- Мать, - вскричал Даниэль, - безобразия происходят тем больше, чем больше на них взирает телевидение. Весь террор существует благодаря ему.
- Ну, я-то к телевидению уже полгода не подходила, - тут же устало согласилась Анна. - Мне на мерзкие рожи наших законодателей взирать противно.
- Кстати, Данька, а сам-то ты собираешься работать? - мстительная Мура решила перейти в наступление.
- Я ищу работу, но мне трудно. Я - оверквалифайд.
- Что ты говоришь? Как это стряслось с человеком, у которого нет никакой профессии? - Мурка притащила к столу кучу баночек из холодильника и, вскрывая их одну за другой, стала вылавливать содержимое раздобытой вилкой.
- Между прочим, мое образование побольше твоего!
- Но поскольку толку с него гораздо меньше, то у моего гораздо больше коэффициент полезного действия! - торжествовала сестра.
- Ты как-то неверно себе меня представляешь! Все ищут мальчишку, который бы таскал за ними аппаратуру, а как узнают, что я фотограф с международными публикациями и премиями на европейских выставках, то сразу пугаются!
- Тоже мне - Анни Лейбовиц нашелся! Твои фотографии заставили Эхуда Барака серьезно задуматься о пластических операциях.
- Неча на зеркало пенять… - лениво пробормотал Данька. Возражать было нечего: премьер действительно остался собой на его снимках недоволен, но, с другой стороны, он и впрямь был неказист. И последовавшие операции этого не исправили.
- Но может, ты мог бы с чего-нибудь начать? А то так можно и с голода сдохнуть с несъедобными премиями да публикациями.
- Мурка, не боись! - уверенно отвечал Данька, вытряхивая из банки остатки турецкого салатика, - Мы не живем в джунглях, мы живем в зоопарке. Ничего ни с кем плохого не случится!
- То-то ты так капризно ищешь!
- Между прочим, не то, чтобы я должен перед тобой отчитываться, но я звонил в двести мест!
- Вот мне и кажется, что это проблема не отсутствия рабочих мест, а твоего характера!
Тут Анна положила конец братской перепалке:
- В следующую пятницу все едем на демонстрацию!
- Что на этот раз?
- Положим конец пораженческим переговорам, - твердо заявила мать.
- А что? Может, меня газета пошлет. Там, небось, будет полно русских, а это мой контингент. И почему это все русские такие правые?
- Ну, это очевидно, - отмахнулась Анна, и тут же начала импровизировать: - После мужественных боев пионеры-сионисты по ходу строительства национального хозяйства оприходовали все, что осталось от арабов - кибуцы получили сельскохозяйственные земли, подрядчики - строительные… Все богатство пошло на пользу и национальным организациям, и всем представителям молодой нации. А те, кто приехали в страну позже - североафриканская, русская алия, - пришли к шапочному разбору и ни хрена не получили. - Анна закурила и энергично развела дым рукой. - Им пришлось воспользоваться тем, что не соблазняло сытых ашкеназов - территориями. И теперь, когда эти территории намереваются вернуть, именно русские и восточные евреи не согласны узаконить раздел первых за счет возврата того, что взяли себе последние. Русские и марокканцы говорят: "Хотите замиряться, пожалуйста - отдавайте Рамат-Авив, Катамоны, Бaкку… Мы, проживающие в Кирьят-Арбе и Гиват-Зеэве, не согласны оказаться теми, за чей единственно счет произойдет примирение".
- Но ведь всегда первые сталкиваются с большими трудностями, и получают лучший кусок. Зато последующие приходят на готовенькое. Пальмахников ведь не привозили сюда на "коврах-самолетах".
- На выходцев из арабских стран катят бочку, что они послужили только плохой заменой погибшему в Катастрофе восточно-европейскому еврейству, и что не ради них Теодор Герцль эту страну задумывал, - продолжала Анна. - А между тем они являются единственным возражением тем, кто утверждает, что евреи здесь, на Ближнем Востоке, чужаки и инородное тело. Вряд ли выходцы из Ирака, Ирана, Курдистана и Марокко представляют собой европейско-американскую колонизацию!
- Ничего, все эти обоюдные претензии и обвинения вот-вот будут разрешены в победном ходе мирного процесса, - убежденно сказала Мура.
Анна покачала головой:
- Какая у меня красивая и глупая дочь! Это ты своей газеты начиталась.
- Нет? А что же будет, по-твоему? - спросила дочь журналистка.
- Будет плохо, - признала Анна.
- Зачем же тогда вы сюда приехали?
- Кто же тогда мог знать? Тогда никаких мирных инициатив не предвиделось, - вздохнула Анна. - Но я нисколько не жалею о своем выборе. Не могу представить свою жизнь вдали от этой страны, от всех моих друзей…
- А я считаю, что человек имеет право жить, где хочет, - сказала Мура, вспомнив Сергея.
- Вот оно, - опять съязвил ехидный брат, - тщательно взвешенное, выстраданное и оригинальное мнение личности в поисках смысла существования…
Анна выступила с примиряющим, хоть и ничего не решающим выводом:
- Почему-то евреи часто хотят жить там, где их категорически не хотят.
- Так что, мы теперь обречены на вечную борьбу за существование?
- Это осмысленная, оправданная и неизбежная борьба.
- В которой мы обретем свое счастье, - пробормотал Даниэль.
- Мать, не может же быть смысл существования только в выживании государства! - перебила его Мура. - Разве не долг человеческой личности полностью реализоваться?
- Или хотя бы освободить себя от рабства труда, - задумчиво сказал Даня, дожевывая банан.
- Это ты уже воплотил. А как насчет того, чтобы просто прожить свою единственную жизнь как можно приятнее?
- Или так вот попросту, по-толстовски, сделать как можно больше добра для ближнего? - и Данька бросил сосиску Джину.
Тут появился Михаил Александрович, с утра пребывавший в Академии, где, в качестве председателя редакционного совета, принимал участие в издательстве энциклопедии.
Все перешли в сад, пить чай с любимыми печеньями Анны. Печенья были любимыми, потому что, по ее словам, "их никто, кроме меня, не ест. Брезгуют. Это хорошо - у меня всегда есть с чем попить чайку".
Михаил Александрович от печений благоразумно отказался.
- Когда Рабиновича спросили, почему он не позволяет жене ужинать, - принялся папа радостно, в который раз, рассказывать любимый анекдот терпеливой аудитории, - то он объяснил, что доктор велел ему ложиться спать на пустой желудок… - Михаилу Александровичу не пришлось в советском детстве изучать Талмуд, но национальная страсть к притчам и аналогиям жила в нем, отчего вся жизнь упорно ассоциировалась со старыми анекдотами. К тому же, он не хотел обижать супругу, признаваясь, что воздержание от ее стряпни дается легко даже без медицинских показаний. - Кстати, Мурочка, - ласково заметил папа, - тот диван, который тебе разонравился: не продавай его никому, я сам его у тебя куплю.
- Это что, - вмешался Даня, - тот самый диван, который ты взяла отсюда, когда они тебе квартиру купили?
- А что? - осторожно спросила Мура, намазывая на хлеб масло.
- А ничего. Я только хотел понять: значит, ты сначала взяла у отца диван, а теперь его ему обратно продаешь?
- Ну, это случайное стечение обстоятельств. - Мурка смутилась, и начала упорно разыскивать вилку в ящиках буфета. - Мама отдала мне его. В вечное ленное владение. А потом я захотела другой диван, и покупку того, другого - вожделенного, необходимо частично финансировать продажей этого, просто ленного.
- Мурка, я начинаю тебя уважать. Мам, вы не хотите и у меня купить что-нибудь из ваших вещей?
- Для того, чтобы было что родителям продать, надо сначала у них чего-нибудь взять, - резонно заметил Михаил Александрович. - Вот закончишь университет, купим тебе машину.
- Папа, уже три года назад, после окончания университета этой неподкупной личности было оплачено путешествие по всей Азии! - ревниво заметила Мура.
- Уже окончил? Три года назад? - в который раз обрадовался этой новости папа. - Смотри, как время летит!
- Миша, в следующую пятницу идем на демонстрацию! - напомнила Анна.
- Опять? - удивился Михаил Александрович. - Как сейчас помню, я только на днях по твоему указанию участвовал в демонстрации. Какие-то "Женщины в черном", по-моему.
Анна замахала руками:
- Ну так я и знала! Ты все напутал! Какие, в черту, "Женщины в черном"?!
- Тот-то я удивлялся, Аннушка, - кротко оправдывался Михаил Александрович, - зачем ты меня на эту демонстрацию послала. Я там, как бы это сказать, как-то странно выделялся…
- Ну это уж чистой воды сексизм! - воскликнула Анна, и вконец смутившийся папа поспешно отхлебнул горячего чая и схватил с блюда несъедобное печенье, да так и сидел с ним в руке, не решаясь под строгим взглядом супруги ни съесть его, ни выкинуть, пока смятый кусочек не сжевал тайком всеядный Джин.
Спускалась ночь, с цикадами, ясным звездным небом и далеким шумом шоссе Иерусалим-Тель-Авив. Мурка и Даниэль, валяясь на продавленных садовых шезлонгах, вспоминали как в детстве Данька боялся темноты, и как вредная Мура пугала его буквой "С", которая, они оба это знали, означала слово "страшилище", и как он упрашивал всех домашних помочь ему вынести в сад свой телескоп, и глядеть вместе с ним на кольца Сатурна, и как они всем тогда опостылели, эти кольца Сатурна… И про поездки в Крым, и про Кара-Даг, и про дом Волошина, и про совместные походы в Лазурную бухту… А потом воспоминания пошли вглубь веков, в самое раннее детство, про то, как они остались дома одни, а в дверь позвонили цыгане, и оба залезли под одеяла и тряслись там от страха до прихода невесть где таскающихся родителей. И как Мурка взялась гладить, а дедушка некстати вошел, и пришлось как ни в чем не бывало поставить утюг на стол, и стол уже начал дымиться, а дедушка все топтался по комнате, из-за него тогда весь дом едва не сгорел! Так до самого отъезда в Израиль и жили, с отпечатком утюга на столе. А дедушка до отъезда не дожил. А потом Данька вспомнил как они остались дома одни, и надели свои шубы и вылезли на балкон, несмотря на то, или именно потому, что мама перед уходом строго-настрого велела на балкон не соваться. И там лежала рыба, и они ее ковыряли палкой, и маме пришлось выбросить их шубы, провонявшие тухлой рыбой, потому что отчистить их оказалось невозможно. А Мурка страшно удивилась, и сказала, что прекрасно этот случай помнит, и что никакой рыбы там не было и в помине. Действительно, вылезать на балкон им было запрещено, а они полезли. И топтались в снегу, пока не промокли тапки, а потом страшно удивлялись - откуда мать, едва войдя в дом, и бросив взгляд на снег балкона, сразу догадалась об их вылазке. А Анна только головой покачала, и сказала, что рыба была, но совершенно свежая, и никто ее никакой палкой не ковырял, а шубы были отданы цыганке, потому что стали малы. И все замолчали и только диву давались, как это одно общее детство прошло так по разному у каждого из троих - у Мурки, Даньки и Анны.
* * *
Мура выбежала из дверей редакции на ступеньки и оглянулась, отыскивая Александру. Та замахала ей с другой стороны улицы из окна машины. Мурка плюхнулась на сиденье рядом.
- Ты чего вызывала? Что стряслось?
- А то и стряслось, что Артем ушел к Лине, психологине, к которой я его повела.
- Не может быть!
- Может, может! Я к ней в последние недели ходила, - вздохнула Александра. - Она так внимательно вникала во все мои проблемы, и мы с ней искали решения. Я ей рассказывала об Артеме, ну, просто как пример. Она пыталась убедить меня, что я сама виновата в том, что мы уже полтора года "он энд офф", я ей объясняла, что мне просто с ним ужасно не повезло. Она мне присоветовала привести его, и уверяла, что личная встреча поможет ей в разрешении моих проблем! - Сашка резко вставила первую скорость и нажала на газ. - Поедем в "Финк", меня Мули зовет уже целую вечность!
- Ну что ж, она-таки самоотверженно решила тебе все твои проблемы с Артемом…
- Да, это точно! А сегодня эта сука заявила мне, что она, мол, считает своим профессиональным долгом поставить меня в известность, что между ней и Артемом завязались личные отношения.
- Саш, так не бывает!
- Бывает! - горестно взмахнула рукой Сашка. - Она предложила мне продолжать наши встречи без него, заявив, что все случившееся никак не скажется на ее профессиональном отношении ко мне как к "пациенту"!
- Вот видишь, еще раз подтвердилось, что все психоаналитики - самые первые сумасшедшие.
- Да. Я ей заявила, что, увы, я не обладаю ее выдержкой, и на мое к ней отношение случившееся повлияет весьма сильно!
- Саш, а ты не хотела бы хотя бы поговорить с самим Артемом? Выяснить, что произошло?
- Да ну его, - отмахнулась Александра. - Он бесстыже заявил, что ему надоело все время скакать вокруг меня, и наконец-то он встретил человека, который заинтересовался им и его проблемами.
- Правильно, пусть он теперь выясняет все свои проблемы с Линой. По льготному тарифу.
- Ты знаешь, что я его совершенно не любила и сама все время собиралась бросить. В конце концов, это и была моя с ним проблема. Но это впервые, что мужик сам от меня уходит. Мне наплевать, ушел - ушел, у меня, собственно к нему даже мало претензий. Но меня потрясло ее предательство. В результате всего этого я лишилась совершенно необходимой мне терапии!
- Может, это и к лучшему. Страшная женщина. Втерлась бы к тебе в доверие, и чего доброго украла бы что-нибудь и поценнее Артема. Но ты должна подать жалобу в какой-нибудь профсоюз психологов, чтобы ее лишили лицензии.
- Какой лицензии? Чужих мужиков красть? - засмеялась сквозь обиду Александра. - По собственному опыту знаю, что это невозможно. И вообще, как ты себе это представляешь, что я пойду в парторганизацию плакаться, что эта кикимора у меня, у меня! - Сашка интонацией подчеркнула всю абсурдность происходящего, - мужика увела?!
- Ты что, Саш. Надо принять меры. Не в том дело, что кого-то увела, а в неэтичном поведении специалиста, воспользовавшегося твоим доверием. Разве так может поступать профессиональный психолог?
- Насчет неэтичного поведения, то это еще посмотрим, чье неэтичное поведение окажется неэтичнее, - задумчиво проговорила Сашка. - Для начала я этой выдре за последнюю сессию платить не буду. А сейчас я решила устроить нам "гёрлс найт аут"! Теперь тебе придется придумать, как мне жить дальше. - Сашка лихо зарулила на частную стоянку "Финка" с надписью "Посторонним машинам стоянка запрещена". Здесь она была не только не посторонней, а в доску своей.
Они вошли в полутемный бар, и минут десять было потрачено на приветственные возгласы и поцелуи с хозяином заведения Мулей и даже с новым милым официантом Гаем. Наконец, Мули усадил их за стойку бара и приготовил Муре свою знаменитую блади мэри, а Сашке ее любимый космополитэн.
- Зачем ты вообще к ней пошла? - не могла успокоиться возмущенная Мура.
- В последнее время я только валялась целыми днями, смотрела бесконечные российские сериалы, от которых даже сама себя запрезирала, и играла в тетрис, - начала свою исповедь Александра. - Все это вместо того, чтобы думать, как жить дальше и чем заняться.
- А чего тебе так было плохо?
- Ну, не то чтобы плохо, но меня все время точит мысль, что работа моя ненадежная и в любой момент, а точнее, когда-нибудь обязательно кончится, и что со мной тогда будет?
- Ну, Сашка, до тех пор ты обязательно выйдешь замуж за миллионера! Если, конечно, не познакомишь его сначала с этой Линой, - осторожно добавила Мура.
- Ага, до сих пор не вышла, а тут вдруг почему-то выйду.
- Ну просто не подворачивался достаточно милый миллионер.
- Я вообще начинаю опасаться, что красивых девушек в мире больше, чем желающих жениться на них миллионеров, - с горькой трезвостью сказала Сашка.
- Слушай, а я как-то раз столкнулась с одним совершенно заброшенным мультимиллионером, - вспомнила Мурка. - Это было на огромном торжестве, отмечавшем прибытие миллиона репатриантов. Свершение праздновалось министерствами с невероятной помпой, и почему-то разделить эту нашу радость были приглашены российский посол Бовин и украинский - Александр Майданник. Кстати, вот ты говоришь, Вадим никогда никуда со мной не ходит, а вот как раз на это мероприятие он почему-то рвался меня сопровождать!
- Ну а кто там миллионер-то?
- Да один из американских спонсоров Сохнута. По виду - такой совершенный Корейко, тщедушненький, застенчивый, все к стенкам жался. Ему принадлежал концерн по производству замороженных овощей "Санфрост", а в придачу трудолюбивый миллиардер еще управлял какой-то самолетостроительной компанией, не то Мак-Дугласом, не то Локхертом. Он бродил там такой одинокий и потерянный, мне его жалко стало, захотелось ободрить и обласкать…
- Мне бы тоже захотелось, - перебила Сашка. - Я даже знаю как…
- Да нет, я не то имею в виду, - отмахнулась Мурка. - По человечески. Он слушал какие-то дискуссии о смысле жизни среди подростков. Я ему говорю: "А вы не хотите подрастающему поколению что-нибудь назидательное рассказать?" А он мне так робко: "Нет, когда слушаешь, гораздо большему учишься…"
- Это он просто бесплатно не привык выступать. А Вадим-то где был?
- А Вадим случайно наткнулся там на какого-то своего знакомого в свите Бовина, и общался с ними. По-моему, Бовин ему свои больные колени демонстрировал. Я посольское колено тоже немножко пощупала. А потом я ходила с украинским послом, он был такой душка и красавчик. Ну и к тому же оба дипломата - и Бовин, и Майданник - бывшие журналисты, так что я вроде как с коллегами общалась. А миллиардер, видимо, за мое сочувствие проникся, прибился ко мне, и весь вечер таскался следом, и приходилось все время его всем представлять, но я его имя, хоть убей, запомнить не могла… А он еще больше смущался, и всех уверял, что ни он, ни его имя не имеют ни малейшего значения…
- Мурка, ты в следующий раз на сходку с миллионерами меня вместо Вадима бери. Уж я-то их имена не забуду. Но все же, давай оставим вариант миллионера как запасной, и решим, как мне все же жить оставшиеся годы девичества. Вот посмотри на тебя - ты и языки знаешь, и работа у тебя интересная, и ты такая умная! Ты, небось, не тратишь свое время так бесцельно, как я!
- Не фига себе! - Мура невольно засмеялась. - Видела бы ты меня в первую неделю после отъезда Вадима!
- Кстати, что от него слышно?
- Возвращается в следующее воскресенье.
- Мура, ты не обижайся, но я тебе честно скажу, мне кажется, что с Вадимом каши не сваришь…
Мурка упрямо тряхнула головой и сказала: