- А может, наоборот? Может, это вы с вашим Андреем ненормальные?! - громко восклицала Анжела, по очереди указывая пальцем на родителей. - Роман - самый нормальный из всех, кого я встречала за свою жизнь. Вы бы только послушали, как он искренне говорит! Посмотрели бы, насколько он воспитан, сдержан.
В комнате снова разразилось гнетущее молчание. Женщина всё ещё впиралась в мужа колющимся взглядом. Затем перевела его на дочь.
- Ну раз так… Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Проходите, раз уж пришли.
Вот так знакомство, не правда ли?
- Спасибо, но проходить я не буду, - сказал я и передал женщине торт. - И я не парень вашей дочери. Я так, зашёл и ушёл. Меня вы больше не увидите. Анжела, дай мне, пожалуйста, листочек. И я пойду.
Анжела тяжело выдохнула. Её плечи печально приспустились, словно ткань, отпущенная с высокой крыши и медленно полетевшая вниз.
Она исчезла в комнате. И через несколько секунд появилась со сложенным пополам листом бумаги. Затем надела тапочки и вышла вместе со мной на лестничную площадку, закрыв за собой дверь. Молча протянула мне лист. Я раскрыл его.
Валерий Ткаченко. Автомобиль марки ВАЗ-2109. Телефон: 8–9…
Есть!
Я сложил и убрал лист в задний карман. А спустя мгновение обнял скованную Анжелу. Это всё, что я мог оставить ей в качестве благодарности. Несмотря на то, что чувствовал себя в объятиях не совсем комфортно.
Мы постояли так некоторое время. Я уже собирался отодвинуться. Но почувствовал, что она не выпускает меня.
- Не обращай внимания на родителей, - тихо произнесла она. - Они такие, какие есть. Их не изменить.
- Да ничего страшного. Всякое бывает.
- Хочешь, я и дальше буду помогать тебе с поисками? - прошептала она мне на ухо. - Хочешь?
- Я думаю… не стоит. Спасибо, Анжела. И так тебя своими проблемами загрузил. Ещё и родителей из себя вывел.
- Да ну что ты, брось! Мне самой хотелось тебе помочь. И… хотелось бы делать это и дальше…
- И всё же… не стоит, - произнёс я, слегка отодвинувшись. - Дальше я сам. Спасибо тебе огромное. Ты очень добрая. Из тебя получится хороший психолог.
По лицу Анжелы пронёсся разряд обиды. Сложно сказать, решил ли я его тогда просто проигнорировать или мне всё это только показалось…
- Если кто здесь и может называться хорошим психологом, то только ты. Я даже не ожидала, что ты способен на такое. Знаешь, Роман… быть может… может, потом ты придёшь ко мне, как найдешь свою маму, а? Ведь ты знаешь, где я живу, верно? И где я учусь, тоже знаешь. Можешь смело приходить. На родителей не смотри, что с них взять! Поворчат и перестанут. В общем, если захочешь… если сам захочешь… то я с удовольствием встречусь с тобой вновь.
На последних словах голос Анжелы дрогнул.
- Почему бы и нет. Будет время, заскочу.
Я отошёл на шаг. Улыбнувшись, кивнул Анжеле. Затем развернулся и стал спускаться по лестнице.
Анжела оставалась на месте, провожая меня взглядом. Когда я оказался на первом этаже, откуда-то сверху тихо прозвучало: Ты не придёшь. Настолько тихо, что, видимо, просто почудилось.
Я вышел из подъезда.
Теперь всё, что мне оставалось, это как можно скорее найти телефон.
*
Я попросил одну женщину на улице в обмен на сто рублей дать мне позвонить. Она отказала и посмотрела на меня так, будто я уже удирал с её телефоном через дорогу. Потом попросил парня-велосипедиста, но денег он не взял.
- Звони так. Всё равно в случае чего далеко не убежишь.
Пока он пил воду, я, сминая в руке листок, быстро набрал номер. Услышал протяжный гудок. Звонок идёт… Я заволновался.
- Слушаю, - раздался мужской голос на том конце.
Я напряжённо молчал.
Что я должен сказать этому голосу?..
- Добрый день, Валерий! Извиняюсь за возможно причинённые неудобства, но я хотел бы вас кое о чём спросить. Дело в том, что я - воспитанник детского дома № 2. И уже долгое время ищу свою маму. Существует информация - быть может, она и не совсем проверенная, - что вы могли подвозить её девятнадцать лет назад, когда она… когда она отдавала меня детскому дому. Ведь именно ваш автомобиль был тогда замечен у его ворот. Поэтому я хотел бы у вас спросить: вы, случайно, не знаете, где сейчас моя ма…
- Где ты, Рома? - вдруг прервал меня голос.
Я обомлел. Вдох замер в груди, а до выдоха, казалось, ещё целая вечность.
- Н..н..недалеко от Института психологии.
- Нам нужно встретиться.
- Х..хорошо. Я могу в любое время.
- Тебя устроит кафе "Домашняя кухня" в восемь вечера? Это недалеко от того института. Сейчас я на работе. Пока мне никак не вырваться.
- Л..ладно. В восемь вечера. С..спасибо за вашу помощь, Валерий.
Разговор закончился.
Я стоял, не в силах пошевелиться.
Велосипедист, увидев моё лицо, улыбнулся:
- Кажется, тебе этот звонок был жизненно необходим.
- Не то слово, - выдохнул я наконец. - Вселенски необходим!
- Ну, бывай, - хлопнул он меня по плечу и покатил по тротуару дальше.
Я замер посреди оживлённой улицы. Замер и впервые совершенно не чувствовал себя среди шагающих всюду людей одиноким. Ни капли. Весь мир разом преобразился, став куда привлекательнее, чем раньше.
Вот это да…
Я поднял глаза к солнцу. И, прикрыв веки, улыбнулся. Блаженной улыбкой. Той самой, какой не улыбался, пожалуй, очень давно.
Удача на моей стороне. Ещё немного. Ещё каких-то три с половиной часа - и я получу ответ на самый важный для меня вопрос!
[8]
- Ну? И что было потом?
Ева пытливо взирала на меня большими изумрудными глазами. На её голове уже лежал венок из ромашек. Сплела во время моего рассказа.
- Думаю, на сегодня хватит… - разминая рукой шею, произнёс я. - Давай завтра. Я устал.
- Здесь нет сегодня и завтра, забыл? Здесь всегда Сейчас.
- Всё равно. Хочу передохнуть.
Ева возмущённо поморщилась и скрестила руки на груди.
- Ну вот. На самом интересном месте взять и обрубить - как так можно?! Так ведь не делается. Ты злодей, Роман!
Я вылез из ямы. Возле неё уже образовалась приличная чёрная горка. Некоторые ромашки были бесследно погребены под слоем вырытой почвы.
Ева последовала за мной. Я хотел подать ей руку, но она всем своим видом дала понять, что не нуждается в помощи.
Солнце по-прежнему припекало, как раскалённая банная печь. Небо - чистейшей ясности. Я спустился к воде, желая искупнуться. Но вспомнив, что Ева находится сзади и, вероятно, смотрит на меня, передумал. Раздеваться догола у неё на глазах как-то не хотелось. Во всяком случае, не сейчас. Поэтому я лишь наклонился и ополоснул лицо и шею холодной водой.
- И вообще! - недовольно бренчал за спиной голос Евы. - Как бездушно ты поступил по отношению к Анжеле! Она тебе помогла, а ты!.. Мне её жалко как девушку. Ты ей понравился, и она сама дала тебе это понять. А ты, нахал, взял и ушёл. Представляешь, каково ей было?
- Если ты уже сейчас жалеешь кого-то, то не знаю, стоит ли рассказывать дальше.
- А что… дальше будет ещё хуже? - убавив голос и как бы немного притаившись, спросила Ева.
Я промолчал. И, взглянув в далёкую небесно-морскую синеву, выпрямился и закрыл глаза.
- Намного… - прошептал я сам себе.
Да. Теперь события стали вырисовываться гораздо чётче. Теперь в голове имелась более целостная картинка не происходящего, но произошедшего в недавнем прошлом.
- Я готова! - Ева решительно приподняла подбородок, когда я повернулся к ней и зашагал обратно. - Готова терпеть и слушать тебя! Хоть ты и нахал, но рассказываешь превосходно.
- Я хотел бы вздремнуть. Клонит в сон.
- Эй! Не вздумай дрыхнуть!
- Почему?
Ева вдруг замерла. Губы её дрогнули. Она резко повернулась к яме и сказала:
- А рыть-то кто будет?
- Ничего, подождёт. Для отдыха уже вполне неплохо получилось.
- Не стоит думать только о себе. Ты ведь здесь не один.
- Прости, но мы вряд ли поместимся вдвоём. Там ещё тесновато.
- Да я не о себе, балда! Взгляни на цветы и траву. Здесь жарко. Земля сохнет. Поухаживай за ней.
- Полить, что ли?
- Почему бы и не полить? - всплеснула руками Ева. - Понатаскай водички.
- В чём? В ладонях?
Ева, вдруг поникнув, замолчала. И лишь через несколько мгновений тихо и задумчиво произнесла:
- Впрочем, скоро всё равно дождь…
- Дождь? - удивился я.
И посмотрел на чистое небо, думая, не ослышался ли.
- Угу.
- И что будет, когда пойдёт дождь?
Ева взглянула куда-то в сторону горизонта.
- Для нас - ничего хорошего, - еле слышно, с печалью в голосе, выговорила она. - Поэтому тебе лучше не затягивать свою историю.
И подошла к краю ямы.
Вот снова. Вошла в другой режим. Где у неё находится этот рычаг переключения настроений?..
Я, озадаченный, встал возле неё, не сводя глаз с её напряжённого лица.
Что она имела в виду, когда говорила о дожде?..
- И всё-таки, Роман, могилка у тебя знатная! - вдруг совершенно беззаботным тоном произнесла Ева. Взгляд её в одно мгновение посветлел. Она сняла свой ромашковый венок и метнула его в яму.
Я недоумённо проследил взглядом траекторию полёта цветочного круга. Тот шмякнулся о земляное дно, но не рассыпался. Когда я вновь поднял глаза на Еву, чтобы спросить, зачем она это сделала… её уже не было.
Лишь пустынный островок.
Я растерянно огляделся. Медленно побрёл снова к берегу.
Ни души…
Исчезла так же внезапно, как и появилась.
В полном замешательстве, я вернулся к яме. Спустился в неё. Взял венок, отряхнул его и надел себе на голову. Кажется, в самый раз. Затем лёг на спину. И сразу же почувствовал прохладу. С этого положения солнца видно не было. Даже его горячие лучи сюда не попадали. Оставались на верхней части земляной стенки бледно-золотой полосой.
Раз она исчезла, может, искупаться? - подумал я. Но вставать и снова идти к воде было лень. Я лежал и отчётливо ощущал каждую выпуклость под собой. Это вызывало лёгкое неудобство. Нужно будет поработать над ровностью дна, сделал я себе пометку на будущее. Но, при всем при том, уже сейчас был бесконечно благодарен своему тенистому убежищу.
Тем временем меня начинал заволакивать сон. Основательный, желанный и, кажется, неизбежный. И правда, что-то утомился, пока рассказывал. Будто проживал всё заново. Очень уж это энергозатратное дело - откровенно рассказывать о своей жизни.
Я повернулся на бок. И принялся медленно водить ладонью по бугристой почве. В этом укромном месте я чувствовал себя в абсолютной безопасности. И потому мне хотелось передать это благостное ощущение земле. С помощью прикосновений поблагодарить её. Наверное, я это делал, уже будучи спящим. Или в полуосознанной дремоте, когда фрагменты сна начинают врываться в действительность и сопровождаться внезапными движениями конечностей. Да и действительность ли это вообще?..
- Спасибо, - прошептал я с закрытыми глазами. Рука продолжала поглаживать землю.
Внезапно мои губы потянулись вниз. Лицо оказалось вблизи от прохладной поверхности.
- Спокойной ночи, - прошептал я ещё тише. И коснулся земли губами.
Я поцеловал её.
И уснул.
*
Дома бывают разные. У меня за всю мою непродолжительную жизнь было три дома. Первый и второй - в реальности. Третий - где-то в душе.
Первые два, конечно, назвать домом можно только с большой натяжкой. Детдом и дурдом. Созвучно, хоть смейся, хоть плачь.
А третьим был тот, о котором я мечтал. Тот, который я представлял силой своей отчаянной фантазии. И это дом, в котором было что-то очень дорогое. Родное. То, что, пожалуй, и не выговорить словами. Разве что - слезами. Это тепло. Человеческое. Любящее. Обнимающее. И всё понимающее.
И я искал такой дом. Дом, которого у меня никогда не было в реальности. Я безумно мечтал о нём. Представлял его во всех мельчайших деталях. И всегда видел её в нём.
Её - родную, красивую, улыбающуюся.
Её - протягивающую мне свои нежные руки.
Её - ради которой стоит жить. Бежать. Искать. Падать. Снова вставать. И снова бежать.
М а м а.
Чтобы быть вместе с ней, я готов был на всё…
Нередко мне снился такой дом. И во сне обычно я оказываюсь перед его высокой дверью. Рука моя, маленькая, тонкая и бледная, как у младенца, поднимается и нервно стучит по жёсткому, истёртому дереву.
Мамочка, милая, открой! Я пришёл! Наконец, я пришел. Теперь мы будем вместе. Всегда! Вот же я. Открой, мамочка. Пожалуйста. Почему не подходишь к двери?.. Ведь ты там! Я знаю, ты там. Ты слышишь меня. Пожалуйста, открой же скорее! Мне страшно здесь одному! Мамочка! Мне очень страшно. Забери меня отсюда. Слышишь, мама?.. Не оставляй меня здесь! Прошу, мама! МАМА-А-А-А-А!..
*
- Доброе… время! - жизнерадостно воскликнул голос.
Я неохотно повернулся и лёг на спину. Ева сидела на корточках у ямы и внимательно смотрела сверху на меня. Подол сарафана, который уже изрядно пригрязнился, обнажал её белые сандалики и кончики пальцев.
- Ты уже тут… - пробормотал я, приподнимаясь и протирая ладонью лицо.
Чувствовал я себя вовсе не отдохнувшим, а наоборот. Будто долгое время усердно бился о что-то твёрдое. Сильно трещала голова. Венок сполз назад и шлепнулся на землю. Я взял его. И заметил слабые вмятины в земле. На том самом месте, где во время сна лежала правая рука.
- Я вся заинтригована и жду продолжения истории! - оживлённо заговорила Ева. - Такая завязка, такой сюжет! Ты прям отменный рассказчик.
- Я раньше хотел… писателем стать, - проговорил я бессвязно, вылезая из ямы. Возвратив Еве венок, я сразу же направился к воде ополоснуть лицо. Может, хоть это вернёт мне дееспособное состояние.
Ева привстала, поправила неожиданно оказавшийся на её голове венок и зашагала рядом со мной.
- А почему не станешь? - спросила она, неотрывно глядя, как я потираю пальцами виски.
- Ну… на этом острове я уже вряд ли сыщу себе много читателей…
Я присел на берегу. Зачерпнул в ладони холодной воды и ополоснул лицо. Дрожь не спадала. Меня жутко трясло.
- А что у тебя с правой рукой? - сказала Ева, всё это время внимательно наблюдая за мной. - Шрам на ладони. Откуда он?
Я бросил взгляд на правую руку.
- Об этом как раз следующая часть моего рассказа…
Затем привстал и двинулся к яме. Ева неуверенно шла рядом.
- Что-то ты не весел, Роман… Говорила же тебе, не нужно спать. Эй, ну стой! Надо тебя как-то развеселить. Эй, ну хватит меня игнорировать! Остановись! Да. Вот так. Слушай… А ты вот замечал когда-нибудь, что люди в ярком солнечном свете выглядят иначе? Замечал? Они как будто становятся добрее, красивее, возвышеннее. Свет преображает, делая всё таким же светлым, ты знал?
- И что? - спросил я. И от наивного вида Евы слегка улыбнулся.
Она, заметив это, заговорила ещё задорнее.
- Давай, Роман, встань и ты под солнечные лучи! Почувствуй их по-настоящему. Давай же! - восклицала она, окрашивая остров ярким смехом. - Они вычищают всё плохое, они лечат. Давай же, прямо сейчас! Нельзя начинать новый день с такого настроения. Не то ты сейчас рассыпешься, как песок!
Ева вытолкнула меня чуть вперёд. Как бы на воображаемую сцену. Я недовольно поморщился, развёл руками, мол: "Ну и что? Что теперь-то делать?". А она лишь указала пальцем вверх.
Я поднял взгляд к солнцу. И сразу прикрыл глаза из-за сильного свечения. На экране век заиграли мерцающие блики, разноцветные пятна. В следующее мгновение я услышал у своего плеча дыхание Евы. Она стояла сбоку, держа меня за левый локоть, словно зверюшку, которая может в любой момент сорваться и убежать.
Я сосредоточился на ощущениях. Солнце обливало кожу, нагревало её. Мой нескончаемый озноб приятно контрастировал с этим теплом. Это подобно тому, когда ты замерзший опускаешься в горячую ванну. Вскоре я успокоился и полностью расслабился…
Но потом в один момент испуганно вздрогнул. Ева вдруг ни с того ни с сего громко запела у самого моего уха:
Жги наши глаза, не милуй!
Жги всю боль и злобу мира,
Солнце, хватит, не томись!
Выжигай всю ненависть.
Выжигай мои глаза,
Выжигай всё без следа.
Там, на донышке души
Все страдания Земли.
И растает корка льда:
Правда, ложь, - одна вода.
И взойдёт росток Любви,
Ты его всегда храни!
Но без слёз не расцвести
И единства не найти.
Лишь когда для злобы слеп,
Могут слёзы песню петь.
Ну и песня, чёрт подери.
Однако… слова мне нравились. А вот исполнение оставляло желать лучшего. Но говорить об этом Еве, я был уверен, не имело смысла. Она была так поглощена процессом, что, наверное, ни один смерч не снёс бы её намерения допеть эту странную балладу о Солнце и Страданиях.
Она продолжала:
Жги наши глаза, не милуй!
Жги всю боль и злобу мира,
Солнце, хватит, не томись!
Выжигай всю ненависть.
Пусть растёт Любви росток,
Он созреет ровно в срок.
Но без слёз не расцвести -
Будь готов отдать долги.
Стань для злобы вечно слеп,
Дай слезам спеть свой припев.
Стань для злобы вечно слеп -
И узреешь Жизни свет.
Я открыл глаза. Ева стояла совсем рядом, устремив своё красивое лицо к солнцу. Веки её были прикрыты. Молодая, полная жизни, с золотыми, сияющими на солнце волосами, развевающимися на редком ветру с моря, она воспевала песнь Солнцу…
Ева. Единственная реальная плоть. Единственный кусочек, напоминающий о том мире из моего рассказа. Мире людей. И она - здесь. Со мной. Рядом со мной, несмотря ни на что…
Закончив петь, Ева приоткрыла глаза. И заметила, что я пристально на неё гляжу.
- Ну? - прошептала она. - Полегчало?
- Ещё как, - искренне ответил я, глубоко вздохнув. - Кажется, смысл песни я уловил… Пусть солнце светит - это главное, а весь остальной мир пусть катится к чертям. И злиться на него не стоит - ведь его здесь всё равно нет.
Лицо Евы стало озадаченным. Но она ничего не сказала. Лишь когда мы дошли до ямы, у которой и сели, произнесла:
- Если уж и посылать мир, то не к чертям, а к ангелам. Там у него больше шансов стать лучше.
- Что ж, к ангелам, так к ангелам, - ответил я. - Однако, его уже вряд ли что-то изменит… Ни добро, ни ангелы, ни Исаков…
- Эй, не говори так! Вселенная не создала бы нас, если бы всё было настолько плохо.
- Да откуда ты знаешь?
- Да просто знаю и всё.
Мы некоторое время сидели молча. Глядели то на море, то на дно ямы.
- А что сейчас в твоей голове? - спросила Ева. - И как обычно это у тебя происходит? Твои навязчивые мысли…
Я втянул в лёгкие побольше воздуха.