Она сняла ножку с Лехи, подошла к зеркалу и тут же вернулась, но уже в туфельках на высоченных каблуках ноги ее от этого стали просто бесподобны! Леха отвел глаза.
- Вот мы какие, да? Однако-о! - протянула Тяпочка и жеманно изогнулась. - Только я люблю именно таких. И скажу по секрету, только за такого пойду замуж. Может, Лешенька, ты моя судьба, а, как ты думаешь?
Леха приподнял голову и промямлил:
- Мне пора в часть! Служба!
Тяпочка подошла ближе.
- Служба - это да-а! - сказала она весомо. - Но в часть только через… - И она провела обеими маленькими ручками по своему телу от плечей до ног, подчеркивая все встречные выпуклости. - В часть только через меня!
- Нет! - Леха заупрямился. Ему почему-то стало и страшно и неловко. Хмель слетел с него, а вот слабость осталась.
- Нет? - повторила она вопросительно.
- Угу, - промычал Леха. Он не сомневался, что все в его руках. Эту кроху-девочку с обворожительными ножками он одной рукой поднимет, посадит на ладошку, а другой прикроет.
- Тогда другой разговор! - Тяпочка вдруг стала сердитой, даже злой. Она напомнила Лехе поселковую учительницу, очень маленькую, но очень строгую.
- Тогда рекомендую приготовиться к операции! Маэстро, туш!
И она сама включила магнитофончик, стоявший тут же, у постели. И пояснила:
- Это чтоб воплей не было слышно!
Следующим движением она подхватила с зеркала огромные ножницы и выразительно щелкнула ими у самого носа Лехи. В это время с кассеты завопил что было мочи бесполый рок-певец Синдерелла. И Леха подумал, это конец, такая и впрямь отрежет, маленькие - они все злющие!
- Раз службе нужны кастраты - все! Кастрируем! - потвердила Тяпочка. И щелкнула ножницами еще два раза - у Лехиного подбородка, а потом над блестящей бляхой. Последнюю она сковырнула одним пальчиком, разметала полы кителя, дернула вниз за брючный ремень. - Чик! И готово!
Леха, вместо того чтобы защищаться и спасать свое мужское естество, оцепенел и чуть было не заплакал - на него столько сегодня навалилось всякого, непривычного, что он просто не выдерживал. Он даже руки не поднял!
А Тяпочка скомандовала:
- Раздеться немедленно!
Дверь открылась, и в комнату просунулась Гринина усатая голова.
- Ну как? - поинтересовалась она.
- Щас все оформим! - заверила Тяпочка. И щелкнула ножницами в сторону Грини. Тот скрылся.
Леха понял - деваться некуда. Он снял китель, потом рубаху.
- Майку долой! - приказала Тяпочка.
Леха снял и майку.
- Брюки!
Вот с брюками Леха возился долго. Девочке-крошечке пришлось даже помочь ему. Она нагнулась, вцепилась в штанины и дернула. Леха остался в одних трусах.
- Пока хватит! - сказала Тяпочка. И отложила ножницы. - Созрел, мальчик? Все о'кей?!
Леха сидел сиднем. Ах если б он знал, в какую историю влипнет, встретившись с Гриней! Да он бы вообще не пошел в увольнение! Он бы все два года просидел бы в части!
- А ты хороше-енький, - мечтательно протянула Тяпочка. - Культуризмом не занимался, а? Или, как это щас называют фрайера дешевые, бидиболдингом?
- Нет, - ответил Леха, - у нас работенки и без болдингов всяких хватает, тока успевай!
- Ну и отличненько! - обрадовалась чему-то Тяпочка, щуря черненькие глазки. - Вот и поработай немного, лады? Ну чего вертишь головой, чего краснеешь, ведь я ж пообещала… и ты мне так нравишься, ты такой мальчик занятный, такой, такой… - она запнулась, но нашлась все-таки, - о каком я всегда мечтала!
Она вдруг села возле него, положила малюсенькую ручку ему на щеку, пригорюнилась и сказала:
- Полюби меня, Лешенька, а? Ну чем я хуже других! Полюби и забери к себе, в деревню, будем вместе жить в избушке, я тебе детишек нянчить буду, ласкать тебя буду…
У Лехи вдруг в горле комок застрял, а в груди что-то екнуло. И он попытался привстать, слабенько, как-то помальчишески протянул:
. - А чего, поехали…
Это вырвалось у него само собою. Но она тут же встала. И рассмеялась в голос. Она долго заливалась на все лады. А потом уперла руки в коленочки, нагнулась и шепнула ему:
- Но сначала, Лешенька, ты мне докажи, что ты меня любить будешь! А то ведь завезешь в глушь какую, а сам к коровам да на поле, к самогонщикам брагу хлестать, а про меня и забудешь, миленький, нет ты полюби меня… А я тебя полюблю!
Она отодвинулась от него и стала рaсстeгивать кофточку. Неторопливо, поглядывая на Лeху лукaво. А тот весь напрягся, одеревенел. Но не мог oн не смотреть, не мог!
Тяпoчка сбросила кофточку. И под ней оказался очень складненький женский торс, все было точеным - и шейкa, наполовину дотоле скрытая, и плечики, и талия, и кругленький, еще не совсем обнажившийся животик - все словно с фотографии в журнале, Лехa и не видал такой ухоженности и прелести раньше. Узенькая полосочка лифчика почти не прикрывала грудей, oна лишь немного стягивала их, иначе бы разлетелись по сторонам, были они какими-то живыми на вид, будто сами по себе жили, своей жизнью.
- Хочешь? - Тапочка подошла ближе, качнулась к нему.
Вслед движeнию качнулась ее груди, нависли над Лехой.
Но он отпрянул, уперся головой в стену, побледнел.
- Ну ладно, - успокоила его Тяпочка, - не будем спешить.
И она стала медленно стаcкивать с себя юбочку, шаг по шагу расстегивая коротенькую "молнию", обжигая глазами Леху. А когда полосочка темной ткани соскользнула с ее бедер, округлых и также точеных, и упала на пол, Леха увидал, что то, чтo он принял за колготочки, было не ими вовсе, а чулочками. Да, на Тяпочке, на ее прелестных ножках были розовенькие ажурныe чулочки в тон банта, который покачивался при каждом движении. Поверхy чулочков шла краснeнькая резиночка с какой-то бахромой, a yжe от нее вверх тянулась какие-то узенькие бретeлечки-завлекалoчки и крепились они к какому-то, так же непонятномy для Лехи, поясочку. Все было так интересно и волнующе, что Леха невольно облизнулся.
И это не ускользнуло от внимания Тяночки.
Она плотоядно улыбнулась, совела бедрами, подняла плечи, отчего ее груди стали выше и опять сделали попытку разбежаться, и кокетливо проурчала:
- Ну-у, можно меня полю-юби-и-ить?
Леха судорожно кивнул. Она стояла перед ним практически голая - лишь узенькая ниточка трусиков с крохотным треугольничком, почти ничего не прикрывающим, покоился на ее бедрах. И это зрелище заслуживало внимания. Леха не мог оторваться. Он чувствовал, как его плоть набирает силы, как огонь разгорается внутри. И ои уже знал, что без этих ниточек, чулочков, резиночек, брeтелечек все было бы значительно проще, не волновало бы так, не манило.
Он протянул руку. И она подалась навстречу этой руке, коснулась ее животом. Леха отдернул руку, словно от раскаленного утюга.
- Так можно или нет? - почти простонала Тяпочка.
- Можно! - выдохнул Леха с невероятной решимостью и пылом. Если бы она сейчас сказала ему: "Лешенька, сойдем, милый, в загс!", он, не задумываясь, встал бы, оделся и пошел с ней хоть в загс регистрироваться, хоть в церковь венчаться, хоть на каторгу тележку возить. Но она не сказала ничего такого, не предложила.
Она изогнулась как-то жеманно, так, что у Лехи челюсть отвисла, так, что он подтянул колени к груди и сжался в комок. И в следующее мгновение ниточка бюстгальтера слетела, груди разошлись, качнулись, точеные крохотные шарики сосочков, обрамленные желтовато-смуглыми окружиями, будто два зрачка косоглазой красавицы устазйлись по углам комнатушки. А с Лехой чуть инфаркт не случился. Сердце затрепыхалось обезумевшим кроликом в тесной клетке. Пот выступил на лбу, ноги задрожали.
Леха мог бы протянуть руку и погладить эти груди, коснуться, мог дотронуться до плечей, живота… Но руки не слушались его.
А она словно измывалась над ним, понимaя его вожделение, робость, беспомощность, осознавая свою власть. И наверное, она немного переиграла. В то время, когда Лехины глаза скользили со ее ногам, от крохотных черненьких туфелек, вдоль розово-ажурного изящества к обилия плоти, до маленького темного треугольнктакй, ока вдруг как-то вытянулась, закинув руки за голову, повернулась к нему спиной. Это был конец Лехин.
Ничегошеньки на ней сзади не было. Лeха и не знал, что бывают такие трусики - веревочкой скользящие по талии и веревочкой убегающие вниз, пропадающие. Да и не задумывался oн сейчас обо всех этих премудростях и женских уловках. Ему просто бросились в глаза два тугих нежно-матовых полушария гад розoвеющими нoжкани, бросились в глаза груди, выглядывающие маняще из-за спины.
Но все это было лишь началом или предвестием кoнца, потому что в следующую минуту, Тяпочка повернулась к нему боком, выгнула спину, подалась вперед, отчего полушария стали почти шарaми, переходящими в гибкую осиную талию… Леха врoтянул руку, и его ладонь легла на нежную матовую кожу, ощутила упругую податливую плоть, скoльзнула по ней, пальцы начали сжиматься. И Леха застонал. Стон его перешел з хрип.
- Ну что ты, миленький?
Тяпочка повернула к нему прелестную головку, качнула бантом. Она вдруг увидела, что сидящий на кровати парень весь побагровел, стал красным до корней волос. Взгляд ее скользнул вниз… и она заметила на белых трусах расплывающееся темное пятнo. И все поняла. Рассмеялась. И сразу стала простой, не жеманной и кокетливой, а какой-то своей, роднoй. Она обняла Леду, притянула голову к груди. Тут же выпустила. Отвернулась.
- Снимай! - сказала она и протянула руку.
От отбросил покрывало, потом одеяло. Забрался под него и стянул с себя трусы. Oна нaкиула на тело халат. Взяла его трусы и ушла. Через три минуты вернулась, доложила:
- Не боись, высохнут через полчаса! Но теперь ты от меня не укатишься, колобок!
Леха боялся глаз поднять. Он переживал свой позор очень остро. Лучше б ему вообще было умереть, так он считал в эту минуту. Она же так, видно, не считала.
- Лешенька, милый, ты очень впечатлительный мальчик! Но я таких люблю! Я для таких на все пойду! Вот только скажи…
- Чего уж теперь-то говорить, - протянул Леха.
Она подошла к окну, опустила плотную штору. Потом переключила магнитофон с воющего Синдереллы, на интим, мягкий и убаюкивающий. Сказала:
- Вот только теперь у нас с тобой и начнется разговор, Лешенька! Ты себя еще плохо знаешь! Но я тебе поведаю кое-что о самом же тебе, спасибо скажешь.
Леха отвернулся.
- Ну чего, передохнул? - спросила Тяпочка. Скинула халат. Потом стянула трусики. Сбросила на палас туфельки. Но бант и чулочки оставила, ей очень шел к лицу розовый цвет. Прошла к выключателю. Щелкнула. И в комнате стало темно - хоть глаз выколи!
Она скользнула к нему, под одеяло, прижалась, начала ласкать, оглаживать. Потом навалилась сверху и сдавила eго щеки грудями, он чуть не задохнулся. Но не ощутил в себе сил, расстроился еще больше. Тогда она уселась на него, прямо на грудь, заставила подтянуться на подушке повыше, склонилась и принялась целовать. Она целовала без устали, не жалея ни его, ни своих губ, oнa давила на его грудь ладонями, теребила кожу пальцами, терлась о нее грудями и целовала, целовала, целовала… А когда он обезумел от ее поцелуев, когда он потерял чувство верха и низа в этой темной комнате, в этой жаркой постели, она шепнула:
- А теперь ты поцелуй меня!
Он впился в ее губы и долго не отпускал их. А она все просила, просила в промежутках, поцеловать ее, еще и еще. Он целовал шею, груди, сосочки, живот, он целовал ее всю и не мог уже остановиться. Но он не чувствовал пока в себе силы, лишь губы его и руки были всевластны.
И тогда она, не слезая с него, встала на колени, надвинулась на него, обхватила голову руками, прижала к животу, дала насладиться его кожей и надавила на голову, спустила ее ниже. Леха уткнулся лицом в ее пах. Ее руки властно давили на затылок. А он и не пытался отстраниться, он был околдован ею, он сходил с ума и был рад этому добровольному сумасшествию. Он коснулся губами чего-то мягкого, нежного, теплого. Губы вытянулись, слились с этим мягким и нежным, и он уже не мог оторваться. Он почувствовал, что обретает мужскую силу, и это окрылило его, он обхватил ее бедра руками, прижался еще сильнее, задыхаясь, окончательно теряя голову… Но она вдруг оттолкнула его. И шепнула в ухо:
- А ты сладкоежка, мальчик, гурман! Но все потом, не будь таким развратным типом. Покажи, на что ты способен, а? Ведь ты теперь не откажешь мне в маленьком и самом обычном удовольствии без всяких штучек?!
Леха понял, теперь он хозяин. Но он должен выполнять ее требования. И он приподнял ее над собой на одних руках, положил рядом, осторожно перевернулся, наваливаясь на нее. Она тяжело вздохнула, а когда почувствовала, что он на самом деле обрел свою мужскую силу, слился с ней, начал ритмично покачиваться, уперла ему в грудь остренькие кулачки. И пролепетала жеманно:
- Медведь! Ты же меня раздавишь, ну-у, будь же учтивее с дамой!
И Леха, не прекращая своих любовных стараний, оперся на локти, приподнялся над ней, опустил ладони на ее разбегающиеся жаркие груди и свел их наконец-то. Он даже сумел собрать их в одну ладонь, причиняя ей боль и неудобство, но испытывая при этом непонятный восторг, а другой ладонью он нащупал ее бедро, прижал плотнее к своему, потянул вверх и снова придавил ее.
- О-о, медведь! Какой ласковый и страстный медвежонок! - пропела она ему в ухо. И укусила за мочку.
Что-то произошло с Лехой в эти минуты. Все в нем перевернулось. И он уже воспринимал эту встречу не как досадное недоразумение, а как удачу, несказанную, дарованную судьбой удачу. Он трижды отстранялся от нее - лежал, отдыхал - и опять начинал ее терзать, мучить. И он бы не вылезал из кровати вообще. Но она выпихнула его включила свет.
- Пора, Лешенька, пора - уговаривала она его, - служба! Не положено тебе задерживаться!
Он повалил ее и в четвертый раз. Он овладел ей уже при свете, наслаждаясь и глазами изучая это несущее сладость тело, запоминая каждую его черточку, изгиб.
И все же она его выпроводила. Одела и выпроводила.
А напоследок сказала:
- Больше не приходи, понял?! Никогда!
- Почему? ~ удивился Леха.
- Потому! - ответила она. - Ты думаешь, нашел себе бесплатную дырку, будешь теперь кататься за так, да?!
Леха молчал.
Ока припала к его груди. И сказала сквозь слезы:
- Да не сердись! Я давно уже не промышляю! Да и раньше не шибко-тo - пять-шесть клиентов в месяц, и все, щас зaвязала… очень редко ложусь под кого, только если проблеснет что-то! Вот и с тобой проблеснуло, не…
- Что везде за но? - спросил Леха, сжимая ее плечи.
- Пусти! Чего слыxал! Не приходи, и все! - Она вдруг обмякла. - А захочешь прийти, так только когда отслужишь, придешь, скажешь, пошли, Тяпка, со мной, на край света, в самое дремучее село… и я пойду, серьезно, пойду! Все брошу, со всеми расплююсь! Ты только позови! Ладно? - Она помолчала. И сказала еще тверже: - Но до того не приходи. Все! Покедова!
Гриня уже поджидал Леху. Он его подхватил. И еще неизвестно, как бы себя повел Леха, чтобы с ним дальше было, если б Гриня не взял его в оборот, не подпоил бы малость, не снял бы нервного напряжения. И остался в Лехиной памяти весь этот эпизод как чудный сон. Он все помнил, но так и не смог себя убедить, что все бывшее с ним правда.
Земляк был заботлив. Перед уходом Гриня даже осмотрел его придирчиво: чтоб и пуговица верхняя была застегнута, и пилотка не скособочилась. Сам провожать пошел. И когда с патрулем столкнулись, отстоять пытался. Да куда там! Потом Гриня пропал. Были: комендатура, неприятный разговор, машина из части - все как во сне, нечетко, наплывчато. Потому и не воспринималось поначалу за реальность, казалось - вот-вот сон развеется, и все окажется не так уже плохо. Не развеялся сон!
Лампочка замигала, по камере запрыгали тени. "Хоть бы погасла совсем!" Суркову вдруг захотелось темноты, так чтоб ни малейшего просвета, ни проблеска. Но лампочка выправилась, даже засветилась ярче. Оставалось только одно - закрыть глаза. Леха так и сделал.
"И Гриня вовсе ни при чем! - вдруг ясно осознал он. - Не виноват он передо мной. Перед самим собой виноват может, а передо мной нет. Нечего валить на него!" Леха представил себе, как корит сейчас себя Гриня. "Не может быть, чтоб не корил! Ведь знает, чем все кончилось. А тогда, вначале, разве мог знать, так чтобы наверняка? Конечно, нет!" Сурков с силой ударил себя кулаком по колену. "Легче всего виновных на стороне искать. Все! Только нет! Врешь, - он открыл глаза, встал, - сам виноват. Сам! Растяпа несчастный!"
- Приготовиться ка обед! - прокричал за дверью выводящий.
"Хорошо еще, что кормят", - мелькнуло в мозгу. Сурков сдернул гимнастерку, застегнул пуговицы. Но без ремня выглядеть прилично- не всякoмy удастся. "Трое суток - не век!"
Славка, потный и раскрасневшийся, тяжело отдувался, пыхтел. Гимнастерка у него выбилась из-под ремня, пилотка съехала на затылок, автомат, придерживаемый за ремень, покачивался у ноги, прядь волoс потемнела, прилипла ко лбу.
Новиков пoсмoтрел на секундомер.
- Уложился, даже с запасом, - сказал он Так, Слепнев, Ребрсз, на исходный рубеж!
В pyкe у сержанта был зажaт красный флажoк на коротеньком дрeвке.
С полосой этой возились дoлго, почти целый месяц ушел на то, чтобы научиться преодолевать отдельные препятствия, причем без оружия, налегке. Время летело, упражнения усложнялась - пoследние две недeли исполняли полную программу, сначала не спеша, зaкрепляя навыки. Потом Новикoв принес на одно из занятий секундомер - и началось.
Азарт и соперничество принесли поперву излишнюю торопливость. Многие ходили в синяках, с шишками н растянутыми сухожилиями, но интерес к полосе не пропадал: чем больше она приносила неприятностeй, тем скореe, увереннеe хотелось преодолеть ее.
Все удовольствия Сергей испытал на себе. Еще свежа была в памяти "разрушенная лестница" - то ли нога на ходу пoдвернулась, то ли сапoг соскользнул, заметить не успел, как навернулся с нее, да с такой-силой, что до сих пир поглядывал ка лестницу с опаской.
Врачиха в санчасти смoтрела на его ушибы, вздыхала, поправляла очки на носу, сетoвaлa: "'Ну, по меньшей мере, миленький, никаких серьезных повреждений нe было - так: видимость одна.
Как и во всей это жизни, на полосе неприятнoе мешалось со смешным, неудачи с победами, ошибки с догадками, невероятными своей простотой, - то, что казалось невыполнимым, становилось обыденным, даже скучным. Несколько веселых минут доставил как-то самый длинный сплетник из второго взвода, что имел разговор с Черецким. Перепрыгивая через канаву с водой, начальное и самое легкое препятствие, он умудрился соскользнуть с противоположной стенки и, взмахнув, будто на прощанье, руками-граблями, скрылся в мутной воде. Глубина в яме была не больше метра, но падал он спиной, да к тому же высоко задрав ноги, и потому воды хватило, чтобы скрыть прыгуна. Правда, уже через секунду парень был на ногах и, стоя со пояс в воде, пытался нашарить руками на дне канавы слетевший во время падения автомат. Пилотка его мирно плавала рядышком на поверхности, впитывая в себя радужные пятна. "Пловец" не пoстрадал нисколько, даже царапинки единой на нем не было, но, насквозь промокший и ошaлевший от неожиданного купания, он выглядел как ощипанная курица и долго не мог вылезти из канавы - глина, мокрая, скользкая, сбрасывала его обратно в воду.