- Ничто так не сближает людей, как их эротические фантазии, - влепила вдруг Машка и стряхнула пепел на пол, - давайте сближаться.
- У меня предложение, - взвилась Лорка, - по очереди рассказать, как было в первый раз, а потом о фантазиях: а лучше всего их до Юрочки оставить.
И, не слушая никого, боясь возражений, заторопилась дальше.
- Мне было 16, и мне нравился взрослый мужчина. Богемный тип и был, как говорится, нарасхват. Я сама решила ему отдаться, потому что он меня особенно и не домогался. Короче, в тот день готовилась, как никогда. Мылась, вертелась перед зеркалом и рассматривала письку, будто прощалась с ней навсегда. Надела лучшее мамино белье, в лифчик положила немного ватки: Грудь у меня была маленькая, а в лифчике я себе понравилась:
Сейчас Лорка представляла бесформенную массу, состоящую из сисек, жопы и живота, и я, сосредоточенно слушая ее, не мог взять в толк, куда же все подевалось. Она тем временем продолжала.
- Я заявилась к нему поздно вечером и с порога объявила зачем. Он был поддатый и с радостью принял предложение. Сказал, чтобы я немедленно раздевалась, а то сейчас причапают друзья. Но тут же стянул с меня джинсы и начал вставлять член. Голову мою он как-то неловко повернул набок, и я ничего не видела. Член долго не вставлялся, он начал громко материться. Я все боялась за ватку в лифчике, но на сиськи он даже внимания не обратил. Я так и оставалась в свитере. Я все еще ждала горячих поцелуев да признаний, но он сказал, что уже кончил, и все, по его мнению, прошло хорошо. Почти сразу пришли два его друга. Он попросил доверять ему и не ломать из себя целку. Его друзья тут же разделись. У одного член был немного кривой в синих прожилках, но стоял каменно. (Это место Лорка особенно выделила) Я, наконец-то, все разглядела и потрогала пальчиком. У второго - короткий, толстый и красный. Стоял плохо и все падал. Он тут же засунул его мне в рот. Я понятия не имела, правильно ли я сосу. Этот второй все хохотал и гладил меня по голове. Наконец, его член полностью встал у меня во рту, и он кончил. Я не знала, что делать и все проглотила. Тот, у которого все это время стоял, терся об мою письку, но не вставлял. Член кайфово скользил между ног. Потом пили всю ночь. Было весело. Писька сначала очень болела, но к утру боль утихла. Я подумала, вот она, жизнь, начинается!
Лорка засмеялась, полезла за выпивкой, отпив, заговорила вновь.
- Мамасики, ваша очередь.
Сашка заерзал со стаканом в руке.
Я догадывался, что ему сказать нечего - у него не было женщин. Меня же соседство с девственником очень возбуждало. Девственники особенно хороши: стеснительные, грубые, напористые и неумелые.
Я представлял его рассказ об одиночестве не иначе, как нашептанным мне на ухо, один на один, с такими фантастическими подробностями, от которых застучит в висках, и мгновенно придумал название: "Утро моего тела. Нет, не утро - утром у всех и на всех стоит. Лучше вечер. О! Ты слишком разборчив, захватил себе самый лучший хуй! Смотри на него! Это приказ, потому что это война! Не обижайся, сынок. Ты замер, разглядывая собственные выделения, а потом вдруг заорал: цветастенькие, мордастенькие, свеженькие однокласницы, сучки вонючие, думаете, ваши розовые письки помогли мне? Ни хрена они мне не помогли!:"
- То есть, как не помогли?! - взбесилась Лорка, - многим помогали, скажи, Маш?! Да я после того мужика знаешь, скольких выручила? О - го- го!
Только тут я обратил внимание, что разговариваю вслух. Поди ж ты, пойми этот чертов внутренний голос, и можно ли ему доверять, коли он так потешается над своим хозяином?!
- Нельзя ли без писек? - заалелся Сашка.
- Мы сейчас еще и покажем их, - Лорка вскочила на ноги. Она была очень пьяная и, оскорбленная до глубины души, жаждала реванша, но запуталась в юбке, грохнулась на стул.
- Скажите на милость:, - сорвалась вновь и кинулась к Юрочке, затрясла его что есть силы, - Юрасик, ты: все знаешь: все можешь…
Но Юрочка со злостью дрыгнул ногой во сне.
На следующее утро Машка ворвалась в комнату, где я спал, залезла ко мне под одеяло и закурила.
- Ты бы слышал, о чем они там говорят!
- Кто? Сашка? - я быстро поднялся, как мореплаватель, внезапно завидевший землю, и бросился в "гостиную".
-:смотри, - Юрочка разгладил на столе гипюровые женские трусики, - наши гостьи разбрасываются направо и налево самым дорогим, буквально - единственным, что у них осталось.
- Не такие уж и дорогие, - Лорка с сомнением посмотрела на трусики, - встречаются и подороже.
- Дура ты, Лорик, - буднично, без злобы оборвал Юрочка, - вот здесь, - он ткнул вниз трусиков, - покоится магический центр женщины, этот центр как-то манифестирует себя, дает о себе знать, оставляет следы и видимые знаки там, где они могут читаться, в данном случае - на ткани. Хозяйка трусиков, послушно внимая знакам, познает себя и точно знает что делать, куда идти, что сказать или вовсе отказаться от общения. Это знание недоступно мужчинам, и сколько бы я ни пялился на священные руны, не расшифровать, не постичь потайные движения этого центра. А что наблюдаем мы? Эта идиотка, скинув трусы, наверняка не приступила к чтению тотчас, а оставила сие занятие на потом, но к утру и вовсе забыла обо всем:
- Ну-ка, дай я прочитаю, - Лорка подвинулась ближе:
Все трое уже опохмелились и были в том состоянии духа, когда без труда сознаешь себя не только человеком, но слегка даже и сверхчеловеком: Я невольно залюбовался Сашкой. Он, подперев рукой щеку, внимал мэтру, глаза, словно росою вымыты, ужас, как хорошо сидеть рядом.
Лорка все гоношилась около трусиков, но Юрочка сгреб их в кулак и швырнул далеко под кровать.
- С бабами все ясно, пора идти:
Машка догнала нас, едва мы ступили на тротуар, и, кутаясь в шарф, уцепила меня под руку. Погода стояла отвратительная. Накрапывал ледяной зимний дождь, свинцовое небо, касаясь крыш, медленно ползло в сторону от нас. Мы двинулись по Тверской к центру. Дошли до угла, повернули налево, направо и снова вниз. На площади развернулись обратно. В темно-сером городе стояла устрашающая тишина, и только разноцветные игрушечные лампочки высоко над мостовой, цепляясь друг за друга, студено звенели. Редкие прохожие сторонились нашей молчаливой компании. Какая же, однако, тоска - шляться без цели туда сюда, но Юрочка особенно настаивал, чтобы именно без цели и называл нас созерцателями.
- Твою мать, - он остановился напротив арки, - зайдем-ка в гости, - быстро двинулся вглубь двора, скользнул между авто к подъезду:
Железная дверь отворилась, хозяин, чем-то похожий на дворецкого, вежливо с легким поклоном пропустил нас. Неподвижное индеферентное лицо, аккуратно подстриженная бородка, токсидо с иголочки. Не говоря ни слова, смотрел на нас, и только когда мы, раздевшись, сгрудились у зеркала, протянул Юрочке руку.
- Извини, сразу не узнал, - сдержанно заговорил густым басом.
- Это хорошо, хорошо, - Юрочка, вплотную придвинулся к нему, - вот и свиделись, Женечка, с праздничком, дорогой, что пьем сегодня?
- Как обычно: -
- Ну и чудненько: Главный на месте? - Юрочка пошел в комнату.
- Как обычно…
- Ну и чудненько…,
Короток зимний день. Сквозь тяжелые от потолка до полу гардины свет не проникал. Да и неоткуда - в считанные минуты город погрузился во мрак. В комнате находилось человек шесть гостей, они, словно пришибленные, устремившись в потустороннее, смирно сидели около длинного узкого стола, на котором стоял грубо сколоченный гроб, а в нем преспокойно лежал тот, кого Юрочка окрестил Главным. Зажженные толстые свечи кругом, воск кое-где отвалился и валялся на мятой скатерти упругими серенькими кренделями вперемешку со стаканами и грязной посудой с остатками увядшей закуски. Главный оказался живым, и я бы даже сказал живее всех остальных, он радостно оторвал голову от плоской подушечки и захихикал.
- С новеньким всех, а мы балуемся:
Он держал обнаженным собственный член, который я сперва принял за свечку. Член был мягонький и еле выдавался головкой наружу из его пухлых кулачков.
- Инициируем-с, - опять удобно устроился головой на подушечке.
- …вы все какие-то безличные, - обиженным тоном, видимо, в продолжение прежнего спора, заговорила молоденькая девушка с курносым носиком и рыжими веснушками по всему лицу, - у вас получается "его люблю, её: ", кого ее-то, кого его-то? Хоть бы одно имя прозвучало!
- Чушь, - смело ввязалась Машка, - зачем на именах настаивать?! Вовсе не обязательно к имени привязываться. Моя самая сильная страсть так и осталась без имени.
Главный оживился и задергал членом.
- Рассказывай.
- Ту страсть кому угодно не адресуешь, - задумчиво начала Машка, - дело давнишнее, а закрываю глаза и вижу все наяву. В тот вечер меня совершенно пьяную понесло на вечеринку в закрытый клуб. Тут же какая-то девица зажала, потащила танцевать - а я обмякла, то есть почти мертвая. Она, конечно, все это просекла и говорит: "Тебе в туалет пора", а мне все равно, в туалет, так в туалет. В кабинке она юбку подняла, трусы стянула, а там хуй! Я глаза протерла - хуй и все тут! Ни хуя себе, думаю, вечеринка-то для девок только. А она насела - соси и соси. Помилуй, - говорю, - как соси, я ж лесбиянка. Это хуйня, - говорит, - я - тоже, можешь проверить. Ноги широко раздвинула - я гляжу - правда, там внизу пизда. Ну, блядь, я вообще ничего не понимаю и стою, как рыба об лед. Она выручила - хуй неделю назад пришила, еще не опробованный, ты первая. Ты-моя первая страсть, я ж после операции, как заново родилась. Хорошо, что в клубе на всю ивановскую орала музыка - никто ничего не слышал. Господи! Как хорошо было! Я рот прополоскала, а она мне - до встречи! - и ускакала, прям как в сказке - раз и нет ее. Я даже имени не спросила и лица не вспомнить, только по хую и смогу определить она это или нет:
- И больше никогда не встретились? - рыженькая тяжело вздымала грудь под праздничной кружевной блузкой.
- Никогда, - Машка демонстративно прихватила член Главного губами, чуть пожевала, - нет, не тот. Каждый раз не тот. Беда одна с этими членами.
Юрочка, смеясь, разлил по стаканам вино, подошел к Главному и, как тяжело больного, начал поить через край. Женька раскурил папироску и степенно пустил по кругу. Я сделал две глубокие затяжки, задержал дыхание, откинулся на спинку стула, успокоился.
Главный, поглаживая член, объяснял.
- Видите? Он принадлежит макрокосмосу, в нем заключен весь космический такт, он свободно заполняется кровью, тоже, кстати, непреходящей макрокосмической субстанцией и, пребывая в таком состоянии, ведет нас к великому пониманию миропорядка. Вы что думаете, я шутки шучу? Он, и только он - наша судьба, нам указующий перст:
- Другого перста нам и не надо! - революционно провозгласила Лорка.
- У нас на всех одна общая судьба, - заорал Главный, - вот она! - Он в очередной раз затряс членом, приглашая всех испытать эту судьбу.
Лорка первая попробовала, и, довольная, подтолкнула к столу рыженькую. Большие нервные груди уместились между ног Главного, и кружевной воротничок зацарапал по члену. Он захохотал, а сам уже тянул за руку Юрочку. И Юрочка, торжественно откинув светлые волнистые волосы со лба и расстегнув жилетку, ждал своей очереди. Через минуту Главный решительно покосился в мою сторону.
- Брезгуешь?
- Ничуть, - я встал: то есть остался на месте, но кто-то другой отделился от меня и, в полном моем параде, подошел к Главному. Я с изумлением следил за ним: вот он на секунду застыл, и, подобно измученному путнику, благодарно припадающему на колени к лесному жиденькому и прохладному ручейку, жадно вытянул губы трубочкой вперед и нежно потерся носом о розовый влажный член. Я смотрел, как он, вдоволь насладившись макрокосмической близостью, полез к Главному целоваться и долго целовался взасос, раздувая и втягивая небритые щеки. Нацеловавшись, оторвался. Раскрасневшийся и молодой "кто-то" стал напротив Сашки, в восторге раскинул руки и двинулся к нему. Я задрожал. "Ах ты, ворюга!" - и застонал в бешенстве, но губы кривились и не слушались. Женька с Машкой курили паровозиком в дверях, она слизывала пепел с папиросы красным язычком, гости за столом стали еще более нереальными, наподобие собственных галлюцинаций, Лорка по ту сторону стола, обняв Юрочку, что-то сладострастно шептала ему на ухо: а он лениво ковырял вилкой в тарелке. Потеряно и одиноко смотрелась рыженькая девушка. Она стояла около Главного, праздничная кофточка обвисла на тонюсеньком теле, груди куда-то исчезли: как если бы она расплатилась ими за тот единственный макрокосмический поцелуй: Мой двойничок, тем временем, как бес закружил вокруг Сашки, расстегивая пуговицы на его рубашке, и, будто белый лебедь, она тихонечко спускалась вниз: уже замаячила глубокая подмышечная впадина и золотой волос по краю. Я тщился преодолеть расстояние, отделявшее меня от этой безобразной сцены, как вдруг обнаружил негодующее и сумасшедшее колыхание собственных триумфальных грудей, распиравших одежду. Осторожно просунул руку под свитер и нащупал два огромных желеобразных шара и мокрую ложбинку посредине. В них бешено стучало мое сердце. Как сердце Великой матери. Я насчитал двенадцать ударов и сбился, считал снова и снова сбился. Вмиг покрывшись холодным потом, зашарил в ширинке, но член был на месте. Рыженькая хохотнула в голос и отступила в темноту. Я рванул со стула и подлетел к Сашке.
- Э-э-э! Так не пойдет, - завопил Главный, выпростался на полкорпуса из гроба и, что есть силы, толкнул моего двойника в бок. Тот не удержался и отступил на шаг, ровно туда, где был я. Дохнув в лицо чем-то смрадным и нутряным, он прошел сквозь меня, не зацепив, и растворился за спиной. Все еще трясясь от страха, я вцепился в Сашкину рубашку и начал в истерике рвать ее, вконец изуверясь в ее действительном существовании. Сашка больно сдавил меня и, увлекая куда-то в сторону, зашептал на ухо: "Ты что, сдурел? Хочешь жутенькую сказку расскажу?" Уже теряя сознание, я подставил ему груди, и он, как и я, забыв обо всем на свете, заходил ходуном, затрясся и замял грудь, словно грязную бумагу, и навалился сверху, и забормотал быстро, слов не разобрать:
"Вот тебе и девственник", - разочарованно думал я, проснувшись среди ночи. Сашка, раскинувшись, лежал рядом, - и что я должен взрастить, орошенный его спермой? И что скажет он наяву?
Хотелось пить. Двинулся ощупью в коридор. Постоял, прислушиваясь. Тихо. Не зная планировки квартиры, понятия не имел в какую сторону идти. Пошел наугад и тут же натолкнулся на дверь. Приотворил: на полу в центре комнаты в беспорядке накидано какое-то тряпье, и на нем, совершенно голые, переплетясь телами, спали, (я присел на корточки и вгляделся получше), Юрасик, Лорка, Машка и рыженькая девушка, обладательница волшебных грудей, таинственным образом возвращенных на прежнее место.
В смежной комнате от крошечной стенной лампочки чуть теплился свет, вокруг гроба спали гости, уронив головы на стол, да и сам Главный не шелохнулся; накрытый салфеткой, почивал утомленный от восторгов член. Я взял бутылку вина и вернулся к Сашке.
Он что-то забормотал и вдруг резко вскочил на колени, глядя на меня непомнящим взглядом…
- Где Машка?
- Вот тебе раз, - я всплеснул руками, - забудь о ней, давай выпьем.
- За что? - спросил он осторожно, накрыл простыней член, а тот и под простыней стоял.
- За идею, - я не мог отвести взгляда от его члена, - за мужскую любовь, могущественнее которой нет ничего.
Сашка сжалился и пощекотал мне живот.
- Жить хочется, - сладко зевнул, потянулся к вину.
- Ты живи, милый, ты со мною живи, - в голове опять замутилось, - я тебе и деток рожу, если надо, я все могу. Сашка, осенив себя крестным знамением, полез на меня, придавил, рыкнув. Ах, он вошел в меня и вышел, вошел и снова вышел, и снова вошел, с удивлением рассматривая сверху простенькое женское счастье.
На следующее утро в комнату, где я спал с Сашкой, влетела Лорка, забралась к нам под одеяло и закурила.
- Представляете, они опять сосут.
Сквозь рваные тюлевые занавески прокралось серенькое солнце и улеглось в ногах. Мне столько обещала ночь, что я торопился жить. Дверь тихонько отворилась и, обернутая в полотенце, вошла Машка, села на краешек постели, преломив головой слабенький и нежный солнечный лучик.
- Предлагаю вспомнить того, кого давно забыли и устроить ему праздник.
Мы оживились, и, ковыряясь в прошлом, натолкнулись на маленькую взрослую Людку.
- Ей сейчас, должно быть, полтинник, - Машка шумно зачесала в волосах.
- Никак не меньше, - потушила сигарету о кровать Лорка.
Людку никто из нас не видел давно и ничего не слышал о ней. Лет двадцать назад прекрасным летним утром она стояла на углу Лесной и находилась к тому времени по ту сторону жизни. Чуть позже, в знаменитой пивной она призналась, что ей до слез обидно каждое утро здороваться со смертью, в то время как она могла бы еще послужить стенографисткой кому угодно и за сколько угодно.
- Какие вы, на хуй, ученики, - увидев нас, гуськом потянувшихся к выходу, закричал Главный, - что с того, что вы пососали? Ну и как, ближе стали к вечному?
- Ты бы хоть помыться встал, - заметила Лорка, - несет, как от козла.
- По-твоему, вечность чем пахнет? Все цветочки ищите, лютики, понимаешь, им подавай, да пивнушку на уголке, чтоб удобно бегать, да солнышко в небе и травку молодую, глаз радующую - на такую вечность вы согласны, ан - нет, дорогуша:
- Хер у тебя старый, вот и воняет, - разозлилась Лорка.
- Старый - не новый, - хрюкнул Главный. Гости по-прежнему сидели молча, в том же порядке, что и накануне, готовились к чуду.
- Запалите черное солнце в груди: - как по писаному начал Главный, не обращая на нас уже никакого внимания.
Женька легонько хмыкнул, закрывая дверь.
Людка ждала около "Пекина". Это была юрковатая, крошечная женщина, с лицом, бегающим любую секунду.
В ресторане Юрасик предложил ей заказать все, что душе угодно. Она опять была при смерти и, не глянув в меню, поданное китайцем, выпалила.
- Водочки, Юрочка, ты славненький, как будто вчера расстались, маленький графинчик.