– Сэр Теофил, сэр Бульбас и сэр Публиус, целую неделю я ломал голову над схемой, заказанной во время нашей прошлой встречи. Я перебирал и отвергал разные варианты. Общество запугано ядерной энергией, и я быстро решил, что эта тема не годится. К тому же к ней очень пристрастны правительства, и все, что мы предприняли бы в этом направлении, столкнулось бы, скорее всего, с его сопротивлением. Потом я стал думать о бактериологии. Можно было бы, к примеру, заразить всех глав государств водобоязнью. Правда, неясно, какую прибыль мы могли бы из этого извлечь, к тому же кто-то из них мог бы нас покусать еще до диагностирования его болезни. Дальше я стал думать о спутнике Земли, который совершал бы один виток раз в трое суток и был бы запрограммирован на пальбу по Кремлю каждый раз, когда он пролетал бы мимо него. Но это – проект для правительств, а мы должны находиться над схваткой, нам не следует занимать сторону в конфликте между Востоком и Западом. Наше дело – добиться для себя выигрыша при любом развитии событий. Поэтому я отбросил любые схемы, требующие отказа от нейтралитета.
Но есть одна схема, против которой, в отличие от других, трудно возражать. В последние годы идет много разговоров об инфракрасной фотографии. Публика невежественна в этом предмете, как и в любом другом, и я не вижу причин, почему бы нам не использовать ее невежество. Предлагаю изобрести машину под названием "инфраредиоскоп", которая (так мы станем уверять) будет фотографировать при помощи инфракрасных лучей, которых не обнаружить другими способами. Устройство будет капризное, способное сломаться в неумелых руках. Мы проследим, чтобы это происходило всякий раз, когда оно будет попадать к людям, которых мы не можем контролировать. Мы сами будем решать, что оно будет видеть, и, полагаю, сможем совместными усилиями заставить мир видеть то, что нужно нам. Если вы одобрите мой проект, я сконструирую машину. Как ее использовать, пусть решают сэр Бульбас и сэр Публиус.
Оба джентльмена внимательно выслушали предложение Пендрейка Маркла. Оба с воодушевлением ухватились за его идеи, разглядев заманчивые перспективы для применения своих способностей.
– Я знаю, что должна обнаружить эта машина, – заявил сэр Бульбас. – Тайное вторжение марсиан! Это ужасные существа, чья невидимая армия непременно одолела бы землян, если бы не наша машина. Все мои газеты станут кричать о неминуемой гибели. Машину купят миллионы! Сэр Теофил сколотит величайшее состояние, каким когда-либо владел человек. Мои газеты превзойдут тиражами все остальные и вскоре станут единственными в целом мире. Но роль моего друга Публиуса в этой кампании будет не менее важной. Он облепит все заборы плакатами с жуткими монстрами и подписью: "Хотите, чтобы ЭТО вас изгнало?" Большими буками на щитах вдоль всех главных дорог, на всех станциях, в самых заметных местах будет написано: "Земляне, настало время принять решение. Поднимайтесь миллионами! Не бойтесь космической опасности. Отвага принесет вам победу, как всегда бывало со времен Адама. Покупайте инфраредиоскоп и будьте во всеоружии!"
Тут вмешался сэр Теофил.
– План хорош, – признал он. – Требуется одно: чтобы марсианин на картинке был достаточно пугающим и отталкивающим. Все вы знаете леди Миллисенту, но она знакома вам, скорее, с приятной стороны. Я, ее муж, обладаю привилегией знать ее воображения, скрытые от большинства людей. Как вам известно, она умело пишет акварелью. Пусть изобразит акварелью нашего марсианина, а мы сделаем его фотографии основой нашей кампании.
Остальные пребывали в недоумении. На их взгляд, леди Миллисента была мягковатой и даже глуповатой, совершенно непригодной для участия в такой неумолимой кампании. После споров решили дать ей попробовать, и, если ее картина выйдет достаточно устрашающей и устроит Маркла, сэру Бульбасу сообщат, что для запуска кампании все готово.
Вернувшись домой с этого важнейшего совещания, сэр Теофил принялся объяснять прекрасной Миллисенте, что ему требуется. Он не распространялся об общих аспектах кампании, придерживаясь принципа не откровенничать с женщинами. Он просто сказал, что ему нужны изображения страшных фантастических существ, которые он использует для дела, далекого от ее понимания.
Леди Миллисента была значительно моложе сэра Теофила. Она вышла из хорошей провинциальной семьи, знававшей лучшие времена. Ее отец, обедневший граф, владел роскошным елизаветинским особняком и любил его с преданностью, унаследованной у прежних поколений его хозяев. Продажа родового гнезда какому-нибудь богатому аргентинцу казалась неизбежной, и от этой перспективы у него разрывалось сердце. Дочь, обожавшая отца, решила использовать свою сногсшибательную красоту для того, чтобы он мирно дожил свои дни. Все мужчины поголовно были от нее без ума. Сэр Теофил оказался богатейшим среди ее обожателей, и она выбрала его, назначив цену – содержание для ее отца, что избавило бы его от всяких финансовых забот. Сэр Теофил был ей приятен; он, в свою очередь, боготворил ее и удовлетворял любое ее желание. О любви к нему речи не шло; пока никто не задел ее сердца. Но она считала своим долгом платить послушанием за бесконечную доброту к ней.
Просьба изобразить акварелью чудище показалась ей немного странной, но она привыкла, что он совершает непостижимые поступки, и не имела ни малейшего желания вникать в его деловые замыслы. Леди Миллисента просто взялась за работу. Сэр зашел довольно далеко: сказал ей, что картина нужна для демонстрации нового прибора под названием "инфраредиоскоп". После нескольких неудачных попыток у нее получилось нечто с телом жука, но длиной футов в шесть, с семью лохматыми лапами, человеческим лицом, совершенно лысой головой, глазами навыкате и застывшей ухмылкой. Собственно, картин было две. На первой мужчина, смотревший в инфраредиоскоп, видел это чудище, на второй он в ужасе ронял прибор, а чудище, видя, что за ним наблюдают, выпрямлялось на своей седьмой лапе, а шестью другими душило беднягу в волосатых объятиях. По указанию сэра Теофила она показала оба произведения Марклу. Тот признал их годными. После его ухода она и сказала сэру Бульбасу по телефону роковые слова.
III
Стоило сэру Бульбасу это услышать, как пришел в движение весь огромный аппарат, управляемый синдикатом. Сэр Теофил в несчетных цехах по всему миру запустил производство инфраредиоскопа, простого механизма со множеством издававших жужжание колесиков, не способного никому ничего показать. Сэр Бульбас заполнил свои газеты статьями о чудесах науки, дружно намекавшими на инфракрасный спектр. В некоторых содержались достоверные сведения от уважаемых ученых, другие были чистым плодом воображения. Сэр Публиус повсюду развесил плакаты: "Грядет появление инфраредиоскопа! Не упустите шанс увидеть невидимые чудеса мира!" На других было написано: "Что такое инфраредиоскоп? Газеты Харпера дадут ответ. Не упустите шанс проникнуть в неведомое!"
Когда было произведено достаточное количество инфраредиоскопов, леди Миллисента сообщила, что при помощи такого инструмента она увидела чудище на двери своей спальни. Естественно, ее осадили интервьюеры из всех газет сэра Бульбаса; дело вызвало такой острый интерес, что их примеру последовали другие газеты. По наущению мужа она лепетала именно то, что требовалось по плану синдиката. Одновременно инфраредиоскопы раздали видным общественным деятелям, о которых сэр Теофил знал от своей секретной службы, что они испытывают финансовые трудности. Каждому посулили по тысяче фунтов за согласие заявить, что они тоже видели ужасных существ. Агентство сэра Публиуса всюду демонстрировало две картины леди Миллисенты, призывая: "Не выпускайте инфраредиоскоп из рук! Он не только позволяет увидеть и защищает!"
Разумеется, сбыт инфраредиоскопов сразу подскочил до нескольких тысяч штук, а мир захлестнула волна страха. Пендрейк Маркл изобрел новый прибор, пока что не покидавший стен его лаборатории. Прибор доказывал, что чудища происходят с Марса. Другие ученые завидовали славе Маркла; самый ярый из его соперников изобрел прибор, читавший мысли чудищ, и утверждал, что при помощи своего изобретения выяснил, что они – авангард марсиан, затевающих уничтожение человечества.
Вначале первые владельцы инфраредиоскопов жаловались, что ничего не видят через свои приборы, но их жалобы газеты сэра Бульбаса, естественно, не публиковали; тем временем всемирная паника достигла таких масштабов, что любого, рискнувшего заикнуться, что он не может обнаружить присутствие марсиан, объявляли теперь предателем и пособником марсиан. После линчевания нескольких тысяч человек остальные смекнули, что безопаснее попридержать язык; немногих упрямцев интернировали. Волна ужаса приобрела такую высоту, что многие, прежде считавшиеся безвредными, теперь вызывали тяжкие подозрения. Любой, кто по неосторожности восхищался планетой Марс в ночном небе, немедленно подпадал под подозрение. Интернировали всех астрономов, специализировавшихся на Марсе. Те из них, кто доказывал, что жизни на Марсе нет, поплатились длительными тюремными сроками.
Тем не менее оставались люди, которые на ранних стадиях паники сохраняли дружеские чувства к Марсу. Император Абиссинии объявил, что внимательное изучение изображения выявляет близкое сходство марсианина со львом Иудеи, а значит, он хорош, а не плох. Тибетцы утверждали, что, судя по древним книгам, марсианин – Бодхисатва, явившийся избавить их от ига безбожников китайцев. Перуанские индейцы возродили культ Солнца и указывали, что коль скоро блеск Марса – это отражение солнечных лучей, то поклоняться следует и ему. В ответ на угрозу, что марсиане могут устроить бойню, они напоминали, что поклонение Солнцу никогда не обходилось без человеческих жертвоприношений, а посему верующим не следует роптать. Анархисты доказывали, что марсиане разгонят все правительства и принесут землянам благоденствие. Пацифисты призывали встречать марсиан с любовью, потому что сила любви сотрет с их лиц ухмылку.
Какое-то время эти группы, насчитывавшие немало членов, жили спокойно. Но потом спокойствие осталось в прошлом. В коммунистическом мире развернулась антимарсианская кампания. Этого добился синдикат, обратившись вначале к западным ученым, известным дружеским отношением к советскому правительству, и честно рассказав им об истоках кампании. Им было сказано, что страх перед марсианами может послужить примирению Востока и Запада. Других ученых удалось убедить, что война Востока и Запада может кончиться поражением Востока, потому коммунисты и сопротивляются развязыванию Третьей мировой войны. И если страх перед марсианами приведет к примирению Востока и Запада, то всем правительствам, и восточным, и западным, следует верить в марсианское вторжение. Разве они не реалисты? И разве это не самый настоящий реализм? Не тот самый синтез, которого требует диалектический материализм? Ученые согласились не открывать советскому правительству глаза на то, что все это обман. Ради его же блага они обязались поддерживать у него веру в этот заговор, затеянный гнусными капиталистами в гнусных капиталистических целях, но при этом не забывать об интересах человечества и рассчитывать на лучшее, а именно что, когда обман будет разоблачен, гнев народов бросит весь мир в объятия Москвы. Убежденные этими доводами, ученые сообщили Москве о страшной опасности уничтожения человечества и о том, что считать марсиан коммунистами нет оснований. Вняв доказательствам, Москва, поколебавшись, решила присоединиться к антимарсианской кампании Запада.
С этого момента с абиссинцами, тибетцами, перуанцами, анархистами и пацифистами было покончено. Одних перебили, других приговорили к принудительным работам, третьи покаялись, и за совсем короткое время всякое сопротивление великой антимарсианской кампании было подавлено.
Однако одного страху перед марсианами было мало. Никуда не делся страх перед предателями в собственных рядах. На специальной сессии Организации Объединенных Наций было решено организовать пропаганду и рекламу. Крепло ощущение, что требуется особое слово, которое противопоставило бы обитателей Земли населению других планет. Слово "земной" не подходило, потому что альтернативой ему было, конечно, слово "небесный". "Наземный" – тоже, из-за слова "звездный". Наконец после пространных речей – особенно отличились латиноамериканцы – остановились на слове "землянин". ООН сформировала комитет по борьбе с враждебной землянам деятельностью, который начал всемирный политический террор. Решено было также, что сессия ООН будет непрерывной, пока длится кризис, и подчиняющейся постоянному главе. Из числа престарелых государственных мужей выбрали президента, полного достоинства и опыта, покончившего с участием в политических распрях и подготовленного двумя мировыми войнами к новой, еще более страшной войне, казавшейся теперь неизбежной. Не ударив в грязь лицом, тот сказал в своем вступительном обращении:
– Друзья, жители Земли, земляне, единые, как никогда! Я обращаюсь к вам сейчас не так, как раньше, не во имя мира во всем мире, а во имя гораздо более величественной цели – цели сохранения человечества с его ценностями, радостями и бедами, надеждами и страхами, цели защиты человеческой жизни от адской угрозы, от нападения со страшным оружием, о котором нас предупредило, счастлив сказать, поразительное искусство наших ученых, показавших нам, что может быть открыто при помощи инфраредиации, чудо-приборов, продемонстрировавших нам отталкивающих, страшных чудовищ-невидимок, ползающих по нашим домам, отравляющих нас, наши мысли, готовых уничтожить стержень нашей нравственности, низвести нас до уровня даже не зверей, ведь звери тоже земляне, а марсиан – что может быть хуже? Нет ничего хуже во всех языках нашей возлюбленной Земли! Призываю вас, братья, встать плечом к плечу в этой великой борьбе с подлым вторжением чудовищ, нелюдей, которым останется одно – убраться туда, откуда пришли! – И он сел, ловя ртом воздух.
Аплодисменты не смолкали целых пять минут. Следующим оратором был представитель Соединенных Штатов.
– Сограждане, жители Земли, – начал он, – те, кому не повезло быть принужденным общественным долгом изучать чудовищную планету, против злобных замыслов которой мы вынуждены сражаться, знают, что ее поверхность испещрена странными прямыми штрихами, известными астрономам под названием "каналы". Эти штрихи, как должно быть понятно любому, изучающему экономику, могут быть только продуктами тоталитаризма. Поэтому у нас есть право, право высочайшей научной обоснованности, верить, что эти захватчики несут угрозу не только нам самим, но и самому образу жизни, установленному нашими предками около двухсот лет назад, который всегда, вплоть до возникновения нынешней опасности, порождал единство – единство, которому грозит определенная держава, назвать которую сейчас было бы неуместно. Возможно, человек представляет собой всего лишь промежуточную стадию в эволюции жизни в космосе, но есть один-единственный закон, которому космос всегда будет следовать, божественный закон вечного прогресса. Этот закон, сограждане-земляне, опирается на свободное предпринимательство – бессмертное наследие, обретенное человеком благодаря Западу. Должно быть, свободное предпринимательство давно испустило дух на Красной планете, ныне угрожающей нам, ибо наблюдаемые нами каналы появились там не вчера. Не только во имя Человека, но и во имя свободного предпринимательства я призываю Ассамблею к самоотверженности, к самозабвенной борьбе. Я с надеждой взываю к чувству самосохранения всех объединившихся здесь наций!
К единству призывал не только Запад. Как только сел представитель Соединенных Штатов, слово взял представитель Советского Союза Гроуловский.
– Настало время не говорить, а драться! – сказал он. – Но если бы мне пришлось говорить, то я опроверг бы два момента в только что прозвучавшей речи. Астрономия – русская наука. Иногда ее изучают и в других странах, но советская эрудиция показала всю недостаточность и подражательность теорий этих ученых. Примером служат слова о каналах на мерзкой планете, которую я брезгую называть. Великий астроном Лукупский убедительно доказал, что каналы вырыли частные предприятия и что их развитие было спровоцировано конкуренцией. Но сейчас не время об этом размышлять. Сейчас время действовать. Когда нападение будет отражено, выяснится, что мир объединился и что в разгаре борьбы тоталитаризм волей-неволей распространился на весь мир.
Возникли опасения, что вновь обретенное единство великих держав может не выдержать напряженных споров. Индия, Парагвай и Исландия постарались остудить страсти, а примирительные слова Республики Андорра позволили делегатам разойтись с ощущением гармонии, порожденной незнанием чувств друг друга. Прежде чем распуститься, Ассамблея провозгласила мир во всем мире и единение вооруженных сил по всей планете. Была высказана надежда, что главный удар марсиан будет нанесен уже после объединения армий. А пока, несмотря на все приготовления, на гармонию, на видимость уверенности, все сердца наполнились страхом; спокойны были только члены синдиката и их подручные.
IV
Однако и в обстановке всеобщей паники оставались люди, полные сомнений, но помалкивавшие из осторожности. Члены правительств знали, что сами они никогда не видели марсианских чудовищ, их секретари тоже это знали, но разгул страха вынуждал их держать свои сомнения при себе, ведь признание в скепсисе вело к потере власти, а то и к суду Линча. Деловые конкуренты сэра Теофила, сэра Бульбаса и сэра Публиуса, естественно, завидовали их колоссальному успеху и стремились найти способ их низвержения. Газета "Дейли фандер" была прежде почти такой же влиятельной, как "Дейли лайтнинг", но в разгар кампании первую было почти не слышно. Ее издатель скрежетал зубами, но, будучи человеком осторожным, тянул время, зная, что, пойдя против всеобщей истерии, ничего не заработаешь. Ученые, никогда не любившие Пендрейка Маркла и не привыкшие ему доверять, не могли не возмущаться, когда его провозгласили величайшим ученым всех времен. Многие из них разобрали инфраредиоскоп на винтики и поняли, что это подделка, но, опасаясь за свою шкуру, сочли за благо прикусить языки.