Потом разом выстроились, точно выставили футбольную стенку, и глупо и просветленно заулыбались.
Матрай Докука, нахохлившись, незаметно ткнул своих спутников в бока.
И тотчас все трое заулыбались в ответ, однако вышло это как-то нарочито и даже странно, будто некто разом приложил к их лицам маски с растянутым до ушей ртами, из уголков которых вызывающе торчали дымящиеся окурки.
Так они на сколько-то времени и застыли друг против друга: туземцы – сбившись в плотную шеренгу, а космонавты – верхом на ящиках.
И никто не отваживался первым сделать хоть одно движение…
Только на лицах у всех продолжали блудливо играть восторженно-приторные улыбки. Да бегающие глазки смотрели с опаской и подозрением.
Наконец сигарета у Ривалдуя почти совсем догорела и обожгла ему губу.
Он подавился, тихо взвыл и выплюнул чинарик.
Аборигены вздрогнули и заулыбались еще шире.
Бравых спейсотусовщиков от такой накладки прошиб холодный пот.
– Н-ну, – не выдержал Пупель Еня, на всякий случай кося рот и стараясь, чтобы губы почти не шевелились, – так мы и будем сидеть?
– Посидим, – кислым голосом отозвался капитан, кося рот в другую сторону.
– Чего мы ждем?
– Подождем… Пусть они чего-нибудь скажут.
Но туземцы, радостно осклабясь и закатив глаза, казалось, не вменяли.
– Черт знает что, – прошипел тихонько Ривалдуй, – я ногу отсидел.
– Попрыгай, если хочешь, – еще тише прошипел в ответ Матрай Докука.
Ривалдуй крепко зажмурился, собрался с духом и – слез с ящика.
Аборигены робко отшатнулись.
– Боятся, – с нотками ревнивой радости констатировал капитан.
Аборигены сбились в кучу, один из них, тревожно зыркая в сторону космонавтов, что-то пролопотал на ухо своему соседу – тот согласно кивнул, и трое пришельцев опять, как и в самом начале, умильно уставились перед собой.
– А у них палки с крючками, – сказал Ривалдуй.
– Ну и что? – спросил Пупель Еня.
– Так, ничего.
– Много ты знаешь!
– А все равно – не люблю я так. Не люблю, когда на меня глаза пялят.
– Вот и ты тоже пяль!
– А я что, по-твоему, делаю?
– Слушай, кэп, ну, скажи им хоть что-нибудь, – взмолился Пупель Еня. – Я с ума сойду от этой… неопределенности. Да-да!
Матрай Докука счел за лучшее промолчать и лишь сосредоточенно начал взбивать густые бакенбарды.
– Так ведь они уйдут, – предупредил Пупель Еня. – Постоят-постоят – и уйдут. Чего им тут время терять? А потом будут всем говорить, что мы какие-то придурки. Двух слов связать не можем.
– Я им покажу придурков! – оскорбился капитан.
– Тогда скажи что-нибудь.
Матрай Докука принялся с отсутствующим видом смотреть на облака.
– А они на разбойников похожи, – вдруг задумчиво заключил Ривалдуй. – И глаза у них бегают, и одежда рваная. В натуре – колдыри! С детства запуганные головорезы. Небось, удрали…
– Ну, ты уж скажешь! – усмехнулся Пупель Еня, поправляя на носу очки. – Удрали!.. Впрочем… Мир чужой, непредсказуемый! Тяжелая у них, как видно, жизнь. Борьба видов… Мичуринский отбор… Жаль их. Жаль!
И эти, вовремя произнесенные слова решили дело.
– Да, мой милый, – воодушевился капитан, – ты совершенно прав. Мы – гуманисты. И потому наш долг: сделать так, чтоб всем им стало несравненно лучше, чтоб они догнали нас и даже перегнали – хоть по всем статьям! Нам ведь не жалко. Пусть!.. Пускай Земля потом с ними возится. Подарочек ей в душу!..
– Так-так-так… Ты все же будешь говорить, кэп? – осведомился Пупель Еня.
– Да! Теперь-то я им всё скажу!
Он резво вскочил на ноги, лихо притопнул, словно проверяя прочность ящика, выпрямился во весь свой маленький рост, даже на цыпочки привстал и величественно простер правую руку перед собой, левой одновременно отирая пот со лба.
Аборигены пугливо съежились и со всей очевидностью изготовились бежать.
– Собратья, верные соратники по интеллекту! – набрав в легкие как можно больше воздуха, грянул капитан. – Братишечки, братва… – упавшим голосом повторил он и закашлялся. Но тотчас рука его завибрировала с непостижимой быстротой, а волосы на парике от страсти, охватившей капитана, встали дыбом: – Наконец-то! Все-таки – свершилось! Великий миг настал! Привет вам от нас! Привет вам от всех! Соединяйтесь, радуйтесь, живите! Мы рады видеть вас! А вы? – Он перевел немного дух и снова взвыл: – Мы прилетели к вам с Лигера-Столбового, вон откуда! – Он авторитетно ткнул пальцем в небо. – Разум ищем! Братский! Мы не привередливы – нам хоть какой… И вот вы – здесь! И вот мы – тут! Ура нам всем! Чем занимаетесь? Счастливы ли вы? Какие ваши идеалы? Каковы успехи? Мы должны знать всё. Доверие, доверие и еще раз доверие. Разбойничать не будем. Ну, так что же?
Он умолк, довольный своей речью, и выжидательно посмотрел на аборигенов.
– Во, силен старик! – с восхищением пробормотал Ривалдуй. – Эк его прорвало!.. Король переговоров! Цицерон вселенский! А еще сопротивлялся…
Один из туземцев, чуть посовещавшись с коллегами, выступил вперед и внятно произнес:
– Учевто адгот. Укчур итолозоп!
Космонавты замерли, ожидая, что тот скажет дальше, но туземец умолк, томно склонил голову набок и, шаркнув ножкой, отступил к своим товарищам.
Тогда капитан распорядился:
– Ривалдуй! Заводи лингвоперчик! Живо! Маэстров надобно понять!
– Давай-давай, – счастливо засмеялся Пупель Еня.
Ривалдуй опрометью кинулся к стоявшему поблизости особо красочному ящику, на стенках которого по синему фону огненными буквами было намалевано: "Лингвистическая Первочитающая Каламбурация. Не подпущать!", выгреб из него некое никелированное диво с медной пастью чеканного динамика, крутанул подряд все ручки, надавил подряд все кнопки и, поплевав три раза через левое плечо, шепнул:
– А ну, соколик, начинай, не подведи, родимый! Только не рвани…
Динамик затрепетал и встал торчком.
– Ух-м-м, гны-м-м, га-м-м… Позолоти ручку – тогда отвечу! – ухнул лингвоперчик так, что от неожиданности аборигены разом попадали друг на друга.
– О!.. Какую такую ручку? – изумился Пупель Еня.
– Укчур юукат юукак? О! – вновь заголосил осатанело лингвоперчик.
– Звук поубавь, – приказал капитан. – Не видишь – собратья страшатся! У них, похоже, всё задом наперед. Когда-то, я читал, и на Земле была одна страшилка: "Тидебоп мзинуммок". В чем смысл, неведомо, но, говорят, мороз по коже продирал. Вот и я в толк не возьму: какую еще ручку?!
– Вот эту! – Один из аборигенов потряс в воздухе холеной пятерней.
– Все ясно, кэп! – догадался Ривалдуй. Он подскочил к туземцам: – Стало быть, ручку вам позолоти?
Те только кротко улыбнулись: мол, приятно слышать умные слова.
– Ага… – Ривалдуй задумчиво взглянул на местных. – Сразу, значит, компенсация… Позолоти ручку… Эвон как! Иначе – заплати, побалуй денежками, доставь вам, родимым, радость – дай на хлеб насущный? Так?
– Ну, ну?! – мигом развернулся к аборигенам капитан. – Вы, видно, предлагаете нам условия: желая познать этот мир, мы вас спрашиваем, а вы отвечаете – и мы немедля вас благодарим? Я верно понял?
Лингвоперчик сосредоточенно и очень споро что-то лопотал на туземном языке.
– А переводит точно? – усомнился Пупель Еня. – Слово в слово? От себя не добавляет?
– Этого никто не знает, – шепотом ответил Ривалдуй. – Машина девственна, в работе не была.
– Рискуем, – Пупель Еня тяжело вздохнул.
Аборигены прислушались и тотчас закивали.
– Ишь ты! – с удивлением заметил Ривалдуй. – Согласны. Только – с чем? Как будто понимают…
Меж тем Матрай Докука потихоньку заводился.
– Интересные условия, крутые. М-да уж… Но учтите, – не моргнув, соврал он, – денег у нас нет.
– А нам денег и не надо – натурой давайте, – категорически заявили аборигены.
– Натурой? – встрепенулся капитан. – Уже какое-то движение вперед. Прекрасно! Что же вы хотите?
– А что дашь.
– Х-м, интересно… Что им, в самом деле, дать? – обеспокоенно спросил капитан у своих спутников. – Не прогадать бы… Дашь мало – чего доброго, обидятся, а много – шут его знает, сколько… Мы, кажется, влипли, братцы.
– Капитан! – взмахнул рукою Ривалдуй. – Какие проблемы?! Это же элементарная торговля: за любой товар давай как можно меньше! При нужде добавить-то нетрудно… Я предлагаю для начала подарить им отвертку.
Он белозубо улыбнулся, выудил отвертку из нагрудного кармана и галантно, как цветочек, протянул аборигенам.
Те смерили ее презрительными взглядами, сопоставляя с размерами ракеты.
Однако ж – взяли.
Приписка на полях:
Существует предание, будто, в неоскудевающей дальновидности своей всё рассчитавши наперед, космонавты в этот эпохальный миг спросили: "Ну что, вам целую ракету сразу подарить или только гаечный ключ, которым можно ракету по винтику разобрать?" И будто бы тогда аборигены сдрейфили, взяв малость. Это ерунда. Люди, замечательные в разных устремлениях, и в деле не скупятся. Иначе может думать только нытик Бумдитцпуппер.
– А теперь ответьте на мои вопросы, которые я задавал вначале! – потребовал Матрай Докука.
– В самом деле, – урезонил Пупель Еня.
Один из туземцев, беспрестанно низко кланяясь и приседая, тотчас сообщил:
– Мы – тутошние поселяне или, если хотите, хозяева этой планеты. Первое, впрочем, не всегда совпадает со вторым. Но это и не важно. Мы занимаемся тем, что познаем природу, подлаживая ее к своим потребностям, и сами, в свою очередь, подлаживаемся под нее, когда ее подладить невозможно.
– А ракета у вас хорошая, – ласково и в один голос добавили его соотечественники.
И все трое мечтательно вздохнули.
– Н-дэ? – с подозрением уставился на них Ривалдуй.
Пункт седьмой
– Ку-ку, ку-ку, – послышалось из распахнутого настежь люка корабля.
– Два пополудни, между прочим! – с удовлетворением отметил Пупель Еня. – Полтора часа контачим. Не хухры-мухры!.. Почти рекорд.
– И не почти, а точно, – уязвленно отозвался капитан. – Сам подумай! Кому меньше удавалось?
– Это потому, наверное, что мы – единственные, первые. И разных злобных конкурентов у нас нет. Пока…
– Да что ты всё заладил: почти, пока!.. Те, кто придут потом, не в счет. История начнется с нас!
– Ты полагаешь? – усомнился Пупель Еня. – Сразу эдак – прямо с нас? Я как-то слабо представляю…
– Кэп, а часы не отстают? – осведомился Ривалдуй. – Мне показалось…
– Быть того не может! – возразил Матрай Докука. – Эти ходики не отстают ни на секунду. Зря их, что ли, выверяли по клепсидре, что на башне нашей ратуши?! Забыл? Точнейший инструмент!..
– Забыл, – сказал со вздохом Ривалдуй. – Но почему она так называется – "клепсидра"? Или он? Или они? Я уж давно на эту тему думал…
– А тут просто надо знать, мил человек, – язвительно заметил капитан. – Это значит: "изделие Сидора". А по научному – "клёп". Похоже, что-то он там здорово клепал всё время. Потому и названо: "Клёп Сидора". Чтоб, стало быть, не путали с другими клёпами – каких-нибудь Гвидонов или Сулейманов. Старые земные штучки, доракетная эпоха! Ну, а в разговорах незаметно прижилось: клепсидра и клепсидра… Вероятно, у этого Сидора в итоге получалось лучше, чем у прочих… Всё-то надо объяснять вам, вот народ! Нет, чтобы в книжку заглянуть…
– Я понял, кэп. Уговорил. Вернемся – загляну. Пускай я тоже… всем хорошим буду обязан книгам… Но все равно, по-моему, у нас кукушечка кукует медленней, не то что раньше.
– Перестройка на местное время, – глубокомысленно изрек Матрай Докука. – Тоже не исключено… Я ж говорю: на редкость тонкий инструмент. Потом закукует быстрее… Нам пока не к спеху – только начинаем…
Солнце сдвинулось на небосводе, и тени по-новому расположились на земле.
Спейсотусовщики теперь нежились в тенечке, под лесенкой, а туземцы, загорая, возлежали на громадном кованом ящике и беспечно болтали ногами.
Вид у местных был разморенный и самый миролюбивый.
– Эх, и здоровы жариться! – невольно позавидовал Ривалдуй. – Вот она, вселенская адаптация!
– А мы еще боялись, не хотели… – укоризненно сказал капитан. – Контакт неизбежен, если его ждешь. Нужно только как следует подождать… И взгляните на этих ребят – до чего милые, простые парни!
– Братья! – пакостно хихикнул Пупель Еня. – Душки! Ну и рожи!..
– Кстати, как насчет вашей цивилизации, друзья? – воодушевленно продолжил Матрай Докука.
– А позолоти-ка ручку, – с ленцой отозвались простые и милые.
– Как, вам все еще мало? – изумился капитан. – Ну, я вам доложу!..
– Позолоти-позолоти. Тогда – ответим, – терпеливо заверили друзья.
– Э-то уже любопытно, – пробормотал Матрай Докука. – Я-то думал, вам на первый раз, авансом, так сказать… А тут, выходит, – новая, меновая разновидность познания мира: надо за любой ответ платить… Ну ладно, выдайте им что-нибудь.
Пупель Еня покопался в ближнем ящике и достал разводной гаечный ключ.
Абориген, не слезая на землю, барски протянул руку и держал ее до тех пор, покуда Пупель Еня не выложил ему на ладонь свое подношение.
– Для кого как, – сказал туземец, внимательно разглядывая ключ. – Всякому плоду свой черед, на всё – свой аршин. Цивилизация – что надо!
– Ну, а по космическим просторам вы передвигаетесь? Летаете, небось, туда-сюда? – не унимался капитан. – У вас ракеты есть?
– Летать-то, конечно, летаем, любим это дело, очень даже любим, но не возвращаемся. Нет смысла. А ракеты, бывает, и подворачиваются. Иногда чаще, иногда – совсем редко. Это уж по сезону.
– Ах, так… – глубокомысленно кивнул Матрай Докука, делая знак, чтоб туземцам выдали по пачке сигарет. – По сезону, значит… Эт-то тоже любопытно. И своеобразно.
– Бывают сезоны круглогодичные, – разглагольствовали тем временем аборигены, – а бывают и так… Тут раз на раз не приходится. Порой за месяц, как за десять лет, привалит – хоть ты разорвись! А иногда… Особенно межсезонья нервы треплют. Утомляют. Слухов разных плодится – жуть!
– Офалдеть! Ну, совсем как у нас!.. Со слухами поосторожней надо, это верно, много пакостей от них, – поддакнул Ривалдуй, спроваживая аборигенам видавшее виды большое медное корыто со стиральной доской.
– Смотри-ка ты! – воскликнул капитан. – До чего ж у них всё как-то по чудному!.. Очень странные замашки. И не надо… этих… путать с нами, Ривалдуй. Они не заслужили. Да и мы, конечно, тоже… Диалектика, фалдуй ее возьми! – Он чуть задумался, теребя ухо, потом завозился в бакенбардах, подправил парик и, наконец, вкрадчиво поинтересовался, словно ненароком: – Строй-то какой тут у вас, а?
– О, строй!.. Отменный! Прямо – песня, да!.. – многозначительно воздел палец абориген и покосился на товарищей. – Когда-то думали, бывает лучше, но теперь привыкли, и все встало на свои места. Места, правда, не столь отдаленные от прежнего положения, но в целом строй – отменный!
Аборигены благосклонно приняли здоровенную самогуляющую кинокамеру с двуногим штативом и полуувеличительным стеклом.
– Стереоскопически-самозасвечивающая – всё подряд, – с немаленьким почтеньем пояснил Ривалдуй. – Цены ей нет. А уж орехи как дробит… Штука!
– Вот именно! – восторженно добавил Пупель Еня. – Так сказать, кусочек сердца вам впендюрил!..
– М-да… Ты бы, Пупель, все-таки помягче выражался. Мало ли что… А живут-то у вас люди долго? – вдруг полюбопытствовал Матрай Докука.
– Как сказать!.. С одной стороны, конечно, долго, если исходить из минимума, а с другой – максимум не позволяет уходить далеко от минимального разумного предела, который, правду говоря, порой ни к черту не годится… Так что, как тут ни верти, – всё одно. Живем помаленьку! Пока еще не вымираем.
– Это хорошо, – одобрительно кивнул капитан. – Жить нужно умеючи, ваша правда. А как насчет войн? – плотски поинтересовался он.
Один из аборигенов уселся на ящике по-турецки, руки скрестил на груди и с расстановкой, строго произнес:
– Всякое случается. Всякое… Раз на раз не приходится. Хотя – что называть войной… – Тут он откинулся назад, упершись руками в ящик, несколько секунд сосредоточенно молчал, выдерживая красивую ораторскую паузу и раздувая от важности щеки, и принялся затем вещать: – Бывает война внутренняя, то есть с самим собой, бывает война умов, то есть поиски истины в драке, а бывает война языков, то есть какое-нибудь заседание или утверждение нового закона… Впрочем, законы лет сто уже не менялись – никому не охота попусту волынку разводить. Но в целом мы – мирные люди, это всякому заметно. Если только с правильной позиции взглянуть… Позолоти-ка ручку.
– Ага, сейчас, – заинтригованный, пробормотал капитан. – Мы дадим, непременно. Так вы сказали… Правильная позиция? Это как же?
– А очень просто! Внимательно следите… Нужно встать посередине, и то, что слева окажется, всё неверно, а справа зато – правильно. При этом можно на сто восемьдесят градусов повернуться – и будет всё наоборот. А можно сделать так, чтобы правильное было сзади, а неправильное – спереди. Вариантов много, и у всякого свой плюс. Главное, найти ось вращения. У нас каждый вертится, как умеет.
Приписка на полях:
На Пемфигусе-Забойном о подобных штучках теперь так говорят: "Мормолонные плюфарки кашперяют бульфантуры". Что примерно означает: задница, густо обмазанная салом. И это – еще мягко сказано… Вот к чему приводят разные Контакты! Рассужденьем поделился Бумдитцпуппер. (См. комментарий.)
Матрай Докука долго чесал затылок, дергал бакенбарды, задумчиво тренькал на губе, пытаясь свести концы с концами, но не получилось, и тогда он с готовностью ухватился за последнюю фразу.
– Вращение?! – ликующе вскричал он. – Динамо, ротор?! Ох, фалдец!.. Ну, а устройство какого-нибудь механизма можете изобразить?
– Позолоти ручку, – напомнили аборигены и жуликовато заморгали.
– С ума сойти! Глядите-ка, обмен технической информацией начался! Ну, прямо – как и завещали древние умы! – звонко причмокнул Пупель Еня и от радости даже захлопал в ладоши. – Обман, так сказать, мнениями. Счастье – всем и навсегда. Приехали. Давно бы так!
Ривалдуй с великой осторожностью преподнес аборигенам нечто, аккуратно завернутое в лоскутное одеяло.
– Законсервированный кайф, – проворковал он с пылкой нежностью. – Наш монолитный харч. Только для вас!.. Уж вы не упустите…
– Ах, я жду свирепой наготы!.. – вдруг молвил Пупель Еня. – В бездну окунуться…
– Помолчи, балбес, – резко одернул его капитан. – Это тебе не кино на Лигере. Нам сейчас машину изобразят… Так действуйте, приятели!
Аборигены не спеша, один за другим, слезли с ящика, обогнули его, так что в итоге остались торчать лишь их головы, и, виновато-преданно глядя на спейсотусовщиков, застыли ненадолго.
В наступившей тишине отчетливо зажурчало…