На рынке к ним сразу подошли местные рекетиры: "Платите!" – "А мы уже заплатили рынку за места!" – "Платите еще и нам!" – только сказал бандит, как хрючинский мужик ему тут же в рожу и засветил, да притом хорошо. Завязалась драка. Хрючинские, победив и быстренько продав товар, уехали. На следующий раз приезжают другие. К ним снова подходят бандиты. Опять драка. На этот раз уже серьезная – кого-то увезли в больницу, причем, и с той и с другой стороны. На следующие выходные приехал уже целый автобус хрючинцев, вооруженных палками и цепями. Бандитов гоняли по всему рынку, двоих забили чуть ли не до смерти. Один бандюган буквально жаловался: "Эти хрючинские – все отмороженные! Люди без понятий – сразу бьют в морду!" Милиция не знала, что и делать: у них с "ракетчиками" было обоюдовыгодное соглашение – те им чего-то отстегивают, поддерживают на рынке порядок, а тут получается что ни выходные – каждый раз приходится вызывать "скорую", кровь смывать с пола, однажды даже ОМОН приехал разнимать – тому, кстати, тоже досталось. Наконец, к хрючинским, когда они снова приехали, вышел сам директор рынка Ибрагимов и с почтительного расстояния из-за спины охранников сказал им: "Ребята, вы бы больше не ездили сюда, от вас только один беспорядок, тут ваша дешевая картошка никому не нужна – только цену сбиваете!" Четко и внятно все им разъяснил, поговорил как с людьми – они какое-то время и не ездили. Это потом ситуация изменилась – сейчас платишь только один раз и только рынку – и хрючинцы снова стали продавать картошку и капусту в Н., но на ценовой сговор все равно никогда не идут, и всегда торгуют дешевле, поэтому их на рынке не любят и стараются туда не пускать. Кстати, в Хрючинске, как, впрочем, и в Любимове, во все времена держали живность, и даже было свое коровье стадо, которое пастух каждое утро выгонял на пастбище. В начале 60-х годов, при Хрущеве, видимо, с целью хоть как-нибудь еще ухудшить жизнь населения, держать скотину в городах и поселках городского типа настрого запретили. И коровы вместе с мясом и молоком надолго из
Хрючинска исчезли, хотя в последнее время, говорят, скотина появилась снова.
Скверный характер хрючинцев был известен на всю область.
Например, был такой известный авторитет Иван Петрович Сычев, который и кличку имел соответственную фамилии – Сыч. Был он когда-то мелким вором и хулиганом, а в начале девяностых, освободившись из заключения, внезапно поднялся. Сначала занялся рэкетом, потом бизнесом, подмял под себя даже пару заводов в Н. Раньше воровал по мелочи, да и за это ловили, а тут вдруг деньги поперли мешками. Их просто некуда было девать. Его группировка была самая крупная в Н., поделили сферы влияния с чеченцами. Постепенно появились и амбиции: захотелось узнать о собственном дворянстве – и действительно нашли столичные специалисты у него дворянские корни, и выезды пошли соответствующие: на нескольких машинах, и особняк на берегу реки.
Все казалось незыблемым, но однажды на Пасху он поехал в церковь.
Вошел туда с охраной. Какая-то бабка тут же заверещала: "Ой-ой!
Истинный царь Валтасар!" И вскоре буквально в один день все изменилось. Однажды обедал он в своем собственном ресторане – в общей зале, как любил, поскольку был наслышан, что за границей хозяин ресторана, даже если он богатейшая звезда, иногда сам выходит и приветствует посетителей. Люди чувствуют уважение, едят, доход идет. Как водится, сел с ближайшими друзьями за лучший столик, заказал шашлык, хорошего вина. Расположился он во главе стола, вокруг разместилась многочисленная челядь и охрана. Обстановка была прекрасная, народу не много, но и не мало, тихая музыка. Шашлык получился просто замечательный. Выключив свет, под лезгинку его внесли пылающим на шампурах под зажигательную грузинскую музыку с танцами. Но затем случилась неожиданная неприятность. За одним из столиков сидела явно влюбленная парочка: празднично одетые парень лет двадцати пяти и девушка. Парень был вида самого обычного, как говорится, "колхозного", да и девушка явно из самых простых.
Вероятно, они что-то отмечали в этом ресторане: может быть, приехали в Н. купить обручальные кольца и свадебное платье, или же здесь только что состоялось предложение руки и сердца. Парень весь изливался соловьем перед девушкой, а та чувствовала себя королевой.
Все было хорошо, но тут один дурной парнишка из сычовской охраны, новенький, которого то ли кличка, то имя было Богдан, чуть подвыпив, вдруг смотрел, смотрел, а потом встал и подошел к их столику.
Сидевшие с ним вместе другие охранники как-то отвлеклись, а когда увидели, было поздно: Богдан уже стоял рядом с влюбленной парочкой.
"Что он, козел, делает – это же явно хрючинец!" – с тревогой пробормотал начальник охраны, но не успел ничего сделать. Между тем
Богдан, глядя только на девушку и облизываясь, стал нести какую-то чушь: "Может быть, девушка сядет к нашему столику – у нас ребята получше!" Поскольку он был не местный, то совершенно не обратил внимания на парня, а самое главное, на его совершенно характерный взгляд, который не выражал никакого страха. Свидетели говорят, что дальше было так. Парень встал из-за стола, долил остаток шампанского к себе в бокал, а потом с размаху ударил пустой бутылкой Богдана в висок. Удар был такой силы, что бутылка с хлопком разлетелась на мелкие осколки. Богдан повалился на месте и уже больше не вставал. А далее начался кровавый бой. Полетели стулья и столы. Самое поразительное, что девушка совершенно не кричала и не визжала, а просто смотрела на все происходящее широко открытыми глазами. Куча людей, толкаясь, ринулась на молча отбивавшегося парня. Получив от кого-то сильный удар, он налетел на столик, за которым сидел и сам господин Сычев. Стол дернулся, красное вино брызнуло Сычеву на белый костюм и рубашку, что привело его в бешенство. Он увидел так напоминающие кровь пятна вина у себя на груди, но в тот миг не понял, что это было последнее предупреждение судьбы, и что еще можно уйти. В это время хрючинца уже свалили на пол и месили ногами.
Рассвирепевший Сычев встал, раздвинул своих людей и начал сам бить парня ногами. Он метил в голову, а парень, несмотря на жестокие удары, на карачках куда-то упорно медленно, но верно полз. Его валили, а он поднимался на карачки и снова полз. Сначала думали, что хрючинец просто уползает, чтобы спрятаться под столы, но тут оказалось, что он дополз до увиденного им шампура от шашлыка, схватил его и в один миг снизу-вверх всадил господину Сычеву в брюхо. Как позже оказалось на вскрытии, шампур пробил желудок, диафрагму и задел сердце. Удивительно, но говорят, что Сыч еще какое-то время еще стоял, изумленно глядя на торчащий у него из живота металлический кругляк и медленно осознавая, что с ним уже все кончено и его славная земная жизнь отмерена сегодняшним числом.
Окружающие оторопели, возникла пауза, и в это самое время в ресторан с истошными криками ворвался ОМОН. Всех посетителей тут же положили лицом в пол, немедленно вызвали "скорую". Сычева увезли и, по слухам, довезли до больницы еще живого, и умер он в том момент, когда его уже заносили в приемное отделение, отчего вышел целый скандал между бригадой "скорой" и врачами приемного: никто не хотел брать смерть авторитета на себя. Чуть позже привезли туда и Богдана, который находился в глубокой коме и так из нее и не вышел. А тот хрючинец то ли по дороге в больницу, то ли еще раньше куда-то бесследно исчез. "Сычевцы" в запале хотели его тут же найти и
"замочить", однако, поговорив с водителем якобы увезшей парня
"скорой" никакой информации не получили. Водила сказал, что ничего не видел и ничего не знает. Угрозы не произвели на него никакого эффекта. Из кабины на бандитов смотрели те же бесстрашные
"хрючинские" глаза, а в корявой руке, опущенной под сиденье, была зажата монтировка. Впрочем, того парня, говорят, кто-то все-таки видел в тот вечер: был он, конечно, весь разбитый, в крови, но на ногах – шли они, обнявшись, со своей девушкой куда-то в направлении к автобусному вокзалу. Впрочем, они могли уехать и на попутке: в таком виде его без разговоров подобрал бы любой хрючинец, едущий в сторону дома.
Почти сразу же империя Сычева рухнула и растворилась без следа, однако памятник ему на центральной аллее городского кладбища до сих пор считается самым красивым, заметно выделяясь среди других захоронений того смутного времени.
Трасса на Хрючинск была отмечена на всех картах как асфальтовая дорога федерального значения, однако, никто из любимовских жителей по доброй воле туда никогда не ездил, настолько ужасной было покрытие. Однажды какой-то видно проезжий с московскими номерами остановился и спросил у стоявших на перекрестке гаишников, как проехать на Хрючинск, те рекомендовали ему ехать через Н. "Но по карте есть прямая дорога – вот же она!" – сказал запальчиво москвич и ткнул в дорожный атлас. Те согласились, что да, конечно, это дорога именно на Хрючинск, но сами они никогда по ней не ездили и другим не рекомендуют. Шахов как-то однажды решился поехать туда со своим знакомым на его грузовой машине – на своей просто не рискнул.
Опасения его полностью оправдались: дорога на Хрючинск была настолько отвратительная, и в машине так трясло, что у здорового, в общем-то, Шахова возникло опасение: доживет ли он до конца пути.
Сама трасса была на большем протяжении грунтовая, типа "стиральная доска", и лишь только в некоторых местах заасфальтированная. Асфальт был положен главным образом в деревнях, но такого жуткого качества, что, как сказал водитель: "Лучше бы уж вовсе не клали!" Трассу, видно, иногда ремонтировали, но весь ремонт заключался лишь в том, что на выбоину в асфальте раз в десять лет накладывали пришлепку, которая торчала над дорогой, как шляпка гриба и нещадно подбрасывала проходящие автомобили. Машины теряли частично как груз, так и собственные части, поэтому на обочине валялось много всякого, а из одного грузовика видать разом выскочили сразу два ящика пустых бутылок. По грунтовке изредка пускали грейдер, но этого хватало не более чем на месяц.
Дальше Хрючинска, если верить карте, шла дорога на Курлов, однако
Шахов по ней никогда не ездил, и никто из его знакомых тоже не ездил. И была ли такая дорога в действительности – было неизвестно.
Шахов, немало поездивший по нашей необъятной Родине не раз сталкивался ситуацией, когда по карте автомобильная дорога есть, а в реальности дорога вроде тоже существует, но никак уж не автомобильная. Говорят, точно такая дорога и вела из Хрючинска до городка Курлова. Предполагали, что в скором будущем все население
Курлова вымрет от наркомании и связанных с ней гепатита С и СПИДа, и туда будут заселяться другие народы. Сейчас же эта была очень опасная территория. Нечто типа Чернобыльской зоны, только в социальном аспекте. Главный областной нарколог на совещании, когда его спросили, что же делать, только напустил туману, шпаря медицинскими терминами. Губернатор помотал головой и спросил его прямо: "Я, знаете, ничего не понял. Доктор, скажите просто, что можно сделать?" Тот снова стал говорить о бесплатных одноразовых шприцах, но конечный вывод был в том, что излечения от наркомании на настоящее время не существует, тем более, если человек сам этого не хочет. А, кроме того, на это требуется очень много денег и это теперь тоже отдельный медицинский бизнес. Нередко человек, казалось бы, излечившийся, начинает много пить или курить, чтобы хоть как-то себя задурманить. Шахов как-то в Петербурге ночью подвез на своей машине одного такого парня. По дороге парень сообщил, что только что вышел из клиники по лечению от наркомании, а сейчас ему надо съездить в одно место, чтобы срочно ширнуться. Они приехали в какой-то темный район. Парень, оставив в залог сумку в машине, вышел, стукнул в окошко на первом этаже, что-то сказал, потом зашел в дом. Минут через пятнадцать из подъезда вышел какой-то незнакомый парень, расплатился с Шаховым и забрал сумку.
В одной знакомой Шахову питерской семье ценой невероятных усилий сына вроде бы вылечили, и мать хотела его срочно женить, чтобы хоть какой-то был присмотр, смена круга общения. Появилась очень хорошая девочка, которая действительной полюбила парня. Мама была очень довольна, но от девочки и от ее родителей информацию о прежних пагубных пристрастиях сына скрыла. Поначалу все шло вроде как очень хорошо, но однажды она сама приехала к ним домой, потому что несколько уже дней не могла до них дозвониться. Дверь в квартиру была не заперта. В квартире стояла грязь и вонь. На столе в комнате лежали шприцы, грязная посуда. Оба, сын и невестка, лежали на диване в совершенно невменяемом состоянии. Позже мать всегда ощущала свою вину перед родителями невестки. Она даже представила, как он чуть не насильно закатал жене рукав, наложил жгут и ввел в вену иглу.
Впрочем, не исключено, что это она сама, увидев, как он снова начинает тонуть, решила погибнуть вместе с ним. Получилось, что она, мать, сама убила ее, пытаясь вытащить своего сына. Вина матери была очевидна, но осуждать ее сложно – ведь она была только мать, которая любыми средствами пыталась вытащить своего ребенка из этой страшной трясины и до конца верила, что это возможно.
В Любимове с наркотиками поначалу боролась местная группировка бандитов-"спортсменов", которые по какому-то своему спортивному принципу решили не пускать наркотики в свой родной город. Любая торговля наркотой в Любимове была запрещена под угрозой жестокого наказания. Как раз тогда показательно и подожгли дом цыган, традиционно круглосуточно продававших сначала водку, а с наступлением новых времен переключившихся на героин. Возможно, в этом у бандитов было просто чувство самосохранения. Разрешить продавать тяжелые наркотики было бы все равно, что впустить в город чуму и надеяться не заболеть самим. Известно, что крупные наркогрупировки вели с ними безуспешные переговоры, чтобы все-таки торговать и платить им долю. Спортсмены на это не соглашались и в один момент куда-то все исчезли. Тут же пошли слухи о какой-то грандиозной бандитской "стрелке" в районе больших песчаных карьеров, где всех спортсменов будто бы перебили, как зайцев, а потом там же рядом на кирпичном заводе и сожгли. Однако ни одного реального живого свидетеля этого дела в ходе расследования обнаружено не было.
Ну, исчезли и исчезли. А, учитывая, что время было кризисное, все постоянно менялось, то за всеми делами как-то особенно этой перемены и не заметили. Кому-то из предпринимателей даже удалось перескочить под милицейскую "крышу", которая казалось тогда более стабильной.
Хомяков как-то рассказывал о том периоде так: "Каждый месяц в определенный день приезжал некий Вадик, получал свои деньги – десять процентов с выручки – и уезжал. У меня был номер некоего мобильного телефона куда можно звонить, если возникнуть какие-то проблемы, но я практически ни разу им и не пользовался. Нет, вру, однажды к нам привязалась санэпидстанция, просто достала. Впилась как клещ и ни в какую! Приехала здоровенная жирная тетка и говорит: "Я вас закрою!"
То ли деньги ей понадобились больше, чем я предлагал, то ли что другое – может быть, наше помещение кому-то понадобилось и действовала она по заказу. Танюха как раз в это время рожала в нашем роддоме, полном тараканов, рассказывала: ребенка разворачивают, чтобы кормить – тараканы разбегаются во все стороны! И где была СЭС?
Я ей говорю, той тетке: "Скажите, сколько вам нужно?" Она категорически "нет" и нет. Короче, лицензия зависла. Тут как раз приехал Вадик, получает очередные бабки, спрашивает, как обычно:
"Как дела? Есть ли проблемы?" Я отвечаю, что проблемы есть: СЭС хочет закрыть магазин. Он только записал, как зовут врача, кивнул, уехал. Больше та тетка не приезжала, и я ее больше у себя никогда не видел. Я думаю, что с ней просто поговорили или напрямую, или через начальника – что проще всего – типа "эту точку не трогать – она наша". И справку я тогда получили без проблем, заплатили, конечно, какие-то деньги. Они и сейчас приезжают, всегда начисляют какой-нибудь штраф – а как без этого, им ведь надо на что-то жить и наверх отдавать. Так вот, Вадик так ездил, наверно, пару лет, а потом однажды не приехал. И телефон не отвечает. Тогда я договорился об охране с милицией. То же самое: в определенный день приезжает человек, и я передаю ему деньги, и также у меня лежат номера мобильного только с другими именами. Мне так спокойнее. Кстати, однажды я воспользовался телефоном. У нашего магазина бабки стали с рук торговать всякой дрянью. Я позвонил, пришел участковый и разогнал их. Участковому, конечно, пришлось немного дать. А помнишь, в нашем детстве был такой милиционер дядя Ваня Турков? Вот тот был настоящий шериф! Ездил по городу на мотоцикле "Урал" с люлькой. Всех и все в городе знал. Нас, помнишь, из монастыря тогда гонял?
Наконец, подъехали к теткиному дому, Павел загнал машину во двор, занес сумку с вещами в квартиру, и все трое пошли в пивную, которая называлось "У Фомы"
Глава 2.Впивной "УФомы"
Народу в пивной в этот час находилось немного, так как пить пиво было, в общем-то, еще рановато – полдвенадцатого. Основной люд тут, видимо, собирался к вечеру. Обстановка пивной была самая что ни на есть стандартная, включая подвешенный к потолку на кронштейне телевизор, чтобы можно было заодно и футбол посмотреть, поболеть всем вместе. В это время дня он работал без звука, показывая чьи-то скитания по пустыне на канале "Дискавери". Сели в углу, ближе к окну. Заняли целый длинный стол из толстых досок – как в старых пивных – вдруг кто еще придет. Пока же уселись втроем.
Принесли пива. Павел отхлебнул, причмокнул:
– Пиво-то какое хорошее! Откуда?
– Из Н. Там варят. Уж не знаю, правда, из чего! – сказал Хомяков.
– Каземя там на пивзаводе работал, рассказывал, что якобы какой-то особый дореволюционный рецепт, но мне кажется, что главное
– это вода! Там очень хорошая вода! Ее и просто так пить приятно.
Помнишь Каземю-то?
– Помню, конечно. Только трезвым его никогда не видел…
– Он умер пару лет назад. Конец его был ужасен. Будучи вдребезги пьяным, во время работы на том самом пивзаводе он упал в цистерну с квасом, утонул и пролежал там чуть ли не с неделю, и много людей этим квасом отравилось. Было страшное ЧП, однако правду народу не сказали, а сообщили, что просто попалась некачественная закваска.
Вообще там, в Н., на таких предприятиях чуть не все ходят в сосиску пьяные, я вот сам недавно в тамошней колбасе окурок нашел!
– А куда санэпидстанция смотрит? – спросил с удивлением Павел.
– Я же тебе говорил: СЭС смотрит только в свой карман! То-то ты с ней дела не имел! – яростно ответил Хомяков, видно для него это было наболевшее.
Кто-то громко и назойливо бубнил за соседним столиком, Павел обернулся – оказалось, это был тщедушный подвыпивший паренек, который говорил какому-то плешивому дядьке:
– Я толстые трубы варить не могу, а кузовню – могу. Я в армии этим гребанным шакалам-офицерам их машины варил! – Впрочем, вид у парня был несерьезный. Таких в армии обычно не любят и шпыняют.