- Чудесный предлог, - сказала она, и они пересекли улицу.
Оказавшись в его квартире, она пришла в восхищение от того, насколько экономно он использует столь тесное пространство. Левантер показал ей "американку" - свою раскладушку, которую оставил в кабинете в качестве сувенира, - и рассказал о том затруднительном положении, в которое поставила его однажды перспектива эту раскладушку разложить. Он в шутку спросил:
- А вы бы как отреагировали?
Мадлен рассмеялась и сказала, что все механическое слишком ее раздражает.
Левантер посмотрел на нее. У нее было круглое лицо без единой морщинки, узкий носик, изящно очерченные губы и широко расставленные голубые глаза, придававшие ей невинный вид. Левантер предложил подвезти ее на своей машине. В этот час машин было мало, и уже через несколько минут, миновав огни моста Джорджа Вашингтона, они ехали по крутым темным закоулкам парка Форт-Трайон к "Монастырской аркаде", по прихоти какого-то миллионера перенесенной сюда из другого времени и другого места. Потом Левантер отвез Мадлен назад в центр города через Гарлем, где она никогда прежде не бывала.
Когда он остановил машину у ее дома, Мадлен сказала:
- Миссис Кирклэнд или я позвоним вам насчет ужина. - Она замолчала, но явно хотела что-то добавить. - Между прочим, - сказала она, пошарив в кармане куртки, - я украла кое-что у вас в доме. На память. - Она раскрыла ладонь, но в темноте ничего не было видно. - Жетон для турникета. Наверное, для того, чтобы попасть в вагончик канатной дороги, в Альпах! - воскликнула она.
Металл блеснул на свету.
- Это жетон нью-йоркского метро! - засмеялся Левантер. - Ничего подобного в коллекции миссис Кирклэнд вы не найдете!
Мадлен наклонилась к нему, быстро чмокнула в щеку и поспешила к входной двери. Привратник бросился ее отворять.
Через два дня Левантер получил визитную карточку от миссис Кирклэнд. Она извинялась за отсутствие в тот вечер и приглашала отужинать с ней и несколькими друзьями в субботу. Деликатный постскриптум уведомлял о необходимости иметь черный галстук, так что Левантер немедленно отправил почистить и погладить свой старый смокинг.
Горничная провела его в библиотеку. Мадлен Саксон оставила группу гостей и подошла поприветствовать его. Левантер спросил, неужели миссис Кирклэнд опять чувствует себя неважно и не может спуститься. Не успела Мадлен ответить, как появился дворецкий с подносом напитков, и она отошла в сторону.
Один из гостей повернулся к Левантеру и вежливо спросил, давно ли тот знаком с миссис Кирклэнд. Левантер собирался ответить, что еще ни разу с ней не виделся, но тут Мадлен представила ему очередную пару.
- Мне понравилась ваша вещь в "Инвесторз Квортерли"! - сказал мужчина. - Мэри-Джейн мне ее прислала. Высший класс!
Левантер вежливо поклонился.
- Я собирался сегодня поговорить с миссис Кирклэнд, - воскликнул он. - Надеюсь, она будет в добром здравии и поужинает с нами.
Мужчина высоко поднял брови.
- В добром здравии? Что вы хотите этим сказать? С ней что-то случилось? - Он обратился к Мадлен Саксон, которая беседовала с гостями неподалеку. - Что случилось, дорогая? - Мадлен повернулась к ним. - Господин Левантер спрашивает, в добром ли ты здравии? Как ты себя чувствуешь, Мэри-Джейн? - Он взял ее ручку и поцеловал пальчики с нежностью старого друга. Она подошла поближе и встала между ним и Левантером.
- Как мило, что ты обо мне беспокоишься, Джордж, - сказала она, похлопывая Левантера по руке. - С нашей самой первой встречи Джордж не перестает беспокоиться о моем здоровье. Правда, Джордж?
Левантер утратил дар речи и почувствовал, что краснеет.
Объявили о начале ужина. В столовой был накрыт круглый стол на двенадцать персон. Левантера посадили справа от Мэри-Джейн. Она все время смотрела на него, негромко посмеиваясь, желая показать ему, как довольна своим розыгрышем. В бледно-розовом вечернем платье, скрывавшем ее крупные бедра и подчеркивавшем тонкую талию и покатые плечи, с простым прямоугольным алмазом, висящим на тонкой серебряной цепочке между ее маленьких грудей, она казалась почти красавицей.
За ужином, беседуя с другими гостями, он чувствовал, что Мэри-Джейн смотрит на него. Когда же он болтал с ней и она наклонялась к нему, он замечал, что ее друзья внимательно разглядывают его, а дворецкий и официантки обмениваются тревожными взглядами.
Случайно он поймал себя на том, что рассматривает развешанные по стенам картины и пытается выяснить причину своего дискомфорта: он никак не мог понять, то ли сожалеет о том, что эти шедевры хранятся в частном доме, где они недоступны широкой публике, то ли просто завидует тому, что не является владельцем этих картин.
После ужина, когда в гостиную подали кофе и ликеры, Мэри-Джейн отвела Левантера в сторону.
- Когда я сказала, что была с миссис Кирклэнд, я просто добавила предлог "с", - прошептала она. - Саксон - моя девичья фамилия, Мадлен - имя, которым я в детстве подписывала письма, которые писала своим подружкам. Надеюсь, вы не сердитесь.
Левантер уже отошел от замешательства, которое испытал, когда понял, что одурачен. Он улыбнулся ей.
- Сегодня вы выглядите потрясающе, - мягко сказал он.
Какое-то мгновение она изучала его.
- Использую драгоценную оправу Кирклэнд, - пробормотала она, склонив голову.
В полночь Левантер собрался уходить вместе с последними гостями. Мэри-Джейн остановила его.
- Если бы я была русской актрисой, - сказала она, - я попросила бы вас остаться, чтобы осмотреть остальную часть квартиры. Это был бы предлог оставить вас еще на пару рюмочек.
- А какой предлог найдет для меня миссис Кирклэнд?
- Останьтесь и посмотрите, как живет одинокая вдова в старом трехэтажном особняке на Парк Авеню.
Когда все гости ушли, Мэри-Джейн с нескрываемой гордостью провела его по лабиринту комнат. Третий этаж особняка занимали ее личные апартаменты: спальня, обитая розовой тафтой, две гардеробные, ванная с позолоченными кранами и маленький бассейн, выложенный розовым мрамором.
Пока Мэри-Джейн переодевалась в гардеробной, Левантер внимательно изучил фотографию Уильяма Кирклэнда, стоявшую на ночном столике. Вернулась Мэри-Джейн. В длинном лиловом шелковом халате она казалась еще более высокой и величественной. Мэри-Джейн позвонила вниз, чтобы принесли чай и сандвичи.
- Мистер Кирклэнд был гораздо старше тебя, - заметил Левантер.
- Когда мы встретились, ему было уже за семьдесят, - сказала она.
Она села на край кровати и сбросила туфли. Левантер сидел на маленькой скамеечке в изножье кровати.
- Я только-только начала работать в отделе рекламы, когда он заглянул к нам исправить одну копию. Влечение было мгновенным - и взаимным.
- Чем ты это объясняешь? - спросил Левантер.
- Билла привлекла моя молодость, - ответила она, - и в то же время зрелость. - Она улыбнулась. - А меня - его власть. Мы начали тайно встречаться. Ежедневно писали друг другу, письма передавали через уличных посыльных.
Она посмотрела на фотографию, потом перевела взгляд на Левантера.
- Когда мы встретились, Билл был женат, у него было двое взрослых сыновей, каждому за сорок. Оба работали в "Кирклэнд Индастриз". В течение года Билл развелся, обеспечив жене фантастическое по размеру содержание. На следующий год мы поженились.
Горничная внесла поднос с чаем.
- И как муж, и как исполнительный директор корпорации, Билл был очень гордым человеком, - продолжала Мэри-Джейн. - Он считал себя не хозяином, а хранителем "Кирклэнд Индастриз", и не хранителем своей семьи, а ее хозяином.
Она снова взглянула на фотографию.
- Однажды его сыновья позволили себе какие-то оскорбительные замечания в мой адрес. Билл вызвал секретаря и преданную стенографистку и попросил сыновей повторить эти слова, председателю совета директоров "Кирклэнд Индастриз". И когда они, каждый старше меня почти вдвое, сказали своему отцу: "Ты свалял дурака, женившись на этой сопливой шлюшке!", Билл немедленно созвал заседание совета директоров, и его предложение исключить обоих сыновей из совета прошло единогласно. Сыновья Билла были убеждены, что отец пересмотрит свое решение, поэтому не предприняли никаких юридических шагов и не стали искать работу у конкурентов. Оба принесли мне извинения, и я умоляла Билла вернуть их на работу в корпорацию. Билл попросил меня никогда больше не упоминать их имена.
Она умолкла, явно огорченная собственными воспоминаниями.
- Незадолго до того заседания я воспользовалась случаем и вызвала их. И едва их узнала - оба сильно постарели и имели жалкий вид, один из них был нетрезв. Я сказала Биллу, что к нему пришли сыновья. "У меня нет сыновей, - сказал он. - Моя компания не имеет дела с теми, кого уволила из своих рядов". И жестом велел мне выйти. Когда я рассказала об этом сыновьям, два стареющих мужчины рыдали у меня на глазах.
Из другой комнаты донесся бой часов. Левантер взглянул на свои часы. Мэри-Джейн откинулась на подушки, вытянув ноги и раздвинув колени. Ее окружала аура нежной чувственности, и Левантеру расхотелось уходить.
Но он встал, смиряя свой порыв.
- Вы не хотите остаться? - спросила она.
Он неторопливо осмотрел окружающую его роскошь. Ему никогда не приходила в голову мысль заняться с ней любовью. Стать ее любовником было несложно; однако он боялся выйти за отведенные ему пределы.
- Я хочу остаться, - сказал Левантер. - Но не могу не задать себе вопрос, хотел ли бы я остаться, если бы вы были просто Мадлен Саксон.
- Я никогда не буду Мадлен Саксон.
- И хотел ли бы я остаться, если бы не выгода, которую сулит это драгоценное обрамление? - спросил он.
- Вы никогда этого не узнаете, - тихо проговорила она.
Левантер не двигался с места и пытался разобраться в своих эмоциях. Выражение его лица при этом не менялось. Мэри-Джейн была для него открыта, она перешла все границы и теперь ожидала от него знака или слова.
Мэри-Джейн предложила пожениться. Услышав эти слова, Левантер почти испугался. Он боялся, что женитьба на ней - лишь первый шаг на пути созидания их собственной судьбы. Его не оставляло предубеждение, что если они поженятся, счастливый случай превратится из благодетеля в жестокого террориста и накажет их обоих за попытку установить контроль над своими жизнями, осуществить жизненный заговор. Он решил, что этот страх объясняется отголосками его детства, когда он читал один роман за другим и полагал, что если в романах отражается правда жизни, то он без труда сможет предугадывать их сюжеты, даже не читая все эпизоды подряд, а следовательно, и в жизни есть сюжеты, которые можно предугадать.
Они летели на "Ночном полете", возвращаясь в Нью-Йорк после поездки в Мексику. Мэри-Джейн сказала, что если он согласен, то они поженятся в городе, где от них не потребуют предъявлять ни водительские права, ни справки об анализе крови, поскольку не хотела, чтобы пресса и падкие на скандалы журналисты подняли шум. Она считала, что им следует пожениться как можно скорее, потому что устала уже скрывать от всех, что они живут вместе, и селиться во время путешествий в разных гостиничных номерах единственно для того, чтобы сохранить имя Кирклэнда незапятнанным.
Она направилась в кухню проверить, готов ли ленч. Левантер смотрел в окно. Если судьбе угодно наказать его женитьбой на Мэри-Джейн, прикидывал он, почему она не наказала его за то, что он уже почти два года живет с ней? Какой смысл предугадывать будущее, если конечный результат происходящего все равно зачастую остается неопределенным?
Он вспомнил одно утро, которое началось с его прекрасного самочувствия в доме своей любовницы-миллионерши. Совершенно голый, он брился в ванной Мэри-Джейн, как вдруг уронил бритвенное лезвие, и оно застряло между мраморной плитой умывальника и стеной. Сверху он не смог до него дотянуться, поэтому с головой забрался под умывальник, но и так ничего не обнаружил. Для большего удобства он перевернулся на спину, приподнял ноги и, упершись ступнями в раковину, просунул голову как можно дальше. Лезвие он наконец увидел, но выбраться оттуда уже не смог. Он протиснулся под умывальник так далеко, что его ноги там застряли. Нужен был кто-то другой, чтобы вытащить его ноги. Мэри-Джейн уже ушла на какую-то утреннюю встречу. Он стал звать на помощь дворецкого, но из-под умывальника его голоса было почти не слышно. Вскоре в ванную комнату вошла пожилая француженка, служанка Мэри-Джейн, увидела его голое тело и, воскликнув: "Пардон, мсье!", исчезла. Левантер снова закричал, но больше никто не пришел - вероятно, служанка предупредила всю прислугу, что поклонник мадам в голом виде занимается какими-то странными упражнениями, и его не следует беспокоить. Так он в скрюченном положении провел под умывальником несколько часов. Спасение пришло только в полдень, когда вернулась Мэри-Джейн.
Он позвонил летчику, чтобы тот узнал, в каком ближайшем городе на их пути закон разрешает заключать брак без каких-либо предварительных условий. Через несколько минут поступил ответ: Вирмингэм, штат Алабама, меньше чем два часа полета.
Подали ленч. Левантер сообщил Мэри-Джейн, что они могут пожениться в Бирмингеме. Она велела летчику приземлиться в Бирмингеме.
Мэри-Джейн с Левантером отправились в гости к старому приятелю Билла Кирклэнда, преуспевающему бизнесмену, который только что вышел на покой и проживал теперь одиноко в роскошном имении "Блэк-джэк" на Лонг-Айленде. Они полетели туда на вертолете и приземлились на поросшей травой площадке. Встретивший их хозяин тут же захотел продемонстрировать Мэри-Джейн и ее родившемуся за границей мужу атомное убежище. После того как вертолет взлетел, освободив посадочную площадку, хозяин нажал кнопку крохотного электронного устройства, вмонтированного в пояс на его брюках, и стальная плита под посадочной площадкой сдвинулась в сторону, открывая вход в подземный туннель. Они спустились вниз по лестнице, плита автоматически задвинулась за ними, и автоматически включилась установка для очистки воздуха и защиты от проникновения радиоактивной пыли.
Спустившись по лестнице, они миновали сложную систему дверей и отсеков. Хозяин объяснил, что в бомбоубежище можно войти через несколько входов из дома и на территории его владения.
Левантер ожидал увидеть нечто вроде бомбоубежища, в котором он ребенком провел много дней в Восточной Европе во время Второй мировой войны. Вместо этого они оказались в помещении, в точности копирующем один из самых модных ресторанов на Манхэттене, со стойкой бара, стульями с высокими спинками и красными кожаными сиденьями, с зеркалами на стенах - даже скатерти и столовые приборы были воспроизведены до мельчайших деталей.
Хозяин нажал кнопку, и часть стены отодвинулась в сторону, а за ней оказалась еще одна лестница, ведущая вниз. На нижнем этаже, объяснил он, находится несколько спален, ванные комнаты, библиотека, гостиная и кухня. Через генератор сюда непрерывно поступает свежий воздух, датчики регистрируют уровень радиации в радиусе двадцати миль, а несколько радиоприемников, телемониторов и передатчиков позволяют поддерживать связь с внешним миром и внутри убежища.
Хозяин сообщил им, что запасов пищи и медикаментов здесь достаточно для того, чтобы восемь человек могли бы нормально существовать в течение шести месяцев и таким образом пережили бы непосредственную опасность ядерной войны, и что он постоянно пересматривает список людей, которых хотел бы пригласить разделить с собой это убежище.
Похлопывая Мэри-Джейн по плечу, он сказал:
- Ты ведь знаешь, что всегда была в их числе.
Мэри-Джейн благодарно чмокнула его в щеку.
Позже, когда она была поглощена изучением библиотеки в убежище, хозяин отвел Левантера в сторону.
- Буду с вами откровенен, Джордж, - задушевным голосом проговорил он. - Вас нет в моем списке, несмотря на то что вы женаты на Мэри-Джейн.
Левантер вежливо кивнул.
- Для тех, кому придется жить вместе под землей, шесть месяцев - огромный срок, - сказал хозяин. - Поэтому необходимо знать все о тех, с кем собираетесь делить убежище.
- Прекрасно вас понимаю, - согласился Левантер.
- Это вовсе не значит, Джордж, что вы мне не симпатичны, - решительно произнес хозяин. - Скорее наоборот. Можно было бы только удивляться, если бы вы, будучи таким привлекательным, не сделали бы карьеру.
- Не совсем вас понимаю, - сказал Левантер.
- Вы много пережили. Русаки. Работа на автостоянке. Вы все это пережили. И вот взгляните на себя сейчас. - Он ненадолго замолчал как бы для того, чтобы его намек в него впитался. - Вы женаты на Мэри-Джейн, на такой красивой женщине и к тому же одной из самых богатых вдов в Америке, окруженной самыми могущественными друзьями.
- Мы встретились с Мэри-Джейн на "свидании вслепую", - сказал Левантер.
- Разумеется, Джордж, - поспешно согласился он. - Но неужели все ваши удачи начинались со "свиданий вслепую"? - Он взглянул на Левантера и, скривив губы, продолжил: - А не было ли у вас какого-то поступка, какой-нибудь ужасной цены, которую пришлось заплатить, чтобы остаться невредимым? - Он снова посмотрел на Левантера и, словно испугавшись, что задел его чувства, тут же добавил: - Возьмем, например, меня. Как и о любом англосаксе и протестанте, обо мне все до мелочи известно: муниципальные, штатные, федеральные документы отражают каждый этап моей жизни; в школах, больницах, клубах на меня заведены дела, хранящиеся в архивах; существуют люди, которым известна каждая стадия моей личной и профессиональной жизни. А можно ли что-то узнать про вас? - Он понизил голос. - Что известно вашей жене Мэри-Джейн о том, кто вы такой на самом деле?
Левантер не знал, что ему ответить.
Мэри-Джейн закончила осмотр библиотеки и присоединилась к ним. Ленч, приготовленный исключительно из запасов, имевшихся в бомбоубежище, должны были подать прямо сюда, в обстановке, приближающейся к ситуации ядерной войны.
По пути в столовую комнату Мэри-Джейн упала. Она сказала, что зацепилась каблуком за ковер. На следующий день, когда они играли в теннис, она снова упала, и снова сослалась на то, что споткнулась. Левантер обратил внимание на то, что оба раза она упала на спину так, словно чувство равновесия внезапно покинуло ее.
Когда они вернулись домой в Нью-Йорк, Левантер сказал, что ее падения внушают ему тревогу. Мэри-Джейн призналась, что в последние недели падала несколько раз, но заявила, что причина этого - рассеянность и неуклюжесть. Левантер настоял на том, чтобы она прошла тщательное медицинское обследование, и она нехотя согласилась.
Через неделю был поставлен предварительный диагноз: раковая опухоль во внутреннем ухе. Вскоре последовало окончательное заключение: рак пустил метастазы в мозг; об операции не могло быть и речи.
Несколько недель Мэри-Джейн провела в постели и только в редких случаях узнавала его. Периоды ясного сознания наступали внезапно и так же внезапно заканчивались. В такие минуты сиделка вежливо покидала комнату. Мэри-Джейн говорила с Левантером так, словно он только что откуда-то явился, словно он где-то отсутствовал, а сейчас пришел поговорить с ней, а она все это время его ждала. Левантер сидел на краешке кровати, и они смотрели друг на друга словно впервые, как это нередко бывает после долгого расставания.