Действие начинается в небольшом горняцком городке на северо-востоке Казахстана, затем переносится в столицу республики. Основной герой – обычный журналист Алексей, каких много в глубинке, встречается с экстрасенсом из Астаны, которая приехала "лечить людей". В ходе общения – постепенно происходит прозрение главного героя, который, в принципе, уже поставил крест на себе как на человеке и творческой личности. Далее события складываются так, что экстрасенс, которая упорно называла себя "целитель", гибнет. Но ее тела не находят, и вообще всё выглядит довольно таинственно. Главного героя начинают преследовать неудачи. Анализируя произошедшее, он начинает соображать, что столкнулся с некими "силами", недоступными обычному человеческому восприятию. Дело чуть не заканчивается его гибелью, но на защиту неожиданно становится Андрей, который, как выяснилось позже, является действующим агентом Ордена "Дети Света". Герой оказывается в самом центре борьбы, поначалу не подозревая об этом, а затем становясь активным участником… Он переезжает в столицу республики, ожидая, когда его "призовут". Происходит несколько встреч, которые оказываются не совсем тем, что он ожидает. Постепенно выясняется, что человеком, встречи с которым он упорно ждет, оказывается его старый друг Юрий Новоселов, протестанский священник. Тот заявляет, что "будешь пока что учеником". Алексей возмущается, но по прочтении брошюры, которую ему дает Новоселов, делает вывод, что не годится пока что и в ученики. Издалека прилетает на самолете Легат Тина Ригель, которая оказывается его однокашницей по обучению в Москве. В процессе действия героя опасно ранят. Излечение он проходит в имении Тины Ригель, там же с ним занимаются восстановлением памяти и настоящим обучением Алексея. Выясняется, что делом, на которое призван он и Юрий Тимофеевич, не дать темным силам завладеть молодой столицей… Восстановленная память главного героя дает ему возможность приблизиться к стенам хорошо законспирированной Лесной Обители, которая, по своей сути, является Русской Шамбалой. Прикосновение дает ему возможность увидеть одну из своих предыдущих жизней, именно борьбу с ордами мунгалов в 1238 году. Но действие не заканчивается с последней страницей, ибо "Темнота идет с Запада"…
Алексей Пройдаков
Астана, 2015
Часть 1.
Ледяная купель
"…человек может исцелять болезни, направляя всё своё внимание на больную часть тела и посылая потоки мысли по характеру противоположные ментальным условиям, создавшим болезни. Очень важно помнить, что исцеление такого рода принадлежит всем людям. Каждый человек рождается с целительскими способностями, никто не может дать ему эту силу. Это одна из естественных сил человеческого ума, и эта способность не может быть связана с какой-либо определенной верой или учением".
С. Абедананда
ВСТУПЛЕНИЕ
"В 15 лет я обратил свои мысли к учёбе.
В 30 лет я обрёл самостоятельность.
В 40 лет я освободился от сомнений.
В 50 лет я познал волю неба.
В 60 лет я научился отличать правду от неправды.
В 70 лет я стал следовать желаниям моего сердца и не нарушал ритуалы"…
Так говорил великий Конфуций. Но в понятие "ритуалы" он вкладывал иное значение, чем принято теперь.
Честное слово, древние были умнее нас! Они изрекали такие истины, смысл которых до сих пор непреходящ. Они были религиознее нас – тогда предмет поклонения был осязаем. Они более нас почитали традиции и следовали ритуалам, потому что и тем и другим обладали.
Сегодня мы обожаем подмены.
Свою полную духовную опустошенность оправдываем пожертвованиями на строительство культовых сооружений. Которые, в свою очередь, выдаем за символы духовности.
Религия и духовность – это рядом, это близко, но – это не одно и то же.
Духовная культура – понятие многогранное и включает в себя не только знание молитв, но и произведений мировой классики: литературы, музыки, архитектуры, философии, многого другого. Точнее говоря, всё вышеозначенное – музыка, только варианты её воплощений различны: в звуках, строках, сооружениях. А ещё точнее – элементы той музыки, которая где-то существует глобально, всеобъемлюще, ею всё пронизано.
И ТАМ – она не редкое явление, а среда, в которой живут.
Сюда она прорывается, возможно, запланировано, как намёк на схему истинного творения, который и закладывает в нас понимание размера и глубины оригинала.
Её нам отпускают малыми долями, через отдельно взятых (иногда не лучших) представителей рода человеческого.
Так появляются гении, чаще – таланты.
Но всё идет ОТТУДА.
Молитвы – тоже произведения, раскодированные в слова символы общения с высшими силами.
Всё идёт СВЫШЕ.
Дружба и Любовь – тоже дар. Даже более.
Скорее всего, в прошлой жизни, с теми людьми, которых мы нынче любим и уважаем, нас связывали очень близкие, возможно, родственные отношения; за них мы волновались, переживали, готовы были рисковать, жертвовать жизнью.
И рисковали и жертвовали.
Когда один год сменяет другой, иногда происходят загадочные, почти мистические вещи: мы становимся добрей, лучше и чище, нас тянет к истокам, мы больше времени стараемся проводить с родными.
Так нашу душу посещает Создатель.
Но, к сожалению, возможно и другое. Года сменяют друг друга, человек становится старше. И вместе с этим кровавыми толчками его сердце и сознание заливает дурная кровь, он становится жестче, капризней, ограниченней.
Так нашим сознанием овладевает враг…
Вышеприведенные слова мудреца древности относятся как к человеку, так и ко всем его деяниям, вызывая потребность взглянуть на них со стороны, оценивая и взвешивая: а всё ли так?
Дело сжимает время и дело удлиняет жизнь; его отзвуки будут ещё долго колебать эфир после нашего ухода. Что ж, всё закономерно, ибо в этом мире мы только гости.
Годы идут, их не остановишь. Процесс старения отработан до тонкостей, но морщины на лица нам садят самые близкие люди.
Мы приходим и уходим, а всё остается.
Год ушел, год пришёл и так всегда. И, наверное, наступает пора задать несколько вопросов самому себе. Задать так, чтобы никто не посмел обвинить тебя в напыщенности, патетике или фразерстве. Задать несколько вопросов…
Какими они могут быть?
– В мире много слёз и чему ты более способствовал: их уменьшению, или увеличению?
– Стали люди счастливее от общения с тобой, или нет?
Их может быть много. Чем острее совесть, тем больше будет вопросов.
И если ты готов на них ответить беспристрастно, это и будет означать, что к тебе неслышно приблизилась мудрость жизни, что молодость прошла и наступила зрелость. Зрелость в мыслях, поступках, суждениях; зрелость, рождающая чувство ответственности перед людьми.
"Всё в мире зависит от того, сделаю я этот шаг или другой, скажу слово или промолчу…"
Всем придется задать себе несколько вопросов, рано или поздно, и храни нас Господь в наших ответах.
Глава 1. В чём Истина?
Я этой жизнью в меру покорёжен,
Хватил тоски, познал и боль и злость,
Но вот привык к твоим речам, несхожим
С тем, что мне раньше слышать довелось.
И что-то в сердце тронулось нечайно…
А.П.
1
Она ворвалась в мою жизнь неожиданно. Однажды просто пришла в редакцию газеты, которой я руководил, с бумагой от директора департамента медицины нашего небольшого горняцкого городка, с заключённой в ней просьбой "прорекламировать психотерапевта из столицы".
Была умна, проницательна, умела одеваться со вкусом. Изысканность эта была непривычной взору журналюги – провинциала.
Подружились, или стали приятны друг другу, мы почти сразу. И всё потому что она выбивалась из общего числа знакомых мне людей; точнее говоря, была не такой как все.
Всё в ней казалось необычным, всё было контрастным: облик респектабельной дамы не сочетался с рассуждениями уставной монашки, которые она выплеснула на меня при первой же беседе, на мой вопрос, что же такое "психотерапевт".
Странно в этом кабинете зазвучали слова о том, что люди должны любить друг друга, что нельзя на зло отвечать злом, что земная жизнь человека коротка, а мы ещё укорачиваем ее сами; что идет Битва на уровне душ, где-то вокруг нас, а мы ничего не ведаем; не в силах объяснить, почему иногда становимся добрыми, терпимыми, улыбчивыми, готовыми обнять весь мир; а иногда – нетерпимыми, злыми и раздражительными.
И я с тех самых пор стал мучиться вопросом: почему она выплеснула всё это на меня?
Почувствовала доверие, или я показался ей достаточно подготовленным к восприятию?
Говорила всем одно и то же?
Просто привыкла говорить, чтобы произвести должное впечатление?
Уверен был в одном: в нашем городке я это услышал самым первым.
Ей были известны ответы на все вопросы. Да и вопросы ставились так легко и обыденно, что, воображая себя грамотным и эрудированным, как-то вдруг начинаешь соображать, что это не совсем так.
Ведь тебе невдомек, что ты – центр Земли и именно ты – объект какой-то там великой Битвы; ты и тысячи тебе подобных. Из-за тебя бушуют катаклизмы, отзвуки которых лишь изредка прорываются к нам в виде снов.
"Ничего не бывает просто так", – часто повторяла она.
Значит, не бывает и просто снов: всякое сновидение информирует, либо предупреждает. А ещё говорят, что настоящие путешествия души подаются нам в форме снов и содержат важные сообщения из небесных сфер. Но необходима крайняя осторожность, потому что полезная информация часто смешивается с субъективными пожеланиями и искажениями, которые налагает наша эмоциональность.
Что ж, вполне возможно.
Но мне думается, что отключенный от рационального сознания мозг улавливает сигналы, идущие в наше подсознание, и даже на более тонком уровне, ибо при бодрствовании всё это заглушается именно сознанием, которое мелочно и суетливо, лениво и не любопытно.
Мы на мир приучены смотреть только тем зрением, которое дано от рождения, не пытаясь его расширить. Но, даже видя, мы остаемся просто созерцателями: картинку "в кадре" различаем, но то, что располагается за ним, для нас остается полным неведением.
Но ведь – это близко, это рядом, надо только протянуть ладонь: кадр – за кадром, горизонт – за горизонтом. А ты проходишь пару шагов и – горизонт отодвигается, кадр смещается в глубь.
Не скажу, что часто, но несколько раз сновидения преподносили мне подарки в виде строк. Обычно это были стихи.
Но однажды, незадолго до появления непрошенной гостьи, мне приснилась зима. Стою у глубокого оврага и читаю, будто репетирую:
"…Смотрю я теперь на заласканные беловолосой вьюгой дальние дали горизонта; на рассаженные, хоть и неумело, но верной рукой, издалека маленькие, словно клумбочные околки и, кажется мне, что присутствую при рождении гения. И знаю об этом только я – человек из грядущего.
Верится мне в наступление хорошего и доброго.
Если ошибусь, останется воспоминание, что вера эта была, пусть оказалась обманом…
А потом я вновь стану верить, но уже не так легко и беззаботно. Буду верить чутко и настороженно, заглушая всякий благой порыв цинизмом.
И даже тогда, когда на земле исчезнет последняя идея, которой можно отдать всего себя, останется вера в собственные силы.
Если же и она окажется миражом, единственным выходом будет – потрясти кулаками над головой в знак протеста, и закричать во весь голос, глуша звуки наступающей чёрной бури, которая должна неизбежно грянуть, сменяя идеалы добра и справедливости:
– Рождение гения отменяется до лучших времён. Вот вы, люди, только знаете, что отменяется какое-то непонятное для вас действо, а я-то знал, что именно должно было состояться!
Это моя первая беда.
И я знаю, что рождение гения уже никогда не произойдет, – это моя беда вторая и самая страшная. Ради этого я вывернул собственное сознание и прошелся по душам своих ближних".
Это было длинно и мудрёно, но запомнилось слово в слово.
Проснувшись, я машинально всё перенёс на бумагу, твёрдо надеясь расшифровать чуть позже.
"Если что-то происходит, значит, должно было произойти".
Мне эта фраза казалась безнадёжной и унылой: мы не в силах никому и ничему противостоять? Всё определено заранее? Но кем, как и почему?
Неужели от нас совсем ничего не зависит?
"Не ищи причин в ком-то, сначала разберись в себе. Разберись в себе, поможешь родным, затем друзьям. Представляешь, как изменится мир?
Понимаешь, каким может стать?"
Каноны, установки, афоризмы, прочая словесная эквилибристика.
"Цитаты из Библии, Данте, Шекспир, – все это разрушило маленький мир".
А ведь был "маленький" мир. Была жизнь, любовь, какое-никакое понимание происходящего…
"Многие думают именно так. А ведь мысль материальна и её отрицательная направленность, уныние и истекающая из них безысходность несут в себе такой негатив, который вряд ли поможет этому миру измениться".
Если мысль материальна, то, что говорить о Слове? Слово… сказал и – звук – исчез, уже не вернёшь, не поправишь, не изменишь.
Мне, с шестнадцати лет работающему со Словом, казалось, что я о нём знаю ВСЁ… Ну, если и не всё, то – очень многое.
И знал, что написанное слово можно исправить, неверное – заменить на иное, но не задумывался, что сказанное однажды уже нельзя – никогда – не поправить, не изменить.
"Вот именно: не поправить, не изменить. Поэтому к словам надо относиться особенно трепетно, считая их – законом".
2
Так мы беседовали. Разговоры утомляли, казались беспредметными. Честно говоря, поначалу я терпел все эти словоизлияния только из-за того, что она моя землячка из города целинников. По-нынешнему говоря, из столицы.
Она – то исчезала, то появлялась и никогда не объясняла причин. А если я спрашивал, отвечала:
– Просто так надо.
От неё пахло сиренью. Запах завораживал, потому что не был искусственным, и это только усиливало магию восприятия.
В своем непреклонном стремлении кое-что вдолбить в мою голову она проявляла изрядные усилия, но никакой беды в этом не наблюдалось. Скорее наоборот, меня умиляли её попытки.
Я тоже что-то знал, считал себя эрудитом, сносно оперировал цитатами из Библии. Иногда подтрунивал и ёрничал, иногда напускал на себя важный вид и нёс откровенную чепуху.
Многое мне тогда было недоступно.
А для неё не существовало пустых разговоров, пустых фраз и пустых слов. Ко всему – отношение вдумчивое и серьёзное, всё надо обсмотреть со всех сторон и подвергнуть фонетическому анализу.
Шуток не признавала, комплименты воспринимала почти враждебно.
Чуть позже все эти рассуждения, словопрения стали менее захватывающими.
Времени на беседы оставалось всё меньше. Я – то утопал в редакционной суете, то делал вид, что утопаю.
Она всё поняла и перестала приходить.
У меня отлегло от сердца. Отлегло, потому что я не понимал истинной цели её приходов.
А потом мне привиделось.
Я шёл по прихожей и вдруг впереди себя в полной темноте, но очень отчетливо, увидел человека: взгляд безумен, редкие волосы взлохмачены, руки трясутся.
"Господи! – подумалось с ужасом. – Как он оказался в моей квартире?"
А он поглядел на меня почти снисходительно, подошел ближе и упёрся пальцем в мою грудь.
– Сюда попало? – гнусаво спросил он. – Да, ещё бы чуть правее…И никогда, никогда ничего подобного не переживаешь…. А при сегодняшнем раскладе – будет. Обязательно, и ещё как будет! Успеешь хлебануть выше ноздрей.
Шаркая подошвами, отошел в сторону, продолжая разглядывать меня с крайним любопытством.
– Кого это пророчат в…
Внезапно закашлял, будто кто-то ему сжал горло.
– Значит, я полностью прав, – добавил удовлетворённо. – Грозит подобное, ой, как грозит…
Отдышался, как бы в забывчивости указал рукой в мою сторону.
– Страшно? – спросил участливо. – Вижу, боишься. Скажи, а почему ты там не боялся, а здесь стал трусом?
"Где это там?" – с шумом пронеслось вдруг по сознанию.
– Там это там, – ответил он жёстко. – И как можно было решиться на такое? Кто отказывается от своих воспоминаний?
Он опять подошёл ближе.
– В самом деле, стало невмоготу? Видимо, так и есть…Весь вопрос в том. Успел ли ты сделаться подлецом? Да, вопрос…Но подлецы не страдают вообще ничем, а бессонницей, тем паче. Значит, не подлец…
Он прошел в залу. Остановился посредине и воздел руки кверху.
– Там ищи ответы, – грянул его голос. Там и только там! А меня не бойся, я – это ты. Тебе неизвестный ты.
Он сузил глаза и вдруг спросил: – Хочешь узнать дальнейшую свою судьбу? Вижу, хочешь, но опасаешься. Так слушай…
И стал говорить. Его рассказ сопровождала музыка Грига. Мне вообще нравится Григ, но здесь он был некстати. Аккорды звучали всё грознее и настойчивей, голос визави всё тише и неразборчивей.
А он говорил, вещал, предупреждал, пророчил.
Но я ничего не разобрал. Ничего…Только предчувствие, глухое предчувствие поселилось в разобранной душе. И уже больше никогда не давало покоя…
Сердце подкатило к горлу и глухими толчками в нём колотилось.
Нащупал выключатель и, теряя силы, включил свет.
…Это я стою напротив разбитого зеркала.
_________________________
В своё скорое и неумолимое "приближение к полтиннику" я считал невозможным пересмотр установок на жизнь. Поздно. Она либо состоялась, либо нет. Да и стыдно: был таким, стал меняться; а человек должен быть упорным, твердым и…Должен! – и всё тут!
А если всё было ошибкой?
Если взгляды были порочны?
Если думал, что бодрствуешь, а спал?
Если душа покрылась чирьями и стала нарывать?
Если сердце и кровь переполнил гной, и ты уже начинал чувствовать его отвратное влияние на мозг, а выхода к исцелению не находил?
А если смешные, наивные утверждения этой женщины о добре и зле, о конечном торжестве справедливости, о возобладании духовного над материальным, всё-таки своевременны и современны?
Ведь не всё утонуло в деньгах и роскоши, мишурном блеске и призрачной славе. Должно же за всем этим внешним скрываться внутреннее.
Вечное. Не подверженное тлению.
"…Когда ты останавливаешься, или желаешь остановиться, в своём развитии, стремлениях, – тогда и наступает смерть. Постепенная. Вначале духовная….Страшно, неизбывно страшно, когда душа умрет раньше тела".
Я всегда над этим смеялся.
А может быть не всегда?
А может быть, не смеялся, а просто хотел быть как все?
А что значит "быть как все"?
Кто они – "все"?
Она – тоже "все"?
3