Скоро уходить. Инга села прямо, оперлась подбородком на руки и разглядывала зал, полный усталых от отдыха людей. Наслаждаясь тем, что она сейчас - часть их, будто приехала тоже, будто в отпуске, на курорте. Оказывается, это здорово - отдыхать вот так.
А вернулся Петр не один. И ее спокойное счастье, съеживаясь, уползло куда-то за локоть, потерялось, испуганное возгласами и громким смехом.
- Петруша, мужик! - орал лысый потный дядька, хлопая Петра по плечу и тряся в воздухе ладонью, - ничего себе, наплавал плечищи, я себе лапу чуть не отбил! Ты чего тут? Ты ж вроде на юбэка собирался пожить? Пасторали, то се, невинные пастушки среди кипарисов и елок? Ирка, зови подавалу, сейчас мы это дело отметим, ну кто б подумал-то, встретиться посреди диких скал, а?
Тут же стояла Ирка - длинная и плотная, как кухонный шкафчик-колонка, с непонятного цвета волосами, сползающими по широким плечам. Усмехнулась Петру и тут же перевела взгляд на Ингу.
- Познакомишь, Пит?
Подошла и уселась рядом, кладя на стол голый локоть, повернулась, разглядывая Ингу почти вплотную.
- Рыбки тушеной, кефалечка у вас, - распоряжался за ее спиной крикун, время от времени взвизгивая свои "петруши", - шампанского бутылку, надо встречу обмыть, а? И коньячку, крымского, а как же. Как это не будешь? Что значит, не будешь?
Голос его повышался, заглушая тихую музыку. И снова стихал, уходя в деловитое бормотание:
- Фруктиков, что там у вас. Хлебушка, а что насчет мяска? Ирка, ты будешь по-крестьянски мясо? Помнишь, мы тут жрали, вполне съедобельное. Ну давай, брат, садись, рассказывай. Помнишь, как во студенчестве присказка была - заходи, раздевайся, ложись, рассказывай!
И захохотал, все так же с подвизгиванием.
- Не обращай внимания, - сказала Ирка, закончив осмотр, и откидываясь на спинку, закрыла обведенные черной линией маленькие глаза, - Вадик - вечное трепло, как говоришь тебя зовут?
- Это Инга, - сказал над их головами Петр, уселся напротив, сдвигая на край стола пустые тарелки с недоеденным хлебом, - девушка Инга из поселка Лесного, под Судаком, и если ты, Вадя, будешь плоско шутить, я тебя на дуэль вызову.
- Хо-хо, - с готовностью согласился Вадя, бросил на стол крупные руки с белыми пальцами, - рискни здоровьем, подорванным портвешком. На чем будем драться? На вилках или на ложках?
- Драться не будем, - рассмеялся Петр, подхватывая шуточки, - я тебя сразу прирежу, пластмассовым ножичком.
Вадя нагнулся над столом, старательно вытягивая к Инге толстую шею, стал похож на большую нескладную черепаху.
- Не обращайте внимания, девушка Инга из поселка Лесного, этот бородатый тип всегда был пошляком. Не то, что я - скромник.
Инга скованно улыбнулась, с тоской глядя на бесчисленные, как ей показалось, тарелки, что ставил и ставил на стол официант.
- Вадя, не трогай девочку, - Петр посмотрел на часы и поднял бокал с шампанским, - ну за встречу, да нам пора уже.
- Как это пора? - загремел Вадя и воздвигся, обходя стол, навис, протягивая над Иркиным плечом руку, - а потанцевать девушек? Инга, разрешите…
- Обойдешься, - сказал Петр и, поманив девочку, подхватил ее, когда она выбралась, держа длинный подол вспотевшими пальцами, - я ее сам потанцую.
Топчась в центре зала и сжимая ей руку, проговорил вполголоса сокрушенно:
- Слушай. На часок еще придется остаться. Вадя мастерскими заведует в фонде, у него мое заявление лежит, полгода уже. Посидим, я немножко с ним выпью. И сразу машину возьмем, отсюда прямо. Приедем ночью, ну скажешь бабушке - сломались по дороге. Не поймет, что ли…
- Петр. Я не могу. Я же говорила. И ей обещала, к одиннадцати дома.
- Да ладно тебе. У меня судьба решается. Бабушка, я так понял, у тебя умница, ну хочешь, позвоним ей отсюда?
Инга подумала о телефоне в доме Ситниковых, тетя Валя будет стоять рядом и сторожить ухо, жарко слушая Вивины короткие слова.
- Не надо звонить. Но ты обещаешь, всего час?
- Конечно, Инга, девочка! Ну, не печалуйся. А хочешь, я бороду сбрею? Завтра же. Для тебя.
Она подняла к Петру лицо и засмеялась. Прижимаясь, поднялась на цыпочки:
- Я тебя люблю. И с бородой тоже. Ты как сам захочешь, так и сделай.
- Решено! Значит, сегодня - проводы бороды! Секретные…
Вадя, откидываясь от Ирки, захлопал одобрительно:
- Во! Приятно смотреть на счастливую пару! За это и выпьем!
Ирка снова загородила девочку от ресторана, будто загоняя в угол, подала ей бокал, внимательно глядя своими обведенными глазами:
- Давай. За Петра. Мы с ним учились вместе. Я, Вадя и жена Петькина. Они развелись три года назад.
И сделав паузу, все так же держа Ингино сперва потускневшее, а после обрадованное лицо глазами, добавила:
- Потом еще два раза сходились. Цирк, короче, сплошной у них с Натальей. Ну что, чин-чин?
- Чин-чин, - механически ответила Инга и опрокинула в себя шампанское.
Время рвалось и перемешивалось, сталкиваясь кусками и обрывками. Вадя, орущий тосты и размахивающий фужером. Ирка, смеется, тыкая в пепельницу сломанную сигарету, а та уже полна почему-то. Петр, обнимает Вадю за толстые плечи и что-то горячо ему толкует. В руках Инги новый фужер, и она уже почти пьет, но рука Петра выдергивает его и на зеленом платье, на коленках, расплывается темное пятно.
Вдруг за их столом еще какие-то люди и вдруг они все поют, и почему-то машут бокалами, показывая на Ингу, а она встает и, прижимая к груди вилку, раскланивается, смеясь.
- Ребенку не наливать! - грозно командует Петр, и снова отбирая у нее фужер, выпивает его сам, ставит на стол - пустой, - выпила один, и хватит!
Один, думает Инга, собирая в горсть рваные от усталости и напряжения мысли. И, правда, всего один, конечно, очень большой, как тот стакан с соком, но все равно ведь - всего один. Как маленькая…
Ей ужасно приятно, что Петр следит, чтоб не пила. Но страшно, уже выпил сам, а она не подумала и вот испугалась сейчас - а вдруг он напьется, что тогда? У нее нет денег. Только сумка с нарисованным котом и тот вылинял. От усталости кружится голова.
Внезапно становится тихо. Нет никого, только Ирка рядом, потянувшись, перебирает темные волосы Инги и говорит укоризненно:
- И зря ты их так постригла. Смотри, если забрать высоко и тут заколоть, сразу выглядишь совсем молоденькой, лет семнадцать, не больше. Тебе сколько лет?
- Шестнадцать, - отвечает Инга, - в июле исполнилось.
Волосы снова упали на скулы. Ирка встала, ухватываясь за край стола, и мрачно оглядев собеседницу, вдруг исчезла среди снующих и танцующих людей.
Инга обвела усталыми глазами разоренный стол. Что ж они никак не уедут отсюда? Бутылки пусты. Только одинокий фужер просвечивает догорающей свечкой. В нем суетливо бегут мелкие пузырьки. Надо его выпить, решила она, и тогда можно сказать им всем - извините, нам пора. Если он не умеет, она скажет сама. Вот только выпьет, чтоб совсем на столе было пусто. А еще чтоб эта Ирка не смотрела, как на младенца. И чего у нее такие некрасивые глаза, зачем их рисовать таким черным?
Морщась, она выглотала кислое шампанское. Стукнула фужер об стол и встала, оглядываясь. Покачнулась. Сердце сильно колотилось, в голове крутилась бесконечная лента дороги, которую еще надо проехать, чтобы вернуться к Виве. Она повела глазами, разыскивая светлый проем входа. И испугалась - в прямоугольник толкался электрический свет фонаря.
Вылезла из-за стола и пошла, обходя танцующих, медленно, чтоб не подламывались на каблуках уставшие ноги.
В холле стояла тишина, было пусто, из туалета, отрезая дверью шум воды, выскочили две барышни и тут же исчезли в зале.
Инга прошла мимо большого зеркала на стене. Испугалась проплывающей там тени - женщина в зеленом платье, с темными волосами и смуглым лицом. И глаза, горят как у кошки.
Услышав голоса, встала, держась за спинку подвернувшегося стула. За небольшой полуоткрытой дверью, через свет другого фонаря вился сигаретный дымок. Иркин голос сказал со злостью:
- Ты слушаешь, черт, да ты слушаешь меня? Сесть хочешь? Притащил в кабак соплячку, школьницу. Ты блин столичный художник, у тебя выставки. Тебе нужен скандал? Тоже мне, Франсуа Вийон.
- При чем тут Вийон, Ирочка? Он поэт. А Инга чудесная девочка. Как… как родник. Может быть, я… через нее… а у тебя такие мысли!
- Какие вы, такие и мысли! Козлы вы, Каменев, и ты и Вадя твой. Морочишь голову девчонке, что твоей дочки ровесница. Кстати, что там Наташа с Лилей, как они?
- Прекрасно Наташа. Снова вернулась. И я очень надеюсь, что ее выкрутасы уже позади. Да хватит меня пилить уже!
Инга повернулась и ушла. Не стала заходить в зал, прошла мимо, к другой двери. Там, на асфальтовом пятачке разворачиваются машины и автобусы, стоят таксисты. Надо попроситься и поехать к Виве. Уже очень поздно. И она тут совсем одна. Потому что у него, оказывается, Наташа и Лилька. И ему с ними вполне прекрасно… а когда она приедет, то Вива заплатит водителю.
Шла, между пустых автобусов, к стайке облитых электрическим светом машин на краю черноты. Стараясь не думать о том, что, наверное, уже полночь, а еще ехать и ехать. Наклонилась к полуоткрытому окну жигуленка.
- Извините. Мне в Лесное, вы отвезете?
Дремлющий шофер открыл глаза, осмотрел испуганное лицо.
- Деньги покажь.
- Я… я заплачу, когда вы…
- Нет, - глаза снова закрылись, руки сложились на коленях.
- Извините…
Инга выпрямилась, смахивая рукой слезу со щеки. Губы кривились. Нерешительно шагнула дальше.
- Опаньки, - произнес за спиной ленивый голос, - опаньки, какие жопаньки! Эй! Эй, я кому сказал?
Она рванулась в сторону, но волосы натянулись, схваченные цепкой рукой.
- Чего, киданул ебарёк? Посидели, поплясали, а теперь ночевать ищешь?
Как пегая луна проплыло и встало перед глазами широкое лицо.
- Пусти, - злым шепотом сказала она, - пусти, а то я…
- А то, что?
- Пустили б девку, - вступил из другой машины невидимый шофер, - крутитесь тута, ментов на вас нет. Охо-хо… - и скрипя, окошко закрылось.
- Пусти! - Инга рванулась, подвертывая ногу и повисая на заломленной руке.
- Пу-усти-и-и, - проблеял обидчик, кривляясь.
- Стой, Пахота, - раздалось из-за спины. И с угрозой еще раз, - я сказал, ну?
Широкий неохотно отпустил руку. Второй подошел, загораживая Инге путь к отступлению.
- Ты с Лесного, что ли? Чего молчишь? Ты же Горчика баба, да?
- Я? - она непонимающе смотрела в темное, неразличимое лицо над широкими, обтянутыми футболкой плечами.
- Не я же, - ждал, разглядывая. И руки в карманах длинных светлых шортов.
- Нет, - ответила Инга, свирепо казнясь, ну вот же, могла бы просто кивнуть, да мол, баба, да Горчика. Так даже кивнуть соврамши и то не может.
- Нет? Ты ж Михайлова, да?
- Да, - крикнула с облегчением, - да, Михайлова, с Лесного.
Парень кивнул.
- А чего Серега в субботу не приехал? Были тут пара спортсменчиков, он их на раз сделал бы. Пролетел мимо бабок.
- Сюда?
- Ну да. Все лето мотался, а тут нету, я звонить уже хотел.
- Я скажу. Скажу ему. Я тут…
От ресторана раздался грозный крик. Петр мчался, размахивая ее сумкой, скалил зубы в темной бородке.
- А ну отошли от нее, мудилы!
- Чего? - сильно удивился парень в шортах, не вынимая рук из карманов, повернулся к подбегающему Петру, - тебе чего, дедушка? Давно за паклю не таскали?
Петр зарычал, кидая сумку и вздымая над головой сжатые кулаки.
- А-а-а, - радостно заревел сбоку толстый Пахота, - давай, я давай, Ром, щас я его!
- Нет! - Инга кинулась наперерез, выставляя руки в сторону тяжело прыгнувшего врага, - не надо!
- Пахота, остынь! - рявкнул тот, кого назвали Ромом. И толстяк неохотно остановился в метре от Инги, уже обхватившей Петра, что отталкивал ее, все еще замахиваясь кулаком.
Наступила короткая тишина, полная тяжелого дыхания.
- Нам пора, - сказала девочка сердитым и звонким голосом, - давно уже пора, я все жду-жду тут.
- Пора, так поехали, - угрюмо отозвался Петр и поднял сумку, настороженно глядя на парней. Пошел, крепко держа Ингину руку, к машине. Там сразу быстро заскрипело оконце, опускаясь.
- Не надо к этому! И к тому не надо тоже, - она дернула подбородком в сторону первого отказавшего ей водителя.
- Да? А к тем вот? - Петр потащил ее дальше, вдоль ряда автомобилей.
- Слышь, Михайлова, - окликнул ее Ром, - передай Сереге, пусть приезжает. Как обычно.
- Да. Да! - она почти упала в полутемный салон, дрожащими руками бросая рядом сумку. Нащупала руку Петра и, сжав, уложила к себе на колени.
- Черт, Инга, я тебя потерял. Как раз прощался с ребятами, тащили нас с тобой в Оленевку, ночевать, а я уперся, говорю, Инге нужно домой. Пришел, а там пусто. Я еще ждал, под туалетом, думал, ну, может ты там. Ирку отправил. Проверять.
- Ты меня искал? - она привалилась к вздрагивающему плечу, - испугался? Правда? Не верю.
- Не веришь, что искал? - обиделся Петр, и над ее головой провел рукой по курчавой бородке, пощипывая.
- Не-ет, что испугался. Не верю. Ты меня спас.
- Куда там. Сама справилась, чудодева. А что, знакомые твои?
- В первый раз вижу их.
Она закрыла глаза, прижимая его руку к груди. Господи, как хорошо, что едут, наконец, что не случилось драки, что бросили Вадю с Иркой, и Петр не пьяный, оказывается. Ну, совсем чуть-чуть. И она тоже от испуга совершенно протрезвела. Только очень хочется спать.
Она заснула, мягко валясь на его колени. И Петр, задремывая сам, время от времени смотрел, как фонари плывут, проводя светом по пухлым губам и смеженным векам, поправлял темные прядки на ее шее. С досадой пощипывал ухоженную бородку. Пакля… как сказал этот сопляк в шортах, давно за паклю не таскали, дедушка… тьфу ты.
Когда Инга проснулась, машина все еще ехала, ровно шипя колесами по тихому асфальту, и мерно вполголоса говорил свою песню мотор. А над серой водой медленно светлело небо, золотилось пышное облако, ловя сонные лучи не вставшего еще солнца.
Инга выпуталась из рук крепко спящего Петра, села, с мольбой глядя на светлую линию горизонта и сглатывая пересохшим ртом. Утро. Какой кошмар, уже утро, и Вива там, в доме, конечно, не спит, сидит, положив руки на колени, и слушает, когда же стукнет калитка. Отмотать бы время на час, всего на час обратно, чтоб еще было темно, а она уже подбегала к дому, тихонько вошла бы, и сказала, мы задержались, пожалуйста, ба, прости меня.
Ей казалось, пока ночь, даже опоздать на несколько часов не так ужасно, как возвращаться ранним утром.
А вдруг Вива спит? Вот было бы счастье.
Но покачиваясь и придерживая плечом спящего Петра, подумала мрачно, да где там, спит. Дай Бог, чтоб не пошла в милицию, звонить и искать.
У начала улицы Петр прижал ее к себе, но Инга вывернулась, испуганно глядя по сторонам.
- Выспись, - сказал тот, - а я потом зайду и все объясню твоей бабушке, - если буду прощен, на закате выйдем к скале, сделаю пару этюдов.
Поцеловал ее в макушку, улыбнулся и ушел, скрылся за деревьями.
В доме Инга остановилась у открытой двери в комнату Вивы. Сказала в напряженную спину, опущенную над столом голову:
- Ба? Ну… прости меня, ба. Я… так получилось вот…
- Иди спать, детка, - Вива встала, проходя мимо, вышла в коридор, не дотрагиваясь до внучки. Та, потянувшись, чтоб обнять, опустила руки. Но Вива, сделав пару шагов, вернулась и сама обняла Ингу, прижала к глухо стукающему сердцу.
- Господи. Я думала, может, авария какая. Или убежала ты. Как Зойка вот.
- Ба, куда я от тебя. Мы в Оленевке были.
- Занесло вас. Туда же три часа ехать?
- Четыре почти.
Вива кивнула, отпуская девочку.
- Понятно, почему задержались, считай, полдня в дороге. Ну, зато платье выгуляла. Иди спать, потом расскажешь, что было хорошего.
- Я тебя люблю, ба, - сказала Инга в прямую спину. И побрела в комнату, села, бережно стаскивая измятое платье с подсохшим пятном на лиственном узоре. И повалилась ничком на прохладную простыню, вздыхая от счастья. Заснула.
9
Горчик сидел на склоне, устроившись так, чтоб между густой зелени, в разрыве далеких хвойных веток видеть выбежавшую в море скалу, круглую, как обгрызанный с одного бока хлебный каравай. К скале вела пунктирная дорожка из разновеликих валунов. Он знал, идти по ним нелегко, надо знать, куда ступить или прыгнуть. Проще проплыть рядом, выбираясь у старого железного трапа с проломленными временем перильцами. Но художник припер с собой бебехи - сложенный мольберт или как там оно называется, да еще пузатую сумку. Потому маленькая фигурка Инги медленно шла впереди, перепрыгивала с камня на камень, рука, отсюда, с горы, тонкая, как спичка, поднималась, указывая правильные для шага места. Художник жуком, сгибаясь и выпрямляясь, лез следом, однажды (тут Горчик привстал заинтересованно) поскользнулся, взмахивая рукой, а другой держа свою складуху, но девочка, крутанувшись, изогнулась, подхватывая сумку, и он устоял. Горчик разочарованно сел снова.
- Да? - Валька Сапог округлил толстый рот с мокрыми губами, выдыхая, хапнул воздуха и заглотил комок светлого дыма, прищуриваясь. Замолчал, слушая себя.
- Что? - Горчик протянул руку, беря измусоленный остаток самокрутки. Осторожно затянулся. Не глядя, передал окурок Мишке и помотал головой, мол, мне больше не надо.
- Я говорю, Танька уезжает скоро, снова звала нас.
Сапог открыл темные глаза, хихикнул, покачиваясь, как буддийский монах и потирая ладонями широкие коленки.
- Тока просила, чтоб ты тоже пришел. Как тогда. Ну?
- Что?
- Еб, что что? Что да что? Забыл, что ли? Серый ну ты чо, она ж, если ты придешь, снова нам цирк покажет. Сказала, завтра. А?
Горчик хотел еще раз сказать "что", потому что Валькино настойчивое бормотание ему уже надоело. И на скале, он сузил глаза, стараясь разглядеть, что они там копошатся… целоваться, что ли, к ней лезет?
- Так что?
- Сапог, ты достал. Чтокаешь, как магнитофон.
- Я? - возмутился Валька, перестав качаться и хлопнув себя по коленям, - я? А что я? Что?
И поняв, что в эту секунду подтвердил слова Горчика, зашелся смехом, тыкая локтем Мишку и пытаясь ему пересказать:
- Слышь? Он что, а я сказал, и вроде теперь я, и я тут а, что? Ы-ы-ы…
На полукруглый пляж наползала тень, в воде насыпаны были цветными зернышками головы купальщиков. Но на скале и тут, на склоне, все было залито мягким бронзовым светом. И в нем (Горчик с облегчением расслабил плечи, садясь удобнее) было видно - художник, посуетившись около темной фигурки, полез в сторону, раскладывая там свой прикид и становясь рядом.
Куда там, усмехнулся про себя Горчик, прям гений чистой красоты. Левитан с Шишкиным.