Благо, есть кому ловить, в этих краях воинских частей – тьма! И прочая цивилиза-ция – менты всякие, СОБРы, ОМОНы. Им схорониться надо, а чтобы схорониться лучше на север идти, в глухомань. Я бы на их месте так и поступил.
– Ну…, – Олег Алексеевич замялся. – Не знаю…, – и, повернув-шись к сыну, спросил у него: – Может, все-таки, здесь переждем?
Андрей пожал плечами. Он больше склонялся к тому, чтобы ехать, и видел, что отец тоже не прочь. Уверенность, звучавшая в словах
Сидорова и его бравая богатырская внешность, внушали мысль, что ничего страшного и опасного в поездке на западный кор-дон нет и быть не может. Зэки, затерявшиеся в дебрях тайги, казались ему каплей мочи, растворенной в соленой воде Тихого океана, и встреча с ними была менее вероятной, чем встреча с уссурийским тигром.
– Неизвестно, сколько нам здесь ждать придется, – сказал он. -
Честно признаться, я бы не хотел попусту время терять.
– А то оставайтесь, – предложил доселе молчавший Лев Матвее-вич. -
Места хватит. Переночуете. У меня в кладовке матрац имеется и две медвежьи шкуры. А сегодня посидим, как люди, разговоры по-разговариваем. Мне все веселее службу нести будет. До понедельни-ка сюда никто не придет. Да и в будни-то здесь не особенно людно – начальник, бухгалтерша, да секретутка. Начальник наш, тезка мой, тоже Львом зовут, Лев Капитонович – мужик нормальный. С понятием. Он против не будет. А не хотите здесь ночевать, можно вас в гостини-цу оформить, у меня в гостинице дочка кастеляешей работает.
– Ты погоди, Матвеич, не агитируй, – сказал Сидоров и повернул-ся к Инзариным: – Ну, решайте. Захотите остаться, переждать, оста-вайтесь, я не обижусь. Жаль, что я с вами только до вечера побыть смогу. Ехать надо. Сын там у меня один на полтайги. А у меня, поми-мо служебных обязанностей, еще и хозяйство кой-какое имеется.
Не большое, правда – один петух, куры-несушки и четыре собаки, но все же.
– А, – Олег Алексеевич махнул рукой. – Поехали.
По-видимому, упоминание о собаках придало ему решимости.
– Вот и я говорю, – подхватил Сидоров. – Кого нам бояться четы-рем здоровым мужикам?! Оружие есть, роту вооружить хватит. А со-бачки у меня тоже не пустолайки какие-нибудь. Овчарки. Служебные. Порвут любого, только слово скажу… Поехали!
– А это как? – Старик указывал кривым узловатым пальцем на бутылку и пакет, которые Сидоров поставил на середину секретарско-го стола.
– С собой возьмете?
– Это мы тебе оставляем, – ответил Сидоров щедрым жестом.
– Мне одному много, – грустно сказал Лев Матвеевич.
– А ты сразу-то все не пей.
– Я оставлять не умею, – с вызовом ответил старик. – Не приучен.
Я, может быть, плохо одет, но хорошо воспитан.
– А ты по чекушкам разлей, – с легкой усмешкой в голосе посове-товал Сидоров. – Будет четыре удобных для разового потребления дозы. У тебя ведь наверняка в кладовке пустая стеклотара есть?
– Есть, – обрадовано произнес Лев Матвеевич. – А то, как же? И как раз чекушки. Это ты, Михал Иваныч здорово придумал!
– Ну, давай, – Сидоров протянул Льву Матвеевичу свою лопату, в которую сторож сунул кулак, – сторожи тут. Мы отбываем к месту службы.
– Прощевайте, – сказал Лев Матвеевич и попрощался с Инзари-ными: -
Удачи вам. Хорошей рыбалки! На обратном пути заходите. Буду рад. А ежели свежего ленка завезете – буду рад вдвойне.
Во дворе рядом с военным УАЗиком, на котором приехали Олег
Алексеевич и Андрей, стоял точно такой же, только более обшарпан-ный, побитый и поцарапанный ветками деревьев и временем.
Олег Алексеевич сел в машину егеря, сказав Андрею:
– Поезжай следом. Не отставай от нас.
Когда тронулись, Сидоров сказал другу:
– Сын у тебя деликатный парень. Наврал, небось, что ты ему обо мне рассказывал?
– Наврал, – честно признался Инзарин. – Но не сильно. Я расска-зывал ему о нас, о войне. Только он не сильно-то запомнить хотел. У него своя жизнь. Сейчас у каждого своя жизнь, свои проблемы. Ты не обижайся на меня, а на него – тем более.
– Да я не обижаюсь, – заверил Сидоров Инзарина. – Я-то чем луч-ше?
Тоже ведь забыл о друге, целых шесть лет не писал.
– Это я не ответил на последнее твое письмо…
– Да какая разница, кто кому не ответил? Я ведь не стал выяс-нять, почему ты молчишь. Мог бы еще одно письмо написать. Не отве-тил, значит, не мог, значит, были на то причины. Были?
Инзарин отрицательно помотал головой:
– Да не было никаких таких особенных причин. Инфаркт? Да раз-ве это причина? Ручку-то в пальцах держать мог, значит, и письмо на-писать мог. Чай, не левша. Просто о другом я видимо думал, и это другое мне более важным казалось. Тогда… Сейчас-то я понимаю, все, что было – обычная рутина.
– Постой. У тебя же инфаркт в Афгане случился. Потому и рань-ше меня на полгода в Союз вернулся. Это что – второй?
– Третий. Я после него только три года еще и прослужил, а потом еще один, четвертый, вот мне врачи и порекомендовали – валите-ка вы, товарищ генерал, на пенсию, нечего вам в армии делать, освобо-дите дорогу молодым. Молодым расти надо, а куда расти, если вас, старых пердунов на пенсию не выгонишь? Я подумал и решил: пусть после моего ухода все мои подчиненные на один шажок вперед по во-енно-служебной лестнице поднимутся. Всем хорошо будет. Мне – пен-сия и покой, им – прибавка к жалованью. Да и…, честно тебе скажу, что-то устал я от всего. Надоело. Непонятно мне стало – кому служу? Чьи интересы защищаю? Олигархов этих, гребаных? – Инзарин гово-рил спокойно, без надрыва, но Сидоров понимал, что слова друга не просто слова, чувствовалось, что отставной генерал многое пережил и о многом передумал, и что не на все свои вопросы он нашел ответы. – На кой мне хер их защищать? Как нас учили? Наш главный враг – ми-ровой империализм и капитализм. Олигархи – наши, доморощенные капиталисты.
Выходит, что я своих врагов защищать должен. Они бу-дут Россию по кускам растаскивать, а я буду их защищать? А от кого? От американцев? Газеты почитаешь, телевизор послушаешь и узна-ешь, что
Америка не враг нам, а самый главный стратегический парт-нер. Они добра нам желают и процветания всяческого, только мы должны здесь полную демократию организовать… А против кого я воевать буду, если меня с моими ребятишками вдруг в Чечню бросят? Или в другое какое пекло? Против капиталистических агрессоров? Да нет, против простых людей. А простые люди воевать не хотят, это по-литики воевать хотят. Каждый норовит поживиться, кусок пожирнее ухватить.
Так пускай они, политики, и воюют. В общем, ушел я на по-кой.
Солдатиков только жалко, офицеров молодых…
– Капитулировал перед превосходящими силами противника.
– Можно и так сказать, – согласился Инзарин. – Сердце – это так, откоряка. Инфаркт, он не страшней насморка, если на него внимания не обращать. Ты уж мне поверь… Капитулировал, правильно ты ска-зал.
Спасовал. Мог бы еще послужить, побороться. Знаешь, в армии патриотов больше, чем где бы то ни былом, многие офицеры не раз-деляют нынешнего курса.
– И что, стал бы вторым Рохлиным?
– Не стал, как видишь. Живу…
Сидоров достал сигареты, предложил закурить Инзарину.
– Бросил, – отказался Олег Алексеевич. – Три года уже не курю. А ты кури, если хочешь. Мне дым не мешает.
Сидоров закурил. Деликатно выпуская дым из левого уголка губ в открытое окно, молчал, изредка поглядывая в зеркало заднего вида – не отстает ли Андрей. Олег Алексеевич тоже молчал и тоже погля-дывал в зеркало. Докурив сигарету до половины, Сидоров выплюнул ее в окно и сказал:
– Я ведь не сразу тебе написал, как здесь, на Дальнем Востоке, оказался. У меня и адрес твой новый был, мне его тот прапор достал.
Ну, тот, с которым мы познакомились, когда охоту на кабана организо-вывали. Мне мое руководство команду дало, чтобы все, как в старые добрые времена – чтобы кабана забить обязательно, чтобы толстопу-зые штабники домой с трофеем уехали и чтобы на месте оттянулись по полной программе. Ну, ты знаешь – банька, шашлык, водяра с коньяком.. Хорошо еще, что блядей организовывать не пришлось, эти вояки со своими приехали. Прапора и трех солдатиков нам с Игорехой в помощь отрядили. Я когда узнал, что они из твоей части, думал, с тобой встречусь. А когда среди охотников тебя не увидел, у прапора о тебе спросил. Ему под твоим командованием послужить не пришлось, так как он недавно откуда-то из-под Казани в эту часть перевелся, но о тебе он знал прекрасно и отзывался с почтением. Рассказал, что ты в отставку ушел по состоянию здоровья, правда, про инфаркты твои ни-чего не сказал. Я у него твой адрес попросил, думал, а вдруг ты место жительства поменял? Он мне передал через неделю. Смотрю, и точно – поменял. Я твой адрес больше года в кармане таскал, а написать вот только недавно смог. Знаешь, почему?
– Догадываюсь…
– Мне надо было нервы свои в порядок привести.
– Да, я понимаю, – кивнул Инзарин. – Потерять сразу и жену и внучку и сноху – это ужасно.
– Ужасно? Нет, ужас – это не то слово, – помолчав, сказал Михаил
Иванович. – Ужас проходит, когда исчезает причина, его вызвавшая. То состояние, в котором я находился, было ужасом, который не про-ходит, не исчезает со временем. Это было крахом, концом моей жиз-ни. Концом света! Мне было непонятно – зачем я еще живу? Зачем я вижу людей, деревья, солнце? Зачем мне все это? Я с ума сходил. Я пил. Безбожно, практически не приходя в себя, не давая себе про-трезветь ни на минуту. Пил и сходил с ума. Я дома с ума сходил, а Игорь у себя, на службе. Я пьянствовал и даже не думал, что ему-то, Игорю, еще горше, чем мне было. О сыне забыл, идиот старый. Жена Игоря, Александра вторым беременна была. Так, что мы сразу четве-рых родных людей потеряли. Оба мы с Игорем мертвыми тогда были. Игорь тоже с катушек сорвался, тоже пить стал. Белая горячка с ним приключилась, почудилось ему, что он в Чечне, и его роту боевики атакуют. Забрался в танк, ворота части протаранил и в Москву поехал. По пути какой-то курятник раздавил. Слава богу, в танке боеприпасов не оказалось. В общем, уволили моего Игоря в запас по-тихому, дело замяли.
Командование учло его прежние боевые заслуги, то состоя-ние души, в котором он пребывал после похорон матери, жены и до-чери…, -
Сидоров достал новую сигарету, закурил. Олег Иванович за-метил, что руки у его друга слегка дрожат. – Отставка Игоря отрезви-ла, пить он бросил и мне запретил. Но черный весь ходил, смотреть страшно было.
А как-то раз ко мне подошел и говорит: поехали, батя, куда-нибудь – в тайгу, в глухомань, к чертовой матери. Может быть, если стен этих видеть не будем, нам не так больно будет?…Ну вот и приехали мы сюда из Москвы.
– Да-а-а…, – задумчиво произнес Олег Алексеевич и надолго за-молчал, понимая, что слова утешения его другу не нужны, лишними они будут сейчас.
– Теперь вот, браконьеров ловим, – поменял Сидоров тему разго-вора. – Тех, которых нам разрешают ловить, само собой.
Некоторых – не моги трогать! Неприкосновенные, мать их! Ну, да ладно, я решил по их правилам играть, с сильными мира сего не бодаться. Тоже капиту-лировал.
– А ты когда в отставку ушел? Давно?
– Давно. В восемьдесят девятом. Ты из Афгана в восемьдесят восьмом в Союз вернулся, а я с последним эшелоном – в феврале во-семьдесят девятого. В составе сороковой армии Громова. А в мае по-дал рапорт.
Срок службы вышел, а дальше служить я не хотел. Капи-таном я пришел с войны, капитаном и в отставку ушел. Так майора и не дали. Должны были дать, но не дали. Права не имели, не дать, а не дали. Да и хрен с ней, с майорской звездой.
– А мне ты об этом не писал, – удивился Инзарин. – Мы с тобой до девяносто девятого года переписывались. Десять лет. И ты ни в од-ном письме, ни единым словом…
– Не писал, потому, что знал, что ты меня не поймешь, – усмех-нулся Сидоров. – Ведь ты военный до мозга костей. Ты всегда гово-рил, что уйти в отставку в сорок лет – это преступление. Ты генералом хотел стать, и стал. А у меня, видать, изначально стремления карьеру на воинской службе сделать не было. Да и нервы слабее, чем у тебя оказались. Помнишь зачистку в кишлаке том, в
Пандшерском ущелье который? Ну, когда малец один на наших глазах себя гранатой взо-рвал?
– Да разве такой малец один был? Фанатиков на Востоке хвата-ет.
– Вот видишь, ты даже не вспоминаешь о том случае. А мне он почти каждую ночь снился. Стоит, гранату над головой поднял, а в глазах – ненависть. Взрыв! Мы с тобой за глиняный забор присели, поднимаемся
– вместо пацана – воронка, а на наших фуражках и по-гонах – его мозги. Мы мозги с себя отряхнули и вперед. Я тогда, в во-семьдесят шестом об этом случае и думать забыл. А вот когда война закончилась, и я в Союз вернулся, вот тут этот маленький афганец ко мне в гости и пришел… Ну, ладно, что это я все о себе, да о себе? Ты то как?
Как семья поживает?
– Да нормально семья поживает, – ответил Олег Алексеевич. – Жена та же. Но ты ведь с ней мало знаком, только раз виделись, да и то мельком.
– Я помню, – сказал Сидоров. – Вы с ней в отпуск в Сочи через
Москву летели. Я вас во Внуково встретил и в Домодедово отвез. Да-же выпить с тобой не удалось. Торопились вы очень, особенно твоя
Валентина. Говорила, что у вас сын один дома остался, что он, хоть парень и самостоятельный, но… Я понимаю – мама есть мама. Это, кажется, в девяносто втором было?
– В девяносто первом, – уточнил Инзарин. – Жива, здорова, моя
Валентина Андреевна. С сыном ты уже познакомился. Женат Андрю-ха, жена – писательница. Внук у меня имеется, Алешкой назвали. Сын наш второй это имя носить должен был. Мы с Валей, когда узнали, что у нас двойня будет, решили: одного Андреем назовем, в честь ее от-ца, второго Алексеем, в честь моего…
Инзарин замолчал, задумался.
– Андрей по твоим стопам не пошел, я правильно подумал? – спросил
Сидоров, уводя друга от грустных мыслей. – Прическа у него не уставная, борода.
– Не пошел. Может быть, и правильно…
Друзья снова замолчали.
Из города они выехали и даже миновали пригородные дачные участки.
Дорога спускалась в низину и там остро врезалась в тайгу. На границе леса стояло два кунга, а вокруг них мельтешили маленькие зеленые фигурки. Там же, невдалеке от кунгов, стоял вертолет. Над дорогой завис еще один, большой, десантный.
– Что-то у них там происходит, – сказал Сидоров. – Какой-то ажиотаж. Суетятся все. Неужто изловили беглецов?
– Подъедем – узнаем.
Близко к кунгам и вертолету подъехать им не дали. Знакомый
Сидорову прапорщик с 'Калашниковым' наперевес выбежал им на-встречу и, махнув рукой, приказал остановиться. Сидоров вышел из машины,
Инзарин немного задержался, посмотрев на свое отражение в зеркале и застегнув верхнюю пуговицу на рубашке, потом вышел тоже. Андрей остался за рулем военного УАЗика.
– Здравствуйте, Михаил Иванович, – поздоровался прапорщик и, увидев Инзарина, вылезшего из машины, четко, по-военному, попри-ветствовал его: – Здравия желаю, товарищ генерал-майор!
Олег Алексеевич кивнул, а Сидоров сказал:
– Да виделись уже. Часа четыре назад.
– Извините товарищи, но дальше нельзя. – Лицо прапорщика бы-ло покрыто бисеринками пота, а на щеках проступили красные пятна.
– А что такое, товарищ прапорщик? – спросил Олег Алексеевич, изобразив на лице удивление, словно он ничего не знал о том, для че-го здесь находятся военные и почему перекрыта дорога.
– Выезд из города временно закрыт в связи с возможным нахож-дением в этом районе опасных беглых преступников, – отрапортовал прапорщик и добавил, взглянув на Сидорова: – Начальство какое-то на вертолете прибыло. И отряд десанта из Уссурийска. Полковник Ефре-мов с минуты на минуту будет здесь. Да вон он едет. – Прапорщик указал рукой на дорогу в сторону города. Друзья оглянулись – по до-роге на большой скорости к ним приближался еще один военный УА-Зик. – Вам бы лучше вернуться в Манжурск. Возвращайтесь, а?
– Сейчас уедем, – пообещал Инзарин. – Я только со своим при-ятелем, полковником Ефремовым, поздороваюсь. И уедем.
Уазик остановился возле них. Полковник Ефремов, поправляя фуражку, выбрался из него и, коротко козырнув, сказал:
– Здравствуйте, Олег Алексеевич. Не вовремя вы на рыбалку со-брались, и место неудачное выбрали. Мы тут зэков ловим.
– А с каких это пор общевойсковые подразделения принимают участие в подобных операциях? – жестко спросил Инзарин, словно полковник
Ефремов все еще находился у него в подчинении. – Ты что, Николай, во внутренние войска перешел? От кого приказ получил? Почему солдатиков необстрелянных под пули бросаешь?
Прапорщик, открыв рот, следил за всем происходящим. Видимо, он впервые слышал, чтобы с командиром его полка кто-нибудь разговаривал в подобном тоне.
– Времени не было спецподразделения подтягивать, – начал оп-равдываться полковник, но вдруг вспомнил кто он такой, а кто стоит перед ним. – Вообще-то, Олег Алексеевич, это не ваше дело. Вам ма-шину дали, спасибо скажите. А в мои дела попрошу не вмешиваться.
– Да забери ты своего 'козла'! – Олег Алексеевич не на шутку рассердился. – Андрей, вылезай из машины, мы дальше с Михаилом
Ивановичем поедем.
– Никуда вы дальше не поедете, господин генерал в отставке! – повысил голос полковник Ефремов. – Вы сейчас в Манжурск верне-тесь подобру-поздорову. Прапорщик, проследи, чтобы эти граждан-ские отсюда убрались.
Полковник ушел, он направился к группе военных, стоящих у вертолета. Сидоров приложил свою широкую ладонь козырьком к гла-зам и, прищурившись, на них посмотрел. Вдруг он вздрогнул, заметив в центре группы кого-то знакомого.
– Олег, глянь вон на тех в камуфляже, – попросил он Инзарина. -
Никого не узнаешь?
– Да вроде нет, – нерешительно ответил Олег Алексеевич, взгля-нув туда, куда просил посмотреть его друг. – Не узнаю я там никого.
Правда, зрение у меня сейчас не такое острое, как раньше.
– Показалось, что ли? – пожал плечами Сидоров.
– Товарищи, – вмешался в их разговор прапорщик. – Я – человек военный. Я приказ от своего командира получил. Я вас очень уважаю, обоих, поверьте, но приказ я выполнить должен.
– Ну, что? – спросил Инзарин у Сидорова. – Сорвалась наша ры-балка?
– Ни хрена не сорвалась! Будет и рыбалка, и с сыном моим по-знакомитесь. Поехали. Я тут одну козью тропку знаю. Чуть дальше по-лучится, но этих вояк мы стороной объедем. Не уверен, что они весь Манжурск в кольцо взяли, мощей не хватит у твоего Ефремова.
И тут со стороны леса раздались короткие автоматные очереди.