В тот вечер они шли по парку Шевченко, он рассказывал историю о брате и тайком подлядывал, как она вздрагивала при каждом пугающем слове. Оказалось, что она тоже рисует, ее картины – это смесь чувств в глубине цветов.
– Искусство – это ведь ветер эмоций, пусть иногда и застывших. Как будто замороженных ощущений. Иногда кажется, что изображение всегда жило вне автора, не в художнике, а где-то вовне, порхало в воздухе. И художник только взял и поймал картину, материализовал ее, – говорила серьезным голосом Алина и смотрела на собеседника.
А когда видела, как задумывается Сергей, ее глаза превращались в кусочки миндаля.
Поздно вечером он пришел в комнату гостиницы немного обреченный, уселся в кресло и смотрел в квадрат окна, усыпанного точками ночного света города. Обстановка, окружавшая его, состояла из скудной мебели гостиничного номера – кровати, стула, стола. Он поглядывал на мигающие огни, словно хотел увидеть в чехарде какой-то порядок, разглядеть то, что не удавалось еще никогда. Сергей смотрел на город, пытался растворить взором темноту, но неизменно натыкался на очертания зданий и домов, вырванных легкими полутонами из тьмы. Такие картины рисовал его брат. Еще долго Неделков не смог уснуть и думал об Антоне.
На следующий день Сергей вскочил рано утром – на 10 утра ему назначила встречу Юля Петренко. Они не виделись несколько месяцев, каждый раз он посылал ей сообщения на почту и по много раз проверял – не пришел ли ответ.
Юля пробуждала в нем противоречивое чувство. Сергей понимал, что их связь очень неустойчивая. Только спустя несколько месяцев после знакомства он узнал, что она замужем. Это открылось случайно, когда он вдруг наткнулся в facebook’е на ее фото с незнакомым мужчиной. В его профиле он увидел отметку, что Юля его жена.
В тот вечер он написал ей гневное письмо, в котором упрекал в том, что она вела двойную игру, его сердце теперь разбито, ведь он искренне полюбил ее и привязался к ней. Но ответ состоял всего из трех знаков: троеточия.
Еще не раз он писал ей полные чувств письма. Каким-то образом она всегда была в роли убегающей от него, а он ее догонял. Она заставляла его полностью раскрываться, но всегда держала на расстоянии, чем приносила ноющую боль.
"Кто я тебе? Скажи, кто я для тебя?", – писал он часто ей, но в ответ получал короткие фразы: "Близкий человек".
Он мучился день за днем. Часто они разговаривали по Skype, и их беседы были теплыми и нежными. Она интересовалась, чем он живет, как успехи на работе, проникала глубоко в его жизнь, а потом пропадала.
"Мой муж Коля не то чтобы не любит меня, но мы живем в разных мирах – я на кухне, переписываюсь со многими мужчинами в чате. У меня много поклонников и было с десяток любовников. Коля этого не знает, хотя и догадывается", – рассказывала она.
Ее мир, надломленный и колкий, не принимал муж. Он всегда поверхностно относился к ней и не знал, что у нее в душе. Он боялся ее внутренней боли, потому что не смог бы справиться с ней. Каждый закрылся в своем коконе и жил своей личной жизнью – она на кухне в переписке с бесчисленными поклонниками, а он в зале с включенным телевизором.
"К тому же Коля бесплодный, не может иметь детей. Я бы бросила его, наверное", – говорила она по видеосвязи Сергею.
В его глазах затеплилась надежда. Неделков полюбил ее, а узнал о своем чувстве просто – спустя месяц после их знакомства он попытался расстаться с Юлей. В тот день отправил ей письмо о том, что им нужно разойтись, потому что она замужем, а он постарается вырвать из сердца жгучую привязанность к ней.
Ночью он ворочался в своей постели, как раненый зверь. Рычал, как подранок, бил кулаком в подушку и ничего не мог поделать – ему хотелось написать примирительное послание. Он чувствовал физическую боль от расставания.
Через несколько часов он открыл браузер и набрал текст. В адресной книге – медленно, будто в кино, выбрал ее имя.
С тех пор он много раз расставался с ней, но итог всегда был один и тот же – он возвращался к Юле. Каждый раз он слал большие послания, в которых осмысливал их отношения, а она отвечала обычно короткими фразами.
Она писала ему о своей внутренней, скрытой ото всех боли. Коля боялся приоткрыть завесу над ней, страшился, что не может помочь ей, жил в понятном и комфортном для него мире.
Как-то Сергей предложил ей выйти за него замуж. Он написал, что сможет выпустить ее из клетки, в которую она сама себя заперла. Но последовал отказ. И второй. И третий.
Через полгода они почти перестали общаться, лишь иногда он посылал ей длинные-предлинные тексты.
"Всякая драма есть рана, а творчество – это символы боли и разделения между своим "я" и объектом недосягаемого. Наверное, так и должно быть. Испытывая страдания, человек осмысляет жизнь в разделенном мире между своим "я" и объектом недосягаемого. Или не так: жизнь – это то, что притаилось за углом. Оказалось, что существование – это не картинка, которую строит душа, а то, что ее изменяет. А я изменен навсегда разлукой с тобой. Я убегал от прошлого, которое, словно незавершенный акт пьесы, преследует меня, даже когда занавес в театре опущен и я сижу в пустом зале на сломанном кресле. Это связано с резким обрывом для меня, недосказанностью нашего "мы". И я не до конца могу понять это. Ведь мышление – это то, что находится вне нашего контроля, и мы не поймем до конца, почему думаем так или иначе", – написал он ей в последний раз, и спустя неделю пришел ответ.
Сергей открыл письмо и начал читать. Юля говорила, что он важен для нее как человек, ей тяжело не общаться с ним и поэтому хотела бы поговорить с ним. Это было ровно неделю назад.
Глава 15
Военный Совет полевых командиров ДНР и ЛНР. Полевые командиры уполномочили меня сделать анонс. Прошу максимального распространения. До конца месяца планируется провести Военный Совет полевых командиров ДНР и ЛНР. На этом совете должен решиться вопрос о создании Министерства Обороны Новороссии. Идею поддерживают 90 % полевых командиров ЛНР и большая часть полевых командиров ДНР – они за создание Министерства Обороны Новороссии и за цельную Новороссию, а не раздельные ДНР и ЛНР. Идею поддерживает также казачество. Совершенно очевидно, что руководство ДНР и ЛНР против создания единой Армии Новороссии. Большинство полевых командиров собираются идти до конца за идею Новороссии как государства. Отступать некуда. Позади Россия.
Сайт infoodessa.com, 23.09.2014 г.
В 9-30 утра Сергей вышел из гостиницы и направился к метро. Несколько станций и двести метров пешего хода, и он на месте. В просторном кафе на веранде витала утренняя свежесть, прохлада не успела раствориться в раскаленном воздухе, поднимающемся над серыми каменными зданиями, похожими издалека на домино. Создавалось впечатление, что весь Левый берег Киева – это сплошь разбросанные плоские доски, которые каким-то невероятным стечением обстоятельств встали перпендикулярно земле. Особенно, если смотреть со стороны холмов Правого берега, то, кажется, что кто-то высыпал костяшки домино откуда-то сверху в самую гущу зелени города и те приземлились, подняв столбы пыли. А когда пыль осела, то она превратилась в дороги, тротуары, заборы, квадраты маленьких магазинчиков и ларьков.
В одной из пристроек сидел Сергей, наблюдал, как над ним нависают сотни серых бетонных пластин домов, которые, казалось, готовы повалиться друг на друга, превратив в руины все Левобережье.
Без двух минут десять появилась она. В серых брюках, легкой белой кофточке ворвалась в сонное царство лакированных столов, подносов, белых железных стульев и помятого вида официантов.
– Привет, – сказала она улыбнувшись и поправила волосы.
– Здравствуй, Юля, – проговорил медленно Сергей и осмотрел ее с ног до головы.
Полминуты они молча осматривались, а потом тишину разорвал подошедший официант.
– Кофе без сахара, – попросила Юля и еще раз улыбнулась ему. – Как поживешь, есть ли новости о брате?
– Он на фронте. Мне, кажется, реализуется в войне. Как будто жизнь для него холст, и он рисует свою историю на фоне взрывов и убийств, – ответил Сергей.
– А еще он соперничает с тобой. Доказывает, что тоже что-то может. Показывает своими действиями, что тоже мужчина, который способен проявить себя, найти свое место, – проговорила Юля.
Сергей замялся. Хотелось сказать, что ему так не хватает разговоров с ней, ее мнения, которым он так дорожил, но озвучить это вслух не смог. Ему хотелось также узнать причину встречи. Может быть, она передумала, решила с ним встречаться? Или даже больше: рассталась с мужем и теперь думает наладить с ним отношения?
Долго размышлять ему не пришлось. Юля выпрямилась, как-то сдержанно посмотрела на него и выпалила: "Я беременная!"
Еще несколько секунд вокруг ушей Сергея витало это словосочетание. Он изумленно уставился на собеседницу.
– Как беременная? Как так вышло? Ты шутишь!? – почти вскричал Сергей. Он ерзал на месте, вглядывался в ее лицо и думал, что она вот-вот засмеется.
Но нет – на ее холодной скульптурной физиономии застыла маска равнодушия. Она смотрела на Сергея, которого буквально трясло от известия. Он вскочил, сел. Встал.
Прошелся вокруг столика. Опять сел. Посмотрел на Юля и закрыл лицо руками.
Женщина холодно глядела на него, словно пыталась поглубже заглянуть в его душу, почувствовать его страдания. Она смотрела не как соучастница, а как посторонняя, просто сидящая рядом свидетельница.
Сергей застонал так сильно, что официант взглянул на него из-за стойки бара.
– Да как такое возможно? Коля ведь бесплодный!? – закричал он и тут же осекся и, как подкошенный, рухнул на стол.
– Я сама в шоке. Я не понимаю, как это получилось, – ледяным голосом проговорила она, наблюдая, как корчится тело бывшего любовника.
Меньше всего Неделков ожидал такого поворота событий. Внутри сотрясался вулкан. Он осмотрел ее тело, словно хотел найти признаки того, что она врет. Но Юля сидела молча, с жесткостью глядя прямо ему в глаза.
– Разве такое возможно? Я ведь говорил, уходи ко мне-е-е, – простонал Сергей. Подошел официант, принес кофе и подозрительно посмотрел на Неделкова.
Полминуты оба не знали, куда деть взгляды.
– А Коля? Рад? – задал вопрос он.
– Рад. Наверное, – ответила Юля.
– Как же теперь? Ты ведь будешь всегда как загнанная лошадь, тебе твоя внутренняя боль никогда не даст быть успешной, – сказал Сергей.
– Наверное. Только я ведь жила как-то все эти годы, – на глазах у нее выступили слезы. – Я не знаю, почему во мне словно живет кто-то. Какой-то маленький запуганный зверек. И он царапает меня изнутри. Я это прячу далеко, но он все время старается вылезти.
Сергей смотрел на каменное лицо Юли, на котором слезы бороздили щеки, губы, подбородок, будто мраморную плиту блестящие трещины. Ему хотелось сказать, что все будет хорошо, прижать ее к себе. Но он не посмел протянуть к ней даже руки. Его всего трясло, как будто било электротоком. Он дрожал не только физически: дрожь волнами сотрясала и его душу.
Так продолжалось несколько минут. Они смотрели друг на друга, чувствовалось, что пространство наэлектризовано словами, которые, как атомы, сталкивались в неупорядоченности и разлетались в разные стороны. Казалось, эти полметра насыщены фразами признаний и сожалений. И стоило только одному сказать об этом, как второй подхватил бы, и они оба слились в одном потоке слез. Но никто не посмел сказать ни слова.
– Я желаю тебе счастья в новой жизни. Пусть это будет здоровый ребенок, – протянул Сергей. Сказал так медленно, что, казалось, каждое слово, как патрон в боевик, вкладывается в его уста.
– Спасибо, – мрачновато ответила Юля.
Подошел официант поинтересоваться, нужно ли что-то еще, но, увидев мрачные лица и не получив ответа, удалился.
– Я больше не смогу с тобой общаться, – проговорил Сергей.
– Понимаю, – последовал ответ.
– Даже если я напишу тебе, то не отвечай. Прошу спаси меня от себя, – умоляющее взглянул Неделков.
Юля замешкалась. Она хотела подтвердить, что больше они никогда не увидятся, но не смогла, только кивнула головой.
Мир Сергея рухнул за один час. Он все-таки надеялся, что когда-то Юля сможет стать его женой, хотя бы в будущем. Думал, раз сейчас она не принимает его, то потом ее сердце смягчится. Но теперь он смотрел на ледяное лицо женщины, которую любил, и понимал, что это последняя встреча.
– Я пошел, – сказал он и, не дождавшись ответа, рванул на улицу.
Небо затянула простыня туч. Похолодало. Он шел и поеживался, но уже не знал от какого холода – атмосферного или духовного. Сергей ускорял ход, огибал прохожих, словно автомобиль препятствия, но не замечал ни лиц, ни окружающей местности. Ноги сами привели его к метро. Рука автоматически кинула жетон, он поднялся на платформу. Прислонился к колонне и смотрел, как люди выходят и заходят в вагоны. Словно какое-то чудовище, змей, изрыгает и поглощает их. И нет разницы этому чудищу: кого пожирать и кого выплевывать. Этот поток не прекращался, как сама жизнь. Двери с грохотом открывались и закрывались, поезда прибывали и отбывали, люди сновали туда-сюда. И только у края глаза Сергея застыла слеза, готовая пролиться, еще чуть-чуть – и она вырвется на свободу.
Глава 16
Атаман российских казаков в Антраците тоже собрался идти на Киев. "Земли нынешней восточной Украины исторически принадлежат Всевеликому войску Донскому". Такое заявление сделал "командующий" так называемой казачьей национальной гвардиии Всевеликого войска Донского, гражданин России атаман Николай Козицын. "Юридически доказано, что до Харькова включительно это – земли войска Донского. И сто лет казаки жили на этой территории под оккупацией", – заявил Козицын. Он также добавил, что "следующая остановка будет в Киеве". Уточним, что в данный момент Козицын со своими боевиками занимает Антрацит. Также под контролем казаков находятся Красный Луч, Ровеньки, Перевальск, Первомайск, Стаханов. И, по утверждению самого Козицына, Алчевск.
Сайт НБН, 9.10.2014 г.
В пять утра на подступы к аэропорту подтянулась группа "ополченцев" и свежие силы российской армии – около четырех сотен человек. Несколько грузовых машин остановились на подступах к старому терминалу. Из покрытых брезентом кузовов выпрыгивали одетые в светло-коричный камуфляж бойцы. Они не спеша расходились в разные стороны. Атаковать решили с разных сторон. Художник шел в первой волне. Они должны были вызвать огонь на себя, в то время как остальные заходили на терминалы с флангов.
На углу одноэтажного здания, от которого открывался вид на расположение украинских войск, скопились три десятка бойцов. Еще три десятка притаились на углу рядом с гостиницей. Малыш всматривался вперед, словно хотел разглядеть в рваных проемах разгромленного терминала очертания противников.
– Что там, не видно? – обратился Художник к "ополченцу".
– Попрятались, сейчас мы выкурим, разведка вроде говорит, что "брони" у них нет, вывели недавно, – уверенно ответил тот.
Художник хотел было сказать, что это слишком самонадеянно, но разговор прервал Моторола. Он сообщил, что через пару минут начнется обстрел терминала из гаубиц, "Градов" и "Ураганов", находящихся в Макеевке, и после артподготовки – первая атака, разведка боем.
Как только командир закончил говорить, сразу раздался характерный звук – заработали "Грады", потом подключились все остальные. Грохот разрывающихся ракет сотрясал здания терминала. Словно под ними рушилась земная кора, ломаясь с шумом на две части. Пять минут непрерывный адский шум. В голове у Художника появлялись картинки окровавленных тел "укропов", некоторые с оторванными конечностями корчатся в предсмертных судорогах. Осталось только прийти и добить их. Недалеко загудели танки – первые два ехали с группой Художника – прямой атакой в лоб.
– Пошли, мать твою, пошевеливай булками, – закричал Моторола, подталкивая бойцов к углу в сторону терминала.
Первые три человека пригнулись и посеменили на поле перед позициями украинцев. Художник выскочил во второй группе и сразу с перепуга дал очередь из АК в сторону позиций врага. Автоматная стрельба успокоила ровенчанина, и он поспешил вперед, ближе к выехавшему танку. Туша танка ползла по полю, недовольно урчала, будто его подняли ни свет ни заря и поэтому он, сонный, медленно передвигался. Пристроившись рядом с бронированным телом, Художник изредка стрелял, пытался разглядеть украинских бойцов. Рядом бежал Малыш. Отдалившись от зданий, где они прятались, выбежали на пустынную площадку – перед ними открылся вид на искореженный новый терминал. Полуразрушенное здание похоже на фон из американского фильма из мира постапокалипсиса – выбитые окна, напоминающие старческую челюсть, лишенную зубов. Покореженные панели, голые каркасы, прострелянный, растерзанный трап, уныло стоящий возле посадочного блока.
Танк стрельнул в переднюю часть терминала, послышался звон выбитых стекол, повалил дым. Художник чуть передвинулся в сторону – впереди виднелась воронка, и ему нужно обойти ее. Когда он сделал несколько шагов, его вдруг бросило в сторону взрывной волной – украинцы попали в танк прямой наводкой, вероятно, из какого-то мощного орудия. Башня танка оторвалась от взрыва и взлетела в воздух. На секунду задержавшись между небом и землей, башня чуть с наклоном падает, накрывает собой Малыша. Воздух раскалывается от громыхания, гудения и пальбы так, что предсмертный крик "ополченца" и хруст его костей растворяются в невообразимом шуме. Художник упал, плюхнулся лицом на землю, но тут же поднял голову, чтобы посмотреть, что происходит – из отверстия танка вылез горящий человек. Его истошный, пронзительный крик наполнил поле звуками мучения и боли. Пока воздух, изъеденный воплями страдания, крошили одиночные автоматные очереди наступающих "ополченцев", раздался второй взрыв. Еще один танк, прикрывавший наступление бойцов, загорелся. И тут полился свинцовым потоком шквальный огонь из терминала. Художник скатился в воронку и слышал только лишь свист пролетающих пуль. Почти пять минут – ни одной паузы. Потом за дело принялись минометы – гранаты кромсали наступавших "ополченцев", которые оказались на ладони поля, как в тире. Художник попробовал высунуться, какой там – сразу заработал снайпер, пуля упала рядом, подняв небольшое коричневое облако пыли.
Ровенчанин прижался к земле. Положение патовое – вылезть из воронки он не мог, но и оставаться опасно – взрывы от минометов казались приближающимися шагами женщины с косой. Стрельба то утихала, то вновь разливалась звуковыми волнами.
На помощь "ополченцам" устремились еще два танка, БМП и грузовик с зенитной установкой. Ответная стрельба подавила украинских снайперов, несколько бойцов поднялись с земли и, пригибаясь, устремились к подъезжающей технике. Художник было рванул, но потом решил чуть помедлить. К танку потянулись бойцы, они спрятались за его броней.
– Ну, пора, скажите, что я был хорошим человеком, – произнес сам себе Художник и приподнялся.