* * *
Сашка торопилась в Неве-Илан, на телестудию, где ей предстояло дать интервью русской программе, но все-таки свернула к заправочной. Оттягивать с заправкой не имело смысла - никаких чеков или получений в ближайшие дни не ожидалось. Надо будет зайти в банк и попросить Таля в очередной раз увеличить разрешенный минус. Процедура довольно унизительная, но в виду неопределенности ее заработков неизбежная. Последний раз, когда она просила ссуду на покупку машины, Таль был настолько суров, что страшно было снова идти к нему на поклон. С тех пор, правда, Александра вложила три солидных чека, но тогда же окончательно осознала, что достигла того возраста, когда женщине просто неприлично не иметь бриллиантов. Сомнительные украшения, надаренные ей Фимкой - не в счет. Хоть она и говорит всем небрежно, что браслет от него бриллиантовый, но в глубине души подозревает, что если действительно настанут тяжкие времена, эта бижутерия ее не спасет. Нет, настало время купить действительно настоящую качественную вещь, которую можно носить всегда и всюду. Тем более, что это будет даже неким вложением на крайний случай. Мама и Мура твердят, что она должна откладывать, вот она и отложит, ведь деньги разойдутся в любом случае. А так останется солидная вещь, имеющая абсолютную ценность! Ехидная Мурка заметила, что таким украшением должно быть кольцо от по-настоящему любящего мужчины. Но такого не нашлось, и поэтому Александра купила кольцо сама. Золото восемнадцатикаратное и бриллиант чистой воды - огромный, светящийся. Мерилин Монро правильно говорила, что бриллианты - лучшие друзья женщины. Теперь это кольцо всегда поддерживает и ободряет Сашку как символ ее союза с самой собой. Но Таль из банка А-Поалим всего этого не понял бы.
Молодой парень у ворот Неве-Илана потребовал предъявить удостоверение личности, чтобы сверить со списком имеющих право на въезд. Симпатичный секьюрити был явно моложе Сашки, и показывать ему удостоверение с нелестной датой рождения почему-то совсем не хотелось. Александра улыбнулась и, вызывающе закинув ногу на ногу, попросила позвонить в студию, и сообщить, что Александра де Нисс уже здесь. Пока ждали ответа, выяснилось, что строгий паренек родом из Киева, совсем недавно демобилизовался из Цахаля, и если бы Верочка, ассистентка продюсера, буквально через минуту не выбежала встречать гостью, он бы точно успел выпросить у Сашки номерок ее телефона.
- Ой, Сашенька! Как вы чудесно выглядите!
Добрая Сашка, ей-Богу, хотела бы тоже ответить комплиментом, но сама Верочка была невзрачной мышкой, с серенькими кудельками в мышином хвостике, такая вся замученная, с бегающими глазками, что у Сашки едва хватило духу ответить ей в том же духе:
- Верочка, а вы сами-то - как похудели! Как ваша жизнь? - по дороге в гримерную Верочка успела нажаловаться ей и на младшего - двоечника, и на старшего - лоботряса, и на безработного больного мужа. Сашке стало жалко безропотную дуру, и она от души посоветовала несчастной женщине:
- Верочка, да бросьте вы их всех! Зачем вы себя и свое здоровье на них губите! Вот увидите, сами прекрасно устроятся!
Но Верочка только жалко улыбнулась. Видно, решила, что Сашка шутит.
Аннет, гримерше, случалось в прошлом готовить Александру к фотосъемкам, она любила симпатичную девушку и, как и все Сашкины знакомые, была поверенной ее тайн и проблем. Женщины бурно обрадовались друг другу и расцеловались.
- Александра, ты - моя любимая модель! Я всем так и говорю, ни на ком грим так не лежит, как на тебе! Как твои дела? Почему круги под глазами?
- Не сплю, Аннет, не сплю. Заботы спать не дают.
- Почему? Оттого, что не спишь, счастье не придет! - громко, грубовато заметила Аннет, звеня браслетами и быстрыми движениями нанося штукатурку на Сашкино лицо. - Себя надо беречь! Вторые глаза кто тебе даст?
У Сашки едва не выступили слезы на глазах. Это простое женское участие, эти верные слова заставили ее пожалеть себя.
- Аннет, я сейчас плакать не могу. Но одно я тебе скажу: если не ты сама себе, то кто тебе? Поняла? Вот от этого и не сплю по ночам и маюсь.
- Что, все мужики - сволочи? - догадалась гримерша.
- Может где-то есть и порядочные, но все, что остались для меня - точно бракованные. Все смотрят, как бы не прогадать, как бы не дать слишком много, как бы не остаться с носом…
- Говнюки! - жарко прошептала Сашке в лицо гримерша, подкрашивая ей ресницы. - Тебе нужен мужчина щедрый, богатый, веселый!
- Верно, Аннет, верно! А где его взять?
- В том-то и дело! - сокрушенно вздохнула Аннет, сама не от хорошей жизни третий раз замужем. - Слушай, хочешь, я познакомлю тебя с отличным парнем? Хозяин бутика!
- Какого бутика? - невольно заинтересовалась новой кандидатурой Сашка, но тут влетела переполоханная Верочка и увлекла Сашу к продюсерше Вике. Вика, полная решительная усатая дама в темном костюме, умевшая, по обстоятельствам, сочетать уверенность военачальника с угодливостью придворного, благосклонно приветствовала гостью.
- Сашенька, замечательно выглядите. Вас сегодня Володя будет интервьюировать. О чем он с вами сегодня поговорит? Какие у вас последние проекты?
- О, вы знаете, Виктория, мне очень бы хотелось рассказать нашим зрителям о замечательном музыкальном проекте для детей, в котором я сейчас участвую, - зачастила Сашка.
Собственно, участие ее заключалось в сопровождении на концерты инициатора этого проекта, состоятельного американского филантропа, но Том наверняка будет благодарен, если она представит его благое начинание русской публике - основному поставщику музыкальных талантов. Но посреди болтовни Сашку вдруг осенило:
- Вика! Вы знаете, как я люблю вашу передачу, и что я ваш регулярный зритель! И я много думала, и давно хотела вам предложить… Вы в этом году устраиваете специальную передачу на День Независимости? Как смотрите на то, чтобы я приняла в ней участие? В смысле - вела ее? Мы могли бы задействовать в ней и наших детей-вундеркиндов!
- Ой, Сашенька, это было бы чудесно, - смешалась Вика. - Но вы знаете, это ведь требует согласования сверху. У нас уже все так давно решено и расписано… А вот и Володя! Володечка - передаю вам нашу Сашеньку, обращайтесь с ней бережно. - И начальница барственно, хоть и поспешно выплыла из кадра.
После съемок Сашка позвонила Нимроду и сообщила, что ждет его в кафетерии. В рабочее время Нимрод был вторым человеком на канале и Сашкиным любовником. А после работы - отцом семейства. Это он "посоветовал" Вике проинтервьюировать в русской программе замечательную русскую манекенщицу. Может, кафетерий на телевидении и не являлся достаточно конспиративным местом - все вокруг сплетники и завистники, но Сашке не терпелось обсудить с ним свою новую гениальную идею - попробовать себя в качестве ведущей на русском телевидении.
- Что ты об этом думаешь? Нимрод, ты же специалист. Правда, отличная идея?
Нимрод устало закурил и спросил:
- А командовать парадом Дня Независимости ты не хочешь?
- Каким парадом? - опешила Сашка, и выставила вперед ногу в новой босоножке с веревочными переплетениями. Она знала, что вид ее ног служит сильным аргументом в любом споре.
- Таким. На Красной площади.
- Причем здесь Красная площадь! Сейчас очень принято, чтобы известные лица были на экране. Я - лицо русской общины!
- Слушай, Вика и так мне сделала одолжение с этим твоим интервью. Передачу уже отдали вести Соне.
- Вика меня полчаса благодарила за интервью! Это ты ей сделал одолжение! - не спустила ему Сашка. - А Соня, между прочим, говорит по-русски с украинским акцентом.
- Этого ни я, ни Ицик не слышим.
- Ага, вы не слышите, а над нею вся русская улица смеется, и никто не понимает, как вы могли такую ведущую выпустить на экран.
- Она - профессионал.
- Я тоже профессионал. - Сашка надула губки.
- Да, - гадко хохотнул Нимрод. - Но кое в чем другом.
- Нимрод! - Сашка обиделась. - Я никогда тебя ни о чем не просила! ("Внимание и отношение не в счет", подумала Сашка про себя) В кои-то веки нужна твоя помощь! Советы, профессиональное руководство, связи. Но я вижу, что ты не веришь в меня, не уважаешь меня, не видишь моего потенциала и ничего не готов для меня сделать!
- Очень даже вижу твой потенциал, но совсем в другой области. Ты ведь модель, чего тебя тянет на экран?
- Мне необходимо найти себе новое поле деятельности. То, которое сможет остаться со мной в будущем.
- Хочешь, я останусь в тобой в будущем?
- Это зависит от того, какое будущее меня ждет, - многозначительно сказала Александра. - Ты - первый заместитель директора канала и можешь мне помочь…
Нимрод покачал головой.
- Пойми, я должен думать о репутации канала. Меня засмеют, если я тебя пропихну на экран, все сразу заговорят…
- Пусть говорят. - Сашка дернула плечиком. - Нимродик, ну обещай…
Александра знала, что мужчин надо заставлять о себе заботиться. Потому что сами не догадаются. А ей в жизни надо иметь что-то с собственной доброты и сговорчивости. И Саша умела это делать: надо только дать им понять, что это в их собственных интересах.
Разумеется, в конце концов Нимрод обещал свое содействие, и они договорились о следующем свидании. Только после этого Сашка ушла, красиво переступая стройными ногами в новых босоножках, и даже умудрилась сунуть свою визитку симпатичному парнишке на воротах.
Из Невей- Илана Александра поехала в Тель-Авив на съемки. По дороге будущая телеведущая принялась прикидывать в деталях, как бы она вела праздничную программу на День Независимости. И не только о том, что бы она одела, и каким боком повернулась к камере. Нет, Сашка много почерпнула от Опры Винфри, недаром смотрела все ее передачи последние полгода. Опра - настоящий профессионал, и Александра смогла бы быть такой же - дружелюбной, с шармом и очарованием. Обида на Нимрода, которого пришлось униженно умолять о такой мелочи, все еще тревожила, но она твердо решила об этом сейчас не думать. Сашка научилась этому еще в юности, прочтя роман, определивший ее судьбу - "Унесенные ветром". Скарлетт О’Хара говорила: "Не буду думать об этом сейчас. Я подумаю об этом завтра". И от нее Александра научилась быть легкомысленной и решительной. Легкомысленной - это значит не терзать себя этой извечной еврейской манерой переживать по поводу будущих гипотетических неприятностей. Чаще всего те вещи, которых так боишься и которые предвидишь, они-то и не случаются. То, что случится, того заранее знать нельзя. Поэтому в момент покупки очередной дорогой прихоти Сашку всегда охватывает уверенность, что все как-нибудь непременно устроится. Прочитав "Унесенные ветром" Александра решительно развелась в первый раз, с мальчиком-сокурсником, за которого сгоряча выскочила замуж на первом курсе инженерно-строительного института. И институт, и мальчик - все оказалось юношескими ошибками. Вот так ей стало ясно, что бояться жизни нельзя, и надо все начать заново. Мурка правильно говорит, что жизнь чувствует пугливых, как чувствуют страх собаки. И на трусливых жизнь лает изо всех подворотен. А если ее, жизни, не бояться, то она будет уважать, и не тронет. Это Муркина философия, но Сашка усваивает мудрость отовсюду, где бы ее не нашла, и в течение дня она живет, как Скарлетт О’Хара - решительно и бесстрашно. Только по ночам ее охватывает паника.
Но сама Мурка, пожалуй, чересчур отважная. Она твердо рассчитывает только на себя, и верит в себя. Но ведь мужчины это чувствуют, каким-то науке пока неизвестным способом. Эта самодостаточность Мурки отталкивает от нее мужиков. Ну кого она себе нашла? Вадима, который не хочет и не может позаботиться не только о ней, но даже о себе самом. Сашка недовольно сморщила носик: один раз она побывала в его конуре, сопровождая Мурку, и это оказалось никакое не элегантное жилище холостого космополита, как она представляла до этого, а вонючее гнездо бомжа. Да и сам космополит - интересно, когда он последний раз мылся и причесывался? Это все результаты современного оголтелого феминизма - бабы находят себе таких мужиков, за которыми надо ходить, как за малыми детьми. Сами кавалеры не в состоянии ни ухаживать за своими женщинами, ни бороться за них. Просто сидят себе в своей норе - кто пришел, тот бери и пользуйся… И к тому же, у всех этих интеллектуалов существует какая-то обратно пропорциональная связь с элементарной гигиеной. Конечно, они все эрудиты, но почему у них у всех такие унитазы вонючие?
Александра - противник феминизма. По ее мнению Мужчина призван защищать свою Женщину и заботиться о ней. И то, что она всю свою жизнь (ну, не считая краткого эпизода глупого второго замужества за новым русским, ошеломившим ее, тогда еще совсем молоденькую и глупенькую, шубами и ресторанами, и кончившимся его гибелью, а ее поспешным сматыванием удочек в Израиль) заботилась о себе сама, это страшная несправедливость судьбы. Интересно, вышла бы Мурка замуж за мужика, который присылал бы за ней машину с охраной и запретил бы ей работать? Нет, надо отдать Мурке должное, - вряд ли. Да и Александра ослепилась этим вариантом только по глупости лет. И сегодня она ни в коем случае не согласилась бы засесть дома и менять детям пеленки. Нет, конечно, женщина должна работать, но не в кассе же, и не секретаршей. А, например, моделью, или актрисой, или телеведущей, или, на худой конец, журналисткой. То есть - быть на виду, реализовать свой потенциал, жить полной жизнью, встречаться и общаться с людьми. А Мужчина должен избавить ее от необходимости переживать о завтрашнем дне, о старости, о следующем контракте, о быте. Тот новый русский в Сашкином прошлом был, конечно, совсем не тем вариантом. Он не открывал ей никаких ходов, а просто покупал ее. И очень скоро с ним стало страшно, и он стал противен. А избавиться от него добром оказалось совершенно невозможно. Саша не любит об этом вспоминать, но иногда, очень редко, наедине с самой собой, она гордится тем, что сумела вырваться из этой жизненной ловушки, не постояв за ценой… Задерживаться в Воронеже не стала, моментально репатриировалась в Израиль, оставив позади себя весь кошмар разборок русского бизнеса. Ей просто исключительно повезло, что все кончилось так благополучно. Для нее, во всяком случае. Грех так говорить, но он сам в этом виноват. И Сашкины мысли снова перешли к более приятным материям - шубы у Сашки остались, жаль, что здесь, в Израиле, от них мало прока…
В тель- авивской фотостудии весь грим с Сашки сняли и новый наложили. Волосы опять пересушили, так недолго и лысой остаться. А потом все пошло, как всегда - ассистент менял освещение, Сашка вертелась, тощий фотограф корячился на полу, сладострастно шепча: "Липс, липс, гив ми седактив липс!" и щелкал камерой, когда Сашка закидывала голову и смеялась.
* * *
Вадим уехал. Жизнь остановилась. Единственная цель, которую ставила перед собой Мурка, - дотянуть до ночи. Один вечер удалось провести у Шмулика и Симоны, на второй сходила на день рожденье к Таньке. Оба раза вернулась домой поздно, полупьяная и сразу завалилась спать. Сон коротал время, но следующий день опять надо было как-то изжить. Если бы ей предложили заснуть, и проснуться, когда Вадим уже приедет, она согласилась бы немедленно. Даже тот многозначительный факт, что он оставил ей свою машину, и Мура собиралась приехать на ней встречать его в аэропорту через месяц, не облегчил разлуку. Но все же красненький Опель - маленькая частичка его - остался у нее, как талисман. В салоне машины ей чудился присущий ему запах, и поэтому страдать в ней было особенно упоительно-мучительно. Мурка сразу полюбила этого "Конька-Горбунка", и даже вымыла его. И прибрала внутри салона. В бардачке ей попались на глаза несколько смятых грязных листочков, на которых было что-то напечатано на иврите. Она мельком взглянула на них, удивленная, что у Вадима завалялось что-то на языке, которым он владеет слабо, и увидела, что это были какие-то внутренние документы из министерства внутренних дел о планируемых закрытиях четырех палестинских учреждений в Восточном Иерусалиме и конспекты каких-то переговоров с американскими представителями по этому вопросу. Мура подняла брови - что это, как это сюда попало, и зачем это Вадиму? Не решившись выбросить эти листки, она положила их обратно, намереваясь при случае спросить его об этом.
Время не двигалось. Каждое, самое крошечное событие стало сопровождаться отсчетом: вот этот хлеб я купила, еще когда Вадим был здесь, думала Мурка, дожевывая последнюю горбушку. Вот вымылся пол, по которому ходил любимый, заехавший за ней перед выездом в аэропорт. Вот выброшен мусор, в котором был еще пакетик от чая, которым она поила его тогда. Естественно простыня, ставшая ценнейшей реликвией, не будет сменена до тех пор, пока они оба снова не окажутся на ней. Мурка надела на руку цепочку и обещала себе снять ее только после его приезда. Она напевала трогательную песенку Новеллы Матвеевой: "Когда же, наш мимолетный гость, Ты умчался, новой судьбы ища, Мне было довольно того, что гвоздь Остался после плаща…" и жалела себя. Страдание набирало силу. Большую часть свободного времени она проводила в кровати, обняв подушку. Шторы держались плотно задернутыми, пился кофе, курились сигареты, драли душу "Вайя кон диос" и "Stronger then pride" Шадей. С пяти пополудни мученица переходила с кофе на красное вино. Но вечером окна все же распахивались, чтобы впустить свежий воздух, а с ним в комнату врывались энергичные шаги, веселый смех, чужие голоса, музыка… Весна бурлила, темнота соблазняла, воздух пах апельсиновым цветением, выхлопными газами, духами. Люди общались, любили, веселились на улице под Муркиными окнами, и только ей совсем не доставалось ни крохи жизни. "Все везде, а я нигде", - тосковала она, сидя на подоконнике с сигаретой и бокалом каберне.