Счастливые университетские времена окончились, студентам-любовникам пришлось взглянуть в лицо действительности: учительская карьера для де Бовуар, военная служба для Сартра. Как истинные интеллектуалы, они решили определиться со своими отношениями. Сартр сформулировал свою позицию: всепоглощающая страсть его жизни - это теоретическая работа, писательство.
Все остальное - только на втором плане. В отношении всего, что в жизни остается помимо писательства, он исповедует три принципа: "путешествия, полигамия, откровенность". После военной службы он планирует читать лекции в Японии. Он хотел бы сохранить их отношения, однако это не должно ему мешать наслаждаться компанией других женщин. Он ни за что не откажется от принципа личной свободы, поэтому о понятии буржуазной "верности" речи просто не идет. С другой стороны, он признает, что их отношения - действительно особые. Поэтому он предлагает двухлетний "тайм-аут". То есть два года жить вместе, а потом два-три года порознь. Так они смогут оставаться близкими людьми и в то же время их отношения не утратят новизны, не перейдут в пошлую буржуазную привычку. Перерывы будут гарантией этого.
Определив их отношения в курьезных буржуазных терминах, Сартр вознамерился рассмотреть их также с философской точки зрения и выразить более адекватно. Опорой ему стало кантовское деление истин на "необходимые" и "случайные". По Канту, истина "необходима", если ее отрицание приводит к логическому противоречию.
Например: "Философы ищут истину ". Поиск истины - часть определения философа, отрицание этого утверждения ведет к противоречию.
С другой стороны, если отрицать утверждение "Философы часто занимаются пустой болтовней", никакого противоречия не получим.
Это высказывание не является необходимо истинным или ложным, в смысле логики. (Если только ваше определение не включает неспособность философа к пустословию.) Истина второго утверждения, таким образом, случайна.
Сартр предложил их отношения с де Бовуар в течение двухлетнего срока и после него считать "необходимыми ", все же остальные связи, которые у него (нее) будут, считать "случайными". К не-философам можно отнестись снисходительно: они, бестолковые, вечно делают из этой посылки ложный вывод. Что Сартр действительно имеет в виду?
Если у него есть какая-то случайная связь - "не необходимо" даже рассказывать о ней де Бовуар?
Нет, совсем наоборот. Это третий элемент сартровского "Путешествия, Полигамия, Откровенность".
Он хотел, чтобы их отношения с де Бовуар были предельно честными и откровенными. Они будут рассказывать друг другу все, и никаких секретов.
Сегодня нам уже трудно оценить смелость этого вызова. Париж, конечно, всегда был городом любовников, но Франция в целом в 20-е годы оставалась в тисках буржуазной морали, как, впрочем, и большинство других стран. Семья как ячейка общества - вот основа этой морали. Респектабельность - удел дня, лицемерие - удел ночи.
Люди, конечно, нарушали эти правила, но не публично же!.. Сартр и Бовуар не таились. Это была неслыханная дерзость для Франции тех дней. Позже им бросились подражать интеллектуалы всего мира. Это была попытка создать честные и открытые отношения, в которых оба партнера независимы и свободны. Если отношения между мужчиной и женщиной вообще могут быть рациональными, то именно так они и должны бы строиться.
Можно ли строить разумные отношения какнибудь иначе - это предполагалось обсудить на следующей стадии их развития. Достаточно сказать, что за время существования отношений, о которых идет речь, условленное выполнялось. По крайней мере, так казалось. Говоря словами человека, который отважно сформулировал новые отношения между мыслящими мужчиной и женщиной,
"Бобр приняла эту свободу и не отказывалась от своего выбора".
Сартр отбыл на свою полуторагодичную военную службу, а де Бовуар стала преподавать психологию в женской школе в пригороде Парижа.
Военными успехами Сартр не блистал, но со временем ему удалось перейти в метеорологическое подразделение, где инструктором был его друг Арон. Вместе они осваивали премудрости метеорологии, а вне службы запоем читали - все, что попадало под руку, от философских трактатов до детективов. Время от времени Сартр застывал над открытой страницей: он думал. Бобр получала (и посылала) пространные послания почти ежедневно; в них оба, как правило, делились друг с другом своими теоретическими размышлениями. А по уик-эндам встречались. Обычное приветствие Сартра было таким: "Я тут новую теорию создал…"
На самом-то деле, он занимался чем-то совсем противоположным: разрушал одну теорию за другой. Декарт был признан устаревшим, Кант - неадекватным, Гегель оказался воплощением буржуазности.
Собственно, никто из традиционных философов не мог соответствовать реалиям XX века. Напряженное самонаблюдение привело Сартра к психологии, затем какое-то время он был очарован Фрейдом. Но в конце концов и Фрейд впал в немилость: психоанализ отрицал свободу разума. Когда интеллектуальные доктрины пали одна за другой, осталась единственная ценность - индивидуальная свобода.
Планам чтения лекций в Японии было не суждено сбыться, поэтому, вернувшись из армии, Сартр стал преподавателем в Ле Гавре, провинциальном портовом городке. Блистательный парижский студент был тут "не как все": этого было достаточно, чтобы нравиться студентам, но недостаточно, чтобы уволиться. Однажды в выходные он пил абрикосовый коктейль за столиком кафе на Монпарнасе, рядом были де Бовуар и Арон. Сартр говорил о своей неудовлетворенности философией - она никогда не сможет "поймать" реальную жизнь. Арон не согласился: разве он не слышал о немецком философе Гуссерле и его феноменологии?
"Видите ли, мой юный друг, если вы - феноменолог, вы можете говорить хотя бы вот об этом напитке, и это тоже будет философией". Сартр зачарованно слушал. Речь шла о такой философии, которую он искал, - философии отдельного человека, его существования в этом мире. Сартр выхлопотал грант на изучение работ Гуссерля и в 1933 году уехал на год в Берлин, в Институт Франции.
Основным понятием философии, которой заинтересовался Сартр, был экзистенциализм.
Ввел его датский философ и религиозный мыс литель XIX века Кьеркегор. Он считал, что философия должна изучать "индивидуальное существование ". Настоящее философствование не имеет ничего общего с бесстрастным созерцанием мира и попытками рационального постижения "истины". Для Кьеркегора истина и опыт неразрывно связаны. Нужно отказаться от рассмотрения философии в качестве точной науки.
Раньше основой философии была теория познания, которая изучает основания нашего знания.
Однако Кьеркегор настаивает на том, что "быть человеком " - это больше, чем "мыслить". Мы не являемся "мыслящими головами", к которым прицеплены в качестве довеска еще и тела. Человеческие существа - это не просто, и даже не в первую очередь, существа познающие. Эти существа желают, выбирают, действуют, страдают, испытывают самые разные эмоции, и из всего этого состоит их опыт. И только все это вместе означает "быть человеком".
Вот такое бытие и должна изучать философия согласно Кьеркегору. Это будет "философия существования ", то есть экзистенциализм.
Философия Кьеркегора подчеркивает иррациональный момент человеческого существования, ставя таким образом предыдущую философию с ног на голову. Вот типичное для него высказывание:
"Первое, что нужно понять: мы не в состоянии познать что-либо". С его точки зрения, субъективность - единственная истина. (Истина, таким образом, становится субъективной.) Философия не должна ставить целью объяснение или светить своим фонарем во тьму мира, она должна пролить свет на само человеческое существование.
Мы должны "стремиться стать этой жизнью, осознающей саму себя".
Здесь экзистенциализм сталкивается с первыми реальными трудностями. В попытке объяснить себя он уподобляется змее, глотающей свой хвост. Отказавшись от жесткости теоретической мысли и аргументации, он остановился на понятиях и аргументах неясных и расплывчатых. С точки зрения рационализма, подобные аргументы просто беспомощны.
Но Кьеркегору не страшны такие обвинения.
Он продолжает утверждать: вместо того, чтобы иметь дело с абстрактными принципами, мы должны сконцентрироваться на конкретности опыта и его человеческой природе. Только таким путем мы можем реализовать нашу свободу. Правда, когда мы испытываем это "чувство возможного" оно может превратиться в "чувство ужаса". И все же этот ужас равнозначен реализации свободы выбора.
Немецкий философ Эдмунд Гуссерль родился в 1859 году, четыре года спустя после смерти Кьеркегора. Его работы сегодня рассматриваются как развитие традиции экзистенциализма, хотя он не был прямым последователем Кьеркегора и фактически не соглашался с ним по целому ряду фундаментальных вопросов. В отличие от Кьеркегора Гуссерль сохранил определенное уважение к традиционной философии, по крайней мере к ее целям. В самом деле, его исходным пунктом явилась попытка преодолеть разрыв между двумя противоположными направлениями современной философии - рационализмом и эмпиризмом.
Основателем рационализма считается французский философ XVI столетия Рене Декарт.
Он создал систему рационального видения мира, опираясь на свое знаменитое "Cogito ergo sum" - "Я мыслю, следовательно, я существую".
Аргументы эмпиризма наиболее внятно изложены шотландским философом XVIII века Дави дом Юмом. Юм утверждал, что мы не можем знать ничего, кроме собственных ощущений. Даже о причинности мы не можем сказать ничего определенного, потому что причинность не дана в ощущениях.
Мы воспринимаем только последовательность событий, а не их причинную связь.
Гуссерль пытался разрешить эту дихотомию поиском некоего фундаментального уровня, лежащего в основе обеих точек зрения. Он заявлял, что только путем анализа непосредственного опыта, предшествующего систематическим построениям, мы можем открыть философские основания, на которых базируются такие вещи, как философия, и математика (то есть сфера разума). Мы должны вернуться к непосредственной реальности, данной нам в опыте. Это может быть осуществлено только через анализ сырого материала сознания, первичного по отношению к предположениям или теориям, которые мы привычно навязываем ему. Другими словами, мы должны иметь дело с основными феноменами нашего опыта. Этот вид деятельности Гуссерль обозначает термином "феноменология".
Таким путем Гуссерль хотел превратить философию в точную науку. Духовные акты должны быть описаны таким способом, который освобождал бы их от предрассудков относительно объективной природы реальности. Они также должны быть проанализированы так, чтобы освободить их от допущений о их собственной природе. Таким образом, феноменология требует скрупулезного научного исследования сознания и мыслительных процессов, чтобы определить конечные элементы опыта и ощутить их как они есть.
Теперь Сартр понял, что имел в виду Арон, заметив, что даже рассуждение о стакане абрикосового коктейля может быть философствованием.
Исследуя эти неподдающиеся упрямые данные восприятия того, с чем мы сталкиваемся, мы можем прийти к философским выводам о природе опыта, себя самого и окружающего мира - и таким образом постичь загадку существования.
Это и есть экзистенциализм.
Существует древнее китайское изречение:
"Чтоб тебе жить в эпоху перемен!". Берлин 1933 года переносил живущего в нем именно в такую эпоху.
Незадолго до прибытия Сартра, в сентябре, Гитлер победил на выборах и стал канцлером Германии.
В следующем году он занялся укреплени ем своей власти: по улицам со знаменами и факелами маршировали штурмовые отряды, горели костры из книг. Были распущены профсоюзы, шли повсеместные чистки. Так известный персонаж готовился к тому, чтобы заявить о себе как о величайшем политике своего времени. Но Сартра все это мало интересовало: он исследовал собственное сознание. Судя по свидетельствам, Сартр провел этот год в Берлине в трансе солипсизма, настойчиво пытаясь различить чистую незамутненную данность своего опыта. Тем временем были разгромлены кабаре "Ишервуд" и "Салли Боулз". Такое отсутствие интереса к явлениям действительности - то есть к тому, что про. исходило в окружающем мире на практике, а не в теории - станет отличительной чертой сартровской философии. К эпистемологии и феноменологии экзистенциализма все это имело мало отношения.
Но по мере обращения к политической философии дело приобретет другой оборот.
В 1934 году Сартр вернулся в Ле Гавр. Он завел тетрадь для записей по феноменологическим исследованиям.
Де Бовуар убедила его изложить эти записи в художественной форме. Так появилось про изведение "Тошнота" (La Nausee). Главный герой Рокантен (во многом Сартр отождествлял его с собой) ведет бесцельную жизнь в провинциальном городке Бувиле. Жизнь его бедна событиями, но это, вероятно, лучшее из осуществленных когда-либо описаний "экзистенциального существования". Это больше, чем просто увлекательное произведение, это философский роман, лишенный абстрактности и дидактики. По самой своей глубинной сути это и есть экзистенциализм.
Амбиции Сартра проявляются здесь в полную силу. Он ставит фундаментальный вопрос:
"Кто я есть?" Однако отказывается давать рациональный ответ. Он считает, что ответ дан в описании - блистательно исполненном - самого ощущения существования.
Сартровское феноменологическое исследование приводит его к более широкому толкованию понятия "случайности". Когда-то Юм продемонстрировал, что нам не дана в ощущениях такая вещь как причинность, и развил свою мысль: "необходимость существует в нашем разуме, а не в самих объектах". Другими словами, мы навязываем ее действительности. (Это допущение, предрассу док, который подтверждается нашим жизненным опытом, но это вовсе не означает, что он существует в реальности.) Юм прозрел это с помощью интеллекта, блистательность Сартра в том, что он постиг то же самое в опыте, то есть экзистенциально.
Все существующее случайно. В самом деле, наше существование насквозь пронизано случайностью.
При таком подходе привычная сеть причин, следствий, необходимости и т.д., окутывающая мир, просто исчезает. Вот пример. Что происходит, когда мы смотрим в зеркало? Сначала мы видим нечто знакомое. Но чем более мы углубляемся в исследование собственного отражения, тем больше нового и не замеченного ранее обнаруживаем. То же самое происходит и при рассмотрении существования в целом. Существование свободно от необходимости и определенности. Как показал Кьеркегор, это осознание чуждости и случайности мира и своей свободы в нем порождает страх, трепет, ужас. С точки зрения Сартра-Рокантена, оно проявляется как "тошнота", уподобляемая ощущению самого себя. Таков "вкус" самого существования.
Феноменологическое исследование достигает кульминационного пункта в известном пасса же, где Рокантен наталкивается на корень каштанового дерева. Подобно тому, как, стоя у зеркала, человек открывает все новые и новые черты в собственном отражении, Рокантен обнаруживает в узловатом корне каштана нечто все более неожиданное и захватывающее. "Существование вдруг сбросило с себя свои покровы. Оно утратило безобидность абстрактной категории: это была сама плоть вещей, корень состоял из существования ‹…› Разнообразие вещей, пестрота индивидуальности оказались всего лишь видимостью, чем-то внешним. Это внешнее исчезло, уступив место влажной твердости, чудовищной и хаотичной, нагой до непристойности". В конечном счете реальность была "липкой и почти неприличной ". Рокантен все это время был не чем иным, как чистым "чувствилищем". И вместе с этим чувствованием приходило понимание крайней абсурдности всего существующего. Но это, еще раз надо подчеркнуть, не было пониманием в интеллектуальном смысле. "Эту абсурдность нельзя было схватить мыслью или выразить словом, она напоминала деревянную змею, свернувшуюся у моих ног. Я понял, что нашел ключ к существова нию, ключ к своей тошноте, ко всей моей жизни. ‹…› Я испытал абсурдность существования…
Натолкнувшись на эту огромную узловатую лапищу, понимаешь, что существо дела не в невежестве или познавании: мир объяснений и причин не имеет отношения к существованию". В результате Сартр приходит к выводу: "Человек есть то, что он есть в данный момент, и только в этом заключается его существование". Это было важным выводом для тех, кто пытался постичь смысл существования: "Невозможно ощутить жизнь в ее перспективе - она всегда подкрадывается сзади, и ты оказываешься внутри нее".
Сартр написал несколько вариантов "Тошноты ", а в промежутках - еще ряд коротких вещей, не столь глубоких по философскому содержанию, но проникнутых ощущением "экзистенции". В отличие от романа они изображают различные попытки избежать ответственности за свое существование.
Лучшее из этих произведений-"Стена" ("Le Мur"), где человек накануне казни пытается жить воображаемым существованием больше, чем реальным.
Плодотворный, как всегда, Сартр создал в это время также ряд собственно философских работ, в которых он пытался применить феноменологический метод Гуссерля к изучению эмоций и воображения.
В "Набросках теории эмоций" стали очевидными первые трудности феноменологического подхода.
Эмоции рассматриваются как нечто противостоящее феноменологической прозрачности существования. Они создают "магический мир" самообмана. В поисках теории эмоций Сартр оставляет в стороне психологию эмоций. Психология рассматривается как нечто подчиненное философии.
Мы можем достичь феноменологической прозрачности, используя скорее разум, чем эмоции, но объект ее едва ли является рациональной структурой.
Сартровское "ничего, кроме вчувствования" как бы временно отключает интеллект, восприятие же липкой, непристойной, нагой реальности осуществляется с помощью чувств. Более того, последующая смелая попытка принять ответственность за наше существование и соответственно действовать включает психологическое и эмоциональное содержание. Можно попытаться действовать так, будто мы свободны от нашей психологии, но полностью мы никогда не достигнем такой свободы.
Однако Сартр настаивает на том, что нельзя при крываться психологией, и это, безусловно, смелая установка для философии действия.