Он дошел до "Войковской" и встал у кромки тротуара. Машин было немного – воскресенье, восемь утра. На мосту появилась светлая "Волга", и Саша увидел маленький изумрудный огонек. Он поставил лыжи на снег и протянул руку.
– В "Шереметьево-два" поедем? – спросил он, открыв дверь.
Из машины шел уютный дух тепла, бензина и табака.
– Весло, что ли? – покосившись, спросил хмурый водила. – Не поместится же.
– Сам ты весло, – пробурчал Саша, пристраивая лыжи в салон. – Все поместится, не боись. Багажник открой, пожалуйста, сумку брошу.
– Это чо, лыжи у тебя? – спросил водила, когда они въехали в Химки.
– Лыжи, – ответил Саша и посмотрел на часы. – Курить можно?
– Кури. Это чо, горные?
– Ну. Горные.
У Саши был запас времени – минут сорок. Он достал из кармана смятую пачку "Шипки", вытянул сигарету и чиркнул спичкой.
– Собрался куда? – не унимался водила.
Он взял из надорванной картонной пачки "беломорину", движением подбородка попросил Сашу дать ему спичку и тоже прикурил.
– В Болгарию, – небрежно ответил Саша. Ему было жутко стыдно этой небрежности, но он ничего не мог с собой поделать; теперь, когда все собрания и инструктажи были позади, когда уверенно гудел мотор "Волги", приятно пахло дымом "беломорины" и темное, зимнее, сине-желтое утро проносилось за окном, приближая Сашу к счастью, когда международный аэропорт "Шереметьево-2" был все ближе и ближе, – Саше хотелось всем и каждому рассказывать, что он летит в Боровец. – В Рильские горы.
– В загранку, значит, – уважительно сказал водила и шмыгнул носом. – Нехуево…
То-то я смотрю, горные лыжи. Сумка фирменная, "Шереметьево-два"… Сразу вижу – в загранку человек едет. Ну, счастливо тебе, палас там купишь. По профсоюзной линии или как? У меня тесть в гэ-дэ-эр был. Сервиз привез, мудила…
В новом, выстроенном к Олимпиаде, "Шереметьево-2" Саша один раз уже бывал. Они ездили с Геной Сергеевым встречать посылку из Франции (охуеть можно – посылку из Франции!). У Гены в Тулузе жила родная тетка. Посылку ту привез толстенький, потливый мужичок, знакомый теткиных знакомых. Он работал в каком-то торгпредстве и согласился передать посылку. Саша с Геной два часа ждали, пока он пройдет таможенный досмотр (слова-то какие звучат тут, в "Шереметьево-2", – таможенный досмотр!). Этот тип, кажется, сам был не рад, что согласился передать посылку, все чего-то боялся, потащил их в туалет и лишь там, суетливо озираясь, вытащил из своего чемодана большой, матовый мешок из приятного на ощупь, мягкого, шелестящего, какого-то очень нездешнего полиэтилена. Сунул мешок Гене в руки и был таков.
Саше из того мешка досталось целое богатство – блок "Честерфилда". А самому Генке достались три блока "Голуаза" и плащ. Саша никогда не пробовал "Голуаз".
Было что-то интригующее и упоительно заграничное в слове "Голуаз". "…Она элегантно затянулась сигаретой "Голуаз", пригубила "Кюрасао" и повела точеными плечами под полупрозрачным пеньюаром…" После Саша вспомнил, что марка "Голуаз" упоминается в книжке "Господин Никто". Отличная книжка, писателя Богомила Райнова (болгарского, между прочим, писателя!). Книжка про ихнего болгарского Штирлица – Эмиля Боева. Сенька все посмеивался над Сашей, когда тот на даче не мог оторваться от книжки. На пляж не пошел, баню топить отказался, лежал на раскладушке под яблоней и читал затрепанный номер "Подвига"… Зря, кстати, Сенька посмеивался – обалденная книжка… Еще продолжение есть, называется "Что может быть лучше плохой погоды?".
Саша расплатился с таксистом, вытащил лыжи из салона, повесил на плечо сумку и пошел к большим самораздвигающимся прозрачным дверям.
В прошлый свой приезд в "Шереметьево-2" он уже проходил с некоторой опаской через эти двери. Саша знал, что там фотоэлемент, видел такое в кино. Однако непривычно было, что двери быстро и неслышно разъезжаются сами, когда к ним подходишь.
"Что ж, надо привыкать, – подумал Саша. – За границу, все же, едем, блин…
Пустили Дуньку в Европу, блин… Надо привыкать".
Он вошел в огромный, темноватый зал. Там было пусто, непривычно пусто и тихо, светились электрические вывески "Beriozka Souvenirs" и большие прозрачные кубы с огромными флаконами внутри. Посреди зала тихо гудел эскалатор. Прозвучал мягкий гонг, вкрадчивый голос произнес: "Attention, please…" – и потом длинную фразу.
Саша разобрал только слово "Цюрих". Через несколько секунд голос повторил порусски: "Начинается посадка на рейс двести восемьдесят пять до Цюриха.
Таможенный досмотр и паспортный контроль осуществляются в крыле номер два".
"Е-мое – "до Цюриха"!.. – подумал Саша. – Таможенный досмотр и паспортный контроль. Е-мое!" Их группа должна была встречаться на втором этаже, под табло. Саша осторожно встал на короткий эскалатор с прозрачными бортами и поплыл вверх со своей сумкой "Харродз" и лыжами в чехле из зеленого олимпийского флага.
Как только эскалатор вынес его к табло вылетов, как только Саша шагнул к киоску "Союзпечать", – его тут же окликнули.
– Берг! – услышал Саша. – Берг! Сюда! Мы здесь!
Саша обернулся и увидел группу. Он сразу узнал старшого. Худощавого, костистого седого мужика с залысинами. Саша запомнил его на инструктаже, мужик сказал, чтобы все взяли по бутылке "Столичной". И толстушку с Трехгорной мануфактуры Саша тоже узнал. Она на инструктаже задала вопрос – обязательно ли всем кататься на лыжах, или можно до обеда постоять внизу? Хлыщ из райкома ответил, что на лыжах кататься не обязательно, но прокат инвентаря оплачен, а деньги не возвращаются. Толстушка смущенно сказала, что раз так, то она, конечно, покатается, но опыта у нее нет. Хлыщ сообщил, что это не беда, обучение катанию входит в программу и у группы будет свой горнолыжный инструктор. "Молодой?" – хихикнула толстушка и окончательно смутилась.
– Это Александр Берг, – услышал Саша. – Виктор Иванович, пометьте – Берг, "митха-тэ"… Ну вот, теперь вроде все.
Старшой насупленно и сосредоточенно что-то быстро записал в большом блокноте.
Саша посмотрел вправо, туда, откуда звучал голос, назвавший его фамилию. И там, куда он посмотрел, стоял… Елки-палки… Мама моя дорогая! Там стоял Сахаров!
Там стоял Сахаров в зеленой куртке "Аляска", стоял, сука, как ни в чем не бывало, и подмигивал Саше!
– Это… Привет, – опешив, пробормотал Саша. – А ты, это… Ты-то как здесь?!
– Ты забыл, старик, – сказал Сахаров, улыбаясь светло и нежно. – Путевок-то было – две.
София не произвела на Сашу особого впечатления. Он, правда, не успел ее толком разглядеть. В аэропорте группу оперативно посадили в автобус, и Саша увидел Софию только из окна. Столица Болгарии напоминала нечто среднее между московским проспектом Мира и киевским Крещатиком. Было как-то странновато. Вроде бы и заграница, а вроде бы и нет. Все было очень похоже, но немножечко не так. Люди отличались, это было заметно даже из окна автобуса. В лицах не было той озабоченной угрюмости, что Саша привык видеть у москвичей. И очередей Саша из окна автобуса не увидел. Прохожие были одеты пестрее и лучше, чем прохожие в Москве. Была все-таки трудноуловимая разница. Вместо привычных "Икарусов" и "львовских" автобусов ехали однотипные автобусы "Чавдар", и Саша сейчас ехал в таком же. Он заметил, что в Софии много маленьких кафе. Надувались на ветру пузырями красные транспаранты с кириллицей. Только вместо "КПСС" мелькало то и дело "БКП". А вместо одутловатой, лишенной какого бы то ни было выражения физиономии Черненко Константина Устиновича появлялось там и сям интеллигентное лицо Тодора Живкова. Бежали по широким улицам такие же, как в Москве, "Жигули",
"Москвичи" и "уазики". Еще было много румынских "Дакий" и гэдээровских потешных "Трабантов". Встречались польские "Заставы", жутко похожие на "Запорожцы" – те еще, старые, "горбатые". И иномарок было много, попадались "Мерседесы" и "Ситроены" с болгарскими номерами. Саша обратил на это внимание. В Москве иномарки с советскими номерами встречались редко.
В Софии было тепло, нулевая температура. Люди ходили по улицам без головных уборов, в легких куртках и плащах. Саша забеспокоился: как там, в горах, со снегом? Рильские горы невысокие, и ехать туда от Софии недолго, часа четыре…
Уж больно тут, в Болгарии, тепло. Словно услышав Сашины беспокойные мысли, представитель "Балкантура" сказал в микрофон:
– В Софии последнюю неделю потеплело, весна в этом году ранняя. Но в горах снега очень много, катание прекрасное. Из-за обильных снегопадов даже были проблемы на дорогах.
Представитель сидел на вращающемся кресле, слева от водителя, и рассказывал в маленький микрофон о Боровце. Давал советы, как одеваться в горах. Говорил о том, какая культурная программа ждет советских гостей на курорте. Потом кратко поведал о успехах промышленности Болгарской Народной Республики.
Саша с любопытством глядел в окно. Он немного проголодался, с тех пор как съел вареную курицу и два кусочка свежего огурца в самолете. У него было приподнятое настроение, прекрасное настроение. Такое настроение приходит лишь тогда, когда сталкиваешься с чем-то очень хорошим и до сих пор незнакомым. Несмотря на узнаваемые детали социалистического быта, здесь была настоящая заграница. Здесь были приятные, незнакомые запахи, яркие, непривычные вывески. И пусть это был не Запад, но Саша сразу понял, что эта страна – уже намек на Запад, явное свидетельство существования Запада, преддверье Запада… Запад был совсем близко – это следовало из множества голландских и западногерманских туристов в аэропорту, из того, как свободно они вели себя, из того, как привычно и равнодушно смотрели на них и разговаривали с ними болгары.
"Европа – это такое дело… – подумал Саша. – Это тридцатью годами социализма не вытравишь. Что бы там Гаривас ни говорил – "семнадцатая союзная республика"*, здесь даже воздух совсем другой".
– Ты водку взял? – спросил Сахаров.
Он в самолете сидел рядом с Сашей, и в автобусе сел рядом.
– Угу, – рассеянно пробормотал Саша, разглядывая встречный двухэтажный автобус.
– Сколько бутылок?
– Три. А что?
– Старшому все не отдавай, – тихо сказал Сахаров. – Понял?
Саша покосился на Сахарова и подумал, что тот, чего доброго, намеревается с Сашей по-свойски бухнуть. Никакого желания у Саши не было бухать с Сахаровым.
Тот еще собутыльник. Комсомолец-доброволец, мать его. "Военно-патриотический сектор", мать его.
Но Сахаров сказал равнодушно:
– Советская водка – это своеобразная валюта. Две бутылки прибереги. У меня были всякие случаи, я тебе потом расскажу. А старшой – алкаш. За километр видно, что алкаш. Он еще начудит, помяни мое слово. В загранпоездке руководитель группы – это очень важное обстоятельство. Если его сразу правильно расшифровать, то потом все намного проще.
– Что проще? – немного раздраженно спросил Саша.
Ему неприятна была деловитость Сахарова. Саша ехал к своей мечте, а этот комсомольский ловчила втягивал Сашу в свои разговоры.
– Все, – вполголоса сказал Сахаров. – Как расселиться. Как жить спокойно. Как нужные покупки сделать. Какую характеристику тебе потом напишут. Все.
– Ладно, – сказал Саша. – Ты извини, я устал немного. Ехать еще долго. Посплю.
Он нажал на большую кнопку в подлокотнике, спинка кресла ушла назад, Саша закрыл глаза.
Он действительно не прочь был вздремнуть. Рассматривать уже было нечего, автобус выехал на окраину Софии, за окном плыли обычные многоэтажки. Он задремал, а в автобусе между тем, как это принято говорить, "царила приподнятая атмосфера".
Этакое радостное возбуждение. Члены группы громко переговаривались, показывали друг другу на различные детали городского пейзажа, а несколько человек на задних сиденьях даже наладились петь хором.
Насчет снега Саша опасался зря. Уже через два часа пути стали попадаться небольшие снежные пятна на полях и обочинах. Пятна белели все чаще, потом превратились в некоторую припорошенность, потом все уже было в снегу – неглубоком, тающем, но дарящем надежду. А когда слева и справа от автобуса незаметно встали пологие лесистые горы, снега уже было совсем много, и чем выше в горы, тем больше.
Слева промелькнул одноэтажный магазинчик с вывеской "Ski", и Саша успел заметить в большой витрине лыжи. Много лыж.
– Вот и Боровец, – сказал сбоку Сахаров.
– Дорогие гости, мы въезжаем в поселок Боровец, жемчужину зимнего туризма Болгарской Народной Республики, – сказал в микрофон представитель "Балкантура".
– Вас ждет комфортабельный отель "Рила". Вы будете поселены в двухместные номера. Обед через час. Питаться вы будете в ресторане номер два.
Автобус остановился. Саша жадно смотрел вокруг. Боровец оказался совсем крошечным. Он, кажется, и состоял-то из нескольких гостиниц.
"Отелей, – поправил себя Саша. – Тут отели. Гостиницы в Союзе остались".
Саша вышел из автобуса и глубоко вдохнул холодный воздух. Пахло тут замечательно. Свежо. Пахло снегом, соснами, вкусной едой и еще чем-то незнакомым, но очень приятным – то ли специями, то ли легкой парфюмерией.
– Знаешь, Берг, первое, что чувствуешь за границей, – это запахи, – негромко сказал из-за Сашиной спины Сахаров. – Я это еще в Италии заметил. Всегда хорошо пахнет. А знаешь почему? Во-первых, много ресторанчиков, а во-вторых, полы моют специальными шампунями. А в туалетах – ароматизаторы.
И замолчал. Видно, вспомнил что-то про туалеты.
– Товарищи! Проходим! Следите за вещами, ничего не забывайте! – командовал старшой.
Саша вытащил из багажного отсека сумку и чехол с лыжами. Озираясь, он вошел в просторное, сверкающее никелем поручней и стоек фойе. За стойкой с надписью "RECEPTION" сидели две улыбчивые брюнетки в одинаковых синих жакетах и красных косынках. Брюнетки были похожи на стюардесс. По фойе бродили люди в джинсах и горнолыжных комбинезонах с расстегнутым верхом. Дети в ярких свитерках бегали и смеялись. Пахло ванилью, негромко играла "АББА" – "Money, money, money…" Из-за стеклянной стены доносился стук бильярдных шаров, там стояли столы и стойки с киями.
– Товарищи, присаживайтесь пока, – громко сказал старшой. – Я сейчас займусь расселением. Далеко никому не отходить.
Саша осторожно положил лыжи на пол и сел в низкое, мягкое, неимоверно удобное кресло.
Ему было волнительно и хорошо. Именно так он все себе и представлял. Надписи на английском, игровые автоматы у дальней стены фойе, раскованные светловолосые парни и девушки в солнцезащитных очках, громко и весело переговаривающиеся между собой по-немецки. Все вокруг было чистым и новеньким.
– Как вы думаете – здесь есть переговорный пункт? Или надо идти на почту?
Саша повернул голову. Справа от него сидела женщина в черной синтетической шубе.
Саша заметил ее еще в автобусе, она сидела у передней двери одна и куталась в пуховый платок. Она и сейчас куталась в платок. Саша подумал, что эта женщина, наверное, случайно оказалась в группе. Она чужеродно, неуместно выглядела в фойе отеля, среди детишек в просторных футболках с надписями и лыжников в комбезах.
Смешно она выглядела в своем платке и черной шубе ниже колен. Лицо у нее было незапоминающееся, никакое. Остренький нос, бесцветные губы, очки в толстой пластмассовой оправе. Училка, наверное, подумал Саша. Или бухгалтерша.
– Не знаю, – сказал он. – Наверняка есть. Да вон, видите…
И он показал рукой на дверь с надписью "Telephones".
– Это, наверное, внутренний телефон, – неуверенно сказала женщина. – В Советский Союз по нему, наверное, нельзя звонить. Или можно?
– Я думаю, можно, – вежливо сказал Саша. – Тут же много западных туристов. Они звонят за границу. В смысле, к себе домой звонят. Значит, и в Советский Союз можно. Да вы спросите у девушек.
И он кивнул на стойку администраторов.
– Неловко как-то, – тихо сказала женщина. – Я потом у Виктора Ивановича спрошу.
А вы бывали в загранпоездках?
– Нет, – сказал Саша. – Первый раз. Первый раз в первый класс.
– И я первый раз, – обрадованно сказала "училка". – Какая красивая гостиница. Вы спортсмен?
Она посмотрела на Сашины лыжи, лежащие у ее ног. Саша тоже невольно глянул вниз и увидел ее сапоги. Войлочные, несуразные, с металлической "молнией" спереди.
Такие называются "прощай, молодость".
– Да, спортсмен, – сказал Саша. – Кандидат в мастера спорта.
– Вы по профсоюзной линии путевку получали?
Саше не хотелось разговаривать. Ему хотелось сидеть и присматриваться. Даже одно это фойе отеля было страшно интересным. Красочным и непривычным. И то, что он в этом фойе полноправный турист, то, что ему вскоре выдадут ключ от номера и он будет так же непринужденно, как и эти молодые люди в комбезах, ходить по фойе, играть в бильярд, покупать пиво "Хайнекен", – все это тоже было абсолютно непривычно.
Саше доводилось заглядывать одним глазком в заповедные "интуристовские" места.
Бывал в "Национале", в кафе. Был как-то раз в огромном коричневом здании Совинцентра на улице Девятьсот пятого года. Там тоже были бары, недоступные витрины и иностранные вывески. Но там он чувствовал себя так, будто в кино прошел без билета. Как будто его в любой момент шуганут и будут правы. А здесь все было для него. Девушки под надписью "RECEPTION" что-то писали – для него, кресло было мягким – для него, и двери лифта гостеприимно распахивались – тоже для него.
– Нет, я по комсомольской линии, – сказал Саша. – Я Универсиаду выиграл. Дали путевку от горкома. Повезло.
– И мне повезло, – сказала женщина.
Тут всех позвали к стойке и стали раздавать ключи от номеров. Дали глянцевые картонные карточки, в Сашиной было написано: "ИМЕ – Берг А.; СТАЯ № 656; ПРЕСТОЙ от 25.02.84 до 10.03.84".
Сашу, конечно же, поселили с Сахаровым.
Саша стоял на плоской, лысой вершине. Задувал ветер, и под ветром еле слышно шуршали торчащие из снега серые веточки рододендронов. Поскрипывал огромный барабан подъемника, глухо звякали, сдвигаясь, телескопические алюминиевые бугели с тарелочкой на конце. На площадку, прихлопывая задниками, изредка выкатывались лыжники. Сюда, на верхнюю очередь этой трассы, мало кто поднимался. Отсюда вниз вела гигантская крутая ложбина, градусов, наверное, под сорок. Почти все лыжники катались ниже, там было несколько пологих склонов. Как Саша уже успел убедиться, горнолыжное общество было тут представлено главным образом чайниками. Хороших катальщиков было мало, и все они, кажется, катались по этой ложбине или по замечательному склону – собственно, длинной, крутой просеке, что выводила к местечку Яровец.
Накануне Саша не катался, хоть и подмывало сразу переодеться и поспешить к кресельному подъемнику, который был виден от крыльца отеля. День еще не закончился, полупустая "креселка" еще крутилась, но Саша вчера кататься не стал.
В первый день кататься не надо, такое существовало правило, и Саша его всегда соблюдал. К тому же следовало заселиться, освоиться, найти свой стол в ресторане номер два, получить у старшого свои деньги. И инструктаж на месте тоже пропускать не стоило.
Не надо с первого дня обращать на себя внимание, подумал Саша. Не надо показывать, что ты наособицу, что ты опытный горнолыжник. Не стоит. Надо быть скромнее и не выделяться. Получалось, что Сенька давал ему советы не впустую.