– А кто предложил? Редакция? – подвигается ко мне Машка почти вплотную и забирается на стул с ногами. У нее странная привычка даже суп есть, сидя на табурете по-турецки.
– Предложит редакция, как же! Нет, человек один предложил. Которого я, кстати, практически не знаю.
– Ничего себе! – качает соседка головой. – И что? Ты согласилась?
– Ну, типа того… Только я никогда книг не писала и вообще не понимаю, о чем писать-то. Был бы он космонавт, или общественный деятель, или преступник, на худой конец… А так – ну артист. И дальше что?
Глаза у Машки становятся круглыми, как монеты по два евро.
– Какой артист? Известный?
Учитывая тот факт, что Машка круглосуточно смотрит MTV, она наверняка сто раз видела Ивана.
– Ага. Коллектив такой знаешь, два парня и девчонка, блондинка… Не помню, как называется… У них еще клип такой смешной был, типа снят на бразильском карнавале.
– А! – обрадованно восклицает Маша. – Это же "ТриТонны"! Ух ты! Ничего себе! У них состав недавно поменялся.
– Вот парень из старого состава мне и предложил книгу написать.
– Афигеть! – говорит потрясенная Маша. Именно через "а". – Иван? Тебе? Предложил? Книгу? Кру-у-у-уто!
Кажется, у меня за мгновение нимб образовался над головой. Или крылья выросли. В Машином взгляде – смесь восхищения и благоговейного ужаса.
– А он симпатичный? – вдруг спрашивает она.
– Да ты же его по телеку видала. Не знаю… Наверное.
– По телеку это одно, а в жизни – это другое, – мудро изрекает Маша. – Везука ты, Лизка! С такими людьми общаешься! Может, и сама скоро какой-нибудь знаменитостью станешь. А я, как дура, всяким жирным коровам буду педикюр делать…
А ведь еще час назад она скакала по квартире, радуясь именно этой перспективе!
В голове у Машки немедленно начинают вертеться шестеренки и мигать лампочки.
– Слушай, а там никому из этих, ну из звезд, маникюрщица не нужна? Ты знаешь, у меня опыт есть, я у себя в Кургане ведущим мастером была в салоне. Там, ногти нарастить, французский, европейский маникюр, обрезной, пилочный, плюс аквариумный дизайн… Много не возьму, у меня ценник нормальный…
Так, пора сваливать.
– Маш, я спрошу обязательно.
Пока я мою чашку, ее взгляд прожигает мне спину.
– Только не забудь, ладно?
– Ладно. Ну все, я спать.
Я спешно ретируюсь в комнату. Через секунду в мою дверь тихонько стучат.
– Лиза!
– Да?
Машка появляется в дверном проеме. Она мнется, долго не решаясь объяснить, чего ей нужно.
– Лизка, ты это… Ты знаешь что… Ты автограф для меня возьми у Ивана, хорошо?
Еще через мгновение я просыпаюсь от настойчивого звонка мобильного. Пытаясь понять, снится мне это или нет, с трудом разлепляю глаза – в окно на меня смотрит не менее сонная луна. Какого черта кому-то взбрело в голову будить меня посреди ночи? Телефон не умолкает. Дотягиваюсь до трубки, воображая по ходу страшные происшествия, которые послужили причиной полуночного трезвона. Тыкаю в кнопку – на меня обрушивается позитивный Иванов голос:
– Привет! Прости, что поздно. Не спишь?
– Нет.
– Круто! Завтра в час дня у меня прямой эфир на радио, по поводу выхода нового сингла. Я подумал, ты должна присутствовать.
– Но…
– Надо, очень. В список я тебя внес, приезжай минут на пятнадцать пораньше. И паспорт не забудь.
– Я… А меня пустят в студию? Я должна присутствовать как журналист?
– В студию пустят, я договорился. И тебя я заявил как своего пресс-атташе. Круто, да? Поздравляю с повышением!
Трубка весело хихикает.
У меня возникает смутное сомнение, что все происходящее – не более чем сон. Ущипните меня!
– У меня завтра в час, кажется, зубной, – пытаюсь я хоть как-то остановить сход этой лавины.
– Да хоть гинеколог. Перенеси. Это важно!
По тону Ивана я понимаю, что отвертеться мне не удастся. А что я скажу в редакции? Придется, и правда, врать про стоматолога. Назвалась, блин, груздем…
– Хорошо, я буду.
– Молодец! Адрес тебе сейчас эсэмэской скину. Все, обнимаю, до завтра.
Иван отключается.
Луна в моем окне крутит пальцем у виска.
6
Не опоздать мне стоит больших усилий. Но я, как и обещала, являюсь за пятнадцать минут до начала в офис недавно открывшейся радиостанции с веселым названием "Позитив-FM" на 22 этаже высотки в самом начале Нового Арбата. Любит Иван Новый Арбат, сил нет. Первые этажи здания занимает понтовый торговый центр. Машины, припаркованные у обочины, – каждая по стоимости тянет на годовой бюджет небольшого провинциального городишки. Пройдя мимо витрин, ценники в которых больше похожи на номера сотовых телефонов, попадаю в коридор с лифтами. Шкафообразный охранник на удивление приветливо кивает, когда я нажимаю на кнопку. Еще через десять секунд прибывает сверкающий лифт. Внутри отчего-то пахнет пряностями. Захожу, тычу пальцем в кругляш с цифрой 22, и еще через мгновение у меня от удивления открывается рот.
Сразу после третьего этажа лифт вырывается из замкнутой шахты и скользит вверх вдоль прозрачной стеклянной стены. Передо мной стремительно улетает вниз Москва.
Автомобили на глазах превращаются в смешные игрушечные модельки. Крыши, миг назад бывшие недосягаемыми, распластываются у ног. Сразу за ними изогнутой змеей уползает вдаль Москва-река, перетянутая мостами. Высотки рвут шпилями небо. Тысячи солнц слепят, отражаясь в тысячах окон. Зеркальные стены делового центра раздуваются на ветру полированными парусами. Горизонт теряется в легкой облачной дымке. И чем выше забирается мой лифт, тем менее натурально выглядит серая махина города. Мегаполис у моих ног словно вырезан и склеен из картона. Смоделирован в 3D. Нарисован на бумаге.
Впрочем, нет. Город реален. А я – просто муха на стекле, обозревающая окрестности. Сейчас – раз! – и меня сдует отсюда к чертовой бабушке.
Кажется, до меня только сейчас дошло, что я живу в Москве.
– Красиво, да? – произносит за моей спиной Иван.
Лифт, оказывается, уже давно открылся, распахнувшись в холл радиостанции.
– Молодец, ты вовремя.
Иван берет меня за локоть, я предъявляю паспорт хмурому охраннику возле "вертушки", и вот мы уже бодро шагаем куда-то в глубь коридоров. Пять минут на кофе – и в студию.
Каждая радиостанция отчаянно делает вид, что ее эфир – самый важный в мире. Что ее передачи – самые крутые, а диджеи – самые профессиональные. Любой человек, который попадется вам в офисе, коридоре или студии любой радиостанции, имеет гордую осанку наследного принца и развязную походку кинозвезды. Пусть даже это уборщица или сторож. У каждого штатного работника на лице – выражение вершителя судеб. "Мы формируем общественное мнение!", "Мы дарим людям хорошее настроение!", "Мы будим страну по утрам!".
С людьми незнакомыми радийщики ведут себя скучающе-надменно, с людьми медийными – панибратски. И в офисе любой радиостанции круглосуточно царит атмосфера нереального веселья – кто-то где-то весело хохочет, кто-то непрестанно шутит, как актер во время собственного бенефиса, в курилках полагается устраивать балаган по любому поводу, а стены обвешивать фотографиями знаменитостей, в разное время почтивших эфир своим присутствием. А еще полагается выскакивать неожиданно из-за угла и кричать сердито: "Тише, у нас запись!" Или лететь вдоль коридора, с озабоченным видом роняя в телефон: "Я продюсеру сразу сказал – старичок, так дела не делают!" В общем, всяк входящий в помещение радиостанции должен осознавать, что попал в место престижное и отчасти сакральное. Впрочем, это вы еще на телевидении не были!..
По ходу движения с Иваном здороваются какие-то люди. Они жмут ему руку, хлопают по спине и весело орут: "Здорово!". Меня (не понимая, кто я) разные неизвестные личности предпочитают приветствовать тепло, но чуть отчужденно. Потом нас подхватывает симпатичная, непрестанно улыбающаяся секретарша, заводит в уютную комнатушку для гостей. Удобные кожаные диваны, пальма в кадке, высокое окно забрано жалюзи. Тут же появляются кофе, чай, конфеты, вафли. Иван разворачивает крохотную шоколадку, сует ее в рот, плюхается на диван и закрывает глаза.
Сегодня он на удивление плохо выглядит. Бледный, круги под глазами. Даже тщательно выбритая физиономия и хороший парфюм не спасают ситуации – Иван похож на человека, не смыкавшего глаз как минимум сутки.
– Ты чего бледный такой? – не могу удержаться я от вопроса.
Он смотрит в потолок, трет виски, медлит с ответом.
– Спал плохо. Бессонница мучает… Сны дурацкие… От переутомления, видимо.
Так, кажется, наша звезда рок-н-ролла, то есть хип-как-его-там-хопа, сидит на какой-то наркоте…
– А что, сильно заметно? – вдруг хмурится он.
– Да.
Иван хлопает себя по щекам, пытаясь вызвать румянец.
– А так?
– Ну… сойдет.
– К черту! Это же радио, детка! – глумится Иван.
В ответ на его слова в комнату вламывается какой-то парень с фотоаппаратом.
– Для сайта! – сообщает весело парень. Ему вторит вспышка.
Иван еле успевает занять вертикальное положение.
– Мы сейчас распечатаем, подпишете? – спрашивает фотограф с утвердительной интонацией, не переставая снимать. Кажется, я тоже попадаю в кадр.
– Ага, – морщится Иван. – Только давай потом, можно нам кофе выпить?
– Конечно! – радиопапарацци исчезает.
– Мудак! – говорит Иван и снова закрывает глаза.
Минут пять в комнате стоит тишина.
– Кофе хороший? – интересуется Иван, слыша, что я размешиваю в чашке сахар.
– Растворимый, – сообщаю я.
– Ясно. Ну, обойдемся и растворимым.
На втором глотке в дверях появляется худющая девица с пирсингом в носу. Представившись программным директором, она сообщает, что пора в студию. Иван залпом допивает кофе, выключает звук на сотовом (я следую его примеру), и мы направляемся в конец коридора, где за плотной дверью, обитой войлоком, находится эфирная студия.
Студия – это крохотная комнатушка, отделенная от предбанника стеклянной дверью. По ту сторону за микрофоном священнодействует диджей. Затылок его украшают дреды, собранные в хвост. Когда мы входим, он говорит в микрофон что-то чрезвычайно веселое, потом ставит джингл и запускает рекламный блок. Затем он выбирается к нам, оказавшись просто двухметрового роста, здоровается с Иваном, жмет ему руку, хлопает по спине и весело орет: "Здорово!" Кивает мне, открывает дверь и приглашает нас внутрь.
– Полторы минуты до эфира! – сообщает диджей.
Эфир получается на удивление малосодержательным. Сидя на стуле в уголке и включив диктофон на запись, я удивляюсь, до чего примитивные вопросы задает обладатель шикарной афропрически. Зато он мегапозитивен! Его мимике могут позавидовать все голливудские комики разом.
Сначала они с Иваном долго здороваются со слушателями на разные лады, потом отчего-то обсуждают какой-то новый фильм, потом отвечают на пару вопросов от посетителей форума радиостанции из разряда: "А у вас есть девушка?". Потом, наконец, разговор заходит о новой песне. Но как только Иван открывает рот, чтобы рассказать о треке, диджей (я так и не смогла запомнить, как его зовут) весело заявляет в микрофон, что время интервью подошло к концу. Но все, разумеется, смогут услышать новую песню Ивана Сереброва – сразу после рекламы.
Я нажимаю на "стоп". Десять минут разговора можно спустить в унитаз. Пока Иван снимает наушники, диджей хлопает его по плечу.
– Прости, чувак, у нас тут эфир посокращали к чертям. Просят меньше пиздеть и ставить побольше музла. Ты что, послушать трек не останешься?
– Я его уже слышал, – вежливо улыбается Иван и жмет радиоведущему руку. С таким лицом люди обычно лезут в драку.
– Точно! – на позитиве заявляет диджей. – Ну, спасибо за визит, на созвоне! И у нас повтор после полуночи, если что.
Иван выходит из студии. Он не просто не в духе – он в бешенстве.
Я еле поспеваю за ним. Уже возле лифтов нас догоняют секретарша, долговязая девица с пирсингом и парень-папарацци с уже распечатанной и вставленной в рамку фотографией. Девица долго благодарит Ивана за визит, секретарша вручает диск – сборник радиохитов от "Позитив-FM", парень просит расписаться на фото. Кажется, со стороны все происходящее снова фотографируют. Трескотня вокруг Ивана длится минут пять, потом мы все же оказываемся в лифте.
Шоу за стеклом разворачивается в обратном порядке. Горизонт, шпили высоток, солнце, река, мосты, крыши, автомобили… Пока мы спускаемся, Иван хранит молчание. Затем, когда лифт снова попадает в замкнутую шахту, произносит зло:
– И как в этой стране делать музыку?
Я тактично молчу.
Наконец приземляемся. Двери открываются в залитый светом холл торгового центра. Иван выходит первым, а потом неожиданно останавливается – я почти врезаюсь в его спину.
– Извини, что вытащил тебя на эту хуйню. Ничего ценного ты сегодня, разумеется, не узнала.
– Да ладно.
Иван смотрит куда-то вниз. Я слежу за его взглядом – точно, он пялится на мои кеды.
– Что это на тебе?
– В смысле?
– В смысле – что это? – тычет он пальцем вниз.
Кто из нас двинулся – он или я?
– Это кеды, – объясняю я тоном воспитательницы детского сада.
– Где ты их взяла?
– С нищего сняла, у метро.
– Заметно! – хихикает Иван. – Ты видела, какая в них дыра?
– Это "камелоты", – говорю я холодно. – Мои любимые.
– Ясно. Я прихожу на радио, а мой пресс-атташе – в кедах с дырой. Готично!
Мы почти одного роста. Стоим и смотрим друг другу в глаза.
Послать, что ли, его на хуй?
– Ты же у нас звезда, тебе и Дольче с Габбаной носить, – улыбаюсь я. "СУКА!" – читает он в моих глазах.
Иван вдруг лезет в карман и достает бумажник. В его руках материализуются пять зеленых бумажек.
– Так, вот тебе аванс. Купи себе, пожалуйста, новые кеды и вечерние туфли. На каблуке, хорошо? В пятницу вечером у меня выступление в клубе – ты должна быть обязательно. Ну, дресс-код и все такое… Я позвоню.
И он силой сует мне деньги.
Если бы у меня был бойфренд, он бы уже давно начал задавать мне вопросы…
7
Дверь, перед которой я стою, сделана из какого-то дорогого дерева. Или это дорогая подделка под дорогое дерево – кто его знает? Вензеля вокруг глазка. Вычурная дверная ручка.
Из-за двери доносится тяжелый синкопированный ритм – хозяин квартиры явно не парится по поводу того, как к громкой музыке отнесутся соседи.
Я нажимаю на кнопку звонка уже третий раз – но как может сравниться кудахтанье дверного звонка с лицензионными басами стереосистемы? Тридцать секунд, и ухожу отсюда! Неожиданно дверь распахивается, и какой-то парень в щегольском костюме возникает на пороге.
– Добрый день. Вы с телевидения? – спрашивает он.
"Из санэпидемстанции", – хочу сказать я.
– Нет. А вы кто?
Мой собеседник на секунду умолкает, потом сообщает:
– Андрей.
Офигеть! Можно подумать, это хоть что-то проясняет.
– Я к Ивану. Лиза. Он дома?
Уровень звука становится чуть ниже, и из-за спины Андрея, который, кажется, не собирается пускать меня в дом, появляется Иван с телефонной трубкой в руке.
– Это Лиза! Пропусти, Андрюх! – Иван снова скрывается внутри, продолжая прерванный разговор. – Меня не волнует, что он спит! Бери его за шкирку и тащи в студию. Мы уже неделю материал свести не можем!
– Добрый день, – говорю я, входя, Андрею, то ли дворецкому, то ли вышибале. – А вы, типа, на фейс-контроле?
– Типа, – говорит тот и, заперев за мной дверь, уходит куда-то в глубь квартиры.
Сняв кеды (новые, кстати говоря! Боже, храни "Converse"!), осматриваюсь. Просторный холл, в углу которого колонной торчит мраморная тетка, держа в поднятых руках лампу, понизу отделан таким же деревом, которым обита входная дверь. На полу новехонький ламинат. По периметру холла расположились две деревянные двери и один сквозной проем в огромный зал. В проеме маячит Иван, матеря кого-то по телефону. Облачен он в серые штаны и кенгуруху на молнии, с капюшоном – нечто среднее между пижамой и спортивным костюмом.
Слева арка, соединяющая холл с большой кухней. Из любопытства сую нос в арку: на кухне вместо стола – длинная барная стойка, над ней подставка, утыканная натертыми до блеска бокалами, рядом – два высоких стула с белоснежными сиденьями. Здоровенный холодильник увешан магнитами до самого пола. "Düsseldorf", "Paris", "Limassol" – успеваю я ухватить названия городов. Возле раковины, в которой болтается пара кофейных чашек, стоит чугунная пепельница в виде макаки в растаманском берете, играющей на тамтамах. Шикарный кухонный гарнитур темно-вишневого цвета сияет так, словно его только что отдраила усердная домработница. Впрочем, думаю, так и было. На барной стойке скучает одинокий банан.
Появляется Иван (он все еще разговаривает с каким-то Серым по телефону), тушит в пепельнице очередную докуренную до середины сигарету, затем вытряхивает окурок в ведро под раковиной и, поморщившись, открывает окно.
– Бросать надо на фиг! – говорит он и уходит в зал. – Эй, ты где там?
Следую за ним. Не удивлюсь, если за аркой, как в булгаковской нехорошей квартире, обнаружится бальная зала с фонтаном и попугаями.
Зал там, разумеется, есть, но обставлен он в лучших традициях каталогов современных интерьеров. Белый кожаный диван, огромная плазма напротив него, на стене, под ней длинная полка, забитая дисками. Традиционные четыре колонки и сабвуфер (какая же звезда не имеет домашнего кинотеатра!). Стена напротив окна занята плотно заставленными книжными полками. Судя по корешкам, по большей части это беллетристика, немного философов-экзистенциалистов и альбомы с репродукциями картин. Двухтомник Ницше лежит рядом, прямо на полу, его листки испещряют множественные закладки. Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты.
Еще одна высокая узкая полка рядом с книжными развалами заставлена разноцветными моделями автомобилей. Над ней на стене висит истыканный кружок "дартс", стрелы кучно впились почти в его центр. У окна, насаженный на стальной штырь, торчит женский манекен без головы, выкрашенный в красный цвет. Посреди зала небрежно брошена пятнистая коровья шкура.
Стена над диваном, разумеется, увешана большими фотографиями в рамках. Вот Иван один, в шикарной гангстерской шляпе, вот целая серия фото с выступлений в составе "ТриТоннов", вот какие-то клубные тусовки. Летопись творческого пути в картинках. Удивительно, отчего в этой галерее нет фотографии Ивана, в глубоком младенчестве сидящего на горшке с микрофоном в руках?.. Сбоку пристроилась пара дипломов каких-то музыкальных фестивалей.
В общем, как я и ожидала – музей-квартира обычного московского понтореза. Для полноты картины не хватает истрепанных номеров "Эсквайра" и последней книги Минаева, небрежно засунутой под диван.
Иван уже поговорил по телефону. Теперь он стоит, прислонившись к книжной полке, и следит за моей реакцией, качая головой в такт музыке. В колонках какие-то неизвестные люди ритмично выплевывают французские слова.
– Ну и как тебе моя берлога? – интересуется Иван.
– Пижонская, – плюхаюсь я на диван. – Личная?
– Ха! Нет, конечно! Трешка в районе Цветного бульвара – и личная! Я же не миллиардер… пока… Снимаю, разумеется.
– А где рояль?
– Какой рояль?