И любовь Педсебякина к большим женщинам сыграла свою роль. Как это нередко случается, жена у него была небольшая, худенькая старушка, а душа Григория Ивановича стремилась к молодым женщинам не ниже ста семидесяти сантиметров ростом. Каждая высокая, статная женщина казалась ему королевой.
Пригубив ещё чуть из бутылки и положив под голову вторую подушку, Подсебякин печально размышлял "Арсеньев оказался прав: дела Ляли и старпома быстро идут к свадьбе". Григорий Иванович поначалу вспылил и чуть было не наделал глупостей, но потом решил простить измену. По зрелому размышлению выходило, что оставаться в любовниках при муже было даже удобнее.
* * *
- Когда открылся огонь маяка Песчаный, вы были на мостике, капитан?
- Да.
- И далее не сбавили ход? На полных оборотах умудрились напороться на затонувший пароход.
Капитан Москаленко, сладкоречивый уроженец Одессы, высокий, краснолицый, с большим пористым носом, громко высморкался в цветной платок.
- Да, машина работала полным ходом, - недовольно пробурчал он. - Но зачем эти вопросы, товарищ Медонис? Документы у вас. Там есть все.
Антон Адамович, помощник капитана порта, отложил в сторону, лежавшую на столе папку с бумагами. Он был в суконном кителе с золотыми шевронами. По-русски теперь он говорил почти правильно, с едва заметным акцентом.
- Меня удивила грубая ошибка в счислении, Митрофан Иванович. Я ещё раз анализировал весь материал, - с достоинством ответил он. - Вместо пяти градусов с минусом вы приняли поправку со знаком плюс. Так есть! Посмотрите, - Медонис кивнул головой на карту, - склонение западное.
- К сожалению, ничего не могу добавить - заметил капитан, не взглянув на карту. - Иногда бывают, знаете, непредвиденные случаи. - В голосе его послышалась злость. - А ты ходи потом и красней перед всяким… - И он снова с шумом освободил нос. - Извините: гриппую. До свиданья, товарищ Медонис. Не стоило бы по таким мелочам и вам беспокоиться и меня беспокоить. - Капитан надел фуражку, плотно надвинув её на лоб.
Москаленко знал, что Медонис не силён в морских делах, и относился к нему без особого уважения, по имени-отчеству не называл, а это у Москаленко многое значило. "Протекция, - говорил он своим товарищам, - к добру не приведёт. Глядишь, такого никудышкина сунут капитаном на порядочное судно".
Москаленко заметил зеленоватый оттенок на полных щеках Медониса и удивился. Но, взглянув на окно, понял, в чем дело: огромное каштановое дерево закрывало пыльные стекла темно-зелёными ветвями.
- Ещё одну минутку, Митрофан Иванович, - задержал его помощник капитана порта. - Прошу учесть: я потревожил вас исключительно в целях, вам благоприятствующих. Так есть. Я разобрался, для меня ясен виновник этой глупейшей аварии.
Медонис побарабанил пальцами по краешку стола.
- Хорошо, если поняли, - подобрев, отозвался Москаленко. Он снова достал из кармана платок и, собираясь чихнуть, держал его наготове.
- Я хочу посоветоваться с вами, капитан. - Раздумывая, Антон Адамович по старой привычке вытряхнул сигарету из пачки щелчком большого пальца и прихватил её сочными губами. - Вот что, Митрофан Иванович, приходилось ли вам видеть лайнер "Меркурий"? Так есть. Тот самый, что у Ясногорска затоплен.
- Ещё бы, - ответил Москаленко, кладя фуражку на стол и снова усаживаясь. - Не раз мимо проходить доводилось.
Капитану Москаленко нравилось, когда у него просили совета.
- А если с берега на корабль смотреть, будут ли люди на нем видны?
Медонис затаил дыхание.
- Вот тебе раз, милый человек! - искренне удивился капитан. - Шесть миль до него от берега, да ещё с хвостиком. Разве простым глазом увидишь?! А зачем, простите за нескромность, эта справка?
- Аварию разбираю. Обстановка неясна. Так вот, в целях расширения кругозора, - отозвался Антон Адамович. - Если замкнуться в этих стенах и не общаться с опытными людьми, вряд ли справишься с работой, Разбор аварий - дело серьёзное.
Москаленко недоумевал, зачем понадобились эти сведения Медонису.
Наступило молчание. Капитан Москаленко, разглаживая жёсткие усы, обозревал комнату. Морские карты, основательно закрапленные мухами, приколоты кнопками к жёлтым обоям. Большая меркаторская карта мира с пунктирами морских дорог и следами грязных пальцев, генеральная карта Балтики, испещрённая какими-то таинственными значками, и крупный план порта с чернильными номерами причалов. Старый, занозистый пол, два брюхатых допотопных канцелярских стола прижались к стене. Огромный старый барометр в металлической оправе показывал "великую сушь". Напротив красовался плакат с чёрными тенями кораблей и разноцветными огнями - "В помощь изучающим "Правила предупреждения столкновения судов в море". Между столами приютился пыльный шкаф, забитый пухлыми серыми папками с номерами на корешках. Верхняя полка уставлена разнокалиберными справочниками. Испачканные фиолетовыми чернилами стулья дополняли обстановку: два с лоснящимися подушечками для сотрудников конторы и один жёсткий - для посетителей. Несмотря на лето, окна в кабинете заклеены бумагой. Между рамами торчит грязная вата, а к стёклам изнутри прилипли дохлые прошлогодние мухи.
На пустом столе у Антона Адамовича только и стоял медный тазик для окурков. Зато стол соседа завален всякой всячиной. Тут и компасный котелок, несколько длинных красно-чёрных магнитов, параллельные линейки, циркуль, транспортир, медная, с прозеленью машинка механического лага, красный керосиновый фонарь и ракетница.
- Вы знаете о решении министерства поднять "Меркурий"? - нарушил тишину капитан Москаленко. - Правду говорят, "что худа без добра не бывает". Моя авария подтолкнула на это. Немецкую гробницу поднимут и уберут с фарватера. В Калининграде слыхал, дело верное. А то ведь смешно сказать: на нем жильцы завелись. Чем черт не шутит, отремонтируют корабль и вновь по морям! - По-своему истолковав насторожившийся взгляд собеседника, Москаленко добавил: - Ей-богу, жильцы. Мои матросы людей видели, когда мимо проходили, огоньки по ночам. - Он спрятал, наконец, платок, который все ещё держал в руках, и достал коробочку с ментоловыми леденцами. - Ещё одна новость: пренеприятнейшая история с капитаном Арсеньевым.
- Теплоход "Воронеж", - механически отозвался Антон Адамович, - так есть, пришёл неделю тому назад. Груз - тростниковый сахар и апельсины. - Медонис растерялся, что с ним случалось редко.
"Мой "Меркурий" поднимают!" Эта новость ошеломила его. "Скорей! Все может рухнуть. Берега Швеции никогда не появятся для тебя на горизонте!" Он думал только о затонувшем корабле. Все остальное перестало его интересовать.
- Правильно, - посасывая леденец, продолжал Москаленко, не замечая резкой перемены настроения собеседника, - сахар и апельсины. Сергей Арсеньев, капитан теплохода "Воронеж" - настоящий капитан. - Москаленко строго посмотрел на Медониса. - Так вот, снимают Арсеньева. Пьянство, буфетчица замешана. Старпом написал жалобу. Ей-богу, никогда не поверю старпому, который на капитана кляузы строчит! Негодяй и подлец, - это уж как пить дать! А что с Арсеньевым случилось, не знаю, - Москаленко развёл руками, - всегда был молодцом. Характерец, правда, у него скипидаристый, не всякому по нутру. - Он ещё долго говорил что-то лестное о капитане Арсеньеве.
Антон Адамович, сжав зубы, отделывался междометиями. Он хотел сейчас одного - избавиться от разговорчивого капитана.
- Сняли Арсеньева, а заменить некем, большой корабль, не сразу капитана подберёшь, - горячился Москаленко. - И ждать некогда. "Воронеж" завтра уходит. Вот и подвезло Лихачёву. Не удивляйтесь, он из старых, немало побороздил на своём веку солёной водички… Виза у него в порядке, а главное, начальник пароходства его хорошо знает. - Москаленко вынул из круглой коробочки ещё один леденец и положил в рот. - Третий день не курю: врачи запретили. Мучаюсь, не дай бог. - Он посмотрел на молчавшего Медониса. - Из поликлиники шёл, встретил капитана порта. Не хочет Лихачёва отпускать. С его стороны на дело посмотреть, вроде и он прав. Сегодня приказ из министерства пришёл насчёт буксира: "Шустрый" уходит в Ясногорск помогать водолазам.
- В Ясногорск? - переспросил Антон Адамович. Старый канцелярский стул затрещал под ним. Маска спокойствия скрывала жестокое внутреннее волнение.
- Выходит так… Лихачёв назначен на "Воронеж", а ваш буксир остаётся без капитана. Дела… - протянул Москаленко. - Случится с кем-нибудь происшествие, а по цепной реакции и других людей захватывает. Вот Федор Терентьевич Лихачёв, к примеру, околачивался в порту на своей балалайке, а теперь в Мексике серенады будет слушать. Ещё неизвестно, как у других судьба повернётся, кого ещё господин случай зацепит. Представьте, я в судьбу верю.
- А почему, Митрофан Иванович, вы на таком дрянном пароходишке плаваете? - оборвал Медонис капитана и подумал, что Москаленко без фуражки совсем не похож на моряка. - И рейс короткий, - добавил он, - туда и назад за сутки оборачиваетесь. Вам бы при вашей солидности новый дизель-электроход и рейсы в Джакарту.
Митрофан Иванович опешил.
- Имею тайных врагов, как говорили римляне, - не сразу ответил он. - Бывайте здоровы, товарищ Медонис. А вы что, ночевать в порту собрались? Женатикам опаздывать домой противопоказано. Смотрите, получите от супруги баню.
- Нам, литовцам, разрешается, - с усмешкой ответил Медонис. - Мы из доверия у своих жён не вышли. У нас в Литве…
Капитан ушёл. Антон Адамович долго сидел в кабинете, устремив взгляд в окно. Теперь ему никто не мешал. Сквозь зеленые ветви каштанов хорошо видны шевелящиеся хоботы кранов, мачты и трубы кораблей, но Медонис видел совсем другое.
Сегодня состоялась вторая встреча Антона Адамовича с Карлом Дучке. В условленной весточке с белым голубком было всего несколько слов: "Поздравляю с годовщиной окончания гимназии, желаю много счастья и здоровья! Не забывай старого друга. Твой П. Лаукайтис".
Антон Адамович ухмыльнулся и тут же уничтожил открытку.
В кафе "Балтийская волна" они просидели всего пятнадцать минут. Дучке по-прежнему непрерывно курил. Он пыхтел, пил чёрный кофе, часто утирал влажный лоб и ничего не говорил о приказе. Это казалось Медонису подозрительным. "Мне не верят, - подумал он. - Знать бы, чем это грозит. Пусть, может быть, отстанут!"
- Особого приказа нет, - внушительно играя бровью, изрёк Дучке на прощание, как бы прочитав его мысли. - Но шеф велел передать: ты скоро понадобишься, будь под руками. Дело очень важное… А пока возбуждай литовцев против русских. Надо их ссорить. Психологическая война. Русские плохо относятся к литовцам - вот твоя национальная политика. Тебе бояться нечего: ты играешь под настоящего литовца…
"Что они затеяли? - размышлял Медонис. - На большой риск не пойду. Но как отвертеться? Может быть, к тому времени я достану сокровища".
Сообщение капитана Москаленко повергло Медониса в смятение.
"Меркурий" будут поднимать советские водолазы. Надо торопиться. Но что делать?"
Антон Адамович курил сигарету за сигаретой…
Вдруг пришла простая мысль: "Если буксир откомандирован в Ясногорск, капитаном должен стать я".
Медонис бросился в кабинет капитана порта, обставленный мебелью красного дерева. Из книжного шкафа он достал большой тяжёлый том в синем коленкоровом переплёте.
"Меркурий" - двухвинтовой пассажирский пароход, водоизмещением тридцать тысяч тонн, мощность машин двадцать две тысячи сил, пять палуб, вмещает тысячу четыреста пассажиров", - прочитал он. - М-да, кают на такой громадине, наверное, сотни за четыре. Попробуй отыщи без чертежей двести двадцать вторую, под водой ведь. Придётся осмотреть весь третий класс. Работёнка, черт возьми!" В другом шкафу Антон Адамович отыскал канцелярскую папку под Э 28. Здесь было все, что его интересовало: промеры глубин возле затонувшего лайнера, координаты, описание торчавшей из воды части корпуса, подробный акт водолазного осмотра и даже фотоснимки.
Усевшись удобнее в кресло капитана порта, обтянутое потёртой кожей. Медонис не торопясь стал просматривать документы. Он почувствовал себя спокойнее.
- Бояться нечего, - проговорил он, - надо действовать.
Оторвавшись от бумаг, Антон Адамович потёр лоб и взглянул на штурманский стол - целый комбайн для карт и навигационных пособий. Из верхнего ящика достал большую мореходную карту. Это было подробное немецкое издание с отметками минных полей и фарватеров, случайно попавшее в коллекцию капитана порта. Медонис поводил лупой над цифрами глубин. Немного, всего четырнадцать метров. С аквалангом на такой глубине Антон Адамович чувствовал себя, словно рыба. Заглянув ещё раз в папку, он нанёс на карту подробные координаты затонувшего корабля. Вблизи от берега появился маленький крестик. Папку Медонис положил обратно в шкаф, а карту спрятал в портфель. "Все. Пойду домой".
В порту было ветрено. Промчавшаяся машина обдала Антона Адамовича клубами едкой пыли; он вытер лицо и по привычке повертел батистовый платок в руках, рассматривая сероватые пятна.
На маленьком деревянном причале разгружался тральщик "Вторая пятилетка". Над ним повис густой запах солёной рыбы. Крупные мухи тучей кружили над открытым трюмом и над нечистой палубой. Здесь Антон Адамович остановился и посмотрел на часы. После некоторого раздумья он пошёл по берегу вдоль причалов, мимо пароходов и теплоходов, прижавшихся к стенкам порта. У карантинного причала над его головой проплыла тяжёлая катушка свинцового кабеля в дощатой упаковке: огромный кран осторожно переносил её из корабельного чрева на железнодорожную платформу. Антон Адамович обошёл горы ящиков, бочек, мешков, выгруженных на берег или приготовленных к отправке за море, и пробрался к лесным причалам. Несколько старых пароходов с облезлыми бортами, длинными и тонкими, как макароны, трубами, грузились еловыми брёвнами. Антон Адамович нырнул в узкий проход между жёлтыми штабелями досок. Причал был густо заставлен пилёным лесом, приходилось пробираться, словно в траншеях. За последним штабелем он тщательно отряхнул приставшие к кителю опилки. Медониса всегда приятно волновали корабли, уходящие в море. Ведь на одном из них он собирался отбыть в свою Швецию, когда сокровища дядюшки будут найдены. Он представлял себе, как перед ним открываются долгожданные берега. Вот они синеватой волнистой полоской всплывают из-за горизонта…
* * *
Арсеньев закончил все формальности, постоял в чужой теперь для него каюте. Все предметы занимали свои прежние места, но все как-то неуловимо изменилось, потеряло смысл.
- Послушное судно, - вздохнув, сказал Арсеньев, ни к кому не обращаясь, и поднял чемодан.
Капитан Лихачёв, принявший дела, промолчал. Как всегда бывает в таких случаях, он чувствовал себя неловко. Он не был уверен, что Арсеньева надо было снимать с судна.
На спардеке матросы бросились к Арсеньеву. Из-за борта вылез плотник Котов, прибежал краснолицый повар в высоком белом колпаке. Появился моторист в замасленной робе и с ветошью в руках. Казалось, будто все только и ждали, когда капитан выйдет.
- Сергей Алексеевич, я понесу.
- Давайте сюда чемодан.
Моряки обступили Арсеньева со всех сторон.
- Сергей Алексеевич, - тихо сказал повар, - привязался ко мне начальник отдела кадров. "Подавай, - говорит, - на капитана объяснительную записку - компрометирующий материал… А хорошего, - говорит, - писать не надо".
Арсеньев пожал плечами, смущённо улыбнулся.
- Я отказался, Сергей Алексеевич, - добавил повар. - Начальник кадров озлился да как крикнет: "Смотри, как бы у тебя с визой чего не случилось!" И самопиской по бумаге чиркает, каждое слово записал.
- И я отказался, Сергей Алексеевич, - сказал матрос Кубышкин.
Подошёл старпом Брусницын, улыбался, но руку подать не решился.
Брусницын просчитался: корабль ему не доверили. Теперь он испытывал даже нечто похожее на раскаяние.
Как всегда, Арсеньев для каждого нашёл приветливое слово. Он старался шутить, но даже ненаблюдательный человек заметил бы, как ему сейчас плохо.
- Ждём тебя обратно, - крепко пожал Арсеньеву руку седоусый боцман с большой коричневой лысиной. - Ты не переживай больно уж, - сказал он, отводя Арсеньева в сторону. - Разберутся в пароходстве.
Моряки спустились по трапу на причал. Отойдя несколько шагов, капитан остановился, оглянулся на судно. Взгляд его пробежал по палубе, задержался на больших окнах капитанской каюты. Ещё недавно это был его дом. Теперь там поселился новый хозяин. Арсеньев быстро отвернулся и надел фуражку.
- Сергей Алексеевич, - сказал Котов, - не думали мы, что так выйдет… И помочь нельзя. Завтра в рейс. Вернёмся в свой порт, тогда не забудем. Мы этого гнуса Подсебякина на чистую воду выведем. Это говорит председатель судового комитета, - закончил моторист, ткнув себя пальцем в грудь.
- Спасибо, Семён Петрович, - вымолвил Арсеньев.
Он как-то некстати вынул платок и стал сморкаться.
- Вот и это никогда не забудем, Сергей Алексеевич… Всех вы помните по имени-отчеству, камбузник, молокосос и тот у вас Иван Ильич. - Котов запнулся. - Не подведём, Сергей Алексеевич.
Они обнялись.
Капитан сел в поджидавшую его запылённую "Волгу". Грудь его сжимала тоска. Ему казалось, будто он навсегда прощается с причалами, кораблями.
Медонис стоял, укрывшись за краном, и внимательно наблюдал. Он догадался, что моряки провожают своего капитана.
"Плотный, белокурый, - заметил про себя Антон Адамович, - лицо благородное. Представительный. Настоящий гросскапитан. Интересно, что там случилось? Надо узнать!"
И Антон Адамович не стал больше задерживаться. Уступая дорогу электротележкам, он свернул к кучам каменного угля, тянувшимся горным хребтом посредине пирса, пробрался между двумя чёрными вершинами и вышел на другую сторону - к пятому причалу. Здесь ветерок чувствовался сильнее. На пустом причале трепыхались два флага: на полотне - шахматное поле. Флаги указывали место швартовки. Коренастый буксир, отчаянно дымя, медленно тащил с моря тяжело гружённое судно.
Швартовка! Сколько умения требует эта на первый взгляд простая операция! Медонис знал: капитан должен умело рассчитывать манёвры, тонко чувствовать своё судно и обстановку. Умение появляется после многолетней практики. Моряки, оценивая хорошую швартовку своего товарища, говорят: "У него верный морской глаз". Действительно, основным инструментом пока остаётся натренированный глаз моряка. Можно много раз наблюдать за швартовкой опытного капитана и все-таки не суметь повторить её самому. Это понятно - обстановка каждый раз меняется, а раз так - и манёвры будут разные.
Антон Адамович остановился. Он хоть как-нибудь хотел восполнить пробелы своей скромной судоводительской практики. Ему пока не доводилось поставить к причалу грузовое судно, пусть самое маленькое. Буксир, конечно, в счёт не шёл.
Корабль медленно подползал к причалу. Вот на берег полетела выброска - длинная тонкая верёвка с грузиком на конце. Её поймали и потащили на причал. К выброске привязан стальной трос. Когда трос вышел из воды, швартовщики подхватили его и бегом понесли к железной тумбе.
- Готово! - кричат с берега, накинув петлю на тумбу. - Выбирай конец!
Судовая лебёдка натянула трос. Корабль повернулся носом к причалу и понемногу придвигался все ближе и ближе. На причал легла вторая выброска, с кормы.
- Готово! - опять закричали швартовщики.