Содержание:
ВЕЛИКАЯ РОК-Н-РОЛЛЬНАЯ ЛИХОРАДКА 1
ИГРЫ НАУГАД 10
ТАРАКАНЬИ БЕГА 20
БИСЕР 29
ПЕРИОД ПОЛУРАСПАДА 48
ВМЕСТО ЭПИЛОГА 60
Андрей Голяк
Ничего, кроме настоящего
Книга, которую вы держите в руках, относится к разряду антилитературы. Потому что написана она человеком, не имеющим ни малейшего понятия о ремесле литератора. И дело не в том, что я в себе неожиданно ощутил бурлящие литературные таланты, требующие немедленной реализации. И согласен я с тем, что "пусть сапоги тачает сапожник, а пироги печёт пирожник". Писать я стал от скуки. И для удовлетворения собственных амбиций. Из разряда "а мы и это могём!".
Начав писать, я понял, что таки действительно могём. Косо, криво, но могём.
Показав своё "творение" некоторым знакомым, я услышал самые разнообразные отзывы. Но понял, что кроме меня, сей "шедевр" может быть интересен ещё хотя бы паре-тройке людей. Поэтому вы держите в руках эту книгу и собираетесь или не собираетесь её прочесть. Но это абсолютно не значит, что я решил под шумок пробраться в стройные ряды профессиональных литераторов и срубить по-лёгкому деньжат и славы.
Прошу воспринимать моё сочинение как чтиво сугубо развлекательное. Правда, не без претензий на нечто большее. Это взгляд изнутри на жизнь музыканта. Тема мне хорошо знакома и близка.
Наверное, поэтому книгу нельзя назвать непредвзятой. Чувствуя свою неспособность более-менее правильно выстроить сюжетную линию произведения, я называю его не повестью, не романом, а записками.
Хочу сразу же сакцентировать внимание на том, что "Записки" есть, в некотором роде, плод сочинительства, но ни в коем случае не документальная история львовского рок-н-ролла. Этим заявлением я хочу оградить себя от неудовольствия тех, кто найдёт в себе сходство с персонажами книги, и тех, кто упрекнёт меня в неточном освещении фактов, имевших место в действительности. Повторюсь – я не летописец, а всего-навсего сочинитель-самоучка.
Мне приходилось слышать упрёки в свой адрес по поводу того, что данное "творение" наводнено ругательствами цензурными, полуцензурными и нецензурными. Я не собираюсь ни перед кем отчитываться в этом. Замечу лишь следующее – я пытался передать нужную атмосферу. Без ругательств она получалась несколько кастрированной. Если вас это смущает – просто отложите эту книгу в сторону или растопите ею печь.
И последнее – критикам, доморощеным и профессиональным, совать сюда нос категорически воспрещается. Я не люблю эту свору с момента моего появления на музыкальной сцене. Не уверен, что литературные критики существенно отличаются от тех, с которыми мне приходилось сталкиваться до сих пор.
Я жив. Вот я ем сейчас финики и ничем другим, значит, не занят.
Когда еду – еду, и ничего другого не делаю. Если придется сражаться, то день этот будет так же хорош для смерти, как и всякий другой. Ибо живу я не в прошлом и не в будущем, а сейчас, и только настоящая минута меня интересует. Если бы ты всегда мог оставаться в настоящем, то был бы счастливейшим из смертных. Ты бы понял тогда, что пустыня не безжизненна, что на небе светят звезды, и что воины сражаются, потому что этого требует их принадлежность к роду человеческому. Жизнь стала бы тогда вечным и нескончаемым праздником, ибо в ней не было бы ничего, кроме настоящего момента.
П. КОЭЛЬО "АЛХИМИК"
Все совпадения и любое сходство с реальными событиями и лицами прошу считать неслучайными.
ВЕЛИКАЯ РОК-Н-РОЛЛЬНАЯ ЛИХОРАДКА
– Н-да… Видок у тебя – "заскучаешь". И что дальше? – Паша рассматривал меня прямо-таки с хирургическим интересом, выискивая на моей помятой физиономии следы блоковской печали. Но я твёрдо знал, что там сложно что-нибудь обнаружить, кроме следов пятидневного запоя и свежей царапины на щеке, приобретённой мною в результате доставания заначки из сливного бачка.
– Ничего дальше. Всё – дерьмо! – смело обобщил я. – Короче, вспомним наши "экзерсисы" и будем двигаться дальше в выбранном направлении. Давно пора было.
– Правильно! – с энтузиазмом поддержал меня Паша. – Музыка, она одна не предаёт. Всё преходяще, а музыка – вечна!
Меня от этого пафоса слегка замутило, но виду я не подал. Паша, если не обращать внимания на его привычку воспитывать и говорить прописными истинами, всё-таки клёвый парень. Да и наши музыкальные
"экзерсисы" можно смело назвать удачными. Тем более, что всё равно нужно как-нибудь отвлечься. А музыка – тоже хлеб.
Всему этому разговору предшествовал "подготовительный период" приблизительно годовой длительности. Ваш покорный слуга приобрёл мерзкую привычку бренчать на гитаре на вечеринках и орать душещипательные песни. Когда все (или почти все) девичьи сердца в радиусе нескольких километров были покорены при помощи шести струн и стандартного набора "люблю – жду – умираю без тебя", у меня возникла идея стать рок-звездой. После длительных раздумий на тему: "Кто станет моим соратником", выбор пал на Пашу. Этот человечек грыз гранит наук в одном классе со мной и мы дружили. Это и явилось решающим фактором в назначении Паши на ответственную должность гитариста группы. К чести моего друга следует заметить, что он долго отнекивался, заявляя, что он-де не имеет ни слуха, ни голоса, и вообще никакими музыкальными талантами до сих пор не блистал. При попытках показать ему "три блатных аккорда"1 бывал буен и швырял в учителя (то бишь в меня) подручными средствами. В результате длительных пререканий и полусерьёзных потасовок кандидат в звёзды милостиво согласился напрячь мозги и пальчики.
В первые недели обучения гитарному делу я чудом не умер от гипертонического криза. Мой ученик потрясал меня своей непроходимой тупостью, о чём я ему откровенно заявлял. В ответ мне было не раз высказано, где Паша видел таких учителей, как я, и что он вообще думает обо мне и о тех несчастных, которые осмелятся когда-нибудь присутствовать на наших будущих концертах. После каких-нибудь двух месяцев вырывания волос, криков, воздевания рук к небу и заявлений типа: "В гробу я видел всю эту затею", Паша вполне сносно играл произведения "Мурка", "Таганка" и песню группы ДДТ "Дождь".
В этот счастливый момент было решено, что период обучения закончился и Пашу можно считать полноправным гитаристом нашей будущей группы. Следует заметить, что к этому времени он так вошёл в роль заправского истязателя струн, что садился с гитарой даже за обеденный стол, чем доводил до умоисступления свою бабушку. Паша был не дурак поскандалить, и квартира частенько напоминала палату для буйнопомешанных. Я имел все основания считать себя ответственным за все откровения, которыми потчевали друг друга бабушка и внук после вступления последнего на тернистый путь рок-музыканта.
Вскоре Паша совершенно потряс меня своим открытием, что вторая гитара может вести самостоятельную партию, а не играть в унисон с первой. Он, также, показал мне каким образом можно подбирать соло.
Оказалось, что нужно просто тыкать пальцами везде, где придётся, и искать места, которые не слишком режут уши. По нашим подсчётам выходило, что после двухчасовой работы с произведением одна треть звуков, извлекаемых из второй гитары, – "в кассу".
Окрылённые успехом мы ринулись демонстрировать наши достижения всем знакомым. Как и следовало ожидать, все барышни, ранее покорённые мной в единичном экземпляре, просто таяли от восторга, услышав наш дуэт. Мы изнемогали под бременем похвал и дичайшей популярности, которая обрушилась на наши талантливые головы.
Пришло время писать свои собственные произведения. У меня был опыт писания любовных стишат с шестого класса. Я тогда научился наповал сражать однокласниц "шедеврами" типа:
О, как жесток Амур ты был,
Когда стрелою золотою
Меня ты в сердце поразил,
И вот не знаю я покоя.
Паша никакого опыта не имел. Стихов он не писал, не читал и не любил.
Соединив свои талантливые сердца в едином творческом порыве, мы породили первого монстра. Это был громаднейший текст на четырех страницах, весь пропитанный мистицизмом и романтикой. Читать без ужаса это произведение было невозможно. По-моему, это был образец примитивизма и безвкусицы. Слава Богу, мы запнулись на написании музыки к этому дивному творению и оно так и не увидело свет.
После первого неудачного опыта было решено отвлечься от написания больших литературных форм и попробовать сочинить чего-нибудь поскромнее. Для затравки было взято стихотворение Теофиля Готье
"Дым" и положено на музыку. В результате получилась весьма недурная баллада, гармония которой напоминала весь плагиат мира, вместе взятый.
Но Готье – Готьём, а мы тоже не ногой сморкаемся, и амбиции дело святое. Поэтому через небольшой промежуток времени были готовы несколько опусов на слова вашего покорного слуги. Первый барьер мы преодолели. Оставалось продвигаться дальше. Тут-то всё застопорилось.
И дело не в творческом кризисе. И не в священной лени, милой сердцу каждого уважающего себя индивидуума. Просто я поступил в
Политех и поехал в колхоз "на помидоры". По дороге к трудовым подвигам, прямо в поезде я познакомился с хорошенькой девушкой с экономического факультета. Она была зеленоглазой блондинкой, имела потрясающий бюст и умела очень весело и заразительно хохотать.
Несколько дней спустя я понял, что влюбился по уши. Девица моим пламенным чувствам особо не сопротивлялась и мы вдвоём утонули в пучине любви. После романтических свиданий на фоне навозных куч и покосившихся заборов, после поцелуев, окрашенных в цвета стахановских подвигов, пришло время возвращаться в родной город.
Тут-то и выяснилось, что возлюбленная моя обручена, свадьба имеет место быть через месячишко-другой и роман её колхозный здесь совершенно не к месту. Но гордая и влюблённая в меня девушка по возвращении в объятия жениха твёрдо заявила, что упомянутые объятия её абсолютно не устраивают. Она-де нашла себе другие, более уютные
(то есть мои). Посему свадьба отменяется. Я, в свою очередь, честно заявил гордой и влюблённой девушке, что могу заменить жениха только в смысле объятий. Что же касается брака, то я "пас". Не созрел морально.
Началась жуткая кутерьма. Неудавшийся жених оказался курсантом местного военного училища. Он заявил, что он этого так не оставит, и месть его будет страшна. А тут ещё весь третий курс этого училища, как один человек, заявил, что вступится за честь мундира товарища. В воздухе запахло моей кровью. Началась самая настоящая охота. Я старался пореже появляться в центре города. Кровожадные курсанты старательно искали встреч со мной. Однажды я всё-таки попался жениху в лапы, и на протяжении длительного отрезка времени мы старательно валяли друг друга в грязи близлежащего газона. Схватка закончилась с ничейным счётом. Я приобрёл репутацию лихого парня и ходил, задрав нос.
А потом страсти вдруг улеглись. Жених, встречая меня, не хватался за твёрдые предметы, не кричал о поруганной офицерской чести, а, наоборот, зловеще ухмылялся. И по прошествии одного месяца я узнал о том, о чём давно знали все. Изобретательная девица, здраво рассудив, что чувства чувствами, а замуж выходить всё-таки нужно, назначила день свадьбы с курсантом. Я же в свете этого решения рассматривался как вариант "для нагуляться". Умный человек посмеялся бы над ситуацией и, особо не сопротивляясь, занял бы самую выгодную позицию
– позицию "друга дома" и поставщика рогов на курсантскую, а в последствии офицерскую, голову. Но из меня полезли принципы, как геморройные шишки. Я почёл себя глубоко оскорблённым, обрушил на голову несчастной новобрачной целый шквал ужаснейших обвинений.
После чего сделал вывод, что пора страдать и запил.
Период страданий основывался на чередовании буйных и меланхолических стадий. Во время буйных стадий я употреблял алкоголь и вовсю безобразничал. Меланхолическая фаза характеризовалась чтением стихов и размышлениями на тему: "Жизнь – говно, а женщины – бляди (во всяком случае – некоторые из них)".
Весь этот компот закончился так, как этого и следовало ожидать.
Друзья мне сообщили день, когда счастливая пара должна была сочетаться браком. Я надел свой белый костюм и припёрся без приглашения во Дворец Торжественных Событий под ручку с одной из приглашённых дам. Сначала всё было тихо и мирно. Невеста то краснела, то бледнела, жених зеленел от злости, а в общем атмосфера была такой, словно в зал торжественно внесли покойника. В конце концов с новобрачной случилась истерика, а я был торжественно изгнан.
После такого финала я пил ещё пять дней, а потом вдруг вспомнил, что я – будущая рок-звезда. Сообщить об этом радостном событии я припёрся к Паше. И теперь он созерцал мою помятую физиономию, злорадно прикидывая, как всю эту мою историю можно будет использовать для грядущих шантажей и обвинений в недостаточно серьёзном отношении к Общему Делу.
– Ладно, – милостиво провозгласил Паша, – с завтрашнего дня приступаем к репетициям. А сейчас у меня есть одно предложение.
– Ну-ну, – с готовностью вопросил я.
– Перестань бухать, мудак! – рявкнул соратник.
С этой исторической фразы началась эпоха рок-н-ролла в моей жизни.
ГЛАВА 2
– Погоди, дай я попробую…
– Да не мешай ты! Видишь, я не настроил толком…
– Ты и не настроишь. Колок разболтан…
– Иди ты на хрен. Тоже мне, Эрик Клэптон грёбанный…
Обмениваясь такими профессиональными замечаниями, мы суетились, словно два дауна, вокруг предмета, который своими очертаниями отдалённо напоминал гитару. Это была подержанная чешская "Йолана", изготовленная, судя по внешним признакам, для игры в трактирах во времена первых крестовых походов. Сей замечательный инструмент был куплен в "комиссионке" за 50 рублей. В нагрузку прилагался неработающий "квакер"1. Гордясь своей профессиональной эрудицией, мы, почти не прилагая усилий, именовали вышеуказанные предметы
"веслом"1 и "примочкой"2.
Покупка должна была ознаменовать переход нашей рок-группы на следующий, более высокий, уровень. Предполагалось, что теперь в наши опусы можно будет вставлять протяжные соло в стиле Гарри Мура и
"поливать" в духе Джимми Хендрикса.
А пока выяснилось, что если "лабать"3 с овердрайвом4, то среди всей звуковой грязи почти не слышно "левых"5 нот. А звучание получалось настолько крутым, что во время исполнения очередной пьесы мы, бывало, увлекались только размахиванием причёсками и высовыванием языков, напрочь забывая о необходимости извлекать ещё и какие-то звуки.
– Да, чувак, крутняк немерянный! – построил я очередную фразу на профессиональном слэнге. – Просто, хоть уже на сцену…
– Нет, – твёрдо заявил Паша, – всё это хорошо, но музон нужно вылизывать и вылизывать.
– Ты чё, опух? Это же не попса грёбанная. Это рок! А рок вылизывать не нужно.
– Может и не нужно. А может и нужно. Ты послушай "Флойдов"6. Там всё чисто и красиво.
Мне тоже захотелось, чтобы у нас всё было "чисто и красиво".
Поэтому, с трудом удержав себя от соблазна попререкаться хотя бы для вежливости, я немедленно согласился со следующими предложениями: а) нужны бас-гитарист и барабанщик; б) нужны они немедленно; в) музыку по возможности "вылизывать".
Придя к такому соглашению, захотелось немедленно броситься на улицу для поисков упомянутых граждан, совершенно необходимых для создания жутко популярной и дико талантливой рок-группы. Но по своему опыту мы уже знали, что нужные нам личности на улице не валяются, а если и валяются, то в неизвестных нам местах.
Поэтому нам ничего не оставалось, кроме как продолжать наши экзерсисы и жарко мечтать о грядущих триумфах. Тем более, что имелась ещё одна проблема, решение которой отнимало громадное количество времени и умственных усилий. Как известно каждому, все более или менее порядочные группы как-нибудь называются. И название, как правило, несёт определённую смысловую нагрузку. Ведь даже сопливый первоклашка хорошо знает, что "как шхуну назовёшь, так она и поплывёт". Но поверьте мне на слово – очень трудно, почти невозможно придумать название, одновременно философское, легко запоминающееся, интригующее и просто классное! И поэтому мы всё время думали. Этот процесс для пущей продуктивности сопровождался запусканием пальцев в отрастающие патлы, задумчивым ковырянием в носу и нервным постукиванием костяшками пальцев по различным предметам (желательно звонким). Я промолчу о том, что из ногтей, съеденных в периоды интеллектуальных судорог, можно было выстроить небольшое рок-кафе.
– А давай мы будем называться "Точка Росы" – предлагал Паша, млея от предвкушения того, как я грохнусь на пол и в немом восторге буду дрыгать всеми конечностями, не в силах говорить.
– Не! Я придумал название покруче. Твоя "Точка Росы" сильно термодинамикой попахивает. А я этого дерьма в Политехе каждый день по ведру съедаю. А вот что ты скажешь насчёт "Пластилиновых Бульдогов"?
– Это только ты по пьяни на бульдога похож, на пластилинового.
Вот и возьми себе творческий псевдоним. А название группы должно звучать эстетично.
– Да пошёл ты на хер! Эстет грёбанный! Если я на бульдога похож, то ты – бочка верблюжьего кала! Маньяк термодинамический!
В этом месте выражения, которые принято употреблять в литературе, заканчивались. Начинался дурдом, хаос и махровое рукоприкладство.
К сожалению, я вынужден отметить, что почти по всем вопросам консенсус достигался путём взаимных оскорблений и потасовок. Причём мы считали, что всё это в порядке вещей и способствует откровенному выражению своих мыслей. Мы были друзьями и были уверены, что дружба без подначек и постоянного выяснения отношений – дело скучное.
Самое смешное, что окончательный вариант названия для группы был принят единогласно, без драк и оскорблений. Случилось это до боли прозаично. Я приволок задумку на очередной хит. Там были следующие гениальные строки:
Мы – дети войны Земли и Луны,
Мы – Клан Тишины.
– А почему "Клан Тишины"? – спросил Паша.
– Понимаешь, тишина – это идеальная музыка. Как белый цвет включает в себя все цвета спектра, так тишина включает в себя все звуки, существующие в природе. А Клан Тишины – братство людей, поклоняющихся идеальной музыке.
– Клёво, – восхитился мой соратник.
Сей замечательный опус так и не увидел свет, но Паша задумался и тихо проговорил:
– А классное название – "Клан Тишины", ты как думаешь? – и мгновенно принял оборонительную позицию.
Но я нападать не собирался. Я и сам так считал. Всё обошлось без драки. И наша будущая гениальная группа стала носить гордое название
"Клан Тишины". После этого эпохального события мы немедленно совершили несколько необходимых с нашей точки зрения действий: а) стали восторгаться названием коллектива; б) срочно оповестили о нашем названии всех знакомых; в) написали название группы на всех стенах и других подходящих для этого сооружениях. Расчёт был прост – пусть все, кто увидит, думают, что это наши фаны.