Наконец явился пророк - чуть ли не вприпрыжку, прямо из душа, в джинсах и футболке "Lick my balls", с сумкой на плече. Все встали; я последовал общему примеру. Он направился ко мне, протягивая руку и улыбаясь во весь рот:
- Ну? Как я тебе показался?
Я потерял дар речи, но через пару секунд понял, что в вопросе не было никакого подвоха - он обращался ко мне именно как к коллеге.
- Э… это было хорошо. Правда хорошо, - ответил я. - Мне очень понравилась вводная часть, о числе избранных, все эти цифры.
- Ха-ха-ха! - Он вытащил из сумки книжку, "Занимательную математику" Йостейна Гаардера. - Это отсюда, все отсюда!
Он уселся, потирая руки, и набросился на тёртую морковку; мы последовали его примеру.
Разговор - наверное, в мою честь - свернул на комических актёров. Юморист прекрасно разбирался в этом вопросе, но и пророк не был полным профаном; он даже знавал Колюша, когда тот делал первые шаги на сцене. "Однажды в Кпермон-Ферране мы значились на одной афише…" - ностальгически произнёс он. В самом деле, в те годы, когда фирмы грамзаписи, уязвлённые проникновением рок-музыки во Францию, записывали более или менее все подряд, пророк (который тогда ещё не был пророком) выпустил сорокапятку под сценическим псевдонимом Тревис Дэвис; он немного погастролировал в центральном регионе, и на том дело кончилось. Позже он пытался стяжать славу автогонщика, но тоже без особого успеха. В общем, он искал себя, и встреча с Элохим пришлась как раз кстати: не будь её, у нас бы, возможно, появился второй Бернар Тапи. Сейчас он больше не пел, зато сохранил настоящую страсть к гоночным машинам, что дало повод журналистам утверждать, будто в его особняке в Беверли-Хиллз есть целый гараж гоночных авто, купленных на средства адептов. Это абсолютнейшая ложь, заверил он меня. Во-первых, он живёт не в Беверли-Хиллз, а в Санта-Монике; во-вторых, у него всего лишь "феррари-модена-страдале" (вариант обычной "модены" с чуть более мощным мотором и облегчённый за счёт использования углерода, титана и алюминия) и "порше-911-GT-2", поменьше, чем у голливудского актёра средней руки. Правда, он хотел сменить свою "страдале" на "энцо", а "911-GT-2" - на "каррера-GT", но не был уверен, что ему хватит денег.
Я склонен был ему верить: на меня он производил впечатление человека падкого скорее на баб, чем на бабки, а смешивать два этих ремесла можно лишь до определённого возраста: потом наступает момент, когда двух страстей уже многовато; счастливы те, кто сумел сохранить хотя бы одну, - я был моложе его на двадцать лет, но явно приближался к нулевой отметке. Чтобы поддержать беседу, я упомянул свой "бентли-континентал-GT", который променял на "мерседес 600 SL", что, как я понимал, могло показаться обуржуазиванием. О чём бы, спрашивается, разговаривали мужчины, не будь на свете машин?
За завтраком никто не произнёс ни слова об Элохим, и к концу недели я уже задавался вопросом, а действительно ли они в них верят? Ничто не поддаётся диагностике с таким трудом, как лёгкая когнитивная шизофрения, и относительно большинства адептов я ничего определённого сказать не мог. Патрик явно верил, и это настораживало: человек, который в своём люксембургском банке занимал ответственный пост, через руки которого иногда проходили суммы, превышающие миллиард евро, верил в домыслы, противоречащие элементарным положениям дарвиновской теории.
Ещё большее любопытство вызывал у меня Учёный, и в конце концов я задал ему прямой вопрос: с человеком такого ума я был не способен хитрить. Как я и ожидал, его ответ был предельно ясным и недвусмысленным. Первое: вполне возможно, и даже вероятно, что где-то во Вселенной есть живые существа и что некоторые из них обладают интеллектом, позволяющим создавать жизнь или манипулировать ею. Второе: человек возник эволюционным путём, и никак иначе, то есть его сотворение Элохим следует понимать как простую метафору; однако, предостерёг он, не стоит слишком слепо верить в дарвиновскую вульгату, все больше серьёзных учёных считают её несостоятельной. В реальности эволюция видов обусловлена не столько естественным отбором, сколько генетическими мутациями, то есть чистой случайностью, а также возникновением географически изолированных популяций и непересекающихся биотопов. Третье: вполне возможно, что пророку встретился не инопланетянин, но человек из будущего; некоторые интерпретации квантовой механики допускают возможность переноса информации и даже материальных сущностей навстречу стреле времени, - он обещал ознакомить меня с материалами на эту тему, что и сделал сразу по возвращении из Зворка.
Осмелев, я коснулся темы, которая с самого начала очень меня занимала: обещанного элохимитам бессмертия. Я знал, что у каждого адепта брали несколько кожных клеток и что современные технологии позволяют хранить их неограниченное время; я нисколько не сомневался, что рано или поздно те незначительные трудности, какие сегодня препятствуют клонированию человека, будут преодолены; но что же будет с личностью? Каким образом новый клон может помнить хоть что-нибудь из прошлого своего предшественника? А если не сохраняется память, то откуда у него возьмётся ощущение, что он - реинкарнация, тот же самый человек?
В первый раз я почувствовал в его взгляде нечто большее, нежели холодную осведомлённость учёного, привыкшего к ясным понятиям; в первый раз мне показалось, что он возбуждён, взволнован. Это была его тема, тема, которой он посвятил всю жизнь. Он пригласил меня в бар, заказал себе шоколад с большим количеством сливок, а я взял виски - он, казалось, даже не заметил этого отступления от правил секты. К застеклённой стене подошли несколько коров и остановились, словно наблюдая за нами.
- В ходе опытов на круглых червях, - начал он, - были получены интересные результаты: путём простого центрифугирования необходимых нейронов и инъекции белкового изолята в мозг вновь созданного существа был достигнут перенос реакций избегания, в частности связанных с электрошоком, и даже знания пути в некоторых простых лабиринтах.
В этот момент мне почудилось, будто коровы покачали головами; но он не замечал и коров.
- Естественно, эти результаты нельзя переносить на позвоночных, и тем более на высших приматов, таких, как человек. Вы, наверное, помните, что я говорил в первый день о нейронных цепях… И тем не менее не исключена возможность воспроизведения подобного механизма, но не с помощью тех компьютеров, какие нам известны, а с помощью некой разновидности машины Тьюринга, которую можно обозначить как автоматы с плавающими соединениями; я сейчас как раз работаю над их созданием. В отличие от классических ЭВМ, автоматы с плавающими соединениями допускают вариабельность в подключении друг к другу ячеек, выполняющих элементарные вычислительные операции; эволюционируя, они проявляют способность к запоминанию и самообучению. Априори количество вычислительных ячеек, подключающихся друг к другу, а значит, и сложность образуемых ими цепей не ограничены. На данной стадии главная трудность состоит в том, чтобы создать биективный образ нейронов человеческого мозга, изъятого в течение первых минут после смерти, в памяти незапрограммированного автомата. Поскольку продолжительность жизни последнего можно считать неограниченной, в дальнейшем достаточно будет направить поток информации в обратном направлении, к мозгу нового клона; это будет фаза загрузки, downloading; я уверен, здесь не возникнет никаких особых затруднений, как только будет разработан механизм выгрузки, uploading.
Спускалась ночь; коровы одна за другой отворачивались и уходили обратно на пастбище, и я не мог отделаться от мысли, что им не внушает доверия его оптимизм. На прощание он дал мне свою визитку: профессор Злотан Мицкевич, университет Торонто. Беседа со мной доставила ему большое удовольствие, сказал он, истинное удовольствие; если мне понадобится дополнительная информация, достаточно послать ему мейл. В настоящее время его исследования быстро продвигаются вперёд, в будущем году он надеется добиться значительных успехов, повторил он; мне его уверенность показалась несколько преждевременной.
Когда я уезжал из Зворка, меня провожала в аэропорт целая делегация: сам пророк, Коп, Учёный, Юморист и прочие, не столь важные члены секты, среди которых были Патрик с Фадией и Венсан, ВИП от Изобразительных искусств; с Венсаном у нас возникла настоящая симпатия, мы обменялись координатами, он приглашал меня заходить, когда я буду в Париже. Естественно, меня позвали на зимнюю школу в марте, на Лансароте, которая, по словам пророка, будет иметь невиданный размах: на этот раз соберутся сторонники секты со всего мира.
Честное слово, за эту неделю у меня появились только друзья, думал я, проходя под аркой металлоискателя. Зато ни одной телки; правда, мне было как-то не до того. Само собой, я не собирался вступать в их движение; в сущности, меня влекло к ним главным образом любопытство, старое доброе любопытство, которым я отличался с раннего детства и которое, похоже, пережило сексуальные желания.
Самолётик был двухмоторный, с пропеллерами; казалось, он в любую минуту может взорваться в воздухе. Пролетая над пастбищами, я вдруг понял, что во время школы никто, не говоря уж обо мне, почти и не трахался - насколько мне известно, а мне точно известно, я поднаторел в такого рода наблюдениях. Парочки так и оставались вдвоём: ни групповухой, ни даже банальными трио и не пахло; а кто приехал один (таких было подавляющее большинство), оставался в одиночестве. В теории всё было предельно open, пророк дозволял и даже поощрял любые формы сексуальных отношений; на практике женщины надевали эротичные наряды, многие ласкались, но дальше дело не шло. Очень любопытно, хорошо бы с этим разобраться, сказал я себе и заснул на откидном столике.
После крайне утомительного, с тремя пересадками, перелёта я наконец приземлился в аэропорту Альмерии. Было около +45°C - на тридцать градусов жарче, чем в Зворке. Это было хорошо, но всё-таки недостаточно, чтобы одолеть подступающую тоску. Шагая по мощённым плиткой коридорам виллы, я один за другим выключал кондиционеры, которые к моему приезду включила привратница-румынка, старая и страшная, у неё, в частности, почти не осталось зубов; зато она великолепно говорила по-французски. Я, что называется, полагался на неё во всём, хотя и не позволял больше убираться: я теперь не выносил, когда кто-нибудь разглядывал мои личные вещи; довольно-таки забавно, говорил я себе иногда, орудуя шваброй, убираться самому при сорока миллионах евро, - но я ничего не мог с собой поделать, сама мысль о том, что человеческое существо, каким бы ничтожным оно ни было, сможет увидеть все детали моего существования, увидеть его пустоту, сделалась для меня непереносимой. Проходя в большой гостиной мимо зеркала (огромного зеркала, в полстены: здесь мы могли бы развлекаться с любимой женщиной, созерцая наши отражения, и т.п.), я был потрясён собственным видом. Я настолько похудел, что казался почти прозрачным. Призрак. Я превращался в призрака солнечных стран. Учёный был прав: нужно переехать, сжечь фотографии, и все такое.
С финансовой точки зрения переезд мог стать весьма прибыльной операцией: цены на землю со времени моего приезда выросли втрое. Естественно, оставалось ещё найти покупателя, но недостатка в богатых не было, в Марбелье наблюдался даже некоторый их избыток: богатые любят общество богатых, это точно, оно их, скажем так, успокаивает, им приятно видеть людей, подверженных тем же мучениям и, скорее всего, способных поддерживать с ними не только корыстные отношения; им приятно убедиться в том, что род человеческий состоит не только из хищников и паразитов; однако по достижении определённой плотности раствор становится перенасыщенным. В Альмерии же плотность богатых была пока скорее низкой; требовалось найти богача более или менее молодого, с задатками первопроходца и интеллектуала, возможно, с уклоном в экологию, - богача, способного получать удовольствие от созерцания камней, человека, сколотившего состояние, скажем, на компьютерных технологиях. На крайний случай Марбелья была в полутора сотнях километров, и прокладка автодороги уже началась. Обо мне тут все равно никто жалеть не будет. Но куда ехать? И зачем? По правде сказать, мне было стыдно: стыдно признаться агенту по торговле недвижимостью, что моя семья распалась, что у меня нет даже любовниц, чтобы хоть немного оживить этот необъятный дом; в общем, стыдно признаться, что я одинок.
Зато сжечь фотографии - наоборот, вполне реально; я собирал их целый день, там скопились тысячи снимков, у меня всегда была мания делать "фото на память". Я наскоро кое-что отобрал - в конце концов, может, другие любовницы сгинули при аналогичных обстоятельствах. На закате я взял тачку, вывез все на песчаную полосу со стороны террасы, вылил сверху канистру бензина и чиркнул спичкой. Огонь пылал великолепный, в несколько метров высотой, его, наверно, было видно за несколько километров, может, даже с алжирского берега. Я получил живейшее удовольствие - но оно оказалось до ужаса кратким: часа в четыре утра я проснулся с ощущением, что под кожей у меня ползают тысячи червей, мне хотелось разодрать себя до крови. Я позвонил Изабель, она сняла трубку на втором звонке - значит, тоже не спала. Мы договорились, что на днях я заеду за Фоксом и он побудет у меня до конца сентября.
Как у всех "мерседесов" определённой мощности, за исключением "SLR-макларен", электроника ограничивает скорость шестисотого "SL" до 250 км/ч. Не думаю, что между Мурсией и Альбасете моя скорость была сильно ниже. Там имелось несколько длинных, очень открытых поворотов; у меня было только абстрактное ощущение силы - видимо, как у человека, которому безразлична смерть. Траектория остаётся безупречной, даже когда завершается смертью: на дороге может попасться грузовик или перевёрнутая машина, да мало ли что; но на красоту дороги это никак не влияет. Почти сразу за Таранконом я немного сбросил скорость, свернув на автостраду R3, потом на М45, но все равно не сбавлял ниже 180 км/ч. На абсолютно пустынной R2, огибавшей Мадрид на расстоянии километров тридцати, я снова разогнался до максимума. Я пересёк Кастилию по N1 и держался на 220 км/ч до Витория-Гастейс, пока не въехал на более извилистые дороги Страны Басков. В Биаррице я был в одиннадцать вечера и взял номер в "Софитель-Мирамаре". С Изабель мы встречались на следующий день, в десять утра, в "Серебряном сёрфере". К моему величайшему удивлению, она похудела, мне даже показалось, что она сбросила все, что набрала. Лицо её было тонким, чуть морщинистым и поблекшим от печали, но она вновь стала элегантной - и красивой.
- Как тебе удалось бросить пить? - спросил я её.
- Морфий.
- И у тебя нет проблем его доставать?
- Никаких; наоборот, здесь это очень легко, в любой чайной всегда найдёшь.
Значит, теперь перезрелые кумушки в Биаррице ширялись морфием; это был эксклюзив.
- Всё зависит от поколения, - сказала она. - Сейчас это кумушки шикарные, рок-н-ролльные; у них, естественно, другие потребности. А вообще-то, - добавила она, - не строй иллюзий: лицо у меня почти нормальное, но фигура окончательно поплыла, я даже не рискну тебе показать, что там, под спортивным костюмом. - На ней был синий в белую полоску костюм на три размера больше, чем нужно. - Я больше не занимаюсь ни балетом, ни спортом, ничем; даже не хожу поплавать. Делаю себе укол утром, укол вечером, а в промежутке смотрю на море, и все. Мне даже тебя не не хватает, во всяком случае, не часто. Мне вообще ничего не не хватает. Фокс много играет, ему тут очень хорошо…
Я кивнул, допил шоколад, пошёл в гостиницу и оплатил счёт. Через час я уже подъезжал к Бильбао.
Целый месяц отдыха с моим псом: бросать мячик вниз по лестнице, бежать вместе на пляж. Жить.
30 сентября в 17 часов Изабель припарковалась перед воротами виллы. Она купила себе "мицубиси-спейс-стар": в "Автожурналь" эту машину отнесли к категории "космических игрушек". По совету матери она остановилась на модификации "бокс-офис". Она пробыла у меня минут сорок и поехала обратно в Биарриц.
- Ну да, я постепенно превращаюсь в старушку, - сказала она, усаживая Фокса на заднем сиденье, - в симпатичную старушку на "мицубиси-бокс-офис"…
Даниель24,10
В последние несколько недель со мной пытается установить контакт Венсан27. Наши отношения с Венсаном26 были эпизодическими, он не информировал меня ни о приближавшейся кончине, ни о своём переходе в интермедийную стадию. Интермедийный период у неолюдей нередко бывает очень коротким. В принципе, каждый может сколько угодно менять IP-адрес, становясь недоступным; но у меня самого так мало контактов, что я никогда не видел в этом необходимости. Мне случалось неделями не подключаться к сети, что повергало в отчаяние Марию22, мою самую усердную собеседницу. Как допускал уже Смит, разделение субъекта и объекта вызывается конвергентной чередой неудач в процессе познания. Нагель отмечает, что то же самое относится к разграничению субъектов (с той лишь разницей, что в данном случае неудача носит не эмпирический, а аффективный характер). Субъект складывается из неудач и посредством неудач, и переход от людей к неолюдям с его необходимым коррелятом - исчезновением любого физического контакта - никак не изменил этой основополагающей онтологической данности. Как и люди, мы не избавились от статуса индивида и от связанного с ним глухого ощущения отверженности; однако, в отличие от людей, мы знаем, что этот статус есть лишь следствие перцептивной неудачи, иначе именуемой небытием, отсутствием Слова. Проникнутые смертью и отформатированные ею, мы не имеем больше сил войти в Здесь-и-теперь. Для отдельных человеческих существ одиночество могло наделяться радостным смыслом ухода из группы; но эти одиночки, отказываясь от своей первоначальной принадлежности, всегда стремились обрести новые законы, новую группу. Сегодня все группы распались, племена рассеялись; мы знаем, что мы все одиноки, но похожи, и утратили желание объединяться.
Три дня подряд от Марии22 не поступало никаких сообщений; это было необычно. После долгих колебаний я передал ей код, позволяющий подключиться к камере видеонаблюдения подразделения Проексь-онес XXI,1З; через минуту она ответила следующим сообщением:
Под солнцем погибшей птицы
Стелется бескрайняя равнина;
Смерть не бывает невинной:
Покажи мне тела частицу.
4262164, 51026, 21113247, 6323235. По указанному адресу не было ничего, даже сообщения о неудачной попытке соединения; абсолютно белый экран. Значит, она хотела перейти в некодированный формат. Пока я колебался, на белом экране медленно-медленно проступало сообщение: "Как ты, наверное, догадался, я интермедийная". Буквы исчезли, и появилось новое сообщение: "Я завтра умру".
Вздохнув, я наклонил видеокамеру, навёл на своё обнажённое тело, настроил зум. "Ниже, пожалуйста", - написала она. Я предложил ей перейти в голосовой формат. После минутного раздумья она ответила: "Я интермедийная старуха, меня скоро не будет; не знаю, насколько приятный у меня голос. Но если ты хочешь, хорошо…" Тогда я понял, что она не пожелает показывать мне своё тело, ни в каком виде; на интермедийной стадии одряхление иногда наступает очень быстро.