- Парень! - подпрыгнул на кровати Левшин. - Кто тебя учил жить? Да если б не я, ты бы ни одного концерта не сделал! Этот дурацкий "Мойдодыр" только и держится на мне. На сцене кто всех подменяет? Левшин! Заделку кто делает? Левшин! А по голове кто больше всех получает? Тоже Левшин! Закулисный без меня как без рук, а платить больше не хочет, жлоб позорный! Да все советское искусство держится на Витюшке! - свалился с грохотом с кровати Левшин. - Кто министра культуры кормит?! - орал он, морщась от боли. - Кто кормит Сусика? А Закулисный на какие шиши черную икру половником жрет?
- Может, ты и меня кормишь? - рассмеялся Видов.
- Я всех кормлю! - закружился Левшин по номеру. - Шесть миллиардов на Витюшкиной шее сидят! Хоть бы кто пятерочку занял.
- Петю сейчас видел! - смеялся Видов. - Ты его опять достал… Он тебя когда-нибудь грохнет.
- Меня? - скорчился Витюшка. - Да я этого Петю… - взглянул он мельком на дверь, - на кого он дергается! На самого Витюшку! Да я прямо сейчас пойду и в бубен ему налажу!
- Он говорит, познакомился с кем-то? - поинтересовался я у Видова.
- Хорошая крошка, между прочим, - кивнул Коля.
- На одном этаже с нами живет. В сборную Союза по баскетболу входит. Приехала родственников навестить.
- Петя сказал, что у нее ноги из плеч растут, - ехидно заулыбался Левшин. - А?
- Ну, из плеч не из плеч, - засомневался Видов, - но наших две ноги сложить - это одна ее будет.
- Сильная крошка! - рассмеялись мы.
- Они, кстати, сегодня идут в ресторан, - сказал Коля.
- На что?! - заорал Левшин, подпрыгивая. - Я в кабаке не был два дня, а ему что там делать без денег?
- Горе ее, по-моему, раскрутил, - улыбнулся Видов.
- О-о! Как я его ненавижу! - простонал Витюшка, падая на кровать. - Он только ростом и может взять, рожа козлиная! Взял - и крошку раскрутил! Нет, ты представляешь! - накинулся он на меня. - С такой рожей! А ты сидишь и рогом не шевелишь! Даже заделку не можешь сделать. Иди, ищи себе крошку!
- Тебе надо, ты и ищи, - отвернулся я.
- Хороших крошек не видно, - поморщился Видов,
- я всю гостиницу уже облазил, есть, правда, две старушки на нашем этаже, в таких пикантных халатиках ходят…
- А старушки что, не люди? - вскочил Витюшка. - Главное, чтобы перед сном завещание оставили и чтобы зубы ночью не высыпались. Говори, сколько им?
- Полтинник, наверно, будет.
- И всего? - хмыкнул Левшин. - Тоже мне, старых мухоморов нашел! После собрания идем с тобой их крутить. А ты, парень, пролетаешь, - посмотрел он на меня, - но пожрать я тебе принесу.
- После собрания зайдешь за мной, - подмигнул Левшину Видов, выходя.
- Ты, наверно, что-то не понимаешь, - после некоторого молчания обратился ко мне Левшин. - Если уж это чудовище Горе встало на довольствие, то о чем думаешь ты? Давай обзаводись крошками, а то с голоду умрешь на гастролях… привыкай, нечего сачковать!
- Ты сегодня на довольствие идешь становиться?
- А что ты лыбишься?! - закричал Левшин. - Ты себя богачом считаешь?
- Не считаю.
- А здесь, кроме как у Закулисных, ни у кого ничего и нет за душой. Даже лилипута горничные подкармливают. Ты же артист, болван, неужели так трудно понять? Тебя за одно это слово должны кормить и поить, для людей праздник, когда они встречаются с людьми искусства.
Я живо представил себе праздник, который устроило для детских садиков шоу "Три поросенка". Три огромных страшных поросенка алчут крови замухрышки-волка.
- Может, ты и прав, - ответил я. - Мне пока трудно разобраться, что к чему.
Левшин весело похлопал меня по плечу.
- Ничего, сейчас у тебя настроение повысится! -вскричал он. - К Закулисному пора, он тебе поможет разобраться, что к чему…
Точность - не только привилегия королей, но и солидных администраторов вроде нас. Шестой удар курантов не успел прыгнуть на плечи седьмому, как мы вежливо постучали в дверь.
- Да, - раздался властный голос. Мы вошли. Левшин бесцеремонно плюхнулся в кресло, я уселся на краешек дивана. За столом сидел свежевыбритый, благоухающий и сосредоточенный Закулисный в спортивном красном костюме и держал перед собой раскрытую чистую тетрадь. Ни Ирки, ни Елены Дмитриевны в номере не было.
- Владимир Федорович! - сразу затарахтел Левшин. - Не катят билеты по рублю!
- Как не катят? - сурово спросил Закулисный.
- Не катят - и все, - пожал плечами Витюшка. - Здесь про такие цены никогда не слышали, по тридцать копеек ходили, а я как сказал, что по рублю, в слезы - и ни в какую!
- Ладно, - позволил себе улыбнуться Закулисный. - Говори, утешил убогих или нет? - еще больше улыбаясь, хмыкнул он, чувствуя" что все в порядке.
Левшин явно давал понять, что только он может сделать невозможное, поэтому позволил себе еще немного подурковать.
- Утешить-то утешил…
- Говори толком!
- Трудно, - покачал головой Витюшка. - Что скрывать, это не Север… там люди попроще.
- На Севере мы работали, если помнишь, по два рубля… ты будешь давать данные или нет?! - не выдержал Закулисный.
- Сейчас дам, - тут же сдался Витюшка. - Пиши.
- Пи-ши-те! - произнес с угрозой Владимир Федорович. - Понял, придурок?
- Нет вопросов, - согласно развел руками в стороны Левшин. - Пишите, Владимир Федорович, пишите!
- Поехали! - взялся за ручку Закулисный.
- Работаем в "Грации" двенадцатого сентября, - начал Витюшка, но Закулисный его тут же перебил.
- Это я и без тебя знаю! Давай телефон, фамилию директора, договор…
Левшин отдал договор.
- Телефон какой? - опять спросил Закулисный. Витюшка почесал голову.
- Так… - зловеще произнес Закулисный. - Не взял…
Наступила тишина. Я заерзал на диване. - Ладно… хорошо… - прервал Закулисный молчание, давая понять, что он к этому еще вернется. - Дальше?
- Школа № 4, - начал тарахтеть Левшин, давая данные. - Завуч Корнева Любовь Сергеевна, два спектакля для этой школы: в одиннадцать и в час дня. Завуч взяла 600 билетов.
Закулисный со злостью бросил ручку, вскочил со стула.
- Я сколько раз говорил, чтобы билеты раздавали по классам! Ты что, урод, до сих пор ничего не понял? А если она принесет все шестьсот билетов назад, тогда что?! Я тебя спрашиваю!
- Не принесет! - бодро ответил Левшин. - Я ей как рассказал про наше представление - она сразу кинулась подружек своих обзванивать!
- Ну смотри, Левшин! - погрозил ему кулаком Закулисный. - Давай дальше.
Витюшка перечислил классы, которым раздал билеты, детские садики и с облегчением вздохнул.
- Хорошо, - грозно сказал Закулисный. - С тобой разобрались. Что у тебя? - обратился он ко мне.
Левшин смотрел на меня не то со злорадством, не то с сочувствием, но его взгляд явно говорил: "Думаешь, мне одному приятно получать по крыше, а то, что ты сейчас схлопочешь, - это как пить дать".
Я открыл свою записную книжку, в которой было всего четыре слова: Дворец "Тонус"… Цензор Петрович.
- Ну? - выжидающе произнес Закулисный. - Что ты сегодня сделал?
Как- то в моей жизни получалось, что на меня особенно и не покричишь, но сейчас я чувствовал, что падаю в своих же собственных глазах и не в силах остановить падение. Впрочем, можно было бы остаться самим собой, уехать в Куралесинск, уволиться из филармонии, но трясина ненормальной жизни уже засосала мои подошвы. Из болота выкарабкивается не каждый… Я опять представил ту жизненную неразбериху, которую начал бояться как огня, от которой спасался, закутавшись в пыль Дороги, и… понял, что никуда не поеду.
- Владимир Федорович, - сказал я как можно достойнее. - Сегодня я заключил договор во Дворце культуры "Тонус"… фамилия директора… запнулся я.
- Ну?
- Зовут Цензор Петрович…
- А фамилия? Телефон? Я уже говорил, чтобы все записывали! Да вы что?! - завопил почему-то Закулисный на Левшина, видимо, он еще не привык орать на меня и вел своеобразную подготовку через него.
- При чем здесь я?! - тут же закричал Витюшка.
- Ты чего орешь! - подскочил Закулисный.
- Но при чем здесь я! - выпучил глаза Левшин. - Я, что ли, не взял телефоны и фамилию?
- И ты тоже хорош! - уселся наконец Закулисный, показывая всем своим видом, с каким трудом он справился с волнением. - Ладно, давай дальше, - угрюмо кивнул он мне, - говори данные?
- А данных… пока нет… - еле слышно сказал я. Левшин схватился за голову, подмигнул мне и быстро отвернулся к окну.
- Что? - не веря услышанному вскочил Закулисный. - Что ты сказал?
- Он сегодня первый день на заделке, - буркнул в наступившей тишине Левшин. - К тому же на этой "точке" кукольники работали!
- Какие еще кукольники?
Я рассказал про Мухославскую филармонию.
- Ладно… - спустил пары Закулисный. - Сколько там школ?
- Пять, - соврал я.
- Это минимум семь концертов, - размышлял вслух Закулисный. - Значит, там можно работать два дня. Билеты у тебя есть, и чтобы завтра полвосьмого я вас в гостинице не видел!
- Владимир Федорович, - заискивающе обратился к нему Левшин. - Займите на двоих пятерочку…
- Ты чего? - уставился на него Закулисный. - Откуда деньги? Еще спектакли не начались.
- Ну, Владимир Федорович… - взмолился Левшин.
Закулисный грозно взглянул на меня и достал черную тетрадь.
- Долговая яма, - философски изрек Витюшка. - Сейчас ты будешь ее почетным членом.
- Ты не радуйся, - снисходительно бросил Владимир Федорович. - Хватит с меня ваших долгов. Даю по два рубля.
Он отвел мне вместе со всеми графу и поставил цифру, которую я до сих пор вспоминаю как розовый сон.
- Как же ты умудрился пролететь без тумаков? - удивленно спросил Витюшка, когда мы вышли. - Для Закулисного это самое большое удовольствие - раздача их по любому поводу, а повод был, да еще какой! Скажи мне спасибо.
- Спасибо, - улыбнулся я.
- Ты зря улыбаешься, не сегодня, так завтра получишь, - хмыкнул он. - Нашел чему радоваться.
- У меня такое чувство, что тебе даже нравится их получать, а я еще не привык!
- Когда привыкнешь, перестанешь обращать внимание, надо просто дождаться, когда наш придурок свою ампулу рассосет, вот тогда действительно цирк вместе с фантастическими представлениями начнется. Если хочешь знать, то я его вообще за человека не считаю!
- А что же ты шестеркой под ним бегаешь?
- Дурак ты, и жрать я тебе сегодня не принесу, - обиделся на меня Левшин.
Не успели мы поругаться, как вбежал Видов с котелкой колбасы. Он просто умирал со смеху.
- Стучу… - еле выговорил он. - Открывают. Я им говорю: "Вы знаете, наш главный артист просил вам передать пригласительные на наш фантастический спектакль". Старушки меня спрашивают: "Какой артист?" Я делаю недоуменное лицо. "Как, вы разве не знакомы с нашим лилипутиком?" Если б ты видел их лица! -давился Видов от смеха. - Тогда я им говорю: "Вы меня извините, но, видно, наш лилипутик ошибся… и если так получилось, то разрешите пригласить вас на наше фантастическое… Ну и понеслось слово за слово.
- Колбаса откуда? - спросил Левшин.
- Это они про Пухарчука начали спрашивать: как он, кто он? А я возьми да скажи, что Женек суточные потерял, сидит голодный, ну старушки мне котелку для него и отписали!
- Это хорошо, что они уже в курсе наших финансовых дел! - загорелись глаза у Витюшки. - Объяснять теперь не надо, что люди искусства получают столько, что даже потеря суточных приводит к непоправимым последствиям. Ну, а выпить? Ты им маячок не дал!?
- А чего им быть против? - пожал плечами Коля. -Обе в командировке.
- Чтобы кого-то раскрутить! - назидательно воскликнул Левшин. - Надо самим для начала раскрутиться. Взять сейчас можно только в кабаке, где самое дешевое вино стоит не меньше семи рублей.
- У меня всего три, - после небольшой паузы тоскливо сказал Коля.
Левшин внимательно, словно уличая в чем-то, посмотрел на него и вынул свои два рубля. Потом взглянул на меня.
- Ты чего так смотришь?! - выкрикнул я. - Тебе я ничего не должен! Может, мои два рубля, которые вы не получите, дадут старушкам возможность достойно встретить старость.
- Дай, - кровожадно прошипел Левшин. - Если ты мне друг, то дашь.
- Почему за твои аферы должен платить я? Иди занимай у Пети. Вы к крошкам…
- Я продаю тебе котелку колбасы за два рубля, -прервал мои рассуждения Левшин, - но после этого ты мне не друг!
Он убил меня наповал, обозвав жлобом. Они умчались доить старушек, я вновь остался без денег.
"К Женьку, что ли, сходить? - подумал я. - Чем он там занимается?"
Пухарчук уже давно проел свои суточные, окунался то к Елене Дмитриевне, то к Владимиру Федоровичу и в конце концов прочно уселся на жилистые шеи горничных и дежурных. Его смех, словно брачное пиликанье кузнечика, облетал всю гостиницу. Он жировал, как огромный плешивый колобок, заглатывая в невероятном количестве домашние булочки работниц гостиницы. Сыну полка здесь делать просто было нечего. Пухарчук бегал от одной дежурной к другой, рассказывал о гастролях, умудрялся болтать без умолку несколько часов подряд об одном и том же и смеяться над чем угодно. Иногда он вдруг вспоминал, что уже не мальчик, принимал солидный вид, чуть морщил носик, но не проходило и несколько минут, как Женек забывался и вновь начинал хохотать.
Когда я зашел к Пухарчуку, тот пыхтел с лоснившимся личиком на кровати, сложив умиленно ручки на выпирающем животике, в котором, без всякого сомнения, сейчас трепыхался пяток сдобных домашних булочек. Он тяжело вздыхал и лениво хлопал ресницами. Ему было очень плохо…
- А-а, паренек, - попытался взмахнуть он рукой в знак приветствия. - Заходи.
- Ты чего лежишь? - поинтересовался я.
- Заболел, - посмотрел он на меня масляными глазами. - Ой, что-то температура поднялась!
- Это от обжорства, - усмехнулся я. - Скоро пройдет.
- Да… - тяжело повернулся он на бок. - Тебе бы так! - залился он довольным смехом.
- Не мешало бы, - согласился я. - Чем занимаешься?
- Ничем. Спектаклей нет, шатаемся днями. Вот подзорную трубу в "Детском мире" продают, у Закулисного денег просил, не занимает, все ждут, когда спектакли начнутся. Кстати, Евгеша? Когда у нас первый спектакль? А то сам понимаешь, башли нужны. Вчера такой автомат видел! Во-о вещь!
- Через два дня в "Грации" первый спектакль. Что интересного видел в Чертоозерске?
- Чего интересного! - рассмеялся Женек. - Ни одного чертоозерца настоящего не увидел, не поймешь: где чертоозерец, где русский!
- Я это тоже заметил, - улыбнулся я. - Или русские переродились в чертоозерцев или наоборот. Что-то одно из двух. Вот ты - кто?
Женек покраснел.
- Я из Находки, - сурово пропищал он. - Мы там все северяне.
- Такой нации нет! - рассмеялся я. - Ты что, морозоустойчивый лилипут?
- Гони рубль! - закричал Женек, спрыгивая с кровати.
- Я же пошутил, - попытался я исправить положение. - Шуток не понимаешь?
- Гони ру-у-пь! - уже со слезами в голосе пищал Пухарчук. - Вы с Левшиным у меня вчера забрали!
Елена Дмитриевна даже не вошла - юркнула: так тихо и незаметно она появилась.
- Женечка! Что с тобой? - ахнула она.
- Гони ру-у-пь! - рыдал Пухарчук, выталкивая меня из номера.
"Вот это вывих, - подумал я, - морозоустойчивый лилипут… конечно, всплеск веселый, но для него это не так смешно".
Минут через десять ко мне в номер зашли Елена Дмитриевна и Ирка. Я все еще не знал, как держаться с Иркой. Она высокомерно прошла мимо меня, за ней шмыгнула Елена Дмитриевна.
- Садись, - бросила мне Ирка, присаживаясь на стул, закинув ногу на ногу.
Она была в красном марлевом просвечивающем платье, в каких-то неимоверных иссиня-черных сверкающих чулках, облегающих ее красивые длиннющие ноги, к в лайковых красных туфельках со скошенным низким каблучком. Распущенные черные волосы падали на худые сильные плечи, зеленые глаза смотрели на меня вызывающе, с затаенным презрением. Она закусила тонкие блестящие перламутровые губы, положила длинные руки с узкими загибающимися ногтями на колени, прогнула гибкую спину и, как кошка, вкрадчиво запустила коготки в мою душу.
- Евгеша, - тихо произнесла она. - Где ты сейчас был?
Я посмотрел сквозь прозрачное платье на ее втянутый живот без единой складки и перевел взгляд на плоскую грудь. В глаза смотреть не решался.
- Ты не ответил на мой вопрос, - произнесла она. - Где ты сейчас был?
- У Пухарчука, - ответил я, не поднимая глаз. Я шал, что виноват, но по какому праву Ирка учиняла мне допрос? За ее спиной выглядывала Елена Дмитриевна и таращилась на меня своими старческими голубыми глазенками. Она то и дело встряхивала пышными седыми полосами и покашливала, напоминая мне о своем присутствии. Почему к Закулисному не вызвали? Почему он сам не устроил мне разнос? Почему это вдруг Ирка начала гребки под себя?
- Ну и что там было? - повышая голос, спросила Ирка.
- Поговорили о том, о сем…
- А почему ты его лилипутом обозвал?! - резко, как выстрел, прозвучал ее очередной вопрос.
- И не просто лилипутом" - тихо и скорбно покачала головой Елена Дмитриевна. - А морозоустойчивым! Ну как так можно? На несчастного человека такое сказать?
- Подождите, Елена Дмитриевна, - мягко повернулась к ней Ирка. - Я сама хочу все узнать от него.
- Ты с нами работаешь всего ничего, - в растяжку, словно ей трудно выговаривать каждое слово, сказала Ирка. - Кто тебе дал право его обзывать? Он с нами работает не первый год, но его так никто не обижал… а ты?! У меня просто нет слов, - повернулась она вновь к Елене Дмитриевне. - Как так можно?
- Женечка сейчас плачет, - прошептала со слезами на глазах Закулисная. - А если с ним что-нибудь случится, если он заболеет? - с ужасом в голосе спросила она скорее не меня, а себя. - Ведь тогда у нас сорвутся гастроли! Ты понимаешь, Евгеша, что ты наделал?!
- Он же наш главный артист! - чуть поморщилась Ирка оттого, что у нее перехватили инициативу. - Если у нас кто-нибудь заболеет, мы можем друг друга заменить, а его кем? Ты будешь играть грязнулю вместо него? Ну, ответь? Ответь!
Я посмотрел на ее сверкающие красивые ноги, и у меня появилось безумное желание ответить на все ее вопросы в постели.
- Что ж ты не отвечаешь? - с презрением спросила Ирка. - Тебе просто нечего ответить!
- Что ответить? - вздрогнул я и посмотрел на нее. Узкое лицо, большой рот, зеленые огромные глаза с,
малахитовыми прожилками… Ирка смотрела на меня с превосходством и легким отвращением.
- Тебе хоть немного стыдно? - спросила она.
- Стыдно, - кивнул я.
- Мне кажется, тебе нужно извиниться перед Пухарчуком, - подала голос из-за Иркиной спины Елена. Дмитриевна. - И обязательно вернуть рубль.
- Сейчас пойду извинюсь, - снова кивнул я.
- И рубль отдай, - строго приказала Закулисная. - Хорошо, что мы первые узнали об этом! - трагично воскликнула она. - А если б это сначала дошло до Владимира
Федоровича? Просто и не знаю, что тогда могло бы случиться!