Он выглядел бодро и весь так и исходил силой и решительностью, и после тёплого приветствия я пригласил его в нору: я предложил перекусить, и пока Бродяга похрустывал сочной свежей морковкой, я изучал изменения, случившиеся с ним за время разлуки.
"Ты знаешь: я так рад тебя видеть". – "Взаимно: я тоже соскучился, и решил вот навестить". – "А узнал-то откуда?" – "Слухи, сплетни: умело их собирая, вполне можно узнать достоверную информацию". – Мы помолчали. – "И о твоём изгнании тоже наслышан: жестоко они с тобой обошлись".
"А меня, знаешь ли, нынешнее положение полностью устраивает: и к другому я не стремлюсь". – "И даже если я предложу вернуться: откажешься?" – "Куда вернуться: к этим?" – "Но ты ведь не знаешь ситуации: а если я скажу, что у них междоусобица, и твоё возвращение – с прежним статусом – способно всё погасить и успокоить?" – "Это кто ж на этот раз сцепился?" – "Всё те же: Огрызок подговорил Рыжего, и вместе они выступили против Вожака". – "А остальные?" – "Разделились поровну. Так что теперь междоусобица. А я снова пустился бродяжничать".
"Кстати: Мамзель ушла от Огрызка и пока живёт одна". – "Неинтересно мне это больше: честно говоря". – "Но если ты вернёшься и встанешь на сторону Вожака: то получишь и её, и всё остальное. И никто не станет больше придираться". – "Это они просили передать?" – "Да". – "Не верю я им больше. И ты знаешь: нынешняя жизнь меня вполне устраивает. А от добра добра не ищут".
"А меня ещё просили передать: уже лично". – "Это кто же?" – "Мамзель. Велела сказать, что раскаивается и просит прощения: за всё". – "А больше ничего не говорила?" – "Нет". – "Не верю я ей. И не хочется мне бросать то, что так хорошо налажено и устроено. А все их слова – ветер, дующий сегодня в одну сторону, а завтра в другу. И не больше того".
"Я понимаю. И ещё: нору твою раскопали-таки, а сейчас там главное гнездо раскольников: Рыжего с Огрызком. Так что возвращаться тебе некуда". – "Тогда тем более. А бросать то: что я создал здесь: кто же захочет?"
"Наверно, ты прав: таких мощных укреплений я почти не видел, даже излазив все окрестности. Сам их строил?" – "Разумеется: кто же согласится помогать? К тоже же небезопасно посвящать посторонних: сам понимаешь. Зато теперь мне ничего не страшно". – "А как твои идеи: не забросил окончательно?" – "Нет: но кому ж они интересны? У них ведь что на уме? Где бы достать побольше сыра, колбасы или пива, или как соблазнить чужую крысиху, не доведя дело до выяснения отношений с её супругом. А также заботы о повышении ранга в имеющейся иерархии. Остальное же для них – пыль и тлен. Так что теперь я не уверен так уж абсолютно: в нашем великом будущем. Кто ж его будет добиваться?"
"Приятно было тебя снова увидеть. Но мне надо дальше двигать. Расскажешь тогда о местных ареалах: кто где живёт и кормится?" – "Разумеется". – Достаточно подробно и точно я посвятил Бродягу в детали местного расклада сил, не забыв предостеречь о различных особенностях, имеющихся у ближних стай: не хотелось подвергать его лишним опасностям, число которых и без того слишком велико. Мы тепло попрощались, и он растворился в темноте длинного извилистого хода, взмахнув напоследок хвостом: мой лучший и единственный друг на этом свете.
V
Возвращаясь однажды с удачной охоты – с сосиской в зубах – я был поражён и испуган. Пробираясь по боковому туннелю в гнездо, я услышал непонятные звуки, долетавшие как раз оттуда, когда же я достиг своей законной территории – одолев неподатливые заслонки – то понял причину: гнездо и склады уже были залиты горячей водой, всё прибывавшей и губившей плоды моих долгих усилий, так что мне стоило большого труда спасти собственную жизнь. Выползая по тому же боковому туннелю на свободу, я понял: люди отыскали-таки вход в моё убежище и решили со мной расправиться. Однако не на того они напали: если они хотели выжить меня с моей законной территории – то их надежды были напрасными.
Ведь родная территория любой уважающей себя крысы священна для неё, и только самая уж явная угроза для жизни может заставить бросить обжитое место. Так что я даже и не думал о смене дислокации: переждав время – в одном из укромных углов – я пошёл проведать возведённое с такими усилиями убежище: однако все входы – включая боковые – оказались заделанными камнями, и мне пришлось уже серьёзно задуматься о строительстве нового жилья.
Пробравшись наверх – где я решил временно обосноваться – я попробовал представить: а где же я смогу выкопать себе новое гнездо с разветвлённой системой сообщений и складами. Однако ничего разумного так и не посетило мою голову: уничтоженное жилище находилось в единственном возможном для этого месте, всё же прочее пространство было непригодно для подобного строительства. Я подумал о предложении Бродяги: но тут же отбросил его в сторону, как унижающее и ставящее в зависимость.
Ведь приползти на брюхе и встать на сторону Вожака – значит признать собственное поражение и невозможность существовать без них – что абсолютно ложно и не имеет под собой никаких оснований. Временные же трудности вполне преодолимы и требуют лишь усиленной работы и сосредоточенности.
После долгой беготни и суеты я выбрал-таки наконец пристанище: маленькая комнатка возле хранилища одежды и инструментов, заполненная шкафами и ящиками, редко посещается людьми и вполне подходит для жилья. Перерыв все ящики, я выбрал один из них для гнезда: выбросив оттуда посторонние предметы, я натаскал внутрь тряпок и соломы, подобранной здесь же. Однако большой склад для пищи здесь создать невозможно, не говоря уж о системе защиты: только бы никто – и прежде всего люди – не заметил моих усилий: тогда я буду обречён.
Теперь мне приходится ежедневно устраивать вылазки. Это тем более неудобно, что я совершенно отвык от подобного режима – присущего всем обычным крысам. Дополнительная же неприятность заключается в близости людей, мешающих полноценному отдыху: они топают и кричат, роняют вещи и не позволяют выспаться, многократно усложняя мою и так нелёгкую жизнь. Так что о мести думать больше не приходится: только о выживании и спасении.
Боюсь, что я пропал: отдыхая от трудов праведных в своём убежище, я услышал, как открывается дверь и заходит человек, сразу же что-то заметивший и позвавший на помощь. Хоть я и сидел тихо-тихо и ни разу так и не шевельнулся, однако дело, видимо, заключалось в другом: они обнаружили следы моей жизнедеятельности, так некстати оставленные на виду. Теперь же всё зависит от их реакции: мне же стоит поменять дислокацию, иначе опасность может возрасти многократно.
Они точно меня обнаружили! Я многого мог ожидать от них, но когда на следующий день отворилась дверь, я сразу же замер от страха и ужаса: по шороху и резкому запаху я учуял кошку, которая, разумеется, тут же бросилась на скопление ящиков, закрывающих меня от света: если бы она имела хоть малейший шанс добраться до меня – я мог погибнуть: ящики так и скрипели и ходили ходуном под тяжестью огромного зверюги, несмотря на сложность задачи пытавшегося-таки добраться до моего скромного убежища, но когда людям стал очевиден провал, кошку пинком выкинули из комнаты, а меня оставили в темноте и одиночестве.
Очень долго после этого я приходил в себя и успокаивался: только на следующую ночь я решился вылезти и отправиться на поиски пищи. Однако добравшись до хода – единственного, ведущего из комнаты на свободу – я почуял угрозу, обнаружившуюся почти сразу: выход наружу закрывала сетка, впереди же болтался кусок аппетитнейшей колбасы, что безусловно указывало на ловушку.
Ведь кто лучше меня в состоянии распознать все их каверзы и подвохи, и обойти сложные препятствия и барьеры, создаваемые у нас на пути к великой цели! но в данном случае дело выглядело чересчур серьёзно, поскольку других ходов из комнаты не существовало.
Раньше уже неоднократно я пытался прогрызть ещё один туннель: но стены и пол данного помещения по неизвестной причине состояли из камня и извести, и ни одна крыса не смогла бы одолеть гладкую твёрдую поверхность.
Я понял: меня заперли, предоставив единственный выход: попасться в ловушку. Ведь у людей для всех есть ловушки и силки, которые они ставят на неугодных им и не подчиняющихся во всём их воле и желаниям: вроде наших близких родичей белых крыс.
Неоднократно мне довелось их видеть, и даже однажды пришлось столкнуться нос к носу – один на один, на основании же наблюдений следует признать: они только позорят наш общий род, внося разлад и дисгармонию. Ведь разве согласится самый последний дегенерат и недоносок – вроде Огрызка – взять себя в руки или тем более за шкирку, оказавшись в самом невыгодном положении, когда стоит захотеть человеку убить тебя – и ты абсолютно беспомощен? Они же позволяют ещё и не такое, получая в то же время полное обеспечение и право погибнуть в одном из экспериментов: для чего, собственно, они и используются.
Однако сейчас я оказался в положении, когда судьба белых крыс выглядела благом: они по крайней мере до определённого момента не опасаются за жизнь и всегда получают достаточно пищи. Я же в результате остался почти без запасов: а старые ящики, сваленные в комнате огромной грудой, абсолютно для этого не пригодны.
Остаётся только одно: ждать и караулить момент, когда им надоест держать меня в осаде и они ослабят бдительность. Мне ведь не нужно много – достаточно лишь чуть отодвинуть конструкцию в сторону: и тогда ищи ветра в поле, только они меня и видели. Однако ежедневные проверки – уже в течение четырёх дней – дают самые неутешительные результаты, колбаса же – подвешенная так провокационно и завлекающе – не утратила аромата и лишь заметно подсохла. И приходится всячески сдерживать себя, глотая голодную слюну и лишь изредка перемалывая пару щепок всё ещё мощными резцами.
В страшном сне я видел горы колбас, которые сыпались на меня с неба, а я лишь уворачивался от массивных громадин, перепрыгивая с места на место, не в состоянии в то же время поймать одну из них и наесться досыта. Когда же я проснулся – с бешено колотящимся сердцем – то решил: я обязан её съесть, в противном же случае будет поздно, и долго я не протяну. Я немного успокоил себя: в таком деле обязательны были хладнокровие и аккуратность – и выбрался из-под ящиков на свободу. Она так и висела – покрывшись тонкой корочкой и источая одуряющий и влекущий аромат: я сам не заметил, как заступил за черту, и потом уже было поздно, потому что задвижка быстро опустилась и оставила меня в пространстве, огороженном сплошной решёткой, через которую я смутно различал темень и мрак ночной комнаты.
Я бросался на стены и грыз прутья, но что можно было поделать против железа, сплетённого с другим железом? Они обманули-таки меня: знающего все их каверзы и ловушки. Но, может, я им ещё пригожусь и они пощадят меня: обладающего таким количеством достоинств, может – они возьмут меня и поселят вместе с белыми крысами, и как-нибудь – когда они зазеваются – я совершу резкий бросок от всех от них, так что никакие запоры и ловушки не помешают мне обрести прежнюю свободу и уйти навсегда из этих мест.
Я замер: в вышине неожиданно вспыхнул свет, и я услышал шаги, а потом голос крикнул на всю комнату, и последнее, что я воспринял, ощетинившись и заходясь в запоздалом приступе ярости и злобы, было белое лицо и бак с водой, сразу заполнившей всего меня и потянувшей туда, откуда никогда больше не возвращаются.
1999
Заслуженный гамаковод России
Все говорят: разве это сложно – играть на бирже? Где бы нам только добыть время, и главное – деньги – чтобы заняться таким приятным и увлекательным делом, позволяющим из одной суммы – в рублях – делать ещё большую сумму, подтверждающую и закрепляющую статус и положение в обществе? Только оказываются эти все в результате не у дел, жалуясь судьбе и зализывая душевные раны всеми доступными способами, включая самые непристойные. Ещё куда ни шло – тихо утопиться в ванной давно заложенной и проигранной на бирже квартиры, чтобы пришедшие за долгом кредиторы получили неприятный сюрприз и головную боль на несколько ближайших месяцев. Квартиру они, конечно же, заберут, перемыв вам все кости и заодно внутренности, но хоть какая-то месть за так неудачно кончившуюся жизнь ударит их запоздалой молнией и подпортит победную наступательную статистику.
Совсем же другое дело: бросаться под поезд. Ну подумайте сами: разве эстетично будет оказаться размазанным по рельсам на протяжении нескольких десятков метров, показывая всему миру свою внутреннюю нищету и убожество, заодно с кровавыми красными потрохами?! Ни один из родственников и знакомых, безусловно, не одобрит такого способа рассчитаться с незаладившейся жизнью, тем более что ещё не факт: что ваша попытка закончится успешно.
Статистика ведь ясно говорит о ненадёжности подобного способа, приводящего при неудаче к совершенно противоположным результатам. Вы хотели уйти – красиво и свободно? – но вместо этого вы ещё больше привяжетесь к мерзкому не оценившему вас по достоинству миру той койкой в больничной палате, куда вас в конце концов спихнут уставшие от долгого общения врачи и близкие, или же инвалидным креслом, выбраться из которого вряд ли когда-нибудь сможете. Разве вам это надо?
Так что надёжнее всего – яд. Или лучше: настоящее полноценное снотворное, лошадиная доза которого обеспечит вам вполне комфортную доставку на тот свет, а окружающие по достоинству оценят силу и самообладание человека, решившего подвести баланс своей неудачной жизни.
В сочетании с той же ванной – нет лучшего способа! Вы наливаете тёплую воду, медленно заполняете блестящую белую ёмкость, параллельно заглатывая и запивая жидкостью одну таблетку за другой, пока не настанет время сбрасывать больше уже ненужные вещи. Тогда вы устанавливаете рядом стульчик и вешаете на него старую рубашку и тренировочные, включаете любимейшую музыку – у каждого свою – и тихо погружаетесь в вечный беспробудный сон, который никогда уже не закончится.
Что вы сказали там – на задней парте? К чему я это всё рассказываю? Но ведь любой, покусившийся на такое дело, всегда должен быть готов к самому мерзкому развитию событий, и если он не способен выдержать потерю всего , то лучше ему не соваться туда. В окружающей жизни можно найти много достойных профессий, где даже без всяких мозгов удастся построить приличную карьеру. Тем более что и не во всякой деятельности эти мозги окажутся востребованы: для многих ведь работа сводится к заранее определённым механическим операциям, которые смогла бы проделать любая обезьяна. Обезьяна только не знает: что такое работа и долг перед обществом, а также необходимость содержать и поддерживать семью и государство, со всеми социальными институтами и иерархиями. Обезьяна – она бы ведь рехнулась, если бы узнала, каким сложным и протяжённым был путь получаемой ею ежедневно связки бананов к ней в клетку, сколько разных факторов влияло на размер этой связки, и к каким последствиям, например, привёл бы решительный отказ данной обезьяны и её сородичей по всему миру эти бананы есть. Плохой аппетит, мерзкое состояние духа – а продавцы бананов уже подсчитывают убытки, транспортные фирмы сокращают сотрудников, оптовики отказываются от услуг транспортных судов, тихо ржавеющих в гавани, а крестьяне закапывают урожай в землю, не давая ему сгнить на брошенных покинутых плантациях.
Но к счастью такого не бывает: за состоянием духа этой обезьяны, а также всех остальных обезьян по всему миру ведётся постоянное наблюдение, в случае же необходимости делаются разумные корректировки, пробуждающие у глупых животных аппетит: пусть даже придётся отступить от разумных, опробованных временем рецептов и приготовить, к примеру, бананы в копчёном или солёном виде. Главное же: после этого бананы так и улетают с прилавков, давая всем лишь радость и оставляя в стороне негативные эмоции, способные лишь отпугнуть и разладить хорошо поставленное дело.
Так что: кто способен подняться над такой обезьяной и ощутить всю сложность мира – милости прошу на мои курсы. Лекции по биржевой торговле – которые я читаю последние несколько лет в рамках экономического блока известных на всю страну учебных курсов – давно получили заслуженную славу и признание. Теперь уже не мне приходится заботиться о заполнении аудитории и призывать слушателей к вниманию – ничего подобного! Не сумевшие выдержать и адекватно воспринять предлагаемый материал вряд ли смогут рассчитывать на высокую отметку по окончании, а самые нерадивые горько пожалеют: что припёрлись сюда вообще. Это в школе несчастный оболтус и бездельник мог рассчитывать, что боязливые сердобольные учителя в последний момент поставят вместо заслуженных "двоек" надутый вымученный "трояк" и перетащат-таки его в следующий класс. Здесь же: никто не заставит меня проделать подобную процедуру, лишившись частицы самоуважения, но выполнив формальный план.
И я не буду иметь ничего против: если некоторые сразу после вступительной лекции забудут сюда дорогу. Разумный процент от заплаченной изначально суммы они смогут после получить обратно, но мне, по крайней мере, не будет стыдно за оставшихся, согласных вместе проделать неблизкий путь. Я ни за кого не цепляюсь и никого не держу: дверь всегда незаперта…
Что же касается оставшихся: поздравляю вас! Вы уже прошли первое испытание и не последовали за теми двумя молодыми людьми: они, вероятно, рассчитывали найти тут приятную компанию таких же юных оболтусов, как они сами, но что же встретили в реальности? Немолодого, но очень злого и подвижного, живого преподавателя, совершенно не настроенного развлекаться, но готового спустить три шкуры со всех, кто попробует отлынивать и халтурить. Получить у меня высший балл – мечта многих и многих бывших слушателей, так и не доросшая до реальности, как не дорастают почти всегда наши желания до наших возможностей: максимум два-три счастливчика из собравшихся здесь сорока с лишним человек смогут дотянуться до желанной вершины, но уж за них-то я буду спокоен. Ни одно высшее образование не даёт гарантию успеха и процветания в этой жизни, мой же курс – во всяком случае для сумеющих реализовать на практике его важнейшие выводы и заключения – единственный способ разбогатеть без больших связей и откровенного криминала.
Вначале же – для раскачки – я хотел бы рассказать вам предысторию. Путь наверх – почти всегда долгий и тернистый, сопровождающийся остановками и падениями, и лишь собравший в кулак всю волю и желание способен пройти его до конца. Особенно если начало оказалось таким сложным и утомительным, и явно не располагало к поздним безоговорочным победам.
Ещё когда мальчишкой в далёком уральском городке я получал подзатыльники от вечно пьяного папаши: уже тогда я представлял себе совсем другое будущее. Я был в мечтах великим стратегом и организатором, по моим командам тысячи людей двигались в строго определённом направлении и совершали строго определённые действия, реализуя заранее заданную программу. Цели у программ были, разумеется, высокие и благородные: превратить, к примеру, в цветущий сад огромную помойку на окраине города, или освоить сухие и почти безжизненные пространства Сахары. Мысленно я представлял себе бесконечные линии трубопроводов, тянущихся от опреснительных установок на морском побережье и гонящих вдаль массы живительной влаги, благодаря которой бескрайние пространства заполняются зеленеющими полями и садами, полными ягод и фруктов.