Потом завертелось… У Зои ничего страшного не нашли. Покой, хорошее питание, свежий воздух и про таблетки не забывать – вот и все лечение. И очень кстати подобрался ее юбилей, который служащие женщины изо всех сил скрывают, а Зоя, как все неслужащие, радуется, что ей теперь полагаются хоть небольшие, но свои рублики. Да еще привезли глянцевый журнальчик с его интервью и цветными фотографиями. Специально выбрал семейные. Пожертвовал даже той, где его бородатое лицо очень неплохо смотрелось на фоне красных капель рябины. Осенью приезжали корреспонденты. А что еще можно подарить… чем можно порадовать женщину, с которой прожил тридцать лет…
Сразу после праздника пришлось решать, соглашаться ли на один из директорских постов в крупной газовой компании… Покупают?.. Но до сих пор всегда удавалось проартикулировать свою независимую позицию… Поехал на ежегодное собрание – своими глазами посмотреть на тех, с кем придется работать. Организмом их пощупать. Поздно лег…
Проснулся от звонка. Со сна не сообразил подождать, пока включится автоответчик, помогающий сортировать визитеров. Поднял трубку.
– Разбудила? Извини… Почти десять… Я думала, ты уже встал. – Виноватый голос. Марфин. – Я узнать, как ты себя чувствуешь, как дела?
Посмотрел на часы – без десяти десять. Не смогла дождаться даже десяти… Видно, все утро терпела. Ну, тут коротко не отделаешься. Надо хотя бы мочевой пузырь освободить, если так глупо в плен попал.
– Ты не по мобильнику? Можешь подождать?
А, у нее и повод есть для звонка – разузнала, как латиницей пишутся имена партийных боссов. Ну, диктуй… Спрашивает, был ли он вчера на газовой тусовке – показалось, что мелькнул в телерепортаже. Ну, был. Рассказал про предложение директорского поста – может, у нее есть какие-нибудь соображения по этому поводу. Почему не послушать умного человека. Но по голосу слышно, что Марфу захлестывают эмоции. Какие уж тут мысли…
– Раз зашла речь о телевидении… – Дубинин сделал еще одну попытку вытащить Марфу из эмоционального болота. – В субботу покажут "Линию жизни" – помнишь, издатели обязали меня выступить. Для раскрутки тиража.
– Знаю – видела в программе. Я еще удивилась, что ты меня не позвал на запись.
– Очень не люблю выступать перед знакомыми. Особенно перед родными. Всегда, когда ты приходила, я был собой недоволен. Мне кажется, что прокручиваю одну и ту же пластинку…
– А мне всегда интересно тебя слушать…
Стоп, стоп! Сейчас польются чувства… С утра – это уж слишком…
– Я вчера рано ушел с собрания. Чтобы пешком пройтись по местам, где в молодости работал… Иду, а впереди – Медяков… Говорит, отказался от поездки на Тайвань: китайцы могут за это объявить врагом и к себе потом не пустят. Я про себя усмехнулся: интересно, сколько он собирается жить… Я, наверное, поеду. Чтобы отвлечься от работы… Утром думать, что выбрать на завтрак… Здесь же приходится решать не такие легкие вопросы…
– Я буду не я, если не спрошу: как бы ты отнесся к человеку, который перед Новым годом обещал встречу… – В Марфином голосе послышалась угроза…
– Сейчас повидаться не получится. Я все время работаю, вглубь копаю… такие пласты идут. Мне ни с кем не хочется разговаривать.
– Но если бы с тобой так…
– Надо переждать. Ты правильно сделала, что спросила. Бывает, не стоит – нарвешься на хамство, но здесь ведь другое.
– А ты не думаешь, что можешь меня потерять?
– Нет, не думаю. И не хочу.
– Ты превратился для меня в больное место. Такое хирурги советуют удалить…
Женский шантаж… Чтобы не думать о Марфе плохо, надо сейчас же это прекратить. И самым своим ласковым тоном произнес:
– Ну ладно, мне пора умываться, чай пить.
Черт, к вечеру выяснилось, что надо переговорить с Муратом. По телефону – плохой вариант.
В контору зайти?
Но там Марфа… Один на один не получится. И вообще при ней лучше никаких комбинаций не засвечивать… Сболтнешь – она так высокомерно взглянет… Расхолаживает это. Сердечность вредна.
Позвать Мурата в ресторан? Еще взбредет в голову, что его покупают… Упрется. Самое лучшее – как бы нечаянно встретиться… Завтра в их конторе годичное собрание. Придется приехать. Во время фуршета и обсудим. Когда клиент будет чуток подшофе.
Глава 33
Мурату пришлось заводить будильник: талончик к пульмонологу был только на десять утра, остальные уже разобрали те, кто поопытнее и попрытче. Предстоящее насилие целую неделю сидело занозой. И конечно, отключиться вчера удалось лишь после белотоминала и седьмой таблетки феназепама. В четыре ночи было дело. Из-за кромешной темноты Мурат, не отнимая голову от подушки, поднял правую руку, нашарил провод, вдавил кнопку – вслепую побоялся опрокинуть или разбить стакан с водой. Яркий свет ударил по зажмуренным глазам.
Еще одна оплеуха…
Заснуть бы сейчас и больше уже не просыпаться.
Сестра моя – смерть…
Нет и никогда не было у него сестры.
Только-только погрузился в небытие – непрерывный звон. Прежде чем разлепить веки, Мурат постучал зубами друг о друга, потом языком нажал на передний резец… Уф, боли нет. Отлегло от сердца. Можно цеплять старый протез…
Теперь кашлянуть. Кх, кх… Вроде в нутре не режет…
Кажется, все более-менее нормально, так нет же – всплыла та чертова прогулка.
И зачем остановились?! Это все жена со своей сердобольностью! Решила, что люди просят о помощи. А они оказались торговцами. Нет регистрации. Возвращаются к себе в Молдавию и вот отдают совершенно новую дубленку. Якобы натуральная овчина. За копейки. На улице, мол, примерять нельзя – мусора заметут.
Зашли в подъезд, надел. Сидит нормально.
Жена всегда просила его молчать, когда она торгуется. Вот он и не вмешивался. Цену сбавили. Почти в десять раз…
Когда покупательский морок исчез, то есть через час, пошли вдвоем на ближайший меховой рынок. Похожая дубленка, даже погрубее, стоила там на тысячу дороже. Но только обе они оказались искусственными. Что Мурат тут же и ощутил на себе. После получасовой прогулки по морозцу в спине засел холод – никак не избавиться.
Пришлось вот тащиться в поликлинику… Может, все-таки обойдется – туберкулез не проснется…
Тогда пойдет на конторское собрание. Что Дубинину-то от него понадобилось? Почему не через Марфу решает свои проблемы? Они поссорились?
Понаблюдаю!
Мурат повеселел.
И врачиха ничего страшного не услышала в свой фонендоскоп. Как обычно – анализы, рентген… Но на эту вахту – с понедельника, а сегодня расслабимся…
Чтобы выбрать хорошее место для наблюдения, Мурат не сразу прошел в небольшой зал. В дверях его обкурили, но зато дождался Марфы. Не глядя по сторонам, она полетела в последний ряд, пока еще совсем пустой. Заняла стул в середине. К ней тут же подсел высокий черноволосый парень. Со спины не поймешь кто.
А народ уже шел потоком. Как бы не пришлось стоять… Мурат поторопился. У стенки, справа от двери, стояло несколько стульев. Перпендикулярно к основным рядам. Отличный обзор обеспечен. Не только видно, но и слышно всех.
Ага, Дубинин пожаловал. Задержался в дверном проеме. Застопорил движение, а ему хоть бы хны… Помахал рукой в разные стороны, как кинозвезда, дождался, когда Марфа оторвет взгляд от своего собеседника и его заметит. Хм, не разулыбалась, как обычно, а хмуро кивнула и продолжила разговор…
Наверно, прочитала интервью Дубинина в глянце… Сколько она ему помогала, а он – "я всегда работаю в одиночку". На фотографиях – жена за рулем, жена на кухне, жена вышивает, а он – у нее за спиной. И половина слов – про любовь. Мужчине, мол, смерть не в смерть, стоит ему хотя бы мельком увидеть молодую цветущую женщину. Это явно не про теперешнюю Марфу…
Что же дальше? Дубинин тоже пошел в последний ряд, по пути останавливаясь и здороваясь за руку почти с каждым, в том числе и с Муратом.
Тем временем с Марфой заговорила редакторша из "Современной экономики". Когда и она ушла, Дубинин быстро передислоцировался на опустевший стул. Довольно громко балагурил насчет того, как четко работает их контора по сравнению с конкурентами… О ком-то другом Мурат сказал бы – подлизывается…
Марфе это тоже не понравилось, и она сама стала что-то ему рассказывать. Сперва не было слышно. Видно, и Дубинин не все слова разбирал. Да, он же говорил, что после простуды приоглох на правое ухо… Марфа привстала, предлагая поменяться местами. Но он отказался двигаться, и тогда Марфина речь зазвучала так громко, как будто они тут одни. Правда, ничего интересного.
– …Однажды Корней Чуковский отказал тетке, которая напрашивалась к нему в гости, – чуть обиженно говорила Марфа. – Мол, в доме дифтерит. Не успела она отойти, как он обнимает какую-то дамочку и приглашает к себе. Тетка возмущается: как так? А Чуковский на голубом глазу отвечает: для кого дифтерит, а для кого – нет дифтерита…
При чем тут дифтерит? И Дубинин, видимо, не понял. Сидел молча с отсутствующим лицом. Вдруг впереди началась небольшая заварушка. Шеф конторы и его зам выводили из зала брыкающегося старикашку. Как тот вообще сюда попал?
А Марфа, погруженная в заварушку своих собственных чувств, не выдержала долгого молчания соседа. Спросила, чему он ухмыляется.
– Тут чайник пришел с улицы, пнул твоего шефа… Я не видел, то ли в пах, то ли по ноге. Это болезненный удар, – с явным удовольствием объяснил Дубинин. – Посмотри, как все оживились. Драка возбуждает.
И внезапно он сам оживился, вскочил, замахал рукой кому-то. "Сюда! Сюда!" Мурат обернулся. В зал протискивалась чета Медяковых. Для них берег слышащее ухо? Сосредоточенные на поиске места, супруги не сразу заметили дубининское приглашение, и он, всегда такой сдержанный, почему-то суетливо выкрикнул их имена… Развернувшись к ним, заслонил Марфу своей широкой спиной…
Мурату, чтобы не пропустить ничего важного, пришлось наклониться вперед. Неужели Марфа так его любит, что и это стерпит?
Медякова все что-то говорила. Мурат не расслышал, но догадался: сообщила, что согласилась про Дубинина написать… Из-за чего еще его лицо так расправилось, посветлело…
А собрание уже шло своим скучноватым ходом, который Дубинин время от времени комментировал вслух. Балагурил все в том же шутливо-похвальном духе. И Марфа не выдержала, сорвалась. Знакомо… Вот так же терпит, терпит какого-нибудь дурака-визитера, а потом вдруг правду-матку ему в лицо и выложит. Глаза горят, щеки раскраснелись…
Гневным шепотом выкрикнула, глядя прямо перед собой – в никуда смотрела, а не на Дубинина:
– Мне больно… ты пренебрегаешь мной как женщиной и ведешь себя со мной как с конторским функционером… Чужим… Это неаристократично – выносить за скобки человеческие отношения! Ты роняешь себя… Господи, как хочется вон отсюда!
Птица в клетке… Не надо было вглубь забираться!
Все на них обернулись… И тут всегда такой невозмутимый, спокойный Дубинин задергался. Подскочил прямо со своего места: "Что? Что! Я не слышу! Сядь слева!"
Марфа сердито качнула головой, тогда он резко развернулся к ней левым ухом, но она не повторила на бис свое выступление, а молча полезла в сумку, оторвала клочок бумаги – громко вышло, опять несколько человек обернулось на шум – и стала быстро на нем что-то писать.
Писать, зачеркивать.
Прочитала, шевеля губами, скомкала листок и сунула его в сумку.
Больше они друг на друга не смотрели. А ведь еще целый час просидели рядом.
Когда заседание кончилось и все встали с мест, Марфа все-таки открыла рот, сказала Дубинину: "Я ухожу, давай попрощаемся".
"Уходишь?" – бездумно и безразлично к смыслу вопроса повторил он и вежливо так посторонился, чтобы пропустить даму вперед.
А куда ей идти? В дверях затор. Все рвутся наружу, к накрытым столам.
Но видимо, стоять за его спиной тоже несладко, и она пошла назад, чтобы через другой ряд пробраться к выходу.
А Дубинин, не торопясь, как ни в чем не бывало спустился в банкетный зал. Набирая на тарелку разных вкусностей, направо-налево добродушно советовал попробовать рулетики из баклажанов с ветчиной и сыром. Сам ел с аппетитом… Под стопку "Абсолюта" ласково поговорил с Муратом о следующем контракте.
Не подумаешь, что рядом с ним только что разыгралась такая буря…
Глава 34
С первого ряда, который студенты занимают, только если больше сесть некуда, на Филиппа слишком внимательно смотрела женщина. Вроде бы незнакомая? Немолодая… Кожа под глазами уже пошла морщинами, тело небогатое… Английский костюм и водолазка, подпирающая острый подбородок, – как шлагбаум на пути у мужских мыслишек… Какая-нибудь доцентша собирает материал. Что запомнит, то и напишет в своей статье. Теперь ведь с университетских преподавателей требуют научных публикаций. Плагиат… Пусть…
Но после лекции доцентша не смылась потихоньку, как другие, а подошла к Филиппу:
– Не узнаешь?
Господи, нет для него неприличнее вопроса. С детства отвратительная память на лица. Стеснялся, стеснялся, а потом стал взбрыкивать.
– А должен? – устало спросил он. Выложился же на лекции.
Увы, должен был… Черт, не узнал! Сильно постарела однокурсница. Замуж так и не вышла, детей не завела…
Да, именно она незадолго до диплома зазвала его к себе в сталинский дом на Земляном Валу, доверилась без выпендрежа и, за отсутствием в тот момент реальных соперниц, продержалась рядом около года. Отношения скопытились еще до появления Марфы. Сама же объяснила то, о чем двадцатидвухлетний любовничек по беззаботности и не задумывался: "В тебе одна чувственность, никакой чувствительности… Наверное, тебе нужен кто-то получше".
Оказывается, не бывает законченных романов…
Дома Филипп уже был в полном порядке. Один, совсем один. Накропал страницу – можно расслабиться, отвлечься, музыкальный центр оживить, нажав на серенький пульт. И до Марфы рукой подать – черный "Сименс" лежит рядом.
Но лучше не звонить лишний раз в контору. При Мурате она все равно не может говорить с полной свободой. Да еще вдруг застанешь ее растерянную душу врасплох: все-таки ждет-то, наверное, дубининского звонка. Столько будет надежды в ее приглушенном "алло", а это всего-навсего он.
Умерим эгоизм, а наш кайф – он всегда впереди. Надо только встретить Марфу у метро, перетерпеть ее первоначальную опечаленность, аккуратными вопросами вывести наружу и обезвредить мелкие текущие огорчения.
Но ее хроническая грусть… Она никуда не девается.
Как это лечится? Пробовал даже изучить на себе, прививал-прививал себе душевный недуг, а все равно остался здоровым и в основном счастливым человеком.
Стоило Филиппу погрузиться в негу – как тревожно запищал телефон, а потом затараторил в ухо голосом свояченицы. Мария… Привет на горке!.. Хорошо, хоть не прямо в дверь звонит, а с вокзала. Через час будет.
Есть чем ее накормить?
Конечно, есть. Марфа утром хачапури понаделала, как будто в расчете на незваную гостью.
…Широкое ватное пальто перегрузило вешалку, гвоздь прогнулся, и хлипкое сооружение рухнуло бы, пришибло обоих, но Филипп успел прижать стойку к стене. Лишь рядом с Марфой он всегда так неловок…
Дорожная сумка свояченицы, вроде и невеликая, заполнила прихожую наполовину. Заметив, как много пространства ей требуется, Мария поспешила успокоить насчет времени:
– Я только переночую. Завтра утром в Париж отправляюсь.
Филипп повеселел:
– Ну ты даешь! Молодец! Давно пора.
Не дождавшись новых вопросов, Мария продолжила самоотчет:
– Еду в христианский тур. Автобусом по Европам. Махнула рукой на все. Пусть мои там перебиваются как хотят. Я теперь живу по высшим законам. Не то что Марфа. Она так и прохлопотала всю жизнь, служа только семье.
Не только…
Этого вслух Филипп, конечно, не сказал.
– А ты тоже ведь в церковь не ходишь, – пошла в атаку воинствующая неофитка.
– Слушай, Маш, это же очень личное дело, почти интимное…
– Не нужно интима никакого. Попробовал бы вместе со всеми, в общей молитве… Стою, и мне так хорошо, так хорошо! И ничего больше не нужно.
Филипп уже забыл, что и ему совсем недавно тоже было хорошо.
Эх, Марфу теперь не пойдешь встречать – лучше лишний раз не обнажать их интимную жизнь.
Пошагает она от метро до дома одна, с опущенной головой. И при сестре свою боль ей скрывать придется.
Горько Марфой быть, Марией – сладко.
Ключ в дверном замке жалобно провернулся…
Глава 35
Низок раб наслаждения.
"Мне хорошо…" Это не цель, это средство, это только хворост. Годится, чтобы кинуть в топку труда или самоотверженной любви…