Из тех, кто любит Достоевского, я не встречал никого, кто бы его читал. А из тех, кто читал Достоевского, я не встречал никого, кто бы его любил.
- А какая книга, написанная в России, по-твоему, лучшая? - сам не зная на что рассчитывая, спросил я.
- Не знаю.
Библия, наверное.
Говорят, ее обязательно нужно прочитать, и я ее когда-нибудь прочитаю. - Оказалось, что у меня довольно крепкая нервная система; в ответ на эти слова девушки я даже не вздохнул.
Не ждал же я, что она скажет: "Хождение по мукам" или "Московская сага".
- Вы не думайте, я люблю читать, - сказала девушка, и мне показалось, что я заставил ее оправдываться. - Читаешь книжки и понимаешь - какой мир и какими людей создал Бог.
Насчет Бога, она явно сымпровизировала, и в ответ на ее импровизацию я промолчал.
Мне не хотелось говорить о том, что, если бы Бог создавал людей не по своему подобию, а по подобию, скажем, героев Джека Лондона, мир был иным.
Впрочем, о том, кто такой Джек Лондон, она вряд ли знала больше, чем о том - кто такой Бог…
…Хотя, пожалуй, о том, кто такой Бог - вообще никто не знает.
А наш персональный разговор с этой девушкой о Боге в этот момент даже не планировался, хотя уже намечался.
Как разговор и еще об очень многом.
Правда, ни она, ни я об этом пока не догадывались…
- …Ну, ладно, - сказала девушка, и было непонятно: примирилась она со своим обманом или с моей правдой. - Спросите меня еще о чем-нибудь.
- Как тебя зовут? - я выбрал самый простой и в то же время самый назревший вопрос.
- Злата.
Только не говорите мне, что это имя мне очень идет.
- Это имя тебе действительно очень идет; но я не скажу тебе об этом, если тебе это неприятно.
- Приятно, но просто все на свете так говорят.
- А разве ты уже познакомилась со всеми на свете?
- Так говорят все, кого я встречала.
- Значит все, кого ты встречала, говорили тебе приятные слова. - Я с самоуверенностью старого дурака вел ее по разговору.
И вот тут-то Злата меня поймала:
- Да.
Хотя в каждом человеке обязательно есть что-то хорошее. Только почему-то я не хочу, чтобы вы - оказались таким, как все.
А потом она поймала меня еще раз:
- Впрочем, вы не ширпотреб. - Этими словами она продемонстрировала мне, что мои предыдущие слова не пропадали втуне.
Хотя мне захотелось уточнить
- А что такое, по-твоему, ширпотреб?
- Может - вы мне сами объясните? - ответила она мне вопросом на вопрос; и получилось так, что на свой вопрос мне пришлось отвечать самому:
- В настоящем искусстве обязательно должно быть что-то непонятное.
Что-то, до чего люди должны дорастать.
А потом оценить то, что в них изменилось.
Ширпотреб - это то, в чем нет ничего непонятного.
- Значит, я была права.
Главное - мне дорасти до вас.
- Нет, девочка.
Главное - тебе перерасти меня.
- Мне уже интересно с вами, - девушка смотрела мне прямо в глаза.
Будь я цветком, от этих слов красавицы я расцвел бы, не дожидаясь весны, хотя, вообще-то, она была временами странной.
Во всяком случае, в словах: то скажет, что хочет прочитать Библию, то - что в каждом человеке есть что-то хорошее…
…Мы помолчали секунд восемь.
Для меня - мало, для нее, как оказалось, - много.
И она перебила наше молчание:
- Сколько вам лет?
- Для разумной жизни я слишком молодой, а для молоденьких девушек - я уже старый.
- Да какой же вы старый? - в ее голосе прозвучала не порожденка цивилизации - лесть, а куда более древнее чувство - удивление.
И это было самой большой лестью для меня:
- Дело в том, девочка, что у любого возраста есть и своя молодость, и своя старость.
- Я сейчас угадаю - сколько вам лет? - сказала она, но игра в угадайку не входила в мои планы; и я остановил поток мысли моей новой знакомой:
- Не гадай.
Мне - пятьдесят пять, - Я не собирался ее удивлять; просто мне действительно не хотелось, чтобы девочка ломала голову.
Тем более что в датах всегда есть что-то непонятное для меня.
Я, например, до сих пор не знаю - какая дата важнее: рождения или смерти?
- Пятьдесят пять?! - Девушка была явно потрясена свалившейся на нее цифрой:
- Это - когда же мне столько будет?!! - В этом вопросе знак вопроса явно был окружен восклицаниями - словно речь шла не о пятидесяти пяти годах, а о пятидесяти пяти веках.
И я вернул девушку в нынешнее столетие.
В эру, которая называется новой:
- Когда - уверенность в том, что приобрел жизненный опыт, окажется в прошлом, а попытки формировать взгляды на жизнь - все еще в будущем.
- А какое будущее у вас? - В вопросе Златы не было ничего неожиданного, но я подзадумался:
- Не знаю.
- И вас это не расстраивает?
- Нет.
Но меня утешает одна надежда, - сознался я; и девушка уточнила мое представление о сознании:
- Какая?
- Надежда на то, что у моего будущего окажется вполне приличное прошлое…
- … Мы тут как-то встречались с одноклассниками и говорили о том, какими мы будем в зрелом возрасте, - сказала девушка; и я, оценив ее слово "зрелый", деликатно заменившее слово "старость", уточнил:
- И где вы встречались с одноклассниками?
- Как - где? В кафе.
- Так вот, зрелость - это когда одноклассников чаще встречаешь не в кафе, а в поликлинике…
- …Вы так много жили и, наверное, много чего помните? - Девушке явно хотелось сделать мне комплимент, но ее личное человеческое лицемерие, видимо, еще не натренировало ее формы общения:
- У вас наверняка хорошая память.
Я отозвался микстом из кивка и улыбки.
Не говорить же мне ей было, что в моем возрасте если еще помнишь, что у тебя склероз, значит, с твоей памятью все нормально…
- …Скажите, а в вашем возрасте еще есть любовь? - После разговора о моем возрасте ее вопрос о любви был естественным.
Впрочем, вопрос о любви естественен после любого разговора.
И даже - до.
- Да, - ответил я, - Только в вашем возрасте цена любви - восемнадцать прожитых лет, а в нашем - пятьдесят.
Наша любовь ценнее.
- Почему?
- Потому что наша любовь взрослее.
И мы лучше знаем ей цену.
- Какой вы умный, - девушка отступила на пол маленького шага, словно стараясь осмотреть мой ум со стороны:
- Вы таким стали с возрастом?
Куда мне до вас.
На ее слова я просто улыбнулся, и эта улыбка стала ответом:
- Не бывает такого возраста, в который нельзя было бы умнеть, - сказал я правду.
Впрочем, я сказал ей не всю правду.
Я не сказал девушке, что, как бы человек умен ни был, своей возможностью сделать глупость он всегда сможет воспользоваться.
Да и вообще, мы страна, в которой иногда глупо быть умным…
- У вас такой большой личный жизненный опыт, - сказала Злата; и я не понял - к чему?
Но она тут же пояснила свою мысль так, что мне пришлось улыбнуться:
- Наверное, он помогает вам жить.
Улыбнулся я молча потому, что мне не хотелось открывать главную тайну каждого человека такой молодой девчонке - тайну, которую далеко не все люди открыли для себя: "Личный жизненный опыт - самая ненадежная опора в жизни…"
- …А какая у вас машина? - сделала она мне комплимент, после того как вопросы о возрасте, уме, любви опыте показались ей исчерпанными.
Наверное, моя внешность показалась ей такой презентабельной, что я тянул на БМВ.
А может, даже, на мечту идиотов - "Хаммер".
Но все дело в том, что водить машину я так и не научился.
Зато с тех пор как разобрался в том, как это делается другими людьми, стал переходить улицу только по подземным переходам.
- У меня нет машины. - Мой ответ вызвал у нее не разочарование, а удивление.
И она искренне отреагировала на него:
- Разрешите обалдеть.
- И как же можно жить без машины? - спросила Злата, после того как справилась со своим обалдением.
- Очень просто.
Нужно регулярно есть фрукты, а по утрам делать зарядку…
- И все?
- Нет, не все.
- А что же еще?
- Остальное - каждый должен решить сам…
- …Скажите, - спросила она, - а жизнь - сложная вещь?
- Не сложная, - ответил я, подключив свой ненадежный жизненный опыт, - раз в ней разбираются даже дураки…
…Вот так я встретился с этой девочкой из поколения, задремавшего где-то между Че Геварой и Окуджавой.
Притом о существовании ни первого, ни второго - не подозревавшего.
В тот момент я думал, что ее поколение еще не научилось тому, чему научилось наше поколение: лицемерить и скрывать то, что мы представляем собой на самом деле.
Только потом я узнал, что она была из того поколения, которое научилось откровенно рассказывать о том, что оно собой представляет - то, чему наше поколение так и не научилось.
Если мы, в эпоху Гагарина, выбирали между Доном Кихотом и Гамлетом, то они, в эпоху Леди Гаги, выбирали Леди Гагу.
Впрочем, все, возможно, было не совсем так, как я подумал в тот момент.
Возможно, все было проще.
Между Василием Блаженным и Василием Теркиным мы вначале выбрали Василия Теркина; потом Василия Теркина забыли, а тем, кто такой Василий Блаженный, так и не поинтересовались…
…А о том, что мое поколение оказалось банальным историческим провинциалом, я в тот раз даже не подумал подумать…
…Как-то я сказал моему другу, поэту Ване Головатову:
- Знаешь, похоже, своего велосипеда они не изобретут. - И он ответил:
- Зато обязательно научатся орать во весь голос о том, что они лучшие на свете велосипедисты…
…Я спросил своего друга, художника Григория Керчина:
- О чем они задумываются и что такое они знают из того, что не знали и не задумывались мы в их возрасте? - И Гриша улыбнулся, правда, сделал он это как-то грустно:
- Они не задумываются о том, что Земля круглая, но знают - что такое пересадка во Франкфурте.
И пусть черт его знает, когда она там была - Куликовская битва.
Мне ничего не осталось, как согласиться с Григорием:
- И - Ледовое побоище…
…Злата прервала мои мысли самым незамысловатым образом.
Она вновь захотела сказать мне что-нибудь приятное:
- Знаете, а я ведь о вас где-то слышала. - Но я разочаровал ее, оказавшись не падким на популярность:
- Тогда - не верь.
Это - вранье.
- Вы не верите даже тогда, когда о вас пишут хорошо? - удивилась девушка; и я ответил так, как думал - хотя мой экспроментальный ответ удивил меня самого:
- Я не верю даже тогда, когда обо мне пишут плохо…
…И тут мне пришло в голову предложение, хотя и не претендующее на эксклюзивность, но все-таки на что-то годное:
- Злата, а ты не хотела бы попозировать мне для картины?
- Это в смысле - голая? - насторожился ее голосок.
- В принципе, ты определилась совершенно верно.
- Значит - голая? - утвердилась она, а я вздохнул:
- Значит - в смысле.
- Интересно, - призадумчиво прошептала девушка.
- Что тебе интересно?
- Интересно, как вы меня изобразите одетой только в один смысл?
- Это уже моя забота, - призадумчиво прошептал я, представляя себе эту девушку одетой только в мой взгляд.
- А это - как?
- Это так, что я хочу написать с тебя картину; но до тех пор, пока мы не начали, у тебя есть возможность отговорить меня от этой затеи.
- А почему вы хотите написать картину именно с меня?
- Потому что я создаю спорные произведения искусства, а ты - произведение искусства бесспорное…
- … А вы всегда говорите правду? - спросила она, помолчав секунды полторы.
- Да, - честно соврал я…
- …Понятно, - вздохнула Злата.
- Что тебе понятно? - переспросил я, уточняя - к чему относится этот вздох: к тому, что ей нужно будет раздеться, или к тому, что мне придется писать картину?
- Понятно, что вы меня распнете, а я даже не буду знать - зачем мне это нужно?
Может, объясните?
- Не объясню, Злата, - я говорил серьезно; и мою серьезность подтверждала улыбка.
- Почему?
Сами не знаете?
- Знаю.
- Что знаете?
- Знаю, что любой человек найдет тысячу аргументов в пользу того, чтобы распять другого человека.
И две тысячи - в пользу того, чтобы не быть распятым самому…
…Ее мысли довольно замысловато побродили по лицу и вылились в вопрос, довольно неожиданный, если вдуматься.
А если не вдумываться - то вполне нормальный:
- Вы целомудренный человек?
- Наверное, - ответил я, - Только в моем возрасте это называется уже по-другому…
…Ее слова заставили меня задуматься.
Когда, не стерпев моего пьянства, все жены по очереди оставили меня, а я бросил пить - мне как-то удавалось обходиться подружками моих бывших жен.
Потом пришло время обратиться к совсем уже посторонним женщинам - самим бывшим женам.
А теперь я, случается, обращаюсь к кому попало.
Кто-то скажет, что это - верх целомудренности.
А кто-то, что целомудрие и я - жители с разных улиц…
…И, помолчав немного, я добавил:
- Злата, возможно, я просто не знаю: что это такое - целомудрие. - И тут же нарвался на ответ:
- А мне что-то и не хочется разбираться в том - знаю я или не знаю, что такое целомудрие.
Вот так и выходило, что ее поколение могло то, что недоступно нам.
Например, задумываться о целомудренности, не тратя время на выяснение того, что это значит…
- … А вы часто рисуете обнаженных женщин?
- Не часто, но рисую.
- Но ведь голая женщина - это зло, - девушка явно проверяла ремонтоспособность моего здравого смысла. - Так говорит религия.
Я оценил эту проверку; и мне не оставалось ничего, как улыбаясь смотреть ей в глаза: "Самое красивое на свете явление - обнаженную женщину - христианство назвало злом.
Уже за одно это - все мужчины должны стать атеистами", - И Злата явно поняла, о чем я думал. Во всяком случае, она укрепила свой аргумент:
- Так говорят все религии; а на них стоит человечество.
И я опять промолчал в ответ: "Один из нас - либо я, либо человечество - делает большую ошибку, утверждая, что обнаженная женщина это плохо.
И так как не может быть, чтобы так сильно ошибался я, то, скорее всего, ошибается человечество.
Я утверждаю, что обнаженная женщина - это прекрасно; и достаточно взглянуть на такую женщину всего один раз, чтобы понять, что право не человечество, а я".
Не знаю, каким образом Злата забралась в мои мысли, но она их явно прочитала:
- А вы не сексуальный маньяк? - Возможно, этот вопрос девушки мог быть простым уточнением диспозиции.
- Думаю, что - нет, - ответил я; и тогда у меня появилась возможность сравнить ее мысли с зайчиками, которые прыгают по солнечной лужайке в поисках то ли пищи, то ли развлечений.
И мне оставалось только моргать - смотреть на нее пунктиром.
Потому что на мои слова о том, что я не сексуальный маньяк, девушка выразилась неоднозначно:
- Жалко…
…Злата посмотрела на меня и тоже заморгала.
Тогда я еще не знал, что под ее ресницами прячутся чертики в таком огромном количестве, что можно организовывать ферму по их промышленному производству с последующей реализацией через розничную сеть по сходной цене.
Я узнал об этом потом.
Как раз перед тем, как узнать, что это совсем не черти, а ангелы…
…Так уже выходило в моей жизни не в первый раз - общаясь с женщинами, я зачастую путал ангелов с чертями.
И - наоборот…
- … Скажите, а разве одетых женщин рисовать нельзя?
- Можно, Злата.
- Почему же вы их не хотите рисовать?
- Потому что одетая женщина - это женщина.
И - только.
- А раздетая?
- Это символ.
- А разве красиво одетая женщина не может быть символом? - спросила она.
- Символом - чего? - переспросил я.
- Ну, например - символом скромности, - девушка изобразила персональную скромность, опустив глазки; и я про себя улыбнулся в ответ на ее уловку:
- Наверное, может.
Просто я до сих пор не знаю - что символизирует одежда: скромность или - наоборот?
- Как - это? - девушка явно не на шутку заинтересовалась моими словами.
- Очень просто.
Разве, например, бриллиантовая брошь на платье женщины может символизировать скромность?
- Скажите, вы напишете с меня правдивую картину? Ну, такую, что все мои знакомые меня узнают?
- Нет.
Я буду фантазировать.
- То есть - соврете? - ожидая моего ответа, девушка приоткрыла ротик, так, что среди губок выглянул ее язычок.
- Нет. Не совру.
Во вранье нуждается ложь.
А правда всегда нуждается в фантазии.
- А разве людей нужно обманывать? - уточнила она вопросом, на который я не знал ответа.
И потому ответил так, как думал:
- Людям не нужно лгать.
Но правду нужно уметь придумывать.
Впрочем, самого главного о правде я девушке не сказал: "Существование правды - это самая большая человеческая выдумка на свете".
- Скажите, а позировать трудно? - Это был уже практический вопрос; и я поделился своим опытом:
- Со мной - нет.
Я не мучаю свои модели.
- А что нужно знать, чтобы быть моделью?
- Ничего особенного, - улыбнулся я, - Просто помнить, что левая грудь твоей модели - это ее правая грудь…
…Где-то в перерыве между словами и мыслями я протянул девушке свою визитную карточку, на которой записал адрес моей мастерской.
- Ладно.
Думаю, что я соглашусь.
Хотя, возможно, это ошибка.
- Злата, ты - умный человек.
- Почему?
- Потому что умный человек вначале обязательно думает.
И делает ошибки только после этого.
- Как вы думаете, умного человека встретить трудно? - Девушка задала этот вопрос таким тоном, что я не понял - спрашивает она серьезно или шутит.
И потому, на всякий случай, ответил ей серьезно:
- Да.
- Почему?
- Потому что умный человек - это персонаж вымышленный.
- Вот вы - умный; возможно, потому мне с вами интересно.
- Возможно, - вздохнул я. - Только помни, что ум - это довольно однообразная вещь.
Разнообразной бывает только глупость.