ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ КОНКРЕТНО, А НЕ ТУМАННО, ПОЛОВИНЧАТО!
Только национально – расовая идея, кроме ее не было идей на свете!
Я пойду до конца! До пороховой точки!
И что самое главное, нам нужен диктат! Нам нужна личность!
Исконно человечество – это личность и семья. Но не государство.
Человек не знает что такое государство. Ему это не надо! Государство
– это искусственное политическое устройство, иногда военное.
Соберите в одной комнате 100 дураков, и ни одной умной мысли вы не услышите. Объедините 100 трусов в один круг, и ни одного смелого жеста вы не увидите.
Только личность, сила личности и бесповоротное ему подчинение может привести к триумфу!
Главное – это понять! Дальше уже понимать не надо, все образуется само.
Москве выгодно уничтожение роли личности. Ей выгодно
''большинство''.
Главное же – идеал одного человека!
Развитие пещерных людей началось с одного человека. С первого! Он был пионером. Он подал идею, и ее поддержали все остальные. Потом это стали называть инстинктом. Будто оружие, технику, автомобили изобрели массы: Это делали личности!
Чем больше общество соглашается с этим, идет навстречу этой догме, тем самым успех будет быстрее. Масса должна подчиняться личности! В природе это так. В стае должен быть вожак. На земле нет равенства, об этом надо говорить вслух. И в Армии и в политике все делают личности. Идея идет сверху вниз, а ответственность и поддержка снизу вверх. Это естественный природный принцип.
…
И я начал писать тезисы, политические статьи и трактаты. Отмечал пункты, мысли, фразы. Старался охватить все контуры политических вопросов. С энергией, торопливостью и фанатизмом работала моя мысль на пользу дела национализма. Я стал кружиться в этом водовороте.
Мои статьи печатались в газетах, журналах. Они вызвали широкие отклики. Меня знали, читали, слушали. Я понял, что это очередной порыв, импульс. Я понял, что заново открылся шлюз в моем сердце, и на это реагировать не нужно. Но я хотел реагировать. Ведь я азербайджанец!
Я не давал окончательно заснуть своим мыслям от убаюкивающей ежедневной серости.
Я костьми лягу, но эту идею я претворю в жизнь! В моей душе возрождалась новая национальная весна! Как можно быть счастливым вне нации?! Иного выбора нет! Мы должны преодолеть комплекс побежденной нации!
Проституция и наркомания были, есть, и так же будут, как я надеюсь, будет и национализм. Полукровкам этого не понять.
Среди чистокровных азербайджанцев тоже есть скептики, которые равнодушны к национализму. У них хоть и кровь чиста, но мозг отравлен. Или же они подкуплены. Иного варианта нет!
Люди с двоящимися, троящимися мыслями обречены еще долго брести в потемках, шарахаясь то вправо, то влево. Ибо многие из низ воспитаны в системе социализма. Кадры КПСС уже много лет сидят в верхах.
Принцип бывших коммунистов таков: Аллаха нет, и все дозволено.
Надо выделиться от остальных ''политиков'' не общим выраженьем. Я не могу стоять в очереди за огромным куском пирога, чтобы через много лет мне подбросили (если еще подбросят) объедки со стола.
У МЕНЯ НЕТ ВРЕМЕНИ НА МЕДЛЕННЫЕ ТАНЦЫ!!!!!!
Я понял, что писать книги и этим просвещать свой народ – гиблое дело. Народ надо вести за собой насильно, брать его за шкирку, и вперед! Толпа – это не тот организм, где как говорят, можно только языком.
Хотя, надо уважать силу слова. Слово может вызвать вулкан в сердцах людей. Одно во время сказанное слово, более эффективно, чем тысячи написанных книг.
Такой гений как Сократ, не написал ни одной книги. Каждая его фраза – это целая энциклопедия.
Оратора заметят сразу, а писатель обречен на забвение, пусть даже он хороший писака. Ни один писатель не видел своих читателей. Он не знает их в лицо. Но оратор видит свою аудиторию постоянно, и держит ее под контролем.
В тот же период меня вызвали в одно общество выступить с докладом. Собралось в клубе человек 100, не меньше. В повестку дня включили национальный вопрос.
Я встал, и громко начал говорить. Все завораженно слушали, удержать меня было невозможно. Кричал, махал кулаками, эмоционально жестикулировал. Я очнулся, когда услышал град оваций. Они заставили меня остановиться. Эффект превзошел ожидания. Я понял, что я – оратор.
Потом в одном из горных районов я побывал – в Губе. Этот момент я особо хотел бы подчеркнуть. Там, в одном горном селе, я понял, что необходимо жертвовать собой, если хочешь чего-то добиться. Я поближе познакомился с сельской жизнью, с их бытом.
Частно – хозяйственный сектор в районах Азербайджана сократился до минимума. Хозяйственное значение индивидуальных крестьян, кустарей и ремесленников упало неизмеримо ниже, чем их численность.
Я не хочу здесь с натяжкой приводить цифры, проценты – это будет арифметикой.
Короче говоря, поехал туда я отдохнуть, разменял 200 долларов США на мелкие купюры: 10 и 50 тысяч манат.
Прогуливаясь по деревне, и беседуя с крестьянами, я домой к ним заходил, знакомился с их хозяйством, что они едят, где спят они, и пр. И выходя из их избы, я ставил им на стол 50 тысяч манат. Они, стуча глазами, не могли взять в толк, чтобы значило бы это? Мол, откуда пришел этот миротворец? Я за два дня потратил там 150 долларов. Раздавал деньги налево – направо.
И ты знаешь, читатель – я собрал там электорат (хоть не люблю я это слово). Меня стали боготворить, молиться на меня. Пошла молва, я стал набирать очки. В общем, ни в этом дело. Я убежал оттуда.
Прозондировал почву, пощупал народ, и в Баку вернулся.
Я почувствовал вкус к политике, к чему-то более серьезному, чем литература. То что, лед тронулся – это был факт. Моя жизнь радикально изменилась.
Вот такие мысли посетили меня в тот период. Я знал – это бес, очередной порыв, но не хотел сдерживаться.
Во первых, торопиться с этой идеей не собирался. Для этого нужно, чтобы в Азербайджане созрела революционная ситуация. Должен быть кризис власти. Его пока нет. Здесь тихо и спокойно. А потом, надо подковывать свои знания четко, чтобы иметь ясную цель.
Я чувствовал приближающую бурю. Напряжение в сердце росло. Сумею ли я претворить в жизнь свои политические взгляды? Хватит ли сил?
Политическое будущее сулило много заманчивого.
Я долго думал, опять не спал ночами. Курил, пил, эмоционально обсуждал с товарищами этот момент. Иногда мы неистово спорили. Но в целом, они меня подбадривали и поддерживали.
И вдруг я увидел на улице своего родственника. Он был супругом моей двоюродной сестры. Богатый бизнесмен. Зовут его Эмиль. Он знал о моих политических планах, убеждениях, спорил со мной, дискуссировал. Был уверен в тщете моих реформаторских усилий и немного боялся за меня. Увидев меня, Эмиль подошел ко мне, и как ясновидящий, посмотрев мне в глаза, сказал:
– Я знаю, что за мысли мучают тебя. Но пойми ты наконец, что политикой надо заниматься тем, кто зол на государство, кто ущемлен, ущербен. Ленин мстил за брата, Александра, поэтому и сделал революцию. Но ты то куда прешь?
– Но я не иду против правительства. Я поднимаю воинственный дух народа! Какое дело мне до Президента: Энвер Ходжа – бывший Президент
Албании – уцелел в середине 50 годов только потому, что он объявил войну не социализму, не марксизму-ленинизму, а непосредственно
Хрущеву. Я за Гейдар Алиева, я за его политику. Это вернейший путь!
Правительство меня не тронет. Они даже не поймут в чем дело. Ведь это ново в нашем обществе. Ведь я же за Гейдара! И за Ильхама тоже.
Но у меня своя идея, в которой нуждаются и они сами.
Любая власть нуждается в сильной оппозиции. Запад тоже в этом нуждается. Хорошая оппозиция – это хороший козырь, товар в руках политиков. И тем более, что я не планирую быть оппозиционером. У меня будет про правительственная партия, но своей серьезной миссией.
Повторяю, что у меня идея!
– Слышь, идейный! Сам знай, что хочешь делай. Народ наш не готов к такой идее. Его дух воинственный умер, его не оживить пока. Возможно это все пока.
– А что же нужно для поднятия духа? Национальная идея есть, она не умерла. Она лишь в усыплении. Пробудить ее настало время!
– Ты не в силах это сделать.
– Зачем? Причина в чем?!
– Наш народ загнан в тупик. Он разочарован. Ты создашь бунт, и это будет бунтом на коленях. Сегодня время пены, запомни это.
– Да слушай, я против баррикадных боев. Надо создать новый тип мышления, вот и все. Государство – это семья, и ее нельзя отменить, ее надо заменить. Это не экспериментальная идея, все довольно серьезно. Идея еще жива сегодня, а завтра нет.
– ? – ответил он.
– А может быть, время еще не то? Или что еще?
– Время говоришь: Не знаю даже сам. Один теракт достаточный, чтоб люди поднялись. Беднота и нищета скажут свое слово тоже. Да много тут причин. Во время смуты твою идею будет легче претворить. Вот тогда эта идея не будет выглядеть абсурдной. А так, пока, мне пора
(смотрит на часы) Не горюй, Че Ге Варе.
Задумчиво я брел по улочкам пустынным, блуждая взглядом по сторонам. Ветер ныл, как ребенок. Слова Эмиля не вдохновили меня.
Вошел в ''Бистро'', заказал водки граммов 200, и стоя залпом выпил.
Задумался, сигаретку зажег, думал, думал…
Дальнейший ход своих мыслей я впоследствии пробовал объяснить, но так и не смог. Скорее всего, какая то необъяснимая сила завела меня домой к Эмилю.
Зашел домой к ним, а его нет. Открыла дверь его жена, моя сестра двоюродная.
– Проходи, его нет, он придет поздно. К утру. Работа у него такая, сам знаешь не хуже меня. Да заходи, стесняешься что – ли?
Мы сидели вдвоем в гостиной, пили чай. Дети посапывали в спальне.
Было уже поздно, около 11 вечера. Она меня возбуждала своим видом, и нравилась она мне давно. Я на нее давно горбатился, она была у меня на заметке не первый год.
По большому счету, у меня в тот вечер таких мыслей то особых не было. Но она сама подошла ко мне, и лихорадочно дыша, стала расстегивать меня.
По сердцу пламень пробежал, вскипела кровь моя.
– Не надо, что ты, дети здесь:.
– Да ладно Эльчин (целуя меня), не боись. Эмиль об этом не узнает
(шепотом) – ослепила в улыбке снег зубов.
Я подняв ей ноги ввысь, входил в нее с огромной силой. Она заныла, а я зажал ей рот ладонью.
– Да тише ты, проснуться дети – шептал я ей.
Но бесполезно. Она рыдала почти как скрипка в руках маэстро. На передок все бабы слабы. Потом она села на меня (поза наездница), и стала обрывисто говорить:
– Эльчин, политика не для тебя. Оф: так: я знаю все:.Оооо:Эмиль сказал мне!:Но ты пойми,:сейчас не время:.ты маленько опоздал:но ты не огорчайся:ох:.научи своего сына политике:(надавливая на меня всем своим корпусом): Время терпит:ох:.. уф:..Не торопись с идеей этой:.ой:.она только родилась:.Изменения должны быть плавными, не нарушая преемственности, сходные ''современной демократии'':..ай:.как хорошо:..оф:..
Она плотно сидела на мне, и интенсивно насиловала меня. Была мокрая, сильно вспотела, ее пот капал на меня, я даже не мог толком врубиться в ее слова.
– Научи, говорю сыновей своих:Они умные:все в отца видимо:.идею свою политическую объясни им толком. Возможно, когда они будут взрослее, вот тогда будет реально это претворить:.А сейчас рано еще:.Это еще непродуманное решение: оно принято второпях:.ой:.я с ума схожу:оф:..Голова будет болеть у тебя:.А!… твоя идея хороша:.
Это тебе сверху дано (с одышками):.Да, но:.Но она не умрет:.она только родилась:.не форсируй события:Это реальная идея:..Оф:. вот тебе,: получай:..
Последние слова она сказала мне в ухо, наклонившись. Волосы распустились на лицо мне. Приятно запахло духами ''Шанель''. Я попытался ей возразить, она закрыла мой рот рукою:
– Молчи:.Ой:.молчи говорю:ай..ай:не скупись:.прибереги к финалу силы:.если не ты:никто не сделает это:никто не займется тут национализмом:.Должны явиться перемены:.еще не время тебе сойти со сцены:.ой:мама:стой за кулисами пока:таков закон, играешь до конца:.мама:.ты что со мной делаешь:ааай!!!!…
Наши губы слились в поцелуях, и жала языков стали плести пути к блаженству.
– Мама, я какать хочу!
Рядом с нами стоял ее 5 летний сын. Он был сонный, глаза протирал. Тем более было темно в комнате.
Я впервые столкнулся с хитростью женщины. Она укрыла своими длинными локонами мое лицо, и сын ее подумал, что я его отец – Эмиль.
– А что это вы с папой тут делаете?
Она тут же ответила.
– Я ему делаю массаж, а ты иди, я сейчас приду (при этом еще сильнее налегая на мое тело, чтобы его не видно было. Мне было больно терпеть такую массу на себе).
Облом был, конечно, дикий, не помню, как я выбежал оттуда. Гулял я долго, до утра.
Мне стало стыдно за себя, и первым долгом за ее сына. Ведь на месте этого малыша потенциально мог бы быть любой пацан, в том числе и мой тоже. Кто от этого застрахован? Чем виновен этот малыш, что на его глазах чужой дядя (а он чужой, как ни крути, все равно чужой) спит с его мамой.
Мурашки пробежали по коже моей, не по себе как-то стало.
Двоюродная сестра моя противна мне была отныне. Ведь как можно, как так могло случиться? Ведь это же дитя твое! Какая же ты мать после этого, если ты перед сыном своим изменяешь мужу, своему супругу, причем супругу хорошему, который души не чает в детях своих. И деньги он зарабатывает не мало. По крайней мере, он раза в 20 богаче чем я, и позволяет он себе то (в плане финансов), чего мне и не снилось.
Представляете, если бы он не был бы так богат, как она ему изменяла бы: :
Потом я стал утихать, затухать. Наступила пора утомления моего собственного национального духа, утратившего в себя веру. Я начал отшатываться от нее. Метался, колебался.
Вернее, моя политическая идея стала таять, рушится.
Ужасная разница была в том, что между моими писанинами, выступлениями перед публикой и основным политическим движением существовала огромная пропасть. Только полоумный слепец не заметил бы ее. А растрачивать себя на второстепенное я не хотел.
Я начал думать: а что если экономическая и политическая стабильность в Азербайджане протянет долго. Что тогда? Кому нужна моя идея? Кто меня поддержит? Идею могут поддержать только в случае крайней необходимости. Когда в обществе творится хаос и бардак, кругом обиды и страх, в правительстве кризис, власть дрогнула; только тогда народ начнет думать, как же выбраться из этой ситуации?
И вот тогда самый раз выйти на арену как националист.
Выбрать классового врага в лице чужого государства, и повести толпу за собой, как Данко вырвав сердце, осветил народу путь.
Но когда тихо и мирно, все подымут на смех любое проявление политической новизны. Пусть даже это новинка полезна для нации. Все надо делать своевременно. Ложка хороша к обеду. Если даже национализм сейчас здесь нужен, то время это еще не поспело, и выдвинуть вперед этот вопрос еще рано.
И к тому же, эта идея только родилась, ее впоследствии можно внушить более молодым, когда они вырастут. Может тогда в Баку будет ужасно неспокойно, и будет реальнее для выхода на сцену.
Бездушной толпе это не объяснишь. Толпе вообще ничего не надо объяснять. Им нужна ярость, страсть, истерия. Люди ждут команду, призыв. Народу нужно чувство, а не разъяснение мировой политики или своей партийной платформы, как это делают почти все политики
Азербайджана.
Хуже всего быть мишенью в тире с плохими стрелками.
Значит, опять я ошибся, прогадал со временем. Опоздал, или еще слишком рано?
Но ничего, слава Аллаху, пока в Баку спокойно. В любом случае, эта идея у меня в кармане. Она моя! И если время подойдет лет через
10, а может и 15, то я смогу привить идею молодым политикам, хотя бы даже сыну своему.
Я не боюсь писать об этом открыто, ибо знаю, что украсть идею невозможно. Ее можно понять, это максимум, но ее еще надо претворить в жизнь. Знать мало, надо еще уметь!
Поднимая национальный вопрос, следует учитывать, что он требует полной отдачи до полной гибели безо всяких дверей с надписью
''Запасной выход''. Этот вопрос требует гарантий, что если загремит он, загремишь и ты.
Мне нужны единомышленники. Где они? Каждый человек по жизни выбирает путь, и достойных так немного. А я пойду путем Хайяма: пусть буду я один, чем с кем-то, как нибудь.
Пока тут тихо и спокойно. Я окружен счастливою семьей. У меня скромный уют, свой стол, свой уголок, где мирный ангел обитает.
Я подумал, так пусть же будет хорошо всем, пусть все улыбаются, смеются, работают, тихо -спокойно живут, нежели в обществе будет страх, и я вновь прыгну в неизвестность. Надоело мне, клянусь тебе – читатель.
Хочу спокойствия и мира. Хотя:не знаю даже толком, что хочу от жизни я. И все – таки, однако:Идея не плоха! Не хотел я совершать
''политическое самоубийство''.