- Ну, ты Максимыч как маленький, сам что ли не знаешь, что к нам материал для подворотничков в год раз завозят. Другие будто меньше рвут, только наши.- Наиль недоумённо взглянул на старшину, среднего роста крепко сбитого двадцативосьмилетнего казаха, не сумевшего договориться с завскладом по таким пустякам.
Мухамеджанов стоял набычившись, его желавки ходили ходуном, дикие гримасы искажали раскосое лицо, придавая ему зверское выражение.
- Рвут-то везде, но не столько же... На, на глянь... можно такие принимать!?- завсклад схватил сразу несколько простыней и бросил их прямо на цементный пол.
Наиль наклонился, взял ближнюю за угол, встряхнул, но как только простыня развернулась, брезгливо её отбросил. Она была цела, если не считать небольшого надрыва, но запах, вместе с жёлтыми разводами сразу наводил на мысль, что она снята с койки солдата страдающего ночами недержанием мочи.
- Что нос воротишь?- торжествовал завсклад.- Не нравится?... А у него чуть не все, не порваны, так обоссаны, или будто ими казарму вместо половых тряпок драили. Как я такие в прачечную повезу!? Ни один старшина такого срамного постельного белья не привозит...
Полчаса, не меньше уговаривал Наиль завсклада принять эти ужасные простыни и выдать вместо них стиранные. Старшина при этом всё также безмолвно стоял рядом, шевеля желавками. Но едва полученные свежие простыни оказались в кузове машины, старшину будто прорвало:
- Гнида... его бы к нам на Полуостров, посмотрел, как бы он там запрыгал!...
Наиль понимающе кивал, успокаивал - не хотелось говорить обидных слов, хоть и был Мухамеджанов, вне всякого сомнения, никудышным старшиной, особенно в хозяйственных вопросах. Но не хотелось никого расстраивать, когда самому так хорошо и радостно:
- Не бери в голову Габдраш. Сходи-ка лучше в магазин Валентину поторопи, а то ехать уже пора, а она там, наверное, чай пить села.
- Да пошла она... настроения что-то нет. Если пойду и там с кем-нибудь поругаюсь.
Нельзя сказать, что старшина был чересчур недисциплинированный, плюющий на субординацию. Напротив, в тех ситуациях, когда приказ исходил, например, от командира дивизиона или замполита, он являл собой прямо-таки образец исполнительности и рвения, но если приказывал не очень высоко стоящий офицер... Здесь играло роль настроение старшины, а оно у него сейчас было прескверным.
Наиль не обиделся. Он вообще сейчас не мог ни на кого обижаться:
- Ладно, посиди, успокойся. Я сам сбегаю.
Предвидение Наиля сбылось: Валентина уже расписалась за полученный товар и чаёвничала вместе с военторговскими продавщицами, увлечённо обмениваясь новостями "сарафанного" радио. Наиль зашёл с чёрного хода и застал собеседниц на каком-то интимном эпизоде, который они эмоционально смаковали:
- Неужто... прямо в квартире!?... А муж то на полигоне... Ты смотри, что творят!
Наилю стало неудобно, хоть он и оказался в роли подслушивающего случайно. Он нарочно громко затопал, прежде чем появиться в тесно заставленной товарной тарой подсобке.
- О, кто к нам пожаловал...- под смешки подруг приветствовала его одна из местных продавщиц.- Садись к нам Наильчик, мы тебя чайком попоим... Когда невесту-то свою привезёшь? А то мы тебе тут другую живо найдём... ха-ха...
И в этом случае оптимистический настрой помог Наилю корректно избежать втягивания в шутливую, изобилующую слегка замаскированной пошлостью беседу с разбитными бабами... Наконец Валентина, крупная но, несмотря на свои двадцать четыре года уже рыхлая, в однотонных серых кофте и брюках, была извлечена из недр подсобки.
- Валь, ну ты чего?... Ехать же пора, только тебя и ждём,- Наиль старался, чтобы упрёк звучал как можно мягче.
- Ой... А я и не думала, что вы так скоро управитесь. Мы и присели-то минут пять назад, а так всё товар пересчитывали,- оправдывалась Валентина.
"Так я тебе и поверил, пять минут, небось, часа два уже кости всем подряд перемываете",- подумал Наиль, но сам при этом согласно кивал и понимающе улыбался.
- Ну что, грузим твой товар?- он вроде бы невзначай поторопил продавщицу...
Наиль давно уже удивлялся той перемене, что произошла с Валентиной за те почти три года, что знал её. Кто бы мог подумать, что некогда худенькая, робкая девушка, жена вновь прибывшего на точку лейтенанта, так быстро превратится в дебелую, уверенную в себе женщину. Ведь продавец единственного на "точке" магазина лицо довольно влиятельное. Валентина, второй год уже "командующая" магазином, это очень хорошо усвоила и нет-нет, да и злоупотребляла своим положением. Поговаривали, что она припрятывает дефицитные товары и не гнушается при случае обсчитать тех, кто обычно плохо считает деньги, солдат и офицеров-холостяков. Сам Наиль это ни подтвердить, ни опровергнуть не мог, он всегда совал сдачу в карман не считая.
Наиль быстро организовал погрузку товаров для дивизионного магазина силами дневального с близлежащей казармы, и двух солдат из кухонного наряда, прислать которых он упросил прапорщика, дежурного по столовой. Валентине оставалось только покрикивать да подгонять:
- Поосторожнее, поосторожнее ребята... Ну что вы еле шевелитесь, как неродные... Куда сапожищами встал, коробку продавишь!...
Старшина всё это время как истукан стоял рядом с сумрачной улыбкой. Но вот, наконец, все мешки и коробки оказались в кузове и солдаты, отряхивая пыль с хе-бе, вопросительно посмотрели на старшего лейтенанта, явно ожидая обычной в такой ситуации награды.
- Слышь Валь... ты это, дай бойцам чего-нибудь, сигарет, печенья там, или конфет, работали как-никак,- обратился Наиль к продавщице, видя, что та не проявляет догадливости.
- Ой Наиль, ты бы раньше сказал. А сейчас как... эти коробки как раз в самом низу, не достать...- с наивной улыбкой ответила продавщица.
Выражение полного удовлетворения чуть было не сползло с лица Наиля. Валентина не собиралась отблагодарить грузчиков за работу, и он оказался в весьма неловком положении.
- Вот что ребята... вы это... извините... Вот у меня тут "Примы" больше полпачки осталось, возьмите, больше нет... – Наиль виновато развёл руками.
Солдаты переглянулись, и, взяв по две сигареты, вернули остальное.
- Не надо товарищ старший лейтенант, мы всё понимаем, у вашей продавщицы зимой снега не выпросишь. На неё ваши с Полуострова всегда жалуются,- дал понять, что в курсе дела один из кухонных нарядчиков.
Но вот вроде бы и всё, машина загружена, можно ехать. Наиль побежал в штаб звонить на "точку", чтобы на том берегу встретили... Позвонив, он поднимался из подземного этажа, где располагался полковой узел связи, когда его окликнул офицер, дежурный по полку:
- Хакимоллин, зайди в строевую, там почту для вашей "точки" привезли... не забудь.
- Как, а разве наш старшина?...- вырвалось, было, у Наиля, но дежурный уже вбегал по лестнице на второй этаж здания штаба.
Хорошее настроение Наиля опять подверглось "бомбардировке". "Да он что сегодня вообще ничего не делал? Это же его обязанность почту забирать",- внутреннее возмущение, казалось, вот-вот вырвется наружу... Но заряд оптимизма, полученный с утра, оказался настолько силён, что хорошее настроение вновь пересилило. К тому же у Наиля моментально возникло желание выяснить у начальника строевой службы, когда конкретно его представление будет отправлено "наверх".
2
Начальник "строевой" капитан Забродин сидел в кабинете один. Голова разламывалась, а опохмелиться в преддверии суда чести, где его собирались заслушивать, было рискованно. Если застукают всё, с должности попрут, на "точку" загонят. Ему казалось, что весь мир ополчился против него. И надо-то всего грамм сто-двести и уйдёт эта боль, муторное состояние...
Наиль зашёл, и словно благоуханным ветерком пахнуло в казённой бумажно-беспорядочной ауре кабинета.
- Здравия желаю товарищ капитан! Тут говорят нашу почту забрать надо?
Забродин хмуро смотрел на Наиля, манипулируя морщинами на лбу с глубокими залысинами, будто силился зашевелить ушами. На самом деле он таким образом осуществлял самомассаж ноющих висков. До него не сразу дошёл смысл вопроса, зато он отчётливо видел, что Наиль безудержно, бессовестно рад. Ему хорошо, он доволен и у него совсем не болит голова, не подкатывает к горлу содержимое желудка...
- Что... почта?- переспросил капитан.- Ах да, вот забери... Там кажется и тебе письмо есть.
Наиль принял небольшую кипу газет, пачку писем. Письма быстро перебрал, нашёл своё. "Так и есть из Семска, от Гули". Он уже третий месяц не получал от неё писем, беспокоился и сам себя успокаивал: как-никак пятый курс мединститута, летняя сессия, наверняка некогда... Но тревожные мысли, вызванные неожиданным молчанием девушки нет-нет, да и посещали его в последнее время. И вот, наконец-то, долгожданное письмо. До чего же удачный день... На этой вдохновенной волне Наиль уже собирался задать вопрос насчёт своих документов...
Как чувствует себя человек, у которого буквально всё, в том числе и самочувствие, плохо, при виде искренней радости другого? Зависть... хорошо если белую. Ну, а чёрная зависть плацдарм для желания испортить эту ненавистную радость счастливца, заставить его тоже мучиться, страдать. Именно такое желание и возникло у тридцатисемилетнего вечного капитана Забродина.
- Чего щеришься... рад небось, что документы подписали? Капитана получишь,- вроде бы без задней мысли начал Забродин.
- Ещё бы,- бесхитростно признался Наиль.- Знаешь, до сегодняшнего дня всё боялся, вдруг к чему-нибудь прикопаются, задержат. Ты там, когда отправишь-то?- он с некоторой тревогой задал наиболее волнующий его сейчас вопрос.
Наиль, конечно, понимал, что если представление подписано командиром полка Забродин никак не может его завернуть, даже если очень захочет. Но он может просто придержать бумаги. Ну, мало ли что, замотался, зашился да и забыл, или как это с ним частенько приключалось, в запой уйдёт. А документы где-нибудь в сейфе валяться будут, и пока в ресторан не пригласишь, не напоишь... Сейчас, правда, Перестройка, Указ. Политотдел, закусив удила, кинулся на алкашей, согласно инструкции ГЛАВПУРа, рождённой тем же Указом... А всё равно страшновато: возьмёт и придержит. Маленький человек всегда чувствует себя зависимым от любого даже самого ничтожного, но стоящего чуть выше его чиновника, даже если ему и кажется, что он как человек "звучит гордо".
- Не боись, за мной дело не станет, как только так сразу,- успокоил, было, Забродин, но тут же хитровато прищурясь нанёс неожиданный укол.- Только ты Наиль Габдулхабтович напрасно так цветёшь,- капитан сделал особое ударение на отчестве Наиля, как бы давая понять, что знает про него то, что неизвестно другим.
Наиль хоть и не понял намёка, но на его лице отчётливо проявилось тревожное недоумение. Оценив на глаз результат своих слов, поднаторевший в штабных интригах Забродин, решил немного поиграть со старлеем в кошки-мышки, чуть приободрить, а потом опять бац...
- За мною, те говорю, не заржавеет. Вот они твои бумаги, с первой секретной почтой отправлю. Из Москвы как подпишут, сразу позвонят, так что узнаешь о присвоении даже раньше, чем бумаги вернутся. Но поверь мне, ничего хорошего это тебе не сулит.
Вновь было просветлевший Наиль, замер в недоумении:
- Не пойму, о чём это ты?
Настроение и самочувствие Забродина улучшалось по мере роста тревоги у Наиля.
- О том, что у тебя это, скорее всего, последнее звание,- Забродин даже отвернулся, чтобы Наиль не увидел его удовлетворённой мины, которую не мог сдержать.
- Это почему же ты так решил?- тон Наиля не оставлял сомнений – "удары" достигали цели.
- А потому...- капитан резко повернулся к Наилю, его лицо уже выражало что-то вроде сострадания.- Потому, что вы товарищ старший лейтенант не ту национальность себе взяли!
Наиль даже потряс головой, не понимая смысла услышанного.
- Как не ту, кем же мне быть, если я татарин?- Наиль смотрел на Забродина, подозревая, что тот повредился умом на почве злоупотреблений спиртным.
- То-то и оно, что татарин, а ведь и не татарином мог быть и уверяю, служба у тебя легче пошла бы. Вон ведь как стараешься, пять лет на самой тяжёлой точке пашешь, благодарностей не счесть, на полигоне два раза стрелял, а на выходе... На выходе еле на капитанскую должность выскребся, а с неё, сам понимаешь, в Академию не поступишь. А ведь ты не так уж и молод...
В кабинет заглянули двое солдат и попросили какие-то проездные документы, но Забродин, раздосадованный, что его перебили, заревел на них как поднятый среди зимы из берлоги медведь:
- Марш отсюда... никаких документов... обед уже!
Опешившие солдаты попятились за дверь, хотя до обеденного перерыва оставалось ещё полчаса.
- Защёлкни-ка дверь на задвижку... чтобы не мешали,- Забродин не мог отказать себе в удовольствии озвучить одну из теорий служебного продвижения в Советской Армии.
- Как же это я мог взять другую национальность, если я татарин?- тем временем настороженно переспросил Наиль.
- Не надо... ты кому другому лапшу на уши вешай, а мне не надо,- весело погрозил пальцем капитан.- Я же всю твою подноготную знаю,- он кивнул на большой стальной сейф, где хранились личные дела офицеров полка.- Ну, чего ты скрываешь, я же отлично знаю, что твоя настоящая мать не татарка, а казашка была...
Наиль наверное и сам себе не смог бы объяснить, что почувствовал, услышав эти слова. Это было всё равно, что обухом по голове. Но он ведь и сам это знал... знал, а как будто и не знал. Ему никогда вот так в глаза не говорили, что его давно умершая мать, которую он совсем не помнил, была казашкой. Дома ему об этом никогда не напоминали, ни отец, ни мачеха. Его младшие брат и сестра были уже стопроцентными татарами, а он... Он никогда всерьёз не задумывался о "составе" своей крови и в семье ощущал себя старшим сыном и братом, а мачеху почитал как мать. Да и какое значение имела тогда национальность в таком городе как Семипалатинск. Там подростки и пацаны всегда делились на левобережных и правобережных, и стычки жестокие, костоломные с кровью там случались, и банды, кодлы там тоже были, но не было деления по национальному признаку, не было татар, казахов, русских, были левобережные и правобережные. Хотя... что-то всё-таки было, татары почему-то чаще корешились с русскими, нежели с казахами, к которым относились с некоторым пренебрежением. Наиль об этом никогда не задумывался. Хорошо или плохо, но были семьдесят лет Советской власти, и были люди, рождённые и воспитанные этими годами, которые не знали ни своего родного языка, ни своих корней, истинной истории – это советские люди. Они были не лучше и не хуже всех прочих, хоть именно в Перестройку их презрительно стали обзывать "совками" и рисовать только чёрной краской. И что должен чувствовать истинный советский человек, услышав вдруг от какого-то спившегося типа, что продвижение в Советской Армии зависит и от национальности!?
- Я не скрываю... А что ты хочешь этим сказать?- упавшим голосом спросил Наиль.
- Ну, как же,- лицо Забродина было бесстрастно, но глаза... глаза торжествовали.- Ты что сам догадаться не можешь? Мы же в Казахстане с тобой служим, и здесь куда выгоднее казахом быть, чем татарином.
- Что-то я в нашем роде войск ни одного не то, что генерала, полковника казаха не встречал,- Наиль старался говорить без эмоций, словно отгораживаясь равнодушием от этой неприятной для него темы.
- То-то и оно, что у нас совсем нет казахов,- с воодушевлением подхватил капитан. Он явно выздоравливал от представившейся возможности влить ложку дёгтя в радость ближнего.- Ты бы у нас в Корпусе вне конкуренции был, один единственный представитель коренной национальности. Да тебя бы сейчас на руках носили, тебя бы не то, что на ваш Полуостров, вообще в наш полк бы не заслали. В Алма-Ате, в штабе Корпуса бы служил, на Медео на коньках катался, в шикарных ресторанах девочек бы снимал. И в Академию поступать, никто бы тебе препятствий не посмел чинить. Корпусное начальство вынуждено заигрывать с руководством республики, и ты бы мог здесь много выгадать... Хотя, конечно,- Забродин, окинув взглядом Наиля, с сожалением покачал головой,- вид-то у тебя чисто татарский, ничего казахского. Но всё равно, назовись ты казахом, здесь бы на "точке" не гнил.
- Ерунду городишь,- Наиль было дёрнулся на выход, толкнул дверь, но не открыл, забыв, что сам же закрыл её на защёлку.
- Постой... не веришь!? Чем хочешь поклянусь. Мы же кадровики все друг с другом контачим. Вон в пехоте казахов много, не то что у нас, так они в Округе все в нормальных местах сидят.
- Ну и пусть сидят, я то здесь при чём?- Наиль потянулся к защёлке.
- Как это при чём, чудак-человек?- Забродин подскочил и удержал Наиля за локоть.- Подожди, я ведь тебе не всё сказал. Понимаешь, ты же по матери мог национальность взять, многие так делают. Вон у Фишмана мать русская, так он русским записался... Хотя всё равно бестолку, ему бы, дураку, и фамилию матери взять, но у тебя совсем другая история, у тебя бы всё было хоккей.
- А я татарин и татарином хочу быть,- Наиль отбросил руку Забродина.
3
Наиль вышел из штаба, будто в бане побывал, красный, вспотевший. От хорошего настроения не осталось и помина. Старшина и Валентина стояли возле машины и негромко, но неприязненно препирались. Продавщица, было, подошла к Наилю с каким-то вопросом, но увидев его лицо, не решилась спросить.
- Ты почему почту не забрал!?- Наиль так обратился к старшине, что тот в свою очередь тоже присмирел.
- Да понимаешь... забыл как-то с этими простынями... извини.
- Держи!- Наиль бросил старшине газеты и тот, неловко растопырив руки, часть поймал, остальные рассыпал...- Ну что, все на месте... поехали!?
- Поехали... тебя одного ждём,- лениво отозвался прапорщик, помощник дежурного по части, который должен был в качестве старшего машины отвезти "точечников" и их груз на берег водохранилища и пригнать машину назад.
По дороге Наиль молчал. Слова Забродина буквально засели в мозгу, рождая тягостные размышления. Клин надо выбивать клином – с этой целью Наиль достал письмо от Гули, надеясь, что оно поможет вернуть хорошее расположение духа. Письмо оказалось неожиданно коротким. Обычно Гуля писала две-три страницы, сейчас не более полстранички.
"Наиль! Прости, что так долго не отвечала на твои письма. Я вообще не хотела тебе больше писать, но это было бы нечестно по отношению к тебе. В моей жизни произошли большие перемены, и они непосредственно касаются наших с тобой отношений. Мне тяжело писать, но иначе нельзя, ты должен это узнать. Я встретила человека, который... В общем, мы любим друг друга, и этим всё сказано. Не хочу больше терзать тебя и себя всевозможными словоизлияниями. Не пиши мне больше. Искренне желаю тебе счастья. Прости, если можешь".
Гуля.
Машина ползла вверх преодолевая крутой подъём, туда где плотина перегородила реку, где разлилось водохранилище. Наиль сидел словно поражённый громом. Он ещё раз перечитал короткий текст письма...