Долго предаваться грезам мне не пришлось. Особенность арабских пляжей заключается в их мнимой пустынности. Но стоит белой женщине раздеться, как из-под каждого камня, из-под каждой верблюжьей колючки начинают выползать мужчины и медленно стекаться в сторону объекта своих вожделений. Корабли меняют свой курс и устраивают давку в заливе, самолеты теряют высоту и кружат над морем. Сенсация – белая женщина входит в воду! Нам пришлось бежать во избежание эксцессов. Город Аден – бывшая английская колония (на память от тех времен остался Биг Бен), впоследствии шестнадцатая "советская республика". Правда, в отличие от Биг Бена, статую "Рабочего и колхозницы", выполненную в восточном духе (мужик в платье, баба в шароварах), снесли. И гос-Хозов имени Ленина не осталось. Этот город кормится от моря, где водятся сверхобильные стаи РЬ1б: королевская макрель, тунец, окуни, сардин лангусты, креветки, крабы, омары, ну и аку-Ь1" Разумеется. Все это рыбное богатство, живое Трепетное серебро, продается на местном рынке.
Огромные рыбины, отливающие голубизной стали, с выпученными глазами кажутся ненастоящими из-за своих размеров. Особой любовью пользуются черепахи – их мясо нежно, как молодая телятина. Русские, живущие здесь, даже делают из него пельмени.
В этом гибельном климате жизнь течет неспешно. По улицам бродят верблюды и ослики, стада козлов роются в мусорных кучах. В лагунах кормятся целые тусовки грязных розовых фламинго – их тут много, как воробьев. Влажность воздуха так высока, что мокрое белье, вывешенное под палящим солнцем, с трудом высыхает. В знойный полдень нищие прячутся от солнца в пещерах. Мы бродили днем по воспаленному городу и забрели в "Вонючую лавку" – это магазинчик, торгующий древностями и редкостями. Все, как полагается, покрыто пылью веков. Роясь среди черепашьих панцирей, перламутровых раковин, старинного серебра, я наткнулась на потемневшую от времени чеканку с изображением Родины-матери и надписью "Волгоград – город-герой". Какой-нибудь иностранец наверняка сдуру купит.
Женщины здесь более свободны, чем в северном Йемене. Как считают северяне, их развратило русское и английское влияние. В отличие от Юга Север никогда не был европейской колонией и сохранил все свои традиции и привычки, крепко сцементировавшие общество. А южная жизнь более легкомысленна, да и любой морской порт всегда открыт всем ветрам. Женщины в Адене даже открывают свои красивые, необычные лица – сладострастный продукт смешения двух Рас" негроидной и арабской. Под внешним благочестием их жизни бродит грех. Злые языки утверждают, что одна из самых популярных подпольных операций – это восстановление девственной плевы.
В этом городе меня преследует невезение. Все мои попытки разыскать нужных людей по адресам не увенчались успехом. Дело в том, что адрес, по местным понятиям, это название района, далее нужно спрашивать встречных-поперечных, где проживает твой адресат. Занятие не для слабонервных. Мы колесили целый час по одному району, приставая к прохожим, нас посылали в разных направлениях, пока какой-то подозрительный тип не вызвался указать нам нужный дом. (Подозреваю, он просто решил прокатиться.) По дороге он попытался стащить бумажник Леши, лежавший на заднем сиденье.
Леша становится невыносим – он делает попытки прижать меня в любом удобном месте. Последней каплей была его идиотская выходка в машине. Стоя на перекрестке в ожидании сигнала светофора, он спросил: "Знаешь, как можно оскорбить мусульманскую мораль?" – спросил он. "Как?" – "А вот так", – сказал он и впился в мои искусанные губы. Соседние машины засигНалили, а некоторые в знак протеста даже рванули на красный свет. Что за ребячество! Завтра же Уеду из этого города. 23 августа: Еще одна такая ночка, и я пове-! Вчера вечером у меня затеплилась надежда, °, протрезвев, Леша стал нормальным человек- Он извинился за укусы, мы помирились и даже отправились в бар распить бутылочку вина Все шло хорошо, Леша даже съязвил на свой собственный счет, что у консульства надо повесить табличку "Осторожно, кусачий атташе". Тут в бар занесло пьяного сингапурского матроса. Он бесцеремонно подсел к нам и предложил Леше продать меня по дешевке: "Друг, продай бабу. Ну, что тебе, жалко, что ли?" Да, с такой шеей, как у меня, показываться в общественных местах опасно. Леша сделал знак секьюрити, сингапурца вежливо, но решительно вывели из бара. Он где-то шастал минут десять, потом вернулся, пожал Леше руку и заявил: "Да, чуть не забыл! Я же у тебя бабу хотел купить". – "А ведь и впрямь сейчас продаст со злости пьяной матросне", – со страхом подумала я. Сингапурца снова увели.
Вечером у дверей моей квартиры Леша мило пожелал мне спокойной ночи и удалился с достоинством, как хорошо воспитанный мужчина. Укладываясь в постель, я подумала, что наконец-то как следует высплюсь. Но в три часа ночи я проснулась от неясного чувства опасности. Кто-то тихо, но настойчиво ковырялся в дверном замке. Путаясь в остатках сна, я никак не могла отделить вымысел от реальности и сообразить, в какой стране и в каком городе я нахожусь. Когда в голове прояснилось, я пришла в ярость. Осторожно, на цыпочках я подкралась к двери и рявкнула: "И чем же ты пытаешься открыть замок?" После паузы я услышала Лешин голос: "Очками". Подавив желание рассмеяться, я спросила: "Ну и как, получается?" – "Не очень. Даша, открой,, у меня появилась гениальная идея". – "Я все твои гениальные идеи знаю наперечет. Иди проспись". Он стал ломиться с криками: "Открой! Нам нужно поговорить!" А дверь в моей квартире совсем хлипкая, такие были у нас в общежитии, – их можно вышибить хорошим пинком. "Если ты сейчас не уберешься, я открою окно и начну кричать". – "Ты еще пожалеешь!" – крикнул он в бессильной злости.
Наутро пришел мой черед ломиться к Леше в квартиру. Я трезвонила и пинала ногами дверь, пока он не открыл, весь помятый, опухший, раздавленный ночным пьянством. "Чудесно выглядишь", – заметила я, добавив яду в голосе. Моя ирония на него не действовала. В квартире мне ударил в нос застоявшийся запах ночной оргии – бесчисленного количества выкуренных сигарет, неубранных остатков пищи, разлитого джина. "Господи, я вижу эту картину уже третий день! – воскликнула я. – Ты скоро по уши зарастешь дерьмом. Где у тебя тут тряпка? Если мне предстоит торчать у тебя до самолета, я хотя бы вычищу эту дрянь". Леша не слишком сопротивлялся.
Видя, как я шурую на кухне, он подобострастно спросил:
– Чего это ты такая сердитая?
– А у тебя, наверное, память отшибло. Может, ты пытался взломать мою дверь, чтобы поделать мне сладких снов?
– У меня были совсем невинные намерения. " хотел сделать тебе сюрприз – только войти и оставить нежную записку.
– А потом бы ты заглянул ко мне в спальню, Где я, по обыкновению, сплю голая, зашел бы просто так, чтобы запечатлеть невинный братний поцелуй на моем лбу и тихо уйти, благословляя мой сон. – Плеснув себе утреннюю порцию джина, я уничтожающе добавила: -
Знаешь ты кто? Типичный мальчик из дипломатической семьи, любящий вспоминать свой особняк в детстве в далекой стране, садовника и горничных. Ты никогда не сталкивался по-настоящему ни с одной серьезной проблемой. Все, что я слышу три дня, – это высокопарные философские разговоры. Я понимаю, все вы тут утомленные солнцем и у вас крыша едет. Но ты просто зарос жиром от безделья и слюнтяйства. Тебе надо встряхнуться, посольский мальчик. Ты даже целуя женщину думаешь только о собственном удовольствии, а не о тех неприятностях, которые ты можешь доставить ей своими "засосами". Меня целую неделю будут донимать вопросами, не болит ли у меня шея.
Джин сделал меня злой, и всю дорогу до аэропорта я молчала. Приехав, мы обратились в справочную и выяснили, что мой самолет улетел еще в шесть утра. Я заскрипела зубами и спросила Лешу: "Кто из нас говорит по-арабски – ты или я? Кто вчера, докупая билет на самолет, уверял меня, что он летит в шесть часов вечера? Или ты сделал это нарочно? Не потому ли ты уже три дня мне твердишь, что этот город засасывает и я никуда не улечу?" Я задыхалась от бешенства, чем страшно напугала Лешу. "Поверь мне, это ошибка, – залепетал он. – Я просто шутил, когда так говорил". – "Черт бы тебя побрал! Дай мне сигарету! – Я затянулась и немного успокоилась. – Если ты еще раз полезешь ко мне ночью, я разобью тебе голову. Еще один гнусный день в этом городе!" 24 августа. Мне повезло. Один русский, едущий в Сану, согласился захватить меня с собой. В семь утра я смешала в пластиковой бутылке джин с тоником. Не слишком приятно будет пить его днем, нагретым от солнца, зато настоящий тоник – это уже кое-что, лучше, чем разбавлять джин водой из-под крана.
Это была чудесная поездка – семь часов через горы, через всю страну. Я попивала джин, чувствуя, как у меня под ногами перекатывается чужая бутылка виски, на которую я втайне рассчитывала. Нас в машине было трое – русский по имени
Володя, араб, ну и я, разумеется. Единственное, что нам отравляло существование, – заграждения на дорогах до полуметра высотой, насыпи из песка и камней едва ли не через каждые два-три километра. Делается это якобы в целях безопасности движения, чтобы водители снижали скорость. Ночью никто не рискнет ехать по такой дороге, можно запросто свалиться в пропасть, врезавшись в темноте в заграждение, что, кстати, уже было не раз. Некоторые хитрые селяне делают такие насыпи около своих магазинчиков, чтобы водители остановились что-нибудь купить. Мы поднимались в горы, из жары к прохладе, а наверху попали в град. Дома там лепятся в морщинах скал, точно ласточкины гнезда. Горы, эта природная естественная крепость, служат им защитой.
В укромном местечке мы остановились перекусить местной жирной курицей, жаренной на Вертеле. Джин я уже прикончила и теперь запила курицу неразбавленным теплым виски. Вокруг стояла могучая, первозданная тишина, какой уже и не бывает на свете. После еды мы вымыли руки минеральной водой и сполоснули духами, как это принято на Востоке.
И снова в путь. Бесконечные желтые тыквенные ряды в деревнях, вымоченных дождем. Мужчины устраивали стриптиз – они шагали через лужи, задирая юбки и высоко поднимая худые длинные ноги. Понятия о теплой одежде здесь престранные. В холодную погоду мужчины надевают шапки-ушанки и шлепанцы на босу ногу. В Сану мы приехали ближе к вечеру, на виллу одного казаха, чудесного человека, который уже лет десять ищет воду прутиком в пустыне и даже получает за это неплохие деньги. Его еще зовут космонавтом, потому что, напившись водки, он любит вспоминать, как летал в космос с Байконура. Ворота на виллу были сломаны предыдущей бурной ночью, о чем предупреждала вежливая записка. Хозяина не было дома, но у Володи имелись ключи. Мы вошли в дом, Володя поставил на огонь кастрюлю с водой и бросил туда целую связку свежих крабов. И вовремя. На запах виски потянулись соседи.
25 августа. Власть мужчин в Йемене, как и в других арабских странах, лишь на первый взгляд очевидна и безоговорочна. Женщины тоже могут держать в своих слабых руках бразды правления, однако делают это с присущей им хитростью незаметно для окружающих, не демонстрируя свое влияние, а прикрывая его флером покорности и послушания. Женщина начинает править после сорока, когда выросли и женились сыновья и в доме появились невестки. Вот на них-то, ханных в духе преклонения перед условностями, и перекладывается вся тяжелая домашняя работа. Наша Кабаниха из "Грозы" Островского ни в какое сравнение не идет с местными свекровями! Они часто правят с жестокостью, граничащей с тиранством, желая поквитаться за свое тяжелое прошлое, когда сами, будучи невестками, волокли бесконечную цепь семейных повинностей большого дома. Сыновья боятся им перечить, ибо Коран гласит: "Рай лежит под ногами матери". С приближением старости женщины становятся сварливыми, как будто старость дает право на злобу. Их мучает свобода, которую они получили благодаря утрате своей привлекательности, и они горят желанием отомстить за годы рабства. И молодые невестки, чьи робкие умы не в силах противостоять давлению, мечтают о том дне, когда их сыновья подрастут и они потешатся властью.
Многие наши русские женщины по настоянию родителей мужа принимают мусульманство. "Это очень просто, – сказала мне русская мусульманка Наташа, – ты приходишь в мечеть и говоришь по-арабски одну фразу: "Нет бога кроме Аллаха, и Магомет пророк его". Наташа подписалась под всеми законами родины своего мужа – она ходит в черном, закрывает лицо и посещает мечеть. "А ты общаешься с йеменскими Женщинами?" – спросила я Наташу. "В пределах Разумного, – ответила она. – Соблюдаю нормы Вежливости – привет и как дела. С ними трудно Разговаривать – на всех тусовках один вопрос, чему я еще не беременна? Мол, твой муж себе 5Угую жену в дом возьмет. По их понятиям, раз моя дочка уже подросла, я должна срочно плодить других детей. Еще для них загадка, как можно спать с мужем и не беременеть. Моим объяснениям они не верят. А сестры мужа вечно что-нибудь у нас выпрашивают. Здесь так принято у женщин – выпрашивать подарки у отца, мужа, братьев, рыться в шкафах у золовки. Самая большая радость для них – выклянчить денежку и побежать в магазин золото покупать. Если мне муж что-нибудь дарит, так тут же его сестры начинают ныть:
"Ты почему, Яхе, нам то же самое не купил?" Здесь каждый завидует маслу на чужом куске хлеба, зависть сочится отовсюду, как будто даруемое одному человеку отнимается у других". У Наташиного свекра померла жена, и он задумал жениться вторично в 60 лет. Все родственники хором уговаривали его отказаться от этой идеи. "Я ему говорю: "Папа, мы все будем делать – обстирывать вас, кормить, полностью обслуживать, – рассказывает Наташа. – А он мне в ответ: "Но я же мужчина. Я хочу женщину в постель и чтобы меня мыли". Понимаешь, здесь так принято. Одна из сексуальных обязанностей жены – мыть мужа раз в неделю. Ну, вот, нашли ему 28-летнюю женщину, которая один раз была замужем в 9 лет, забеременела, и у нее случился выкидыш. Это не удивительно – в девять-то лет! Потом она развелась с мужем и жила в одиночестве. Наш папа перед свадьбой занервничал, забегал, приходит к моему Яхе (а он в аптеке работает) и говорит:
"Сынок, выручай, дай мне каких-нибудь таблеток, чтобы я в первую брачную ночь не опозорился". К Яхе часто приходят мужчины перед свадьбой, даже молодые, за гормональными препаратами. Дело в том, что по обычаям муж после женитьбы должен первую неделю не выходить из спальни жены и беспрерывно заниматься любовью, чтобы доказать свою мужскую силу. Согласись, это не просто.
Папу мы накормили таблетками, он женился и засел в спальне. Только слышали, как двери хлопали, – это они в туалет и за едой бегали. В первый же месяц молодуха забеременела и вскоре говорит нашему папе: "Дорогой, можно я навещу свою маму?"
– "Конечно!" – восклицает тот и отпускает ее с легким сердцем. Она ушла к маме и осталась там на полгода. Папа затосковал. Теперь его беременная жена шлет ультиматумы: "Твоя дочь всячески унижала меня. Не вернусь, пока она в доме". Папаша выгнал дочь. Теперь молодуха требует подарков и золота. Папа ходит к нам плакаться и все время твердит: "Да я же и ребенка-то не хотел! Я уже старый!" – "А раз не хотели, – говорю я ему, – так нечего было, папа, дверьми неделю хлопать в спальне!" Как видишь, женщины тут умеют воздействовать на мужчин своими женскими способами".
Весь йеменский быт регулируется нормами шариата, особенно в последнее время, когда усилилось влияние исламистов. Однако при всей своей страстной религиозности йеменцы научились обходить строгие законы. Например, в Рамадан, когда нельзя есть и пить с восхода солнца и До заката, пока глаз различает черную и белую нитку, некоторые хитрецы ловят машину, просят Подвезти и, находясь в пути, быстро пьют и едят, поскольку Коран разрешает путнику в дороге перекусить.
В религиозной стране иногда опасно проявлять свою ученость и таланты. Один русский врач-офтальмолог рассказывал мне, как однажды ему привели пятнадцатилетнюю девочку, внезапно ослепшую. Ее фанатик-папа целую ночь бил ее тапочкой по голове, чтобы выгнать чертей, и читал над ней Коран. К утру ее отвели в больницу. "Я осмотрел девочку и обнаружил, что у нее зрачок даже не реагирует на свет, – говорил мне доктор…- Это меня удивило; никакой травмы не было, значит, ничего не повреждено. Я предположил, что скорее всего это реакция на стресс, шок. (Потом выяснилось, что причина крылась в несчастной любви, ее выдавали замуж, а она любила другого.) Я понял: надо ее расслабить. Я просто поговорил с девочкой, убедил ее, что все будет хорошо, сейчас я помассирую ей глазные яблоки, и она будет видеть. Это было нечто вроде гипнотического сеанса. После массажа девочка вдруг говорит: "Папа, мама, я вижу!" Честное слово, я на минуту почувствовал себя Иисусом Христом. Зато ее родители были в шоке, они смотрели на меня, как на духа, дьявола. Ты можешь не верить, но по закону парных чиселсяц произошла точно такая же ис-\п;евочкой. Только на этот раз пос-"го сеанса я предпочел ей сделатьы, чтобы создать видимость по-Vhtob. Это обезопасило меня отночь не\ь семейных традиций в Иеме не обуславливается сложнейшей лестницей общественных отношений. Здесь очень развито чувство социальных расстояний. Существуют классы, и самый презираемый из них – ахдамы, потомки африканских рабов, члены ремесленных цехов, считающиеся нечистыми. Это банщики, мясники, овощники, цирюльники. Это своего рода "каста неприкасаемых", как в Индии. Даже если эти люди богаты, их права на уважение ничтожны. Они никогда не войдут в парламент, никогда не займут высокий государственный пост, и жениться они могут, не выходя за пределы своего круга. На самом верху находятся сейиды, лица, считающиеся потомками Мухам- меда. Это, как водится, люди голубейшей крови и богатейшей мошны, всего несколько семей, обладающих огромным влиянием. До них не дотянуться, как до неба.
26 августа. Чем занимаются арабы, живущие в моей гостинице, по вечерам? Как они развлекаются? Ума не приложу. Все это состоятельные, Уважаемые люди из разных арабских стран, приехавшие в Йемен заключать сделки. Целыми днями они шатаются по отелю, подметая пол своими белыми балахонами. К вечеру постояльцы усаживаются в холле или сбиваются в кучки возле бассейна, попивают лимонный сок и шушукаются, ТО1шо женщины. Спиртное им запрещено Кораном, проститутки в городе не водятся, – короче, тоска зеленая. Единственное развлечение – следить за моей персоной, составлять график моих 1еРедвижений и звонить ко мне в номер, молча дыша в трубку. Я получаю несказанное удовольствие, всячески поддразнивая их откровенными нарядами. Поскольку я единственная и к тому же белая женщина в отеле (две старушки-немки не в счет), я окружена странным, почти болезненным вниманием.