К сбыту Крана, естественно, не допускали, но денег давали много, так много, что у него имелся номер в гостинице "Украина" на постоянной основе, а платяной шкаф был забит сторублевыми купюрами доверху.
Теперь Кран сам физически не работал, только говорил своим работягам, что и куда нести. Здесь, на Казанском, он впервые попробовал коньяк "Hennessy" и закусил его экзотическим фруктом киви. Когда он жадно впивался в земляничный вкус импортного плода, то вдруг опять вспомнил Надьку, представляя, как целует ее губы и они непременно такого же, как киви, вкуса…
Как-то раз к бригаде прибился какой-то косоглазый паренек - бабки были нужны. Попросился на ночь, пусть на самую тяжелую работу. Взяли, а к утру косоглазый что-то стал выяснять с Гаджи про коньяк. Спрашивал, чего в машину частную загрузили? Куда повезли?
Гаджи молча слушал вопросы, а потом приобнял косоглазого и повел его за вагоны, что-то ласково объясняя… Бригада услышала лишь глухой удар и короткий стон…
Труп косоглазого закопали в заброшенной угольной куче…
К концу третьего года работы Гаджи исчез, просто не явился на работу… День прошел, другой… И тогда Кран взял на себя его функции. Он примерно знал, в чем они заключаются. Бригадир по-прежнему половинил составы с дефицитом, свозя избыток в арендованные им гаражи в Подмосковье. У него не было реализации, но он, не дурак, понимал, что кто-то это место пасет, что Гаджи был в деле не главным, лишь звеном, потому терпеливо ждал хозяев.
Они появились. Дяденьки в шапках из ондатры.
- Ты с Гаджи работал?
- Я, - ответил Кран.
- Молодой, - скептически засомневался самый старший и сплюнул под ноги.
- Это ничего, - решил другой, держа руки в карманах. - Как зовут?
- Кран.
- Ну вот, и погонялово есть, - он вытащил правую руку из кармана и протянул для пожатия. Рука в свете вокзального фонаря выглядела синей от обилия количества наколок на ней, а пожатие оказалось вялым. - Меня Вано кличут. Будешь с нами работать!
- С вами так с вами.
- И не рыпайся, - предупредил Вано. - Все будет, как прежде… Наши машины будут приезжать, мои люди с охраной разбираться станут. - Понял?
- Понял.
- Ну и ништяк!.. Главное, не глупи… Все будет, как было…
Вано достал что-то из кармана и положил в ладонь Крана. Устало ухмыльнулся и пошел на выход, уводя за собой команду в ондатровых шапках. Вдруг один из синих вернулся и продиктовал телефон для экстренной связи. Потом сплюнул под ноги…
Кран поглядел в свою ладонь и обнаружил в ней волосатый палец со знакомым перстнем, в центре которого сиял прозрачный камень. Кран перстень стащил, полюбовался им в фонарном свете и напялил себе на руку. Гаджиевский же обрубок зашвырнул далеко-далеко…
Он понял, что за заныканный товар с него спрашивать не будут, но куда его девать, не имея сбыта?..
Так тот товар почти весь сгнил в гаражах. Лишь часть его Кран распорядился отвезти в первый попавшийся детский дом. То-то там было радости! Как раз к Новому году!
Денежная река становилась все мощней, так как пошла для магазинов "Березка" импортная техника. Двухкассетники и видаки…
Кран подолгу сидел возле набитого деньгами шкафа и думал, что с этими бабками делать?..
В один из вечеров он вытащил пару пачек сотенных и, вызвав своего таксиста Лелика, поехал в техникум к Слону. По дороге взял армянского коньяка, ветчины, конфет и других продуктов. С этим и заявился в общагу к другу.
Слон выглядел уставшим, похудевшим, но другу детства обрадовался чрезвычайно. Они, казалось, вечность обнимались, хлопали друг друга по плечам и громко наперебой спрашивали:
- А помнишь?!! А помнишь это?!! А это тебе как?!!
Всю ночь друзья пили привезенный Краном коньяк и жевали ветчину с конфетами. Они вспоминали свое незначительное прошлое, и от этого у них в глазах стояли счастливые и пьяные слезы.
- Как же мы с тобой, дружила, не вместе? - спрашивал Кран друга, упершись ему лбом в лоб. - Ты же единственный, кто у меня в этом городе родной!..
- Ты тоже мне брат, - отвечал взаимностью Слон. Он тоже капал чистой слезой на загаженный пол, держа друга за мощную шею.
- Давай ко мне! - неожиданно воскликнул Кран. - Будем вместе дела делать! - Он достал из кармана пачки сотенных. - Во-о!
- Откуда, Вован? - удивился Слон.
- Иди ко мне, и у тебя бабок лом будет!
Слон оторвался от друга, пошарил у себя за пазухой и выудил на свет пачку с точно такими же сотенными билетами.
- У меня и так лом! - улыбнулся.
- Откуда?
Слон улыбнулся еще шире.
- Помнишь рубль металлический?
- Какой рубль?..
- Ну, рубль… Когда мы решили валить из Запорожья?
- А, который ты сам соорудил?
Слон кивнул.
- Мы еще тогда нажрались, как свиньи! - Кран хохотнул в ответ, вспоминая родной город. И здесь до него дошло. - Ты что же, сам эти бабки?..
Слон продолжал улыбаться.
Кран выхватил из рук друга пачку, переломил ее и вытащил наугад из середины купюру. Посмотрел на свет, понюхал, лизнул даже.
- Сам?
- Ага…
- Бляха-муха!.. - Крану не было так весело, как Слону.
- Бляха-муха, - повторил. - Да за это же расстреливают, парень!! Ты понимаешь, дружила?!! В башку тебе за это пулю вгонят!
- Да я так, Вован, только попробовать!.. Ты же знаешь, меня только металл интересует!
- И много ты таких настрогал?
- Тысяч двести… Кажется…
- Это в особо крупном! - Кран выглядел не на шутку испуганным. - И зеленку на лоб намазать не успеешь!.. Где хранишь, парниша?
- Здесь же, - Слон кивнул, указывая глазами под кровать.
Кран рыбкой нырнул в указанное место и вынырнул из него с картонным чемоданом. Щелкнул запорами и поглядел на аккуратно уложенные пачки денег. Косые глаза его сейчас смотрели удивительно прямо… Наглядевшись, Кран с почтительностью закрыл чемодан, затем встал.
- Пойдем!
- Куда? - удивился Слон.
- Есть у вас здесь мусорка?
- За общагой…
Пока фальшивые деньги горели, Слон с упоением рассказывал другу о том, что ему лишь хотелось попробовать, сможет ли он? Есть ли талант?
Под едкую вонь фальшивок он рассказывал, как в алюминиевой кастрюле варил бумагу, смешивая ее с перетертой тканью, как резал металл чуть ли не год, создавая клише…
- Смог? - поинтересовался Кран, глядя на догорающее богатство.
- Смог.
Слон рассказал, как в сберкассе разменял сторублевку. Купюру придирчиво рассматривал в луну сам заведующий, а потом взамен отсчитали десять червонцев. Еще подозрительно поглядели на него, не спер ли!..
- Смог.
- Обещай мне, что больше не будешь! - попросил Кран, растирая подошвой ботинка тлеющую бумагу.
- Я же тебе говорю, не интересно мне это! Я попробовать хотел!
- Не будешь?!
- Я сам хочу делать деньги, свои!
- Что значит свои?
- Ну, чтобы я их придумал! Чтобы нарисовал сам!.. Понимаешь, Вован?! - Слон с надеждой заглянул в глаза друга, но его, уже отчаянно пьяного, чуть не стошнило от встречного косого взгляда. Он шумно подышал ноздрями, как лошадь. - Но главное, чтобы монета моя была! Чтобы я от начала до конца ее изобрел! Сплав, дизайн и все такое! Я теперь уже могу!
Слон вытащил из кармана серебряную мелочь и показал Крану. Тот пожал плечами, монетки как монетки, обычные гривенники, пятнашки и двадцатикопеечные.
- И чего?
- Да смотри же ты лучше! - разозлился Слон. - А то один глаз на север глядит, а другой на юг!
- Не хами!
Монеты перекочевали из ладони в ладонь. Кран вновь пожал плечами, хотел было вернуть мелочь, но тут его косой глаз отметил некую необычность… Одна монетка, достоинством в пятнадцать копеек, лежала орлом вверх. И, о Господи, вместо серпастого и молоткастого герба, а также слова "СССР" красовался герб Соединенных Штатов Америки и слово "США". Кран судорожно принялся переворачивать монетки решкой вниз… Мама дорогая! На каждой из них был вырезан герб какой-то страны, только не СССР. Кран таких гербов и не знал!..
- Это - Франция, это - ФРГ, - объяснял Слон. И сияла на его лице улыбка блаженного, когда он касался кончиками пальцев своих монеток. - Это Великобритания!..
Кран огляделся. В его глазах застыл ужас.
- Ты понимаешь, что это такое? - прошептал он.
- Понимаю… Монеты…
- Это… Это же политика!.. Это не просто деньги фальшивые печатать, это Родине изменять!..
- Да чем же?.. - удивился Слон.
- Да как же ты мог!
- Да что же?
- Я тоже бабки тырю, но Родине не изменяю!
Оба были изрядно пьяны, но Слон видел, как косой глаз Крана зажигается недобрым светом, как сжимаются его кулаки… Слон не успел увернуться от удара. Кулак Крана смял его нос, так что губы залило кровью.
- Это тебе, дружила, наука! - пропыхтел Кран.
Он развернулся и двинул друга по уху с левой руки. Слону показалось, что он оглох на это самое ухо.
Пока Кран собирался с третьим ударом, Слон вложил всю силу в удар под дых. Земляк аж крякнул от неожиданности и, как рыба, захватал морозный воздух ртом, а глаза с удивлением косили на фальшивомонетчика.
- О, как! - выдавил он и вдруг, распрямившись, врезал носком ботинка Слону прямо под колено…
Они дрались самозабвенно, поочередно нанося мощные удары. Трещали ребра от гиревых кулаков, хлестала кровь из посеченных бровей. Казалось, что друзья дерутся насмерть, что еще один точный удар, и кто-то из них здесь же сдохнет от сломанной височной кости…
Когда сил не осталось биться на ногах, они рухнули в снег, обхватив друг друга руками за шею, в смертельном хвате, стараясь перекрыть дыхание… Так, сцепленные воедино, они пролежали полчаса, оба багровые лицами, лишь лопалась от работы мышц одежда по швам… А потом друзья одновременно расслабили руки и долго еще лежали в снегу, смотря в ночное московское небо…
- А ты ничего, - хмыкнул Кран. - Формы не теряешь!
- И ты ничего, Вован. Как был битюгом безмозглым, так и остался!
- Но-но!
- Хорошо помахались, - улыбнулся на радостях Слон и слизнул с губ кровь.
- И не говори, - согласился Кран. - Как в былые времена!..
Он разжал кулак и вновь поглядел на монетки, сделанные другом.
- Красивые… Хоть и не советские!
- Так ты что ж, всю драку с ними?
- Ну…
- Значит, ты и победил…
- Конечно, я. Я всегда здоровее тебя был!
- Только с головой не повезло!
- Но-но!
Они еще долго так лежали, плавя разогретыми телами снег, счастливые от ощущения какого-то могучего родства, соединяющего их души. Обычно несентиментальному Крану непременно хотелось защитить друга от любых невзгод, а потому он вновь заговорил о монетах.
- Пропадешь!.. Забудь об этом баловстве!
- Это не баловство, это - творчество. Знаешь, что такое творчество?
- Не ты один такой умный!.. Знаю лучше тебя!.. Я, между прочим, тоже творческий человек! Только у нашей Родины такой профессии нет!.. Пока…
- Какой такой профессии? - удивился Слон.
- Я в рекламный бизнес хочу!
- Куда хочешь?
И тут Крана словно прорвало. Он понес для ушей Слона такую белиберду, что фальшивомонетчику показалось, что в драке он отбил другу мозг. Кран быстро-быстро рассказывал про фокусную группу, про промоушен, про мерчандайзинг, и как он мог бы сочинять слоганы… При этом его глаза, глаза Савелия Крамарова, горели огнем невероятной страсти, как будто он объяснялся в любви актрисе Сильвии Кристел из фильма "Эммануэль".
Слон слушал друга и впервые видел его таким.
Оказалось, что их объединяет не только детская дружба, родство души, чужой город, но и нечто большее. Их объединяет истинное желание творчества. Реализация не тела, а духа и души. А эта штука куда сильнее, чем коньяк с шампанским!
Почти полночи Слон слушал рассказы друга про рекламу, про Драйзера, который вдохновил Крана, влил в него, как в бутылку из-под портвейна, жажду творить, а потом, когда уже нечего было подкладывать в костер, когда был сожжен весь мусор, который мог гореть, они стали прощаться.
- Пойдем ко мне? - в последний раз предложил Кран. Он предложил это с такой нежностью, почти как мужчина женщине.
- Я здесь…
- Ну, дружила, если что… Ты знаешь, где меня искать!..
- И ты знаешь…
- Береги себя!
- И ты…
После этой встречи они не виделись несколько лет.
Кран продолжал делать бабки ящиками, но уже не складывал их в шкаф гостиницы "Украина", а вкладывал рубли в золотые изделия, предпочтительно хорошего качества, с камнями. Переплачивал втрое, а когда Вано предложил американские доллары, без колебаний согласился.
Через год Кран стал владельцем состояния в полтора миллиона американских долларов. Их он не держал в шкафу, стал умнее. Раз в неделю он свозил наменянные доллары в одну маленькую подмосковную деревню, где прикупил у местного алкаша Петрова почти рухнувший дом, в котором разрешил Петрову проживать до смерти, добивая самогоном свою печень. Валюту Кран закопал темной ночью в запущенном огороде, уложив состояние в полиэтиленовый мешок, затем мешок - в банный чугунный чан…
А потом Крана взяли менты.
Били месяц, сделав из его могучего тела синее с багровыми отливами нечто. Он не мог говорить, не мог сглотнугь даже размоченный в воде хлеб, а когда отливал с кровью в парашу, то его глаза вываливались прочь из орбит.
- В три раза больнее, чем при триппере, - объяснял он, стараясь улыбаться.
- Где? - спрашивали опытные следаки. - Кто главный?
Кран молчал, и его вновь валили с ног и били, как будто он был тренировочной куклой…
- Где деньги?.. Имя главного!..
Кран понимал, вякни он хоть слово единое - и ему, его жизни наступит конец, все мечты канут в Лету. За валюту, докопайся они до нее, навесят десятку, плюс хищение в особо… В тюрьме он часто вспоминал, как предостерегал Слона от глупостей, морду бил за глупость, а сейчас самому могли запросто вышку определить…
Потом на него давили, предостерегая, что с матерью может случиться внезапный инфаркт. "Ты отдай главного!"; даже имя Вано им было известно, но сдать вора было равносильно скорой и мучительной смерти.
Допытывались, как перстень к нему попал с пятикаратным бриллиантом, который принадлежал некоему Гаджи, который исчез полтора года назад и считается без вести пропавшим поныне.
Кран понимал, что Гаджи мочканули, не с живого же палец срезали… Молчал, молчал, как немой!
В изоляторе его никто не трогал, даже не цепляли, а когда прошло время, к парню стали относиться с уважением, старший в их тридцатиместной хате намекнул, что некто оценил молчание Крана и, если тот попадет в зону, то в авторитете ему не откажут…
А потом парня перестали таскать на допросы, казалось, о нем забыли, и он полгода просидел в изоляторе, как килька в банке, ожидая своей участи. Он маялся и томился так, как многие. Особенно ему не хватало возможности мыться. Чувствовал себя свиньей! Чесался обезьяной и мечтал о большом количестве воды. Во сне снился Днепр… В его камере сидели без воды и предъявы по году. От скуки Кран целыми днями отжимался от пола, приседал до одури, а потом привлек к своей физкультуре жирных барыг, которые в жизни ничего более тяжелого физически, чем пересчет купюр, не делали. Он насильно заставлял жиртресов отжиматься по триста раз на дню, и вся камера наслаждалась стонами цеховиков-кровопийцев. После физкультуры барыги кружками лили воду на могучую спину Крана, а тот тер тело без устали, представляя, что ручейки из кружки - сброс воды с Днепрогэса.
А через полгода жиртресы превратились в крепких, подтянутых мужиков, которых жены на свиданиях не узнавали. Жирдяи благодарили Крана за физическую науку, делили с ним дачки по-братски…
Его вызвали почему-то ночью. Он долго сидел перед каким-то незнакомым подполковником, пока тот что-то писал. Часа через полтора подполковник поднял на него усталые, с лопнувшими сосудами, красные глаза и спросил:
- Ничего не хочешь сказать?
- Нет, - честно ответил Кран.
- Знаешь, в армии недобор?
- В какой армии?
- В нашей, советской!.. А ты в натовскую хочешь?
- Чего ж там недобор?
- Пойдешь?
Кран даже опешил от такого неожиданного предложения. В голове у него сдавило, как обручем. Армия, почти как свобода… Но не верил, молчал…
- Ну?.. Через два года вернешься человеком. Хоть Родине послужишь!
- В Афган, что ли?
- Какой Афган!.. - скривился подполковник. - Чего там уже в Афгане делать!.. Куда военкомат определит, туда и пойдешь! Ну что, согласен?.. Если нет, сразу говори, у меня времени нет с тобой трындеть здесь!
Конечно, он был согласен. Лицо его почти сияло, лишь сомнение имелось в глубине, что мент есть мент - обманет!
Но мент, бляха-муха, не обманул. Уже на следующий день Крана выпустили из изолятора, но прежде он подписал несколько бумаг. В одной говорилось, что он, Кранов, претензий к следственным органам не имеет, что при освобождении ему все вещи возвращены. Конечно, это было не так, перстень гаджиевский, суки, зажали, ну да фиг с ним!.. И еще была одна бумага - повестка, в которой он расписался, что через два дня прибудет в военкомат, иначе статья такая-то, до трех лет лишения свободы…
У него было два дня свободы. Абсолютной!.. Он жадно, полной грудью вдыхал осенний воздух столицы и шагал по улице Горького, заглядывая во все витрины магазинов. Мол, что там у вас, чего новенького в "Елисеевском"?.. А в рыбном?.. Он зашел на Главпочтамт, где по межгороду поговорил с матерью, сообщив, что уходит в армию, отдать Родине долг, что со здоровьем у него отлично… Во время разговора Кран как бы невзначай уронил на пол спичечный коробок, а вместе с ним поднял небольшой газетный сверток и сунул его в нагрудный карман пиджака. На ощупь в пачке было достаточно бабок, чтобы прожить эти два дня. Держит слово Вано!.. Сквозь витрины Кран сёк наружку, еще до выхода из изолятора его об этом предупредили. Наказывали ни в коем случае не соваться к своей нычке, а чтобы не бедствовал, бабло для него обещали заложить в седьмую кабинку на Главпочтамте… Не обманул Вано!.. Есть на кармане бабки!
Он пообедал в ресторане на Старом Арбате. Съел в "Риони" превосходную корейку, запил ее бутылкой "Алазанской долины", а потом, осторожно неся в своей душе чувство свободы, направился к Пушкинскому музею. Но не музей интересовал Крана, а то место, о котором, запертый полгода, он мечтал каждый тюремный вечер.
За вход он заплатил пятьдесят копеек, взял напрокат обязательную резиновую шапочку, дождался начала сеанса, а когда прозвенел звонок, нырнул в теплые, исходящие в небеса паром, воды бассейна "Москва".
Он плыл, наслаждаясь, как будто в прошлой жизни был рыбой. Мощные руки рассекали воду то кролем, то брассом, затем Кран просто плыл под водой от бортика до бортика, слушая, какими странными становятся звуки под водой, обычные снаружи. Какие-то инопланетные звуки… "Бассейн "Москва" - горячее озеро в центре столицы!" - сложился в голове слоган…
А потом он вынырнул и слегка стукнулся головой о чью-то голову. В глазах пощипывало хлоркой, но он, не видя лица пострадавшего четко, уже просил прощения.