Войдя к себе, Габи поспешно сдернула платье, швырнула его на пол, потом, как была, без ночной сорочки, рухнула на постель и погрузилась в счастливый сон. Давно она не спала так бездумно, так раскованно, без сновидений и ночных кошмаров. Спала так крепко, что чуть не проспала утреннюю трапезу Йоси. Она вскочила за пять минут до назначенного времени, кое-как оделась и пригладила волосы, не успевши даже умыться, не говоря уже о подкраске лица, чего она до сих пор ни разу себе не позволяла.
Ей показалось, что Йоси поглядывает на нее лукаво, словно догадывается о ее ночных приключениях. Но что ей сегодня был Йоси с его иронической всезнающей улыбкой? Она с нетерпением ждала встречи с Эрни - она хотела поймать его первый взгляд, чтобы сразу оценить его отношение к ней и ко вчерашнему безумству.
А Эрни все не шел и не шел. Конечно, он тут не на службе, он в гостях, и может позволить себе спать, сколько угодно, не то, что она. Уже спустилась к своему утреннему кофию Белла, любительница поспать попозже, а его все не было и не было. Кажется, и Белла поглядывала на нее с загадочной усмешкой - интересно, что они оба знают, старые хрычи?
Работы в этот день было по горло, - нужно было навести порядок на кухне и в столовой после вчерашнего пира. Сортируя чистую посуду, вынутую из посудомоечной машины, Габи напряженно прислушивалась к звукам, доносившимся со второго этажа, в надежде услышать шаги Эрни в коридоре или плеск воды в ванной. Но наверху царила мертвая тишина, изредка нарушаемая цокотом Беллиных каблучков.
"И чего она даже дома всегда бегает на каблуках?" - раздраженно пронеслось в голове Габи, когда Белла опять появилась на кухне, чтобы готовить обед.
"Накрывай на стол, - скомандовала Белла, колдуя над строем маленьких сковородочек, в которых что-то шипело и благоухало. - Что-то ты сегодня вялая, как вареная рыба!".
Габи предпочла не отвечать, а только глянула на хозяйку вскользь и впервые заметила, что на ее подбородке топорщится редкая щетинка жестких на вид седых волосков. "Может, посоветовать ей выдернуть их пинцетом?" промелькнуло в голове, но она сдержала порыв благотворительности и молча выставила на стол три обеденных прибора.
"С какой стати три? - воскликнула Белла. - Или ты после вчерашнего концерта почувствовала себя членом семьи?"
Габи не обратила внимания на едкость вопросов Беллы, за эти месяцы она привыкла к прямолинейному хамству хозяйки. Ее поразило другое.
"А разве Эрни не будет обедать с вами?" - холодея губами, выдавила она из себя, почти предчувствуя ответ.
"Эрни? Да он давно улетел! Он уехал еще на рассвете, у него был утренний рейс".
Габи почудилось, что ее оглушили ударом тяжелого полена по голове. Уехал еще на рассвете? Улетел утренним рейсом? И ни слова ей не сказал? А на что она, собственно, рассчитывала? На вечную любовь с ежевечерним пением русских романсов? Самое трудное в этот миг было не выдать своего потрясения, не дрогнуть, не зарыдать, не забиться в истерике. И она сдержалась, не дрогнула, не зарыдала, не забилась в истерике.
Но очевидно, страшное напряжение воли, которого ей стоила эта сдержанность, все же отразилось на ее лице, хоть ей казалось, что она и глазом не моргнула. А может, именно ее застывшие, немигающие глаза понудили Беллу спросить:
"Что с тобой? Тебе нехорошо?".
Да, да, нехорошо, и еще как нехорошо! Но это необходимо было скрыть, притвориться, будто дело в чем-то другом, и вместо роли обманутой дурочки сыграть другую роль. Придумывать роль было некогда, надо было решиться на что-нибудь попроще, например, представиться больной - в конце концов, она хоть и прислуга, но тоже имеет право болеть, Габи сложилась вдвое, обхватила себя руками и очень правдоподобно застонала: "Ой-ой! Что-то вдруг живот скрутило, сил нет стоять!"
И не гнушаясь эффектами, рухнула на колени, пребольно ударившись о белые керамические плитки кухонного пола. Настоящая, непритворная боль придала ей сил и жалости к себе, коварно брошенной и обманутой:
"Белла, голубушка, отпустите меня лечь! - заскулила она весьма убедительно, входя в роль по системе Станиславского. - Ведь я тарелки уже поставила, и салфетки разложила, и вилки, и ножи, а обед вы уж сами на стол как-нибудь принести можете".
"Что за странный приступ, - начала было Белла, но Габи так вошла в роль, что сама уже начала верить в свою болезнь. - Ни с того, ни с сего".
Седая щетинка на ее подбородке встала дыбом, пока прозрачный взгляд ее пронзал Габи сквозь круглые стекла очков до самого спинного мозга. Не таил ли он в себе особое знание? Не слышала ли она, как Габи с Эрни уезжали вчера ночью? И как целовались на прощанье на площадке перед темной лестницей, уходящей на второй этаж?
Конечно, Габи совершеннолетняя и вольна поступать, как ей заблагорассудится, - куда хочет, ездить, с кем хочет, трахаться. Она бы даже гордилась своим романом с Эрни, если бы этот роман не оказался просто дорожной блядкой.
"Я пойду лягу", - простонала Габи и картинно поползла к выходу на четвереньках, наткнувшись при этом головой на колени Йоси, который как раз вошел в кухню.
"Чего ты ползаешь? - поинтересовался он. - Серьгу бриллиантовую потеряла, что ли?"
Вынести еще и насмешливый взгляд Йоси Габи было просто не под силу, и она пошла ва-банк - она безобразно громко рыгнула, вскочила на ноги и, картинно зажимая рот ладонью, выскочила вон.
Добравшись до своей комнаты, она заперла дверь на ключ и растянулась на неубранной с утра постели. Через минуту ее и вправду стошнило и стало казаться, будто простыни пахнут чем-то терпким и греховным. Но с какой стати простыни могли пахнуть греховным, если Эрни даже не входил к ней в комнату?
И тут ее осенило - это ее тело излучает терпкий греховный аромат, ведь она даже не успела с утра ополоснуться под душем. Можно не сомневаться, что ее чувствительные чистоплюи-хозяева сразу разнюхали этот запах и обо всем догадались. О том, что она с Эрни, она с Эрни, она с Эрни там в машине… А потом он улетел утренним рейсом и слова ей не сказал.
От этой мысли Габи взвыла в голос и ее словно ветром сдуло с кровати. Она помчалась в ванную, на ходу срывая с себя одежки, чтобы смыть с себя память об этой ночи, снять с себя кожу, остричься наголо, и забыть, забыть, забыть! Горячий душ слегка ее образумил, - она хоть и попыталась содрать с себя кожу мочалкой, но волосы стричь все же не стала, а только многократно их промыла и до умопомрачения опрыскала духами.
Потом, вялая и умиротворенная, она побрела по коридору, прислушиваясь к голосам виллы. Было тихо, только кондиционеры жужжали равномерно, навевая прохладу и сон. Из кухни не доносилось ни звука. Наверно, Йоси с Беллой уже пообедали и ушли наверх отдыхать. И Габи тоже позволено вернуться к себе и постараться заснуть.
Но сон не шел к ней. Ей вдруг померещилось, что Белла, почуяв ее слабость, просто подшутила над ней, и Эрни вовсе не улетел, а отправился с утра пораньше куда-нибудь в Натанию или Кфар-Сабу повидаться со старыми друзьями. Она даже начала прислушиваться в надежде услышать звонок у ворот, чтобы не задерживать его, когда он вернется, а открыть ему поскорей.
Не прошло и получаса, как звонок действительно зазвучал, и Габи, как безумная, устремилась к воротам. Там и впрямь стояла белая Субару, как две капли воды похожая на Субару Эрни, но за рулем сидел немолодой мужик в синей спецовке, который приехал чинить дальнее управление хитрого устройства, отпирающего ворота.
При виде въезжающей во двор белой Субару, Габи ощутила, что жизни ее пришел конец - всего только сутки назад у этих самых ворот кудрявый голубоглазый мальчик предложил ей тремп до гаража, и глупое сердце ее взликовало. Она с первого взгляда почувствовала, что между ними натянулись невидимые нити чего-то большего, чем просто симпатия, и поверила, - дура, дура, трижды дура! - будто это серьезно.
И тут она вспомнила, как Эрни с восторгом уписывал за обе щеки старательно изготовленные Беллой лакомства. Он с аппетитом съел все, что было на столе, однако не остался здесь жить из благодарности к гостеприимной хозяйке. После ужина он обратил взор на поданную к столу прислугу и сжевал ее с не меньшим аппетитом. Ну, не оставаться же ему было в чужой стране из благодарности к прислуге, которая ничего от него не требовала, а сама бросилась ему на шею?
Мужик в синей спецовке спрашивал ее о чем-то и она, по всей видимости, ему что-то отвечала, причем вполне разумно, так что он даже не заметил ни мертвенного взгляда ее невидящих глаз, ни механического голоса, вылетающего из ее онемевших губ. С той минуты, как чужая - чужая, а не Эрни! - белая Субару въехала во двор, время для Габи остановилось и потеряло смысл.
Она по-прежнему раскладывала по утрам перед Йоси сложный пасьянс его таблеток и капсул, по-прежнему ставила перед ним голубую фарфоровую тарелочку со специально подсушенной половинкой питы в окружении горсти черных маслин с маленьким красным помидором-вишенкой в центре, но это была только видимость. Тело Габи, облаченное в обычную одежду прислуги, выполняло ее обычные утренние обязанности, но ее самой там не было. Ее не было вообще - она кончилась, скончалась, свела свои счеты с жизнью, вернее, жизнь свела свои счеты с ней.
И дело было не в Эрни, и не в Дунском, и не в страхе перед опознавшим ее таинственным мальчиком-невестой с божественным скрипичным голосом. Просто в ней кончился завод, которым Господь снабжает каждого при рождении, а заводной ключик потерялся. У мамы в Москве стояли на ночном столике красивые старинные часы, ключик от которых потерялся. Мама не выбрасывала их из какого-то давно позабытого сантимента, и они бездарно пылились на ночном столике, бессмысленные и не нужные никому.
Габи иногда смотрелась в зеркало, поражаясь тому, что у нее еще есть лицо, - ей казалось, что лицо у нее должно было стереться, уступив место циферблату незаведенных часов. Это ее невыносимое бытие, вернее, небытие, прервал как-то вечером звонок у парадной двери. Именно у двери, а не у ворот, что само по себе было уже удивительно - ведь во двор мог войти только тот, кто знал код калитки. Если бы Габи еще способна была удивляться, она бы удивилась. Если бы Белла и Йоси были дома, они, возможно, тоже удивились бы, но их не было - они уехали на концерт в филармонию.
Габи на мгновение прекратила сервировать стол к ужину - Белла сегодня потребовала приготовить тарелки и чашки из самого нарядного сервиза, - прислушалась к звонку и решила его проигнорировать. Кода калитки не знал никто, значит, звонка быть не могло, он ей просто померещился. Но звонок никак не хотел замолкать, он трезвонил и трезвонил, пока Габи это не надоело и она все же подошла к двери. Но отворять не стала, а сперва зажгла наружную лампочку и выглянула в глазок - перед дверью топталась незнакомая женщина в элегантном брючном костюме, у ног ее, обутых в нарядные туфли-лодочки, стояла дорожная сумка.
"Кто там?" - спросила Габи, твердо решив не открывать.
"Да я это, я, Габи, открывай, чего ты тянешь!" - ответила женщина по-русски, пробуждая в отупевшей голове Габи какое-то смутное воспоминание.
"Кто - я?" - уточнила она, но рука уже тянулась к ключу, подсознательно готовая узнать и признать.
Как только дверь приоткрылась, женщина обхватила Габи обеими руками и осыпала ее лицо поцелуями:
"Так ты меня встречаешь, племяшечка? А я-то, дура старая, думала, ты все глаза проглядела, ожидаючи!"
"Тамара! Уже приехала? - ахнула Габи, с разгону переходя на "ты". - Да тебя не узнать в этом наряде!"
"Так это я здесь прислуга, а там, у себя, я самая, что ни на есть барыня, зарплату в долларах получаю! - хохотнула Тамара, занося сумку. - Только не понимаю я этого "уже". Ты что, не ждала меня? - И зыркнула искоса недобрым глазом. - Или место мое тебе приглянулось, и я тут лишняя?"
"Что вы, что вы? - от испуга Габи опять перешла на "вы". - Я просто все спутала и счет времени потеряла".
"Значит, хорошо тебе тут было, - заключила Тамара. - А хозяева где? Неужто спать легли?"
"Нет, они на концерте, с минуты на минуту должны прийти".
"Выходит, Йоси не так уж плох, слава Богу, - вздохнула Тамара. - А я, признаться, волновалась за него. Ладно, пойду, распакуюсь, пока их нет".
Она быстро двинулась было с сумкой, но вдруг остановилась, как вкопанная:
"Стой, стой! Куда же я иду? Ты, небось, комнату не освободила, раз не ждала меня сегодня?"
У Габи все похолодело внутри - комнату-то придется освободить! А она в своем отчаянии и думать об этом забыла - ничего не искала, и ничего, соответственно, не подыскала!
"Ничего, ничего, вы не беспокойтесь! Я мигом соберусь и поеду", - заторопилась она, стыдясь своей безответственности.
"Куда ты поедешь, интересно, на ночь глядя? Да еще с чемоданами? Тут, в вашей райской земле, и вокзала-то путного нет, чтобы приличной девушке переночевать!"
"Вокзала нет, - стыдясь за свою негодную для бездомных страну, согласилась Габи. - Но я что-нибудь придумаю. Например, сниму номер в отеле. Я ведь теперь при деньгах".
"Ты что ж это, свои трудовые денежки по отелям размотать хочешь?" - возмутилась Тамара, но тут парадная дверь распахнулась и вошла Белла. При виде Тамары она так просияла, что Габи даже стало обидно - выходит, она не сумела как следует сыграть роль прислуги! Но тут следом за Беллой явился Йоси, который ставил в гараж машину, и, услышав новость, прореагировал недипломатично:
"Так Габи больше не будет пичкать меня лекарствами?"
"Она что, делает это лучше, чем я?" - встрепенулась Тамара, но Йоси уже осознал свою ошибку:
"Нет, конечно, с тобой никто сравниться не может. Просто мы еще не успели с ней обсудить некоторые особенности русского национального характера".
"Я не поняла, чего вы там не успели, - смилостивилась Тамара, - но вы можете закончить это завтра за завтраком, пока я буду принимать дела".
"Что значит завтра? - не поняла Габи. - Я же должна освободить твою комнату сегодня".
"Завтра освободишь. Тебе, небось, часа три паковаться надо, а я умираю спать".
"А где же ты… вы… сегодня будете спать?"
"Я думаю, у Беллы найдется для меня свободная гостевая комната на одну ночь", - по-хозяйски распорядилась Тамара и решительно направилась на кухню помогать Белле с ужином. На этот раз они ужинали все вместе - на радостях в честь приезда Тамары Белла нарушила свои хозяйские правила, и даже угостила всех настоящим французским коньяком. Так Габи представился случай второй раз есть и пить за хозяйским столом, где для комплекта не хватало только Эрни.
И словно образ его витал не только над Габи, Йоси ни с того, ни с сего подмигнул ей и предложил: "Не завершить ли нам праздничный вечер любительским исполнением русского романса? Иди, Белла, к роялю!"
Белла пожала плечами, но за рояль села и довольно складно сыграла первые аккорды романса "Нет, не тебя так пылко я люблю!", а Йоси подхватил слабым, но приятным тенором почти без акцента: "Не для меня красы твоей блистанье!" и дал знак Габи: "Давай, не подводи!". Так что той ничего не оставалось, как повести их за собой: "Люблю в тебе я прежнее страданье и молодость погибшую мою!"
На погибшей молодости Йоси закашлялся, Белла захлопнула крышку рояля и все кроме Габи отправились спать. Тамара на прощанье поцеловала Габи и подвела итог:
"Я вижу, вы тут без меня неплохо спелись". "Неплохо, так что мне самая пора убираться" - согласилась Габи и начала составлять посуду в мойку. Она вытряхнула мусор, вытерла стол и загрустила - маленькая передышка на вилле Маргарита закончилась, нужно собраться с силами и опять начинать жить. Куда же ей податься?
Утром, выкладывая перед Йоси лекарства и пол-питы с маслинами, она отвечала ему невпопад, потому что все еще искала ответ на этот вопрос. Ей показалось, что Йоси обиделся - он сказал "Я вижу, тебе не до меня" и умолк. Но ей и вправду было не до него, она продолжала ломать голову, куда бы ей деваться, пока поспешно запихивала в чемодан свои пожитки, которых оказалось больше, чем она предполагала.
В самый разгар сборов, когда неподатливая крышка переполненного чемодана никак не хотела закрываться, в комнату к ней ворвалась Тамара, вполне восстановившая себя в образе прислуги:
"Тебя к телефону! - выкрикнула она. - Мужской голос! Срочно!"
"Эрни! - вспыхнуло в груди Габи. - Только он знает номер этого телефона!"
Она побежала вслед за Тамарой на кухню и жадно схватила белую трубку.
"Неплохо ты спряталась от меня, женка, - игриво проворковал в трубке голос Дунского. - Немало крови я пролил, пока достал твой номер!"