Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс - один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии. Возможно, основной его талант - умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями.
Тонкая стилизация - и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство - Барнсу подвластно ВСЕ ЭТО и многое другое…
В книгу вошла вторая часть дилогии; первый роман - "Как все было".
Содержание:
1. Я тебя помню 1
2. Как все было 2
3. Где мы были тогда? 4
4. И потом 4
5. И теперь 7
6. Просто Стюарт 10
7. Ужин 12
8. Без обид 15
9. Карри с доставкой на дом 18
10. Презервативы 21
11. Не птичка шалашник 22
12. Чего я хочу 26
13. Диванные ножки 28
14. Любовь и т. д 30
15. Кто-нибудь знает, что происходит? 33
16. Что бы ты выбрал? 35
17. Член на блюдце среди драхм 37
18. Утешение 40
19. Час вопросов 43
Примечания 46
Джулиан Барнс
Любовь и так далее
Посвящается Пэт
1. Я тебя помню
СТЮАРТ: Привет!
Мы уже встречались. Стюарт. Стюарт Хьюз.
Да, я уверен. Абсолютно. Лет десять назад.
Да все нормально - с кем не бывает. Тебе вовсе незачем притворяться. Но я тебя помню. Я помню тебя. Хотя прошло уже десять лет. Даже чуть больше. Но я не забыл.
Да, я изменился. Конечно. Для начала: я весь седой. Уже даже не "с проседью", а вообще - весь.
Ты, кстати, тоже изменился. Ты сам, может быть, думаешь, что остался таким же, как раньше. Но поверь мне: ты изменился.
ОЛИВЕР: Что это за компанейские трели из соседней избы-дрочильни, кто там фыркает, сопит носом и бьет копытом в обитом войлоком стойле? Неужели мой добрый, мой старый - старый в значении "давний" - друг Стюарт?
"Я помню тебя". Очень по-стюартовски. Он такой старомодный, такой давнемодный - он любит немодные древние песни, которые были еще до него. Я хочу сказать, одно дело - зациклиться на дешевенькой музычке, совпадающей по хронологии с первыми признаками пробуждения твоего либидо, будь то Рэнди Ньюман или Луиджи Ноно. Но зациклиться на замшелых шлягерах предыдущего поколения - это так трогательно и так очень по-стюартовски, вы не согласны?
Что вы так озадаченно смотрите? Френк Айфилд. "Я помню тебя". Или, вернее: "Я помню тебя-аа-аа, / С тобой сбылись все мои мечты-ыы-ыы". Да? 1962. Австралийский йодлер в курточке из овечьей шерсти? Вот именно. Вот именно-оо-оо. Этакий ходячий социологический парадокс. Разумеется, не в обиду нашим бронзовокожим кузенам из Бонди. В рамках всеобщего раболепного преклонения перед всякой культурной подгруппой я ничего не имею против австралийских йодлеров per se. Может быть, вы один из них? Нет, правда. Вы, случайно, не австралийский йодлер? Если так, то я открыто взгляну вам в глаза и пожму вашу честную руку безо всякого даже намека на дискриминацию. Я приму вас, как брата, в братстве людей. Вместе со швейцарскими крикетистами.
А если - по некоей капризной случайности - вы швейцарец и крикетист, уроженец Бернского Оберленда, тогда я скажу проще: 1962-й славен, помимо прочего, тем, что именно в этот год "Битлы" совершили свою первую революцию на сорока пяти оборотах в минуту, а Стюарт поет Френка Айфилда. Обвинение высказалось.
Кстати, я Оливер. Да, я знаю, что вы меня знаете. Я вижу, что вы меня помните.
ДЖИЛИАН: Может быть, вы меня помните. Может быть, нет. Какая разница?
Главное, чтобы вы поняли: Стюарту хочется вам понравиться, ему это необходимо - понравиться вам, в то время как Оливер даже мысли не допускает, что он может кому-то не нравиться. Вижу, как вы скептически смотрите. Но все дело в том, что я уже не один год наблюдаю, как даже те, кого буквально воротит от Оливера, все равно подпадают под его обаяние. Разумеется, были и исключения. Но я вас все-таки предупреждаю.
А я? Ну, я предпочла бы понравиться вам, нежели наоборот, но ведь это нормально, правда? Но тут еще надо смотреть, кто вы конкретно.
СТЮАРТ: Я вообще и не думал про песню.
ДЖИЛИАН: Послушайте, у меня, правда, нет времени. У Софи сегодня музыка. Но мне всегда представлялось, что Стюарт и Оливер - это два полюса одного процесса… не знаю, наверное, взросления. Стюарт считал, что взросление связано с тем, чтобы приладиться, прийти в соответствие с некими нормами, угодить окружающим, стать членом общества. У Оливера таких проблем не было. Он всегда был уверен в себе. Как называются те растения, которые поворачиваются за солнцем? Гелио - как-то там. Вот и Стюарт всегда был таким. В то время как Оливер…
ОЛИВЕР: …всегда был le roi soleil, правильно? Это лучший матримониальный комплимент, которого я удостоился за последнее время. Меня называли многими лестными именами в этом кратком подлунном мгновении по имени жизнь, но Король-Солнце - это что-то новенькое. Феб. Феб Блистающий…
ДЖИЛИАН: …тропы. Они называются гелиотропы.
ОЛИВЕР: Вы заметили, как изменилась Джилиан? Как она распределяет людей по категориям? Наверное, это сказывается французская кровь. Она же наполовину француженка - вы не забыли? "Наполовину француженка по матери": что, по логике, должно означать "на четверть француженка", вам не кажется? Но, как не раз замечали философы и моралисты, что у логики общего с жизнью?
Если бы Стюарт был наполовину французом, в 1962-м он бы насвистывал Джонни Холлидеевскую галльскую версию "Давай еще раз станцуем твист". Ничего себе мысль, вы согласны? Остроумное pensée. И вот еще что: Холлидей был наполовину бельгийцем. По отцу.
СТЮАРТ: В 1962-м мне было четыре года. Просто для сведения.
ДЖИЛИАН: На самом деле, мне вовсе не кажется, что я распределяю людей по категориям. Просто, если есть люди, которых я понимаю, так это именно Стюарт и Оливер. В конце концов, я была замужем за обоими.
СТЮАРТ: Логика. Кто-то упомянул про логику? Сейчас будет вам логика. Ты уходишь из поля зрения, и все считают, что ты остаешься таким же, как раньше. Вот самый дурной пример логики, с которым я сталкивался на протяжении многих лет.
ОЛИВЕР: Кстати, насчет les Belges. Не поймите меня неправильно. Если какой-нибудь бойкий и самодовольный провинциал-патриот встанет вдруг за обедом и скажет: "Назовите мне шесть знаменитых бельгийцев", - я первым подниму руку. И меня не испугает даже оговорка: "кроме Сименона".
Может быть, это никак не связано с ее французской половинкой. Может быть, все дело в возрасте. Средний возраст - это случается почти с каждым, хотя и не обязательно, чтобы со всеми. Но с Джил все четко: ее поезд приходит на станцию точно по расписанию, паровоз пыхтит, и гудок гудит, и бойлер горячий дымится. Но задайтесь вопросом, когда Стюарт достиг состояния "средний возраст", и ответ будет вполне однозначным: либо незадолго до, либо сразу после того, как у него опустились тестикулы. Вы видели эту его фотографию в ясельном возрасте, где он в костюмчике-тройке и полосатом подгузничке?
А что же Оливер? Оливер давно для себя решил - нет: всегда знал инстинктивно, что "средний возраст" - это унизительно, déclasse и недостойно даже упоминания в приличном обществе. Оливер планирует ужать средний возраст до половины дня - от обеда до ужина - возлежания на диване с мигренью. Он верит в юность и мудрость и планирует совершить переход от мудрой юности к юной мудрости с помощью упаковки парацетамола и маски на глаза - какие дают в самолетах с какой-нибудь экзотической авиалинии.
СТЮАРТ: Кто-то однажды заметил, что законченного эгоманьяка легко отличить по тому, как он говорит о себе в третьем лице. В наше время даже члены королевских фамилий уже не используют монаршее множественное число. Зато есть спортсмены и рок-звезды, которые говорят о себе в третьем лице, как будто так и должно быть. Ни разу не замечали? Бобби Имярека обвиняют в нечестной игре, что он добился пенальти обманным путем или что-нибудь в этом роде, и он отвечает: "Нет, Бобби Имярек никогда бы так не поступил". Словно есть какой-то другой человек с тем же именем, который берет на себя всю ответственность и служит как бы уполномоченным представителем первого Имярека.
Но Оливер - не тот случай. Его вряд ли можно назвать знаменитым, правильно? И тем не менее, он говорит о себе "Оливер", как будто он олимпийский чемпион. Или шизофреник, прошу прощения.
ОЛИВЕР: Ваше мнение по поводу реструктуризации государственных долговых обязательств по международному транспортному коридору "Север-Юг"? О перспективах евро? Об улыбке на хищном лице экономики "азиатских тигров"? Как на ваш взгляд: торговцы ценным металлом уже изгнали беса всеобщей паники в связи с возможным падением цен на золото? Я даже не сомневаюсь, что у Стюарта есть свое мнение - здравое, твердое и весомое - по любому из этих вопросов. Занудный он все-таки малый. Впрочем, ставлю шесть знаменитых бельгийцев, что сам он себя таковым не считает. Наверняка полагает себя личностью интересной и во всех отношениях достойной. Светоч здравого смысла, оплот добродетели и т. д. Но при полном отсутствии самоиронии.
ДЖИЛИАН: Послушайте, перестаньте. Вы, оба. Хватит уже. Так ничего не получится.
Какое, вы думаете, вы производите впечатление?
ОЛИВЕР: Что я вам говорил? Поезд подходит к станции, чух-чух, пых-пых…
ДЖИЛИАН: Если мы снова все это затеяли, то давайте играть по правилам. Никаких разговоров между собой. Тем более, мне пора. Кто поведет Софи на музыку?
ОЛИВЕР: Джилиан, если вам вдруг интересно, почетный член общества "Догадайтесь".
СТЮАРТ: Свинина не интересует? Экологически чистая, с настоящим вкусом мяса? Кстати, где вы находитесь - территориально?
ОЛИВЕР: Шестерых, кроме Сименона? Легко. Магритт, Сезар Франк, Метерлинк, Жак Брель, Дельво и Эрже, создатель Тинтина. Плюс - в качестве pourboire - пятьдесят процентов от Джонни Холлидея.
ДЖИЛИАН: Перестаньте! Что один, что другой - оба хороши. Никто же не понимает, о чем вы, вообще, говорите. Знаете, что? По-моему, нам следует объяснить ситуацию.
СТЮАРТ: Оба хороши. По-моему, это спорное утверждение. Тем более при сложившихся обстоятельствах.
Хотя я согласен. Кое-что следует объяснить. На самом деле, Френк Айфилд был не австралийцем. Может быть, он жил в Австралии, но родился он в Англии. В Ковентри, если на то пошло. И пока не закрыли тему: "Я помню тебя" - песня Джонни Мерсера, написанная лет за двадцать до Айфилда. Почему, интересно, снобы от культуры всегда с презрением отзываются о вещах, о которых понятия не имеют?
ОЛИВЕР: Объяснить ситуацию? А нельзя это как-нибудь отложить до Dies Irae, пока какой-нибудь гидро-пенисуальный зловредный черт не проткнет нас своим измерительным стержнем, а ящер с головой летучей мыши не намотает наши кишки на лебедку? Объяснить ситуацию? Думаешь, нужно? У нас тут не семейное телевидение, и уж тем более - не римский Сенат. Ну, хорошо. Убедила. Тогда я первый.
СТЮАРТ: Почему это Оливер первый? Как это типично по-оливеровски. Тем более любой специалист по маркетингу знает, что первый рассказ всегда запоминается лучше.
ОЛИВЕР: Чур, я первый. Чур, я первый.
ДЖИЛИАН: Оливер, тебе сорок два. В таком возрасте "чур" уже не говорят.
ОЛИВЕР: Тогда не улыбайся мне так. Чур. Чур, чур, чур и еще раз - чур. Ну, давай, рассмейся уже. Ты же хочешь. Пожалуйста. Ну, пожалуйста.
СТЮАРТ: Если это - альтернатива для средних лет, то я выбираю последнее. Формально или неформально.
ОЛИВЕР: Ага, маркетинг! Моя всегдашняя ахиллесова пята. Ну, хорошо, пусть начинает Стюарт, если ему это принципиально. Начинающий эстафету первым несет палочку истины. Только смотри, не урони ее, Стю-малыш! И не выбегай за пределы своей дорожки. Ты же не хочешь, чтобы нас всех сняли с соревнований уже на первом этапе. Дисквалификация нам не нужна.
Ладно, пусть первым будет Стюарт. Мне все равно. Но у меня есть одна просьба, и вовсе не из эгоманьячных соображений, своекорыстия или правил маркетинга, а исключительно на основании этикета, искусства и страха перед банальным. Пожалуйста, не называй следующую главу "Как все было". Пожалуйста, не называй. Я тебя очень прошу. Ну пожалуйста.
2. Как все было
СТЮАРТ: Я не уверен, что смогу хорошо рассказать. Обязательно где-нибудь собьюсь и начну пересказывать события не в том порядке. Но вы уж, пожалуйста, потерпите и не судите строго. Потому что мне кажется, так будет правильно - чтобы сначала рассказывал я.
Мы с Оливером вместе учились в школе. Он был моим лучшим другом. Потом я работал в клиринговом банке. А он преподавал английский как иностранный. Я познакомился с Джилиан. Она была художником-реставратором. Она и сейчас художник-реставратор. Мы познакомились, мы влюбились друг в друга, мы поженились. Я ошибочно думал, что это - конец истории, хотя это было только начало. Я так думаю, я не единственный. Многие совершают такую ошибку. Слишком много мы смотрим фильмов и слишком много читаем книг, мы слишком верим родителям. Все это было давно, десять лет назад, когда всем нам было чуть-чуть за тридцать. Теперь нам… нет, вижу-вижу, что вы вполне в состоянии подсчитать самостоятельно.
Она ушла от меня к нему. Вернее, Оливер ее увел. Просто взял и увел. Сделал так, чтобы Джил в него влюбилась. Как? Не знаю и знать не хочу. Ни сейчас не хочу, ни тогда не хотел. Одно время, когда я начал что-то подозревать, меня мучил вопрос: спят они или нет. Я и у вас спрашивал, помните? Умолял, чтобы вы мне сказали. Буквально напрашивался на однозначный ответ: они ведь спят, правда? Я помню. Но вы мне тогда ничего не сказали, и теперь я вам очень за это признателен.
Я тогда был слегка не в себе. Но это вполне объяснимо, правда? Меня можно было понять. Я боднул Оливера головой в лицо и сломал ему нос. А в день их свадьбы я заявился без приглашения в ресторан, где они отмечали событие, сам того не желая, устроил сцену и испортил им праздник. Потом я уехал в Америку. Устроил так, чтобы меня туда перевели от фирмы. В Вашингтон. И что самое забавное, единственный человек, с кем я поддерживал связь из оставшихся в Англии, - это мадам Уайетт. Мать Джилиан. Единственный человек, который был на моей стороне. Мы переписывались регулярно.
Потом я ездил во Францию, чтобы с ними увидеться. Вернее, чтобы увидеть их. Потому что я-то их видел, а они меня - нет. Я видел тот показательный бой, который они устроили посреди улицы. Оливер ударил ее по лицу, а все соседи делали вид, что не смотрят на них через щелочки в занавесках. И я в том числе. Я стоял у окна у себя в номере, в маленькой деревенской гостинице прямо напротив их дома.
После этого я вернулся в Америку. Даже не знаю, чего я ожидал от той поездки - и что она мне дала, - но одно знаю точно: мне она не помогла. Стало ли хуже? Не знаю. Но легче определенно не стало. Наверное, все дело в ребенке. Ребенок меня добил. Если бы не ребенок, может быть, все обернулось бы по-другому.
Не помню, говорил я вам или нет, что после того, как мой брак распался, я стал покупать секс за деньги. Мне вовсе не стыдно в этом признаться. Пусть другим будет стыдно, что они так со мной обращались. Проститутки называют свою работу "делом". "Ну что, делаем дело?" - таков был обычный вопрос, предваряющий все остальное. Не знаю, говорят они так до сих пор или нет. Я больше не пользуюсь их услугами.