Курил он болгарские сигареты, чем тоже гордились благушинские мужики. – "Во, смотри! Пятьдесят копеек пачка! Дает Золотые Яйца! Отправить его куда подальше, хоть измерять длину Китайской стены!" – С уважением поглядывали на Павлика, рвали вяленую рыбу руками. Пахло в "Ветерке" плохим табаком и влажными опилками, которыми посыпали пол. Из дыма вырисовывалось опухшее лицо почтальона Гоши Горина. Хорошо учился, с некоторым огорчением подумал Виталий. Мог навсегда заполучить литературный бюст (Карла Маркса) имени поэта Пушкина, да ума нет, бросил школу. Теперь возит почту, назём, щебенку, дрова. Что укажут, то и возит. А сколько бы ни горбатился, хоть сутки напролет, нарядов на сумму, большую, чем ему положено, все равно не закроют.
Гоша из дыма загадочно подмигнул Виталию.
Утром среди привезенной почты Гоша нашел два письма.
Для учителя. Но куда спешить? Прочел, подержав конверты над паром. "Теперь только истинные патриоты, – писал сыну Колотовкин-старший, профессор, – спасут страну!" А в другом письме какая-то девица плакалась на судьбу и летом собиралась ехать на Алтай искать Шамбалу.
Лучше бы утопилась.
Гоша не любил бывшего учителя.
За что такого любить? В школе хотел чугунный бюст подсунуть, как на могилу. Теперь девица едет искать какую-то Шамбалу. Что за дела? Наверное, хочет сладкими губками присосаться к государству, сучка. Я это письмо Ляльке подброшу. Как бы перепутаю адреса. В нашем непростом почтовом деле такое случается. Пусть Лялька порадуется связям своего дурака. Наклонился к скотнику Вешкину доверительно:
– Вот никому не верю, Федор.
– Эт-т-та правильна, – блеснул скотник недорогими зубами.
– Для меня главное – простые люди. Я простым людям радость несу, всякие приятные известия.
– Эт-т-та правильна.
– Если б ты только знал! – Гоша замешкался, показывая, как глубоко он переживает нахлынувшие на него чувства. – Если б ты только знал! Ведь твои дети тоже учатся у Колотовкина?
– П-п-правильна.
– Ну, так вот. Хорошему не научит.
– Эт-т-та правильна, – протянул скотник, но насторожился. Учителя он уважал, а Гошу считал пустяковым человеком. – Эт-т-та почему?
– Мало знает.
– Ну? – искренне удивился Вешкин.
Гоша нагнулся и доверительно поманил дикого скотника кривым пальцем с черным отбитым ногтем. Вешкин соответственно пригнулся к грязному столу. Закатный солнечный луч, падавший со стороны широко распахнутых дверей, сразу, как рентген, насквозь просветил мохнатое ухо скотника.
– А вот рассуди, – забормотал Гоша, теряясь в собственных сложных мыслях. – Ты день-деньской ворочаешь навоз, я вожу трактор. Так? Ты быков растишь, я приношу людям радость. Так? А этот Колотовкин? Да он все за книжкой. Он барин, видите ли. А у меня тоже образование. Ну, пусть неполное среднее, все равно. Он запутался. Наверное показалось ему, что он уже не разговаривает со скотником дружески, а ссорится с ним, потому что вдруг выдал: – Чего ты рожу воротишь в сторону?
Ничего плохого сказать не хотел, а скотник обиделся. Одним ударом поверг почтальона на пол. И оказалось, что в "Ветерке" чего-то такого уже ждали. Никто впрямую не задумывался о драке, просто говорили о печальном, и вдруг такое.
Через секунду дрались все!
10
Плотник Савельев, цепкий, как клещ, вцепился в Виталия, обхватил за пояс и уже ни на секунду не отпускал. Виталий – в гущу драки, и плотник на нем. Виталий – упадет, и Савельев упадет с ним. Как пристегнутый. Хорошо, Павлик Мельников обратил внимание и тяпнул плотника деревянным молотком.
Услышав шум, набежали бабы.
Голося и ругаясь, повели мужиков по домам, а кто сам ушел.
Некоторые не расплатились за коктейль, взятый для маскировки, таких Павлик аккуратно переписал в специальную книгу. Явился и участковый, солидно поскрипел ремнем, присел в стороне, ожидая, чем закончится драка. В драке всегда много неопределенного, поэтому участковый не торопился, курил, пока не остались на полу "Ветерка" скотник Вешкин, почтальон Гоша да находчивый плотник Савельев. Лежали смирно, не шевелясь, как битая птица.
– Кого заберешь? – деловито спросил Павлик.
– Да мне все равно, – зевнул участковый. – Кого укажешь, того и заберу. Ты их там не поубивал молотком?
– Да ну, – отмахнулся Павлик. – Деревянный молоток-та.
И начал приводить стойку в порядок. А Виталий кинулся помогать – не терпелось наедине поговорить о кооперации. Но в проеме дверей вдруг образовалась маленькая фигурка.
– Люська? Ты чего тут?
– Я тетрадки принесла с записями.
Глаза у Люськи были застывшие. Она стояла на пороге разгромленного "Ветерка" и будто не замечала поверженных. Смотрела на поломанные столики, на перевернутые стулья и будто не замечала повергнутого в мокрые опилки отца.
– Зачем сюда-то принесла?
– Так сегодня же получка, – страдающе ответила Люська. – А в день получки куда люди идут? Сами же утром сказали.
– Что я там такое сказал?
– Ну, это… Что конец света…
Виталий мрачно забрал у Люськи тетрадки.
Он уже видел, что за приоткрытой дверью робко переминаются Ленька и Герка – все малое вешкинское отродье. Переминаются, сопят, сплевывают, смотрят в глубину прокуренного грязного "Ветерка", как в другой сумеречный, но интересный мир. Вырастут, сами придут.
Спросил сердито, не глядя на участкового:
– Отца заберете?
– А то!
Быстро и слаженно (видно, что не в первый раз) Ленька, Герка и Люська, все сразу, как муравьи, подхватили громоздкого скотника и поволокли в сгущающиеся сумерки.
– Бросили бы по дороге, – сплюнул Павлик. – Смотришь, почтальон раздавил бы его своим трактором.
Виталий не ответил.
Верхней в стопке лежала тетрадка Элки Шишкиной.
Почерк у Элки округлый, выполнено опрятно. Ничего за день в селе не случилось, сообщала она. Тухлое место село Благушино. Когда отец вернется, мы с ним уедем хоть в Рядновку. Там никаких этих поганых "Ветерков" нет, а есть только маленькая пасека. Говорят, что болотная медовуха не опасна, ее можно пить до жопы. Я весь день приглядывала за селом, сообщала Элка, да что в таком селе может случиться? Ну, зацвела в бочке вода, так по жаре и не такое бывает. Ну, запах из водовозной бочки, как из "Ветерка". Привычное дело. Я когда вырасту, сообщала Элка, стану астрономом. В небе говна нет. А отец к тому времени не вернется, сама его найду. Вот тогда и наступит конец света.
– Зер гут, нихт вар! Сваливай, Гоша, а то отдам участковому, – грозил Павлик очнувшемуся почтальону. – Марш херраус!
Забавно, что самый малый из наблюдателей (Кешка Власов, сын кузнеца), оказался самым въедливым. Отец меня хотел выдрать, сообщал Кешка в тетрадке со многими орфографическими ошибками, только я не дался. В день получки рядом с отцом нельзя находиться. Он с утра сегодня начал гудеть, наверное, почувствовал конец света. У него нюх сильный. Он казенный дефицитный уголок спрятал в старой поленнице. Такая страсть у него по пьяни.
Виталий оторвался от тетрадок.
Русые волосы упали на потный лоб.
Дым, яркий свет, опилки на полу, голые стены.
Нет, нельзя так жить. Крикнул Павлику: "Записывай адреса, телефоны, я сам в Томск поеду. А долг мне спишешь. Как бы на командировочные". Глаза у Виталия щипало. От дыма, наверное. Вот отвлек детей от баловства, поставил эксперимент! А на самом деле… "…бабка пришла, ремня принесла…"
Конец света.
Глава III
Главный оппонент
Июль, 1999
1
Солнце поднялось.
С острова было видно, как дымят в Благушино трубы.
Запах березовых дров несло над рекой, в нем не было тревоги. Так всегда бывает вдали от больших городов. Остров, затерянный на реке вдалеке от Энска и Томска, Семину сразу понравился. Несколько деревянных коттеджей. Заброшенные травянистые полянки, пляжи. Террасу столовой огораживала кованая решетка с пущенными по ней сизыми морскими коньками; каменистый берег обрывался в воду. По гребню обрыва бежала в ельник узенькая тропинка. Это Золотаревский не замечал такую блаженную красоту. Сидел у окна, разбирал бумаги, сверялся с законодательными актами, высвеченными на экране ноутбука. Приватизация, документы на право собственности. Не поднимая головы, бубнил: "Общество является юридическим лицом… Учредитель – Государственный комитет Российской Федерации по управлению государственным имуществом…" Это все про "Бассейн", бубнил. Ведение реестра поручено Сибирской регистрационной компании… Выбор был, но Липецкий выбрал Шермана Израиля Юрьевича…
Семин поморщился.
Не надо было поддаваться на уговоры юриста.
"Одним махом решим проблему! Встреча с первым замом губернатора решит все! Владимир Алексеевич – реалист. Если обладминистрация выкупит акции у КАСЕ, это стабилизирует положение!" Конечно, ничего такого не произошло, поэтому теперь Золотаревский и бубнил так старательно. "Владельцы привилегированных акций имеют право на получение ежегодного фиксированного дивиденда, – бубнил. – Общая сумма, выплачиваемая в качестве дивиденда по каждой привилегированной акции устанавливается в размере десяти процентов чистой прибыли Общества по итогам финансового года, разделенной на число акций, составляющих двадцать пять процентов уставного капитала ОАО "Бассейн"… Если сумма дивидендов, выплачиваемая по каждой обыкновенной акции, превышает сумму, подлежащую выплате по привилегированной акции, размер дивиденда, выплачиваемого по последним, должен быть увеличен до размера дивиденда, выплачиваемого по обыкновенным…"
– Просто, правда? – чтение документов успокаивало юриста.
"Совет директоров не имеет права объявлять промежуточные дивиденды, если это может привести к ухудшению финансового положения общества… Годовое собрание проводится не ранее, чем через два месяца, и не позднее, чем через шесть месяцев после окончания финансового года… На годовом собрании решается вопрос об избрании Совета директоров Общества, ревизионной комиссии, аудитора годового отчета… Решаются вопросы бухгалтерского баланса, счета прибылей и убытков общества, распределения прибылей и убытков…"
– А вот смотри, – преувеличенно радовался юрист, сверяясь с нормативной базой. – Здесь указано, что смена директора на годовом собрании акционеров принимается простым большинством, а в другом месте – двумя третями от присутствующих.
И засопел нагло: "Акционер, владеющий в совокупности не менее, чем двумя процентами голосующих акций Общества, имеет право выдвигать кандидатов на пост генерального директора Общества, в Совет директоров и в ревизионную комиссию… Члены Совета директоров и члены Правления всегда обязаны соблюдать лояльность по отношению к собственному Обществу… Если член Совета директоров или член Правления имеет финансовую заинтересованность в сделке, одной из сторон которой является или намеревается быть Общество, он обязан сообщить о своей личной заинтересованности Совету директоров…"
– Представляешь? Мужик врывается в страховую компанию. "Где здесь начальство?" – "А чего изволите?" – "А вот срочно, прямо сейчас, в эту вот минуту застрахуйте меня от насильственной смерти, а жену от изнасилования, а дочь от потери девственности, а машину от взрыва, а квартиру от погрома". – "Нет проблем. К вашим услугам". – "Ну, так начинайте, не тяните, черт вас возьми, а то пацаны конкурента ко мне уже выехали". – "Так может вам обратиться в милицию?" – "Я разбогатеть хочу, а не потерять последнее".
Семин покачал головой.
Первый зам губернатора ему не понравился.
Владимир Алексеевич оказался сильно расплывшимся молодым человеком с нависающими над глазами надбровными дугами. Такому тридцать никогда не дашь, выглядит на все пятьдесят. Молчал, пыхтел, приглядывался к Семину. Генеральный директор энергетиков Плетнев Константин Николаевич совсем его не заинтересовал, но вот Семин… Чувствовалось, как энергично работают мозги чиновника. Что, дескать, за человек? Откуда? Насколько значителен? Непонятки нервировали первого зама. "Губернатор сам хотел вас видеть, но вы уже знаете, наверное… Рем Иванович прилетел…"
– Знаем.
Плетнев представил:
– Семин Андрей Семенович.
Он не сказал "от Анатолия Борисовича", но что-то такое в его голосе угадывалось. Чтобы не длить внезапно наступившую неловкую тишину, продолжил:
– Нам важно, Владимир Алексеевич, понять позицию губернатора. То есть понять его отношение к ситуации, сложившейся вокруг ОАО "Бассейн". – Посмотрел на насторожившегося зама: – Наше присутствие в акционерном капитале сейчас порядка тридцати процентов. Конечно, мы хотели бы проводить единую политику с областью. Тем более, что уже подписан протокол о строительстве перевалочной базы в Благушино, утверждена программа закладки энергетической магистрали на севере региона. Неосторожные решения могут повлиять на благоприятное течение событий. Например, мы знаем, – пояснил он, – что недавно к генеральному директору "Бассейна" приходил господин Кузнецов с предложением увеличить цену перевозок сразу на двадцать пять, а то и на тридцать процентов. Не поддержи мы Липецкого, все работы по строительству вышли бы за утвержденный бюджет. Ваш человек в совете директоров, – мягко упрекнул Плетнев, – проводит довольно своеобразную политику…
Первый зам скривился, как от зубной боли:
– Да, да. Работаем мы пока не так дружно, как хотелось бы… Но сложившуюся ситуацию мы обсуждали… И уверены, что подписанная участниками конфликта декларация о намерениях снимет недоразумения… Мы даже расширили декларацию, вот взгляните на вариант… – Он передал бумагу Семину. – Вполне возможно, что мы приобретем акции у КАСЕ. Так что, основные недоразумения будут сняты.
Семин внимательно пробежал глазами бумагу.
– Я бы исключил пункт о намерении обладминистрации приобрести одновременно пакет акций и у коммерческих организаций. Если такой документ, Владимир Алексеевич, попадет в руки прессы…
Владимир Алексеевич кивнул.
Все вроде шло хорошо. Но Семин не поверил первому заму.
Особенно насторожился он после клятвенного обещания подписать документ на следующей неделе. Точнее, где-то в ее конце. "Понимаете, Андрей Семенович… Занятость губернатора…" А особенно насторожила дважды повторенная просьба не предпринимать никаких активных действий до того, как губернатор подпишет декларацию.
2
Обедали на открытой террасе.
Пахло теплым кедром, лиственницей, смолой. Пахло большой водой, медленно катящейся к северу. Человек пять отдыхающих чинно позвякивали вилками, стеклом. Смазливые девчонки в коротеньких беленьких сарафанчиках живо разносили приборы. Казалось, жизнь установилась в своем течении и так будет тянуться долго. Но надрывно рявкнул подходя к берегу катер, и Золотаревский сразу напрягся.
– Что там?
– Это же Кузнецов.
– Ну и что?
– Мне никак с ним нельзя встречаться.
– Почему?
– Есть причины…
И исчез, успев опрокинуть еще одну рюмку.
А Кузнецова Семин сразу узнал. Не мог не узнать. По запаху агрессивного мужского одеколона, по уверенной поступи. По смеющемуся взгляду победителя, по особой походке. В Водном институте во времена студенчества Славка Кузнецов вел самую активную жизнь – занимался танцами, каратэ, эффектно прыгал на стену, в повороте бил ногой, гонял взятую напрокат машину. Но вот в учебе, к сожалению, все больше верхушки сшибал. Любил шляться по дискотекам. Однажды разогнул саксофон у чувака, лабавшего в местной группе, в другой раз – привязался к солистке группы. Был выброшен в окно. К девчонкам относился просто, считал, что у них только две проблемы: вовремя предохраниться и вовремя забеременеть. Светку, свою будущую жену, Семин как раз вырвал из жадных Славкиных рук. Досталась Семину жадная дура, а Кузнецов и не заметил, что у него бабу увели. В Энск когда-то приехал в потрепанном пальто, в разношенных ботинках, мечтал вернуться в родную Алма-Ату на дорогой машине, в качественной дубленке, в забугорных шузах, но мать возвращения сына не дождалась – спилась, погибла. Спился, погиб отец. В школе Славку лупили одноклассники, в институте он сам всех лупил. Жены от него быстро уходили. "Да это я их сам под ключ сдаю новым мужьям, – смеялся Кузнецов. – Вместе с тещами".
После очередной жены остался при Славке сынишка.
Слабый, странный: с семи лет начал все забывать. Пока заучивает слово, вылетает из головы предыдущее. Болезнь Альцгеймера, какой-то подлый ее вариант. Но сдавать сынишку в специальный приемник Кузнецов не стал. Привык к нему, привязался. Держал для пацана приблудных красивых баб. Одна учила русскому языку, воспитывала привычки, другая держала под пивом. Дескать, легче справляться. Сам Славка спал с добровольными сиделками, у него не всегда было чем расплачиваться.
Потом пошла пруха. Родственные связи в третьем браке открыли Славке доступ к кредитным ресурсам одного крупного банка. Брак быстро распался, но родственник успел ввести Кузнецова в секреты приватизации, даже познакомил с хозяином "Алисы" – Германом Стерлиговым. В Москве Кузнецова страшно удивила бесхитростность мощной стальной двери в углу здания, принадлежавшего офису "Алисы", низкие переходы, тусклый свет. Оказывается, симпатичная овчарка с рекламы может десятками тысяч вовлекать людей в дорогостоящие игры, а сам знаменитый Герман Стерлигов довольствуется старыми кожаными креслами и доисторической лампой под зеленым абажуром. Еще заинтересовала Славку смешная картинка на стене. – "Дочка баловалась?" – Стерлигов непонятно ответил: "Шагал".
Ну, Шагал и Шагал. Переспрашивать Славка не решился.
Удачно купил небольшой заводик. Вернул вложенные кредиты.
Одна за другой провел несколько удачных операций по закупке зерна и сахара – под гарантии областной администрации. Когда летом девяносто четвертого обрушилась МММ и посыпались банки, Славка только посмеивался. Он и на Стерлиговых, и на Мавроди теперь плевал. Это пусть им верят глупые пиплы с улицы. Деньги, появившиеся в доме Кузнецова, многое изменили. Сынишка, беспамятный и тихий рос теперь при двух новых смазливых сиделках.
Но грянул дефолт.
Теперь при пацане сидела мелкая бигудишная девчонка из недоучившихся.
Кузнецов иногда ей платил, но чаще обходился сладкими обещаниями. Девчонка, правда, пацана не обижала, а от обещаний Кузнецова таяла. Он же сам крутился, как никогда. Масса энергии, безумная работоспособность, но не дал, не дал Бог священной искры! Там, где другие наживались, Кузнецов только терял. В сложные минуты в руках вместо фонаря оказывались спички. Вроде чиркнет, вроде осветит дорогу, а спичка – раз и обожжет пальцы!
И опять впереди тьма.