Глава 11
Звали даму, как я узнала позднее, Диана - Диана Летаби. Она была вдова, бездетная, и состоятельная, и любительница приключений, а соответственно - как и я, но только в большей степени, - привыкла ублажать себя и зачерствела сердцем. Тем летом, то есть в 1892 году, ей должно было исполниться тридцать восемь - то есть она была младше, чем я сейчас, хотя в ту пору мне, двадцатидвухлетней, она казалась ужасно старой. Мужа она, догадываюсь, не любила: ни обручального, ни траурного кольца она не надевала, и во всем большом и красивом доме не нашлось места для хотя бы одного портрета мистера Летаби. Я никогда о нем не спрашивала, а Диана никогда не интересовалась моим прошлым. Она создала меня заново: окутанные мраком прежние дни ничего для нее не значили.
И конечно, после нашей сделки они должны были утратить значение и для меня. В то первое, бурное утро моего пребывания в ее доме она захотела, чтобы я целовала ее снова, потом приняла ванну, потом оделась в прежнюю гвардейскую униформу; после этого она, чуть отступив вбок, принялась меня рассматривать.
- Нужно будет купить тебе новые костюмы. Этот - как он ни хорош - долго не прослужит. Скажу миссис Хупер, чтобы послала кого-нибудь в магазин.
Я застегнула брюки и перекинула через плечи подтяжки.
- Дома у меня есть другие костюмы.
- Лучше будет завести новые.
Я нахмурилась.
- Новые это хорошо, но я должна сходить за своими вещами. Не бросать же их все подряд.
- Я отправлю за ними посыльного.
Я натянула мундир.
- Я должна за месяц квартирной хозяйке.
- Я пошлю ей деньги. Сколько? Фунт? Два фунта?
Я не отозвалась. Разговаривая с Дианой, я осознала, насколько существенные меня ждут перемены, и впервые задумалась о предстоящем визите к миссис Милн и Грейси. Имела ли я право так запросто от них отделаться: послать мальчика с письмом и деньгами? Ну нет.
- Я должна пойти сама, - сказала я наконец. - Хочу проститься с друзьями.
Диана приподняла бровь:
- Как желаешь. Я распоряжусь, чтобы Шиллинг подал днем экипаж.
- С тем же успехом я могу доехать и на трамвае…
- Я пошлю за Шиллингом. - Подойдя, она нахлобучила мне на голову фуражку и стряхнула пылинки с моих алых плеч. - Очень нехорошо с твоей стороны меня покидать. Хочу по крайней мере быть уверена, что ты быстро вернешься!
*
Визит на Грин-стрит, как я и предвидела, прошел невесело. Мне не хотелось, чтобы меня доставил к дверям миссис Милн экипаж, поэтому я попросила мистера Шиллинга (молчаливого возницу Дианы) высадить меня на Перси-Серкус и там же ждать. Когда я открыла своим ключом дверь, все выглядело так, словно я, как обычно, вернулась с прогулки или похода по магазинам; кроме длительности моего отсутствия, ничто не могло подсказать миссис Милн и Грейси, что моя судьба так круто переменилась. Я закрыла дверь очень осторожно, однако чуткое ухо Грейс уловило стук: из гостиной донесся крик: "Нэнс!" - и тут же она вприпрыжку сбежала по лестнице и едва не задушила меня в объятиях. Вскоре на лестничную площадку вышла и ее матушка.
- Дорогая! - воскликнула она. - Слава богу, ты дома! А мы тут теряемся в догадках - правда, душа моя? - куда ты подевалась. Грейси, бедняжка, просто места себе не находила, но я ей сказала: "Не изводись, дитя; Нэнси задержалась у подруги или опоздала на последний автобус и сняла на ночь комнату. Завтра она явится как ни в чем не бывало, имей терпение".
Говоря это, она медленно спускалась по лестнице, пока мы не оказались вровень. В ее взгляде читалась искренняя привязанность, но в словах мне почудилась тень упрека. От этого я почувствовала еще большую вину за предстоящий разговор, но также и легкое раздражение. Я ей не дочь и не кавалер Грейси. И ничего им не должна, уговаривала я себя, кроме квартирной платы.
Осторожно высвободившись из объятий Грейси, я кивнула ее матери.
- Вы правы, я действительно встретила подругу. Очень давнюю, с которой мы целый век не виделись. Как же мы удивились! Она живет в Килберне. Это такая даль, возвращаться было слишком поздно.
Выдумка прозвучала неубедительно, но миссис Милн, судя по всему, вполне ею удовлетворилась.
- Ну вот, Грейси, что я тебе говорила? А теперь бегом вниз - ставить чайник. Нэнси наверняка хочет чаю.
Миссис Милн снова улыбнулась, Грейси послушно затопала вниз; миссис Милн вернулась на лестницу, я последовала за ней.
- Миссис Милн, - начала я, - дело вот в чем. Эта моя подруга, она попала в затруднительное положение. Ее соседка по комнате на прошлой неделе съехала. - Миссис Милн чуть шатнулась, но продолжила подниматься. - Заменить ее некем, а моя подруга не может себе позволить одна платить за комнату, она, бедняжка, работает у модистки неполный рабочий день…
Мы добрались до гостиной. Миссис Милн обернулась ко мне, в глазах ее читалась тревога.
- Действительно неприятно, - произнесла она с чувством, - кому, как не мне, знать, до чего трудно в наши дни найти приличного жильца. Именно поэтому - ты ведь знаешь, я не устаю это твердить - мы с Грейси так радовались, когда у нас поселилась ты. Если ты нас покинешь, Нэнс…
Разговор складывался самым нежелательным образом, но я должна была продолжать.
- О, не говорите так, миссис Милн, - залепетала я легкомысленным тоном. - Мне жаль, конечно, но я должна от вас съехать. Меня попросила подруга, и я обещала, что заменю ее соседку: просто чтобы помочь ей, вы же понимаете…
Я уже не говорила, а пищала. Миссис Милн побледнела. Упав в кресло, она схватилась за шею.
- О Нэнс…
- Ну что вы. - Я старалась изобразить веселье. - Что вы, не огорчайтесь! Видит небо, не такая уж я хорошая съемщица, дня не пройдет - отыщется какая-нибудь милая девушка, которая меня заменит.
- Да я не из-за себя огорчаюсь, а из-за Грейси. Ты, Нэнс, так ласково с ней обращалась, кто еще поймет ее, как ты, кому еще захочется так к ней прилаживаться.
- Но я буду приходить в гости, - заверила я. - И Грейси… - Тут я запнулась, поскольку понимала, что в тихой, богатой и элегантной вилле Дианы для Грейси не найдется места. - Грейси сможет приходить ко мне. Все не так уж плохо.
- Это из-за денег, Нэнс? Я знаю, ты небогата…
- Нет-нет, дело не в деньгах. Поверьте…
Я вспомнила о монете, которая лежала у меня в кармане: Диана собственноручно сунула туда фунт. Его с лихвой хватало, чтобы покрыть мой долг и оплатить две недели вперед, поскольку я съезжала без предупреждения. Я подала монету миссис Милн, но та не потянулась за ней, а только смотрела унылым взглядом. Неуклюже шагнув к камину, я опустила деньги на полку.
Наступившую тишину нарушали только вздохи миссис Милн. Я кашлянула.
- Ну что же, пойду, пожалуй, соберу вещи…
- Что? Неужели прямо сейчас? Как же так?
- Я обещала подруге. - Тоном я старалась намекнуть на то, что вся вина лежит на подруге.
- Но чаю ты по крайней мере с нами попьешь?
Перспектива невеселого чаепития - на миссис Милн нет лица, Грейси, верно, в слезах - меня не обрадовала. Я закусила губу.
- Не получится, пожалуй, - отозвалась я.
Миссис Милн выпрямилась и поджала губы. Неспешно покачала головой.
- Это разобьет моей бедной девочке сердце.
Этот сухой тон напугал и пристыдил меня больше, чем прежний печальный, но меня вновь кольнуло раздражение. Я открыла было рот, чтобы произнести какую-нибудь гадкую, ничего не значащую фразу, но у двери зашаркали шаги - появилась сама Грейс.
- Чай готов! - ни о чем не подозревая, прокричала она. Это было слишком. Я улыбнулась Грейс, кивнула не глядя ее матери и кинулась к лестнице. За спиной послышался недоуменный вопрос: - Что случилось, ма? - и бормотание миссис Милн.
Влетев в свою комнату, я плотно закрыла за собой дверь.
Чтобы упаковать мое скудное имущество в прежний мешок и подаренный как-то миссис Милн саквояж, много времени, разумеется, не требовалось. Постельное белье я аккуратно сложила в ногах матраса, коврик вытряхнула за окном, сняла со стен свои немногие картинки и сожгла в камине. Туалетные принадлежности: потрескавшееся желтое мыло, полбанки зубного порошка, тюбик кольдкрема с запахом фиалок я вытряхнула в мусорную корзину. Оставила только зубную щетку, масло для волос и, присоединив к ним невскрытую жестянку с сигаретами и плитку шоколада, отправила все в саквояж. Правда, после недолгих колебаний шоколад я вынула и положила на каминную полку в надежде, что Грейс потом его найдет. Через полчаса комната выглядела так же, как в день моего вселения. Обо мне не напоминало ничего, кроме дырочек в обоях, где висели мои картинки, и пятна на прикроватном столике, куда я однажды, задремав с журналом, опрокинула свечу. Это было грустное воспоминание, но я не хотела грустить. Я не пошла к окну, чтобы бросить из него последний печальный взгляд. Не проверила ящики комода, не поискала под кроватью, под подушками на кресле. Я знала: если я что-нибудь забуду, Диана даст мне в замену лучшую вещь.
Внизу царила зловещая тишина, дверь гостиной была крепко затворена. С колотящимся сердцем я постучалась и повернула ручку. Миссис Милн сидела где и прежде, за столом. Она чуть порозовела, но все равно выглядела ужасно. На подносе остывал нетронутый чайник, рядом, в стопке блюдец, лежали кружком чашки. Грейси, прямая и застывшая, сидела на софе; лицо ее было принужденно отвернуто к окну, глаза упорно смотрели на улицу, хотя, вероятно, ничего не видели. Я ожидала, что она, услышав новость, заплачет, но она как будто разозлилась. В плотно сжатых губах не виднелось ни кровинки.
Но вот миссис Милн успела немного успокоиться: она встретила меня подобием улыбки.
- Грейси, боюсь, не совсем в себе, - объяснила она. - Новости просто сбили ее с ног. Я сказала, что ты будешь нас навещать, но она… она надулась.
- Надулась? - деланно удивилась я. - Это наша-то Грейси?
Шагнув к ней, я протянула руку. Грейси взвизгнула, оттолкнула меня и, держа голову под тем же неестественным углом, передвинулась на дальний край софы. Никогда она не вела себя так недружелюбно; когда я заговорила, мои слова были продиктованы искренним чувством.
- Не надо так, Грейси, пожалуйста. Неужели ты не скажешь мне ни слова, не поцелуешь на прощание? Ну хоть руку-то пожмешь? Я буду по тебе скучать; нам так хорошо было вместе, обидно будет расставаться по-плохому.
Я продолжала свои полууговоры, полуупреки, пока миссис Милн не тронула меня за плечо.
- Оставь ее, Нэнс, занимайся своими делами. Завтра придешь ее проведать - она небось уже не будет так дуться.
Пришлось мне уйти без прощального поцелуя Грейси. Ее матушка проводила меня до парадной двери, где мы неловко остановились перед "Светом мира" и голубым женоподобным идолом: она - со сложенными на груди руками и я - в том же алом тряпье, увешанная сумками.
- Простите, миссис Милн, что все вышло так внезапно, - начала я, но она меня остановила.
- Не извиняйся, дорогая.
Она была слишком доброй, чтобы долго сердиться. Я сказала, что в комнате убрано, что я пошлю ей мой адрес (но нет, не послала!), наконец, что она лучшая квартирная хозяйка во всем Лондоне и если следующая съемщица этого не оценит, я сама с нею разберусь.
Миссис Милн широко улыбнулась, мы обнялись. Когда мы разжали объятия, я поняла, что ее что-то тревожит; уже на крыльце, прощаясь окончательно, она заговорила:
- Нэнс, прости, что я спрашиваю, но это действительно подруга, а не друг?
Я фыркнула:
- О, миссис Милн! Неужели вы вправду подумали?..
Что я съедусь с мужчиной, вот что она подумала. Это я-то, со стриженой головой, в брюках!
Миссис Милн покраснела.
- Просто пришла мысль, - объяснила она. - Такое в наши дни случается на каждом шагу. А ты еще так внезапно собралась. Я была почти уверена, что какой-нибудь джентльмен задурил тебе голову всякими посулами. Прости, я была не права.
При мысли о том, как близка она была к истине и одновременно как далека, я засмеялась уже не таким искренним смехом.
Я крепче сжала сумки. Миссис Милн я сказала, что пойду к стоянке кебов на Кингз-Кросс-роуд: в той стороне меня ждал кучер Дианы. С тех пор как миссис Милн узнала новость, глаза ее ни разу не увлажнились, теперь в них заблестели слезинки. Она стояла в дверях, я неуклюжими шагами двинулась по Грин-стрит. "Не забывай нас, детка!" - крикнула она, и я обернулась махнуть рукой. В окне гостиной появилось лицо. Грейс! Выходит, она смягчилась настолько, чтобы проводить меня взглядом. Я замахала сильней, сняла фуражку и махнула ею. Двое мальчишек, кувыркавшихся на сломанной ограде, остановились, чтобы в шутку отдать мне честь; не иначе, они приняли меня за солдата, возвращавшегося после побывки, миссис Милн сошла за мою седую заплаканную матушку, а Грейси - за сестру или жену. Но хотя я размахивала руками и слала воздушные поцелуи, Грейси не двинулась, просто стояла, плотно прижавшись к стеклу, так что в середине ее бледного лба и на кончиках пальцев вырисовались белые кружки. Я уронила руку.
- А она не больно-то тебя любит, - заметил один мальчуган.
Когда я перевела взгляд с него на дом, миссис Милн уже скрылась. Грейси, правда, была на месте и наблюдала. Ее взгляд, холодный и твердый, как гипс, и острый, как булавка, преследовал меня до угла Кингз-Кросс-роуд. Даже на вершине подъема к Перси-Серкус, когда окна Грин-стрит совсем скрылись из виду, я чувствовала его спиной. Только забравшись внутрь экипажа Дианы и закрыв за собой задвижку, я избавилась от этого колющего взгляда и снова утвердилась на своем новом жизненном пути.
Но даже и тогда за мной оставались еще неоплаченные долги. На Юстон-роуд, вблизи угла Джадд-стрит, я вдруг вспомнила про условленную встречу с Флоренс. Была пятница, тот самый день. Я обещала встретиться с ней в шесть при входе в лекционный зал, а уже, наверное, пошел седьмой час… Стоило мне об этом подумать, и экипаж на переполненной дороге замедлил ход; чуть поодаль я заметила Флоренс, которая меня поджидала. Экипаж пополз еще тише, из-за кружевных занавесок мне было ясно видно, как Флоренс, хмурясь, крутила головой вправо-влево, опускала взгляд на часы, поправляла выбившийся из прически локон. До чего же простое и доброе у нее лицо, подумалось мне. Мне захотелось внезапно отворить дверцу и выскочить из экипажа навстречу Флоренс; в конце концов, можно было крикнуть кучеру, чтобы он остановился, и из окошка прокричать извинения…
Но пока я сомневалась, уличное движение оживилось, экипаж дернулся, и вмиг Джадд-стрит и простое доброе лицо Флоренс оказались далеко позади. Просить неприступного мистера Шиллинга повернуть назад? Об этом я даже не помышляла, хотя на весь день получила право им распоряжаться. И кроме того, что бы я сказала Флоренс? Времени для встречи с ней у меня больше не предвиделось; что она посетит меня у Дианы, тоже трудно было ожидать. Она удивится, когда я не приду, и разозлится, думала я; третья женщина за день, которую я разочарую. Мне было стыдно, но, по размышлении, не то чтоб уж очень. Нет-нет, не очень.
*
Когда я вернулась на Фелисити-Плейс (так, оказывается, называлась площадь, где стоял дом моей госпожи), меня там ждали подарки. Диану я застала в будуаре наверху; она наконец приняла ванну и нарядилась, а заплетенные в косы волосы были уложены в сложную прическу. В платье из серой и темно-красной материи, с осиной талией и прямой осанкой, она выглядела красавицей. Мне вспомнились шнурки и завязки, с которыми я возилась прошлой ночью: нынче под облегающим лифом от них не виднелось ни следа. Мысль о недоступных глазу деталях туалета, которые уверенные пальцы горничной связали и упрятали, а мне предстоит трясущимися руками выискивать и распутывать, вызвала во мне волнение. Обняв Диану, я целовала ее в губы, пока она не рассмеялась. Проснулась я усталой и больной, на Грин-стрит провела время препогано, однако теперь ожила и разгорячилась. Будь у меня член, он бы сейчас дергался вовсю. Мы постояли обнявшись, потом Диана высвободилась и взяла меня за руку.
- Пойдем. Я распорядилась, чтобы тебе приготовили комнату.
Меня несколько обескуражило известие, что я буду жить не в комнате Дианы, но вскоре я совершенно успокоилась. Комната, куда меня отвели (чуть дальше по коридору), по убранству мало чем уступала комнате самой Дианы, а по величине была ей равна. Ничем не завешанные стены молочно-белого цвета, золотистые ковры, ширма и кровать - из бамбука; туалетный столик ломился от всякого добра: черепаховый портсигар, пара щеток для волос и расческа, крючок из слоновой кости для застегивания перчаток, бесчисленные флаконы и баночки с маслом и духами. За кроватью виднелась дверца длинного и низкого чулана, где висел на плечиках алый шелковый халат - в пару зеленому халату Дианы. Там же находился обещанный мне костюм - из плотной серой шерсти, ужасно тяжелый и ужасно нарядный. Рядом с ним стоял комод с надписями на ящиках: "запонки", "галстуки", "воротнички". Все ящики были полны; позади них, на полках, помеченных "белье", громоздились сложенные рубашки из белого батиста.
Осмотрев это все, я поцеловала Диану еще крепче - отчасти, признаюсь, в расчете на то, что она закроет глаза и не увидит, как я поражена. Но зато оставшись одна, я от удовольствия принялась приплясывать на золотистом полу. Я вынула костюм, рубашку, воротничок, галстук и в должном порядке сложила их на кровати. И снова пустилась в пляс. Сумки, принесенные от миссис Милн, я отнесла в чулан и забросила, не раскрывая, в самый дальний угол.
Свой новый костюм я надела к ужину; он, как я знала, был мне очень к лицу. Диана, однако, заметила, что скроен он не совсем правильно; завтра нужно поручить миссис Хупер, чтобы та аккуратно сняла с меня мерки и отправила к портному. Мне подумалось, что Диана уж очень полагается на умение домоправительницы держать язык за зубами. Когда миссис Хупер удалилась (как и за ланчем, она наполнила наши тарелки и стаканы и стояла с видом, чересчур, на мой вкус, серьезным и услужливым, пока не получила разрешения уйти), я сказала об этом вслух. Диана рассмеялась.
- Тут есть один секрет, - сказала она. - Угадаешь?
- Не иначе, ты платишь ей кучу денег.
- Пожалуй. Но не бросилось ли тебе в глаза, какие взгляды бросала на тебя миссис Хупер из-под ресниц, когда подавала суп? Только что слюни не пускала в твою тарелку!
- Ты хочешь сказать… не может быть… что она… она как мы?
Диана кивнула.
- Конечно. Что до малютки Блейк, то ее, бедняжку, я вызволила из камеры исправительного заведения для малолетних преступников. Развращала горничную - вот в чем состоял ее проступок…
Диана снова засмеялась, я открыла рот от удивления. Потом она потянулась ко мне с салфеткой: стереть со щеки след соуса.