Дашу и пошел ради нее на подлость – это одно, но я пошел на это, чтобы предотвратить другую подлость – по отношению к Даше. Разве не подло поступает Жанна? А наши – разве не хороши? Видят подлость и молчат. Надо было помочь девчонке! Ну, помог. А дальше что? Как я буду нашим в глаза смотреть, когда все откроется? А откроется по-любому. Дашка боялась, что ее уволят, но по ходу, нас обоих уволят… Значит, так. Возвращаюсь в редакцию и посылаю Жанну. А там – как Бог решит. Вот это по-честному".
Павел расправил плечи и решительно направился обратно в телекомпанию. Отправив программу, смонтированную с подачами Жанны, он со спокойной совестью вернулся домой и заснул сном праведника.
Глава 2
Игорь Александрович Горин был везучим человеком. Ему исполнилось тридцать три года, когда он возглавил Краевую Гостелерадиокомпанию. Головокружительный карьерный взлет… Он получил сложное хозяйство в виде двухэтажного здания и хозяйственных пристроек, гаража с десятком легковых машин, бесконечного количества офисов, требующих ремонта, монтажных, напичканных электроникой, а главное – штат сотрудников, который насчитывал почти пятьсот человек. Человеческий материал был разный – творческие работники (журналисты, редакторы, операторы, режиссеры, звукорежиссеры, ассистенты режиссеров), подсобный персонал (водители, плотники, рабочие в павильоне), а еще гримеры, парикмахеры, секретари, повара, уборщицы… Среди творческих работников много было амбициозной молодежи, но основная масса состояла все же из старых, прочно окопавшихся у телевизионной кормушки сотрудников, которые ревниво относились к новичкам и, постоянно интригуя между собой из зависти, объединялись, чтобы выжить какую-нибудь очередную молоденькую корреспондентку, широко открытыми наивными глазами глядящую на мир. В итоге на олимпе местной журналистики оставались самые стервозные и толстокожие, которым, как говорится, палец в рот не клади, потому как сами кого угодно съедят и не подавятся. Однако надо отдать должное старой гвардии – большая часть действительно состояла из настоящих профессионалов, многие проработали здесь не один десяток лет, а кто-то и вообще стоял у истоков телевидения. И вдруг над ними возносится молодой руководитель в то время, как каждый на этом месте видит исключительно себя. Игорь Александрович сразу стал держаться определенной линии поведения – никакого панибратства или преклонения перед заслуженными стариками. Подчеркнутая бесстрастность, ледяная вежливость, элегантная надменность… Роста он был выше среднего, хорошо сложен, темноволосый, с бледным, строгим и довольно привлекательным лицом, правильными, несколько суховатыми чертами, небольшими серыми глазами, пронзительным умным взглядом. Его тонкие губы никогда не трогала улыбка. Про таких говорят: "застегнут на все пуговицы". Носил он костюмы темных расцветок, неизменно черные галстуки и кристально-чистые рубашки.
До сих пор все доставалось ему легко, как-то само собой, не требуя особых усилий с его стороны. Окончив институт кино и телевидения в Северной столице, он устроился в Гостелерадиокомпанию инженером. И так началось его восхождение по карьерной лестнице. Сначала главный инженер, затем директор телевидения и вот, наконец, генеральный директор. Игорь жил работой. Засиживался допоздна. Часто брал дежурства на выходные.
Пять лет назад он женился на своей коллеге, журналистке "Новостей". Она была некрасива, но для Игоря это являлось признаком того, что она умна. Именно так – красивые женщины казались ему глупыми кокетками. Кроме того, он считал, что некрасивая серьезная и мудрая женщина лучше сохранит семью, будет больше заботиться о нем, нежели требовать заботы для себя. Словом, он не полюбил, но, как это часто бывает, позволил любить себя. Она была его ровесница, обладала высокой нескладной фигурой и, очевидно совсем махнув рукой на свою внешность, даже не пыталась приукрасить ее. Волосы стригла коротко, по-мужски, впрочем, это была, пожалуй, единственная прическа, шедшая к ее крупным, грубоватым чертам. Звали ее Лена Бачурина. Лена родила ему сына и уже полгода как вышла на работу после декретного отпуска. А выйдя на работу, обрела статус "первой леди". Она безумно любила мужа и гордилась им. Будучи женщиной умной, она стремилась быть для него не только женой, но и другом. Ей до сих пор казалось чудом, что он предпочел ее тем красивым женщинам, которые добивались его. Она долго любила его безответно и считала себя старой девой, удел которой – работа, карьера. И вот произошло нечто из области фантастики – этот надменный молодой человек становится сначала ее другом, затем женихом, и, наконец, мужем и отцом ее ребенка.
В малой монтажной собралась комиссия в составе генерального директора, директоров телевидения и радио, редактора "Новостей", главного режиссера. Главный режиссер Василий Карманов колдовал над аппаратурой. Остальные сидели в сосредоточенном молчании и делали пометки в своих блокнотах. Перед их пристрастными взорами мелькали названия телекомпаний, застенчивые лица провинциальных ведущих, "Новости" сменялись тематическими программами… Спустя час директора радио и телевидения уже вполголоса обсуждали рабочие моменты, редактор "Новостей" смачно зевал, за процессом следили только главный режиссер и генеральный директор, который все это время сохранял непроницаемый вид. Вдруг надменное равнодушие на лице Игоря Александровича сменилось растерянным, даже обескураженным выражением: брови поползли вверх, рот приоткрылся. Главный режиссер первый заметил, что его руководителя что-то поразило. До сих пор ему не доводилось видеть эмоции на бесстрастном лице шефа. Он уставился на экран – ничего особенного, обыкновенный новостной сюжет.
– Перемотать назад?
– Нет, погоди.
Игорь Александрович закрыл рот, и брови встали на свое место, но живейший интерес на лице сохранялся. Остальные оживились тоже и обратили свои взоры на экран. А на экране сюжеты из жизни маленького городка сменялись подачами ведущей. Закончился последний сюжет, ведущая попрощалась с телезрителями, улыбнулась дежурной улыбкой, экран погас… Несколько мгновений в монтажной было тихо.
– Все, Игорь Александрович, – осмелился нарушить молчание главный режиссер.
– Вижу, что все. Это кто у нас был?
– Это город Соленое Озеро, Спектр-ТВ. Номинируются на лучшую программу "Новости" и лучшую ведущую.
– Хм… А перемотай-ка, хочу посмотреть еще раз.