Безвольное тело, не откликающееся ни на какие прикосновения, было неподъемным. На руках перенести его в спальню у Мурата не получилось – пришлось тащить на закорках. Когда он переваливал отключившуюся Марфу на кровать, ее тяжесть перевесила, и он свалился прямо на нее. Голова угодила в ложбинку между ее большими мягкими грудями, а его спина так раздвинула ее длинные ноги, что неширокая льняная юбка затрещала. Вот-вот порвется.
Оставлять следы негоже…
Мурат мигом сгруппировался и сполз на пол, но нервы хребта зафиксировали твердый холмик с обрывом в бездну. Которая притягивала.
Он склонился над Марфой… Аккуратно скатал ее юбку от подола до талии. Белизна трусов ударила по глазам. Сдернул их, зажмурился и ухватился губами за голые, теплые розовые края. Чтобы не сорваться в никуда.
Мгновенная разрядка.
Давно с ним такого не было. С юности.
Стоя под душем, Мурат пока еще не думал, что – дальше. Фантазия рисовала киношные картинки, в которых принимают участие двое: он и живое, отзывчивое тело спящей пока женщины.
Мысль лихорадочно заработала: а если она вырвется? Проснется и сбежит?
Ни за что!
Привычная раздвоенность пропала. Внешний человек перестал озираться на тайного, внутреннего. Осторожного, застенчивого, с детства боящегося, что его в чем-то разоблачат.
В чем-то…
В школе приходилось помалкивать о родне. Матушка в тюряге, дядька, родной ее братец, тоже, отчим и тот в заключении. А реального отца перед самой войной замели, сунули в штрафной батальон, где он и сгинул за месяц до рождения Мурата. Никакой политики – чистая уголовщина…
С такими родственничками пацану светила неплохая карьера в криминальном мире родного Ставрополя. Но воровать побоялся…
Мурат натянул адидасовские шаровары, майку на мокрое еще тело, кинулся в гараж и – в Москву! Вспомнил, что дома в ящике письменного стола валяются наручники. Подарили лет шесть назад после гуманитарного визита в Матросскую Тишину. Тогда модно было заботиться о мучениках российского беззакония. Свыше разрешенное фрондерство.
Ночь, а внутри Кольцевой уже не полетишь – полно машин. Скорость больше не уносила Мурата от белизны, подпертой ляжками, которые успело подрумянить майское солнце. Он помнил, как натягивал на Марфу трусы… А не забыл ли одернуть юбку? Почему-то это было очень важно…
На Новом Арбате попробовал отвлечься. Поглазел на то, как из только что отремонтированного и перестроенного кинозала весенними журчащими ручьями растекалась толпа – кто к припаркованным на тротуаре машинам, кто в соседние кафешки. Некоторые останавливались, чтобы закурить и с кем-нибудь созвониться: куда бы теперь намылиться? Как будто никому спать не хочется. Пир продолжается.
Другая, незнакомая Москва! Мурат открыл ее для себя, когда снова сел за руль – дачная жизнь потребовала. Раздражало, что теперь он не мог присоединиться к гуляющим – пить-то нельзя, а без десятка-другого промилле алкоголя в крови ему неуютно, неловко среди людей.
Завидовал им.
Но только не сейчас. Сейчас пусть их самих жаба душит…
Глава 4
Когда работа вчерне была закончена, Федор посмотрел на сделанное со стороны. Задумался о тех, кому оно попадет в руки. Чтобы одобрили конкретные люди, придется чуть подпортить список компаний: дело застопорится без заинтересованности исполнителя – хотя бы отдаленной, опосредованной. Найдется тысяча причин. И это еще не коррупция. Это природные силы, которым всего лишь не надо позволять распоясываться. Держи их под контролем – так они еще и поработают на тебя.
Дубинин крепко зажмурил глаза – из уголков, как сок, выдавились слезинки. Сцепил руки в замок, вскинул их над головой и потянулся до хруста в суставах. Неплохо потрудился. Заслуженная радость раздвинула губы в радостную улыбку, ничуть не самодовольную.
Второе июня, темнеет все позже и позже – еще видна бузина, вместо забора тесно посаженная по краям его большого участка. Je prends mon bien ou je le trouve. Ухватил чужую идею, внедрил: дедки в электричке вспоминали, что в старину крепкие хозяева защищали свои наделы колючими кустарниками. Чужак не проберется, зацепится.
Вроде бы устал, но не прилечь хочется, а двигаться. В Москву потянуло. Где сумка? Ортопед посоветовал не носить тяжести, и Федор полгода обходился пластиковыми пакетами, которые рвались иногда прямо в дороге. Неудобно, но что поделаешь. Позвоночник нельзя нагружать. А Марфа еще и фыркнула: мол, неэстетно. И на следующую же встречу принесла черную матерчатую сумку с оранжевой надписью "ARTE", куда вмещались немногие нужные ему бумаги, а зимой – и кусок пенопласта, который он подкладывал под зад на холодное сиденье электрички. Чтобы не застудить почки. Приходилось заботиться о нескольких пробоинах в своем крепком корабле.
– Купи мне глазные капли. – Жена сразу догадалась, что он уезжает.
По скрипу лестничных ступеней научилась Зоя его понимать. Когда он спускался с готовым решением, шаг был собранный, ритмичный. "Хоть метроном настраивай", – как-то заметила дочь, бывшая музыкантша.
– Твой сотовый, кажется, звонил… – Протянув трубку, жена наклонилась и взяла на руки кошку, прибежавшую прощаться с хозяином.
Хм… Голос напрягся… Хотела спросить – кто? И попыталась спрятать ревнивое любопытство… А ведь за четверть века сколько раз убеждалась, что от него не укроешься. Увы… Женский инстинкт сильнее ума.
Федор положил руку на Зоино плечо, легонько прижал ее стареющее тело к своему боку, успокаивая, и впервые за день посмотрел на часы. Времени для слов нет: электрички редко останавливаются на их полустанке. Следующая – через десять минут.
В середине восьмидесятых он вполне мог получить государственную дачу вблизи Москвы. Секретарша министра, большеглазая высокая шатенка с пластикой пантеры, уже усадила его за свой стол – писать заявление и, покачивая бедрами, направилась к двери шефа – договориться о внеплановом визитере…
Приемная – как волейбольная площадка, огромная. Пока молодка шла, его чуть не подхватила волна мужского нетерпения: одно налитое тело потянулось к другому… Сдержался. Уж очень легко покатилось… А что в ближайшей и слишком предсказуемой перспективе? Что будет, когда она надоест? По-разному ведут себя оставленные дамочки…
Когда секретарша заноет: "Я тебе дачу пробила, а ты не звонишь…" – можно, конечно, без слов напомнить, что предложила сама, никаких условий сразу не поставила. Опытная, поймет. И даже если министр попробует прижать: "Проголосуйте за проект… мы вам дачу дали…" – можно отказаться. Ну, потеряешь режим благоприятствования, но все так быстро меняется. И министры на одном месте долго не засиживаются, как раньше, и удавки на шею теперь шьются в основном из крупных денежных сумм.
Нет, не из-за таких пустяков порвал Федор свое красиво, витиевато мотивированное заявление. Не захотел поселиться в благоустроенной резервации, чтобы не жить среди себе подобных. Даже дружественно настроенные соратники раз – и становятся проводниками государева ока, пригляда за тобой. И потом – все время говорить о деньгах, о выгодных вложениях… Так сузить свой мир… Увольте. Пусть подождать пришлось, пусть позже воссоединился с природой, зато полное инкогнито – ни одного коллеги как минимум в радиусе тридцати километров.
…В электричке идентифицировал звонок, но решил ответить уже из Москвы: с Марфой приятнее говорить без лимита времени.
Дома хозяйственно заварил чай, устроился поудобнее на диване – блокнот с ручкой на коленях, пиала в левой руке – и выслушал отчет автоответчика. У Севки какая-то просьба. Можно позже вникнуть. Четверть века человек рядом держится, с университетских времен, и ни разу не напряг…
В общем, из дюжины звонков только на два надо отозваться сейчас же. Один из Страсбурга – приглашают на сессию. Сразу решил – поеду. Неофициальные разговоры в промежутках между заседаниями повышают степень информированности. Второй – от заказчика. Министр, а не перезвонил на мобильный. Деликатность поощрим.
Ни одного разговора не скомкал…
Марфу оставил на сладкое. Под долгие монотонные гудки он мысленно вернулся к готовому отчету: добавить бы туда имя ее мужа… Профессор, эксперт… И все-таки не чужой человек… Усмехнулся.
Тут блуждающий взгляд Федора споткнулся о стрелки будильника: без четверти двенадцать. Поздновато. Перенесем-ка разговор на завтра.
Запыхавшееся мужское "алло" он расслышал, когда трубка уже почти вернулась в гнездо на стене. Не Марфа? Она, и только она всегда отвечала по домашнему телефону. Значит…
Испуганный голос зачастил, задыхаясь:
– Я только что вошел в квартиру. Это я вам днем звонил. Она не с вами?
Муж. Господи, как же он потерялся…
– Нет, она мне не звонила.
Федор и сам почувствовал, что жестковато получилось, слишком отчужденно. Но как иначе остановить нервную вибрацию… А дело серьезное – вряд ли Марфа загуляла. Виноватой себя чувствует, оправдывается, даже если опоздала всего на пустяк в минут пять.
Значит, выбора нет – надо включаться. Пригодится опыт по розыску. Вспомнил, как первый раз пропал младший брат. Трое суток звонков и опросов. Обнаружил его у бомжей, в конуре из деревянной и размякшей от мокрого снега картонной тары. Вонял… В чужом тряпье, обмороженный, но спокойный. Вымыли, ступни забинтовали, на всякий случай обследовали, и тогда только выяснилось, что все его странности – это болезнь. А думали: сноха – стерва… Но умер он от инсульта…
И все равно истерика – враг. Как же успокоить молодого профессора?
– Выпейте воды, я подожду.
– Воды? Какой воды? Вы правда ее не видели?! – всхлипнул Марфин муж.
Чувство брезгливости – мужик, а плачет… – Федор сразу подавил: уж слишком легкое оправдание для собственного неучастия. Наоборот, разглядел и выпятил благородство Марфиного супруга: у многих на его месте промелькнула бы если не радость, так хоть удовлетворение, что жена не ушла к другому. Нет, ее Филипп – не собственник, не из тех: не со мной, так лучше умри… Но это не новость – Федор и так знал, что Марфу дома любят.
Может, именно это сдерживало его…
– Водка есть? Выпейте полстакана и рассказывайте! – приказал Дубинин. По праву старшего, по праву взявшего ответственность на себя. Сказал строго, но не сердито. Был бы рядом бедолага, потряс бы его за плечи – иногда помогает…
Долго же он копается. Тяжело дышит… Не догадался отложить трубку – так и ходит, зажав ее между плечом и ухом. Слышно, как причмокивает дверца холодильника, как булькает спиртное сперва в стакан, потом в пересохшее горло… Ну наконец, и речь полилась. Толчками и с большими паузами, но хоть так…
– Она утром должна была вернуться из Рузы… Просила не дергать… Но я… Я на всякий случай позвонил…
После очередной долгой паузы Марфин муж вдруг зачастил. Спиртное подействовало… И ясно стало, что у трезвого на уме была ревность – звонил, потому что не терпелось узнать, хоть по голосу догадаться, с кем жена. Одна или нет?..
– Я подумал, вдруг сумки тяжелые… Там ведь сперва до автобуса через лес почти километр, потом ждать на остановке. Хорошо, если маршрутка подвернется…
Страх Марфиного Филиппа материализовался в тишину. Потом послышался глухой звук – видимо, зубы стукнули о край стекляшки, которая дрожала в его руке… – и неуместно подробный рассказ продолжился:
– Так в нее еще попробуй втиснуться, с вещами-то. Ну почему такси не взять… Не уговорил. Она…
Новая пауза показалась Федору нелогичной, да и затянулась… Он проверил. Его энергичное "алло" упало в пустоту и не отозвалось даже эхом. Повесил трубку и, следуя негласному правилу: перезванивает тот, кто звонил, повторил свой вызов. Занято. Выходит, Марфин муж не заметил обрыва связи и в никуда продолжает свою эпопею. Ничего, опомнится, зато при повторе подчистит черновик, как-то организует хаос… Уже хорошо, что он так подробно рассказывает про маршрут – значит, не подозревает даже, что Федору он известен.
Что навещал он Марфу…
Что и путевку-то в пансионат она взяла только после того, как он пообещал приехать.
Все прежние свидания были в его московской берлоге, а интересно же посмотреть, какая она будет на своей территории. Когда не он, а она – хозяйка. И правильно сделал: успокоилась быстрее, чем обычно, – как только вернулись в ее комнату после молчаливой прогулки. И полегче было вынести силу и серьезность ее чувства… Она еще и пошалила: соскользнула с его живота и на свой рядом улеглась. Руки на локти поставила, голову уложила в чашу растопыренных ладоней и бесстыже поглядывает – что он теперь скажет-сделает… Как мало осталось ей дела на свете – еще с мужиком пошутить…
Ну, он не растерялся…
Федор от души потянулся, откинул назад голову и сладко зажмурился. Хорошо-о…
Но снова звонок. Филипп не спросил, с какого места разъединилось, а продолжил, откуда придется. Картинка все равно срослась.
Тот разговор был последним. Полтора часа на электричке, потом час на метро до Крылатского. Ровно в полдень муж уже подкарауливал Марфу у цветочного ларька. Минут через двадцать начал выгадывать: как только толпа из очередного поезда начинает иссякать, а следующий еще не пришел – выбегал наружу и пытался связаться с женой… Под землей-то на экране его мобильника высвечивалось: нет зоны покрытия. Но на открытом воздухе ему все время равнодушно отвечали: абонент недоступен…
– А дочери она не звонила? – стараясь не сердиться, прервал его Федор. Надо же как-то встряхнуть бедоношу… Сколько можно топтаться на одном месте! Еще не хватало, чтобы он сделался обузой.
– Даша у подруги на даче. К выпускным экзаменам готовятся. Я попросил известить меня, если мама объявится… Но о пропаже не говорил – может, все еще объяснится…
На все следующие вопросы муж отвечал прилежно, подробно, как отличник. Так девчонка старается в постели… От неопытности, от женской непробуженности, не понимая и не чувствуя, что же нужно партнеру.
Ни одной зацепки Филипп не дал. Ну, морги-больницы проверил. Понервничал в милиции – взяли заявление о пропаже. (Скандал – верный способ самому разрядиться, но никакого результата не получить.) Обзвонил знакомых – якобы всех, кого знал. Слетал в дом отдыха, обнюхал дорогу до станции, с фонариком искал улики. Детектив доморощенный…
– Уснуть сможете? – И чтобы муж совсем не раскис оттого, что о нем заботятся, и не начал распускать нюни, Федор быстро добавил: – Встречаемся завтра на Белорусском. У касс. В десять утра.
– Почему так поздно?
Он еще и сопротивляется… Ну, это даже хорошо. Есть шанс, что будет не помехой, а помощником, подумал Федор, а вслух ответил:
– Я плохо соображаю, если не высплюсь. Попытаюсь еще пару звонков сделать.
Кому, вот в чем вопрос…
Глава 5
Звонок Дубинина в пустой квартире Мурата был слышен уже из лифтового холла.
Мурат заспешил, занервничал так, что взмокла лысина. Машинально провел по ней правой пятерней и стряхнул капли на пол, в то время как левая нашаривала связку ключей, оттягивающую карман шаровар. Тыкал, тыкал золотистой железкой в замочную скважину, пока наконец не сообразил, что ошибся: ключ-то не от дома, а от их общего с Марфой служебного кабинета. Похожи. Надо будет разлучить стальных близнецов, не держать в одной связке.
В домашнем коридоре застал последнее, что писал автоответчик: "…узнаешь про Марфу, звони в любое время". Бархатный голос Дубинина. Сердце ухнуло. Не получилось, как у Фаулза… Чертов умник сразу же на него вышел.
Мурат даже не испугался – ему просто стало скучно. Нестерпимо скучно оттого, что все еще можно вернуть обратно.
Да, такие дела по наитию не провернуть.
У него, именно у него и не получилось.
А поначалу ведь все шло как по маслу. Будто кто-то продумал и тщательно подготовил завладение Марфой…
И вот напоролся!
"…звони" – голос Дубинина.
Значит, у него с ней… В общем, есть между ними что-то. Ради очередной любовницы этот сухарь и пальцем бы не пошевелил в такую рань… или позднь. Какая разница!
Горло пересохло, но Мурат даже не пошел на кухню за глотком воды, а боком протиснулся в чуть приоткрытую дверь ванной и поймал ртом струйку, выпущенную из крана. Больше ни до чего не дотронулся руками, чтобы не оставить следов своего пребывания в собственной квартире – как будто кто-то будет расследовать несостоявшееся похищение.
Несостоявшееся?
Его еще надо сделать небывшим…
Обратно в Рузу Мурат ехал в рамках километров семидесяти в час, не убыстряясь. Шел в крайнем правом ряду, чтобы не сердить редких лихачей, пролетавших мимо его "девятки". Лихорадка сама собой прошла от неспешного хода. Думал.
Первым делом надо будет измерить Марфино давление – пока сон ее еще крепкий. Нормальные цифры докажут, что он поступил логично, оставив неожиданно уснувшую женщину без медицинской помощи. Под собственным только присмотром.
Ведь он никуда от нее не отлучался и сам не смежил очи ни на секунду. Чтобы не испугалась, когда проснется. А это может произойти в любой момент.
В любой? Ха! Очнется не раньше восьми утра, усмехнулся Мурат. Плюс минус час – по себе знает. Хотя… Его проспиртованная худоба, его организм, за два десятка лет привыкший к снотворным, – не ориентир. Если пышка Марфа плотно поела перед их встречей, то…
Он посмотрел на циферблат. Почти четыре. Все равно можно не спешить…
Возбуждение прошло.
Жаль?
Да нет, еще и лучше…
Заглянул в женскую бездну и удержался…
Как вкусен бывает пирожок или кружок колбасы, который в детстве схватил с накрытого новогоднего стола. А наешься того же кушанья досыта – и тут тебе изжога, одышка. Посуду грязную убирать-мыть…
Глава 6
Филипп был уверен, что не заснет. Если бы сообразить, куда еще можно метнуться, где искать жену, – он бы вылетел из дома. А так… Раньше десяти утра делать в городе нечего.
Нервную трясучку обычно унимают алкоголем, но он-то уже опрокинул в себя грамм двести. Успокаивающее тепло продержалось недолго, ровно столько, сколько говорил по телефону…
Это чертово дубининское спокойствие!
Сколько раз Марфа плакала из-за его хладнокровного равнодушия…
Пообещал, что сделает для ее конторы аналитическую справку. Что-то там насчет стабилизационного фонда… Филипп не вникал – своих забот хватало. Студент пошел совсем беспардонный: дипломные работы присылает ночью, за несколько часов до защиты. Так этот Дубинин не лучше!
Сам ведь тогда позвонил Марфе и разрешил передать начальству свое согласие. Вечером перед Пасхой было дело. Дубинин – ни слова о празднике. Но она-то рада любому его звонку.
Загорелась… Не посчиталась с тем, что у шефа есть подстраховочная кандидатура на эту именно работу. И наплевала на то, что Мурат терпеть не может, когда его дома беспокоят по делам. Одной лишь думы власть знала – застолбить кандидатуру Дубинина.
А вип наш – тот еще тип – пропал и объявился дней через десять: ему, мол, еще нужно подумать, стоит ли браться за это дело. И просит прислать все материалы по электронке.
"Встретиться не захотел…"