- Потому что он мне поклонялся, - нетерпеливо отвечает Джейн. - А вы не должны, я не хочу.
- Но если я все же захочу тебе поклоняться, маленькая Огненная богиня, ты ничего не сможешь поделать.
- Откуда вы узнали, что я Огненная богиня?
- Мне все известно, и к тому же это бросается в глаза.
Тогда, опустив голову, он ныряет в завесу, отделяющую его от незнакомца, неведомо как проникшего в их тайны.
- Лягушка в кукушке на опушке, - медленно, отчеканивая по слогам, говорит он.
- На опушке кости лягушки, - легко и непринужденно подхватывает человек.
Он знал, что этот человек не станет задавать вопросов, и затаив дыхание ждал его ответа, теперь он понял, что незнакомец привык играть в разные игры и знает равные штучки.
- Нет, не то, - говорит он сухо.
- Знаю. Я только хотел проверить, всерьез ли ты это сказал и из одного ли мы племени. - Кости кукушки в лягушке. А еще лучше: итсок шукук в шугял. Но это знают только вожди.
- Я из вороньего замка. Почему Святая Агнесса не осталась на месте Свиного Копыта?
- Я покинул все: замки, дворцы и даже королевство. Теперь везде царствует воронье. И никуда от них не деться, даже если отправиться в путешествие вокруг света, потому что земля теперь вертится не в ту сторону, и все кругом шиворот-навыворот.
- Как мост?
- Ты тоже заметил, что он как будто наизнанку вывернут? Так вот и я вывернут наизнанку. Никогда больше я не буду серьезным.
- А что же будет с детьми из замка?
- Стены рухнут, и не будет больше никакого замка. Останется только сплошная паутина, и все вороны запутаются в ней.
- Вы… вы Голубой Человек?
- Я больше не таюсь. Сами видите.
За все это время Джейн не проронила ни слова, только смотрела на них большими холодными глазами. Но вот она не выдерживает и вмешивается.
- Он обманщик! - говорит она голосом, не терпящим возражений. - Сейчас я тебе это докажу. Как зовут кота с отрубленным хвостом, который теперь превратился в зеленого медвежонка?
Человек в последний раз глубоко затягивается и далеко отбрасывает сигару, не спуская с Джейн все того же серьезного взгляда:
- Это ваша тайна, откуда же мне знать?
- Ну, что я говорила! - торжествует Джейн, и голос ее снова взбирается на высокие каблуки. - И потом, мсье, вам, должно быть, известно, что Голубой Человек - летчик. Как мой папа. А я прекрасно знаю, какая у летчиков форма.
Он бы сейчас охотно снял с нее скальп - так он злится, что она вмешалась, нагло вмешалась в игру, которой не знает и которая, может быть, сейчас вообще перестанет быть игрой. Он гневно обрывает ее:
- Откуда ты взяла, что Голубой Человек обязательно летчик? Девчонки никогда ничего не понимают. Я ведь тебе, кажется, объяснял, что ни того, ни другого я никогда не видел.
- А может быть, на свете много Голубых Людей, которые все бросают и решают никогда больше не быть серьезными, потому что все серьезное - это ложь, и не все они обязательно летчики. Может быть, чем больше воронья, тем больше Голубых Людей? И скоро земля опять завертится как нужно. Кто знает? А если бы все люди стали голубыми и ушли куда глаза глядят, может, на земле никого бы и не осталось? И все потеряло бы смысл, кроме воды - она ведь всегда голубая.
Он даже не улыбается, говорит с ними задумчиво и серьезно, словно они взрослые или сам он ребенок. И никак не угадаешь, на чьей же он стороне. Он ни на кого не похож, и не хочется думать о том, каким бы он был, не будь он в голубом. Даже если он играет, то так, как будто для него это очень важно.
Джейн вышагивает вдоль решетки, пересчитывая пальцем прутья, насупилась, глядит себе под ноги. Потом опускается на траву и кричит:
- Может, и о своем отце ты мне ничего не рассказывал и не говорил мне, что Голубой Человек вернется в замок и разгонит всех ворон? Но пока стены рухнут, целых сто лет пройдет! Так почему же Голубой Человек бросил вас?
- Потому что все люди на свете, и он тоже, что-то потеряли и никак не могут найти. Ты же видишь, что он совсем одинок, как и все.
- Разве мы с тобой одиноки?
- Мы - это совсем другое дело. И нам как раз запрещают любить друг дружку. Сама сказала, что мы будем видеться тайком. А разве это правильно?
- Ничего не надо делать тайком - вот в чем истина, - говорит незнакомец, тоже присаживаясь на траву. - Прежде всего то, от чего получаешь удовольствие. А любить - это все равно что хотеть выпить море. Потому-то взрослые и запрещают детям любить, ведь дети еще не знают, что море им никак не выпить, слишком оно велико. И лучше остановить их заранее, пока они еще не бросились в воду.
Клик, клик, клик, пальцы Джейн снова пересчитывают решетку, она идет обратно.
- Вы, оказывается, совсем ничего не поняли! Я, к примеру, хотела бы его съесть, но, если я его съем, тогда его уже больше не будет. Любовь - это так же просто, и так же невозможно.
- Так ведь это то же самое, что выпить море, разве ты не понимаешь? Если бы он вдруг исчез, ты бы согласилась выпить море, чтобы его отыскать?
- Не знаю. Я никогда не видела моря. Говорят, оно очень соленое.
- Оно нарочно соленое, да еще дышит, как живое.
- Пьеро, когда мы доберемся до моря?
- Никогда. Мы убежали в другую сторону. Вот доедем до Панамы, там есть улица, которая ведет из одного моря в другое.
- Ты слышал, что он сказал? Море дышит! Врет, как все взрослые. Тогда, значит, и у реки есть легкие, так, что ли?
Незнакомец отвечает Джейн все тем же спокойным голосом, не обращая внимания на ее воинственный тон, а она стоит теперь на вершине склона, солнечный свет пронизывает насквозь ее тоненькое, как шелк, ушко, и оно пылает так ярко, что даже на ее белую голую шейку падает красный отблеск.
- Если плыть по реке целый день, она тоже задышит, ведь море будет близко, и вода станет соленой. Поэтому-то я и отплываю сегодня вечером на этом пароходе.
- Вон та красивая машина и человек в фуражке - они ваши?
- Человек ничей. А машину я подарю ему, мне она больше не понадобится, и к тому же это слишком серьезная вещь.
- Если этот человек не ваш, почему же он вас ждет, ведь он же не лошадь, которая не может из оглоблей выйти?
- Потому что он не ребенок и не знает еще, что я больше не притворяюсь.
- Вы так вымазались, как же вы теперь в такую машину сядете. А он чистенький, и пуговицы у него позолоченные. Ну ладно, пока! Нам пора к маме Пуф.
Она поворачивается к ним спиной и направляется к пароходу, плотно сжимая ноги и виляя попкой.
- Знаешь, отведу-ка я ее на пароход. Там есть уборная, - говорит незнакомец вставая.
Он идет следом за ней, даже не подумав отряхнуть свой голубой костюм, стереть с него пятна мазута, масла и глины, а на спине костюм совсем как новый.
Он хочет показать, что игра закончена и что провести его не удалось.
- Королевство, замки - все это так, для шутки. Но почему же вы такой богатый, если не работаете?
- Потому что слишком долго был серьезным.
- Вы что, были важной шишкой, каким-нибудь хозяином или начальником?
- Еще похуже, защищал справедливость.
Они уже догнали Джейн, а та, хоть и согнулась чуть не вдвое, держится все так же высокомерно.
- Справедливость! И многих вы защитили? Вы что, приделывали калекам ноги?
Незнакомец развязывает галстук и крутит им в воздухе, прямо как Крыса своей цепью.
- Нет. И все же ты богиня, и я тебе поклоняюсь, даже если ты этого не хочешь. Пошли посмотрим пароход.
Джейн широко раскрывает вдруг загоревшиеся глаза, но тут же снова хмурится.
- Не могу. Я очень спешу.
- Именно поэтому я и предлагаю тебе зайти на пароход.
- Не понимаю, что вы имеете в виду, - говорит Джейн, еле шевеля губами и стиснув зубы, так что голосок ее пробивается какой-то жалкой струйкой.
- Я тоже, но все равно пойдем, - неумолимо командует незнакомец,
Он ведет их к корме парохода, к красивым белым мосткам. У входа стоит какой-то человек в черном кителе с золочеными пуговицами и в белой фуражке, он здоровается с их незнакомцем.
- Мы к вам в гости, - говорит тот.
- К вашим услугам, - отвечает человек в фуражке.
Они входят в большой, заставленный массивными кожаными креслами зал, где вместо стены круглое окошко, и незнакомец подводит Джейн к узкой дверце.
- Вот здесь, - говорит он с поклоном.
Глаза у Джейн уже не золотые, а цвета раскаленного угля.
- Я вас ни о чем не просила.
- А я тебе ничего и не предлагаю.
Она все же открывает дверь, пожав плечами и бросив укоряющий взгляд на Пьеро, словно он повинен в этом ее унижении.
А он подходит к большому окну и видит бассейн, полный зеленой воды, неподвижной, как зеркало, вокруг бассейна стоят шезлонги и зонты, а под мостом маячит голубоватый пароход, гораздо выше ихнего, и тащат его маленькие красные буксиры.
- Это теплоход, но перевозит он сейчас только солдат. Он переплывает море.
- А это долго?
- Дней десять, а может, и больше. Все зависит от подводных лодок.
Джейн уже вернулась, говорит восторженно-радостным голосом, словно пароход уже снялся с якоря:
- Вот это вода! Как будто ее только что промыли. Я бы с удовольствием искупалась.
Незнакомец тихонько гладит ее по голове, и она не сопротивляется. И даже Пьеро не обращает на это внимания.
- Это я попросил сделать ее такой, чтобы она оттеняла твои волосы. - В его смеющемся голосе впервые сквозит едва заметная ирония.
- Теперь можете сочинять что угодно, я уже поняла, что вы обманщик. И почему это вы такой серьезный, вы ведь говорили, что больше никогда серьезным не будете.
- Я серьезный? Вот сейчас искупаюсь прямо в костюме - его не мешает простирнуть.
- Только не в бассейне, а то опять все получится серьезно. Да и вода там уж очень чистая.
- Значит, в реке?
Джейн даже вздрагивает от удовольствия, открывает дверь, ведущую в бассейн, бежит прямо к борту парохода и наклоняется над водой. Незнакомец снимает пиджак.
- Тут полно всякой дряни, вода прямо черная, а рыб не видно. А прыгать-то как высоко!
Он снимает также туфли и закатывает рукава белой рубашки.
- А как вода быстро течет! Видишь, Пьеро, как несет бумажки? А вы плавать умеете?
- Нет, конечно. Только серьезные люди прыгают в воду, умея плавать. Вот не вернусь, и ты будешь в этом виновата.
- Вы доплывете до моря? Никогда не видела, чтобы здесь кто-нибудь купался. Вот на острове, на другой стороне, я сама часто купалась, там насыпали песку и устроили для нас лягушатник.
Он снимает носки и закручивает штанины.
- Не надо, - говорит вдруг Джейн насмерть перепуганным голосом. - Я не хочу. Лучше уж в бассейне. А воду можно будет промыть еще раз.
- Теперь ты сама все принимаешь всерьез. А потом опять будешь называть меня обманщиком? Лучше взгляни мне прямо в глаза и смотри долго-долго, целую минуту, и всели в меня могущество Огненной богини.
Джейн бежит к шезлонгу, бросается на него, свертывается клубочком и дрожит всем телом под ярким солнцем. Он подходит к ней, наклоняется совсем близко и смотрит ей в глаза. Джейн понемногу успокаивается, завороженная его взглядом, а может, в ней снова проснулся задира-бесенок; но вот он уже бежит к поручням, и через секунду слышится всплеск, но где-то так далеко, что кажется каким-то нереальным.
- Ты сумасшедшая, как все женщины, - говорит он.
- Но он все-таки взрослый, он должен соображать, что делает. Знаешь, Пьеро, у него в глазах словно замерзшие слезинки.
Они наклоняются над водой и видят, как он плывет на спине, постепенно удаляясь от них, и машет им рукой. На пароходе и на пристани кричат люди.
- Знаешь, от него каким-то холодом несет, - добавляет Джейн. - Ты и правда считаешь, что он тот самый Голубой Человек, которого ты выдумал?
- Ничего я не выдумал. Есть такие вещи, которые не знаешь, а чувствуешь.
Но вот незнакомец возвращается к пароходу, плывет теперь саженками, погрузив в воду голову, он движется вперед очень-очень медленно, будто кто-то тянет его назад.
- И все-таки он необыкновенный человек!
- Тоже какой-то ненормальный, - заключает Джейн мечтательно. - Вроде Крысы. Словно нарочно стремится проиграть. И скрывает от других, зачем это делает.
- И все же он необыкновенный! Броситься в воду из-за твоих прекрасных глаз. Да надо быть сумасшедшим!
- Вот видишь. Ты и сам говоришь…
- Да я совсем не то говорю. Мне хотелось бы иметь такого отца, как он.
- А как же твой папа? Если он летчик, он такой же хороший, как мой.
- Но летчики вечно где-то в небе летают. А что это за замок на острове?
С парохода им гораздо лучше видно башню, она возвышается на холме под купой деревьев.
- Там только башня. А замка никогда и не было. И башня вовсе не такая высокая, как отсюда кажется. Мы с тобой туда сходим. Там даже столы стоят, можно позавтракать. Папапуф очень любит рассказывать про эту башню, придумывает разные невероятные истории и каждый раз завирается все больше и больше, потому что не помнит, что раньше говорил.
Рядом с ними кто-то разворачивает веревочную лестницу, и вот уже появляется красивая серебристо-черная голова, с которой стекает серая вода. Незнакомец прыгает на палубу и энергично трясет головой, чтобы из ушей вылилась вода.
- Вы хороший пловец, но в другой раз предупреждайте нас, - говорит человек с лестницей.
- Слава богу, она уже на месте, - объявляет незнакомец с облегчением.
- Кто? Кукушка или лягушка? - спрашивает Джейн, которая довольно равнодушно встретила его возвращение.
- Моя подводная лодка. Я назначил ей здесь свидание через три дня, но она прибыла раньше срока.
- А может, там его брат? Он ведь на войне, командир подводной лодки.
- Нет, нет. Моя лодка совсем маленькая, только для прогулок. Двухместная. Ты поедешь со мной?
- С вами? Ни за что на свете! Но может быть, вы нам ее дадите? Мы ведь уезжаем навсегда.
- Любопытно. Я тоже. Жаль, что там всего два места. Кому-то одному придется остаться. А куда вы направляетесь? Расскажи-ка!
- Я хочу на берег. Вы еще грязнее стали, и от вас пахнет мазутом.
Он берет свои туфли, носки, галстук, пиджак, и они возвращаются к белым мосткам.
- Понравилось им у нас? - спрашивает человек у мостика.
- Так понравилось, что они столкнули меня в лужу нефти. В следующий раз ее надо заблаговременно осушить,
- К вашим услугам, - отвечает человек, вежливо улыбаясь.
Он бросает все свои вещи на сиденье машины, дверцу которой все еще держит открытой человек в куртке с золочеными пуговицами.
- Зачем же вы бросили туда свои вещи? - спрашивает Джейн.
- О, я могу бросить их в реку, если тебе так больше нравится.
- Вы ведь отдали ему машину. Она теперь не ваша.
- Еще моя до восьми часов вечера.
- Почему это? Вы жульничаете.
- Потому что в восемь отплывает пароход. А мне еще надо кое за кем заехать.
- А как же мы? - не отступает Джейн.
- Отвезем вас сейчас в ваш замок. Это вопрос решенный. Где ваш вагон с косулями?
- Да это совсем не то. Вагон только на ночь, мы там спим. А сейчас наш замок у мамы Пуф.
Он открывает им заднюю дверцу, усаживается рядом с ними и говорит шоферу:
- К маме Пуф!
Но сейчас в его красивом, глубоком голосе сквозит нежность.
Машина дает задний ход, потом проезжает вдоль всего парохода, и он впервые замечает, что спереди на нем выведено золотыми буквами название: ТАДУССАК.
- Это по-индейски?
- Ты ведь знаешь индейский язык лучше меня. А это название того места, куда я еду, оно там, где начинается море, в двух днях пути отсюда.
- Значит, мы не встретимся, - объявляет Джейн. - Мы-то ведь уже в стране Великого Холода, а она куда дальше, чем страна индейцев.
- Ну что же, я заеду на обратном пути в страну Великого Холода. Это будет мое последнее путешествие.
- На подводной лодке?
Он надевает носки и туфли и ничего не отвечает. И они едут к маме Пуф в голубой машине человека в голубом.
- Я, кажется, понял, в чем дело. Он вовсе не Голубой Человек, а человек в голубом.
Они выходят из бакалейной лапки мсье Пеллетье. Джейн сосет карамельку с корицей, но у нее плохое настроение. Пришлось чуть ли не умолять ее съесть конфетку; она уверяет, что раньше эти карамельки были совсем другими, от них во рту было прохладно, а сейчас ее просто тошнит и, только чтобы доставить ему удовольствие, она согласилась попробовать. Тем не менее она принялась сосать вторую, покуда он отдавал коробку Крысы хозяину и говорил ему про Ласку; но, наверно, лучше ему было промолчать, потому что мсье Пеллетье разозлился и велел ему заткнуться. А за коробкой они все-таки заехали, не забыли, хотя Ласка совсем помрачнел, увидев голубую машину. В самую последнюю минуту он вдруг вспомнил про Крысу, вспомнил так потрясшее его лицо Крысы, скачущего на лошади в брюхе ночи - а ведь перед этим Крыса был таким счастливым, так по-детски радовался, что рядом с ним Баркас и Банан, хотя они были помоложе его, казались почти стариками, - и он испугался, что подведет Крысу, и попросил человека в голубом заехать на рыночную площадь.
- Рада бы доставить тебе удовольствие, но я больше не могу. По-моему, в них вообще никакой корицы нет.
Она выплевывает конфету, но все же не бросает коричневый кулек, где еще осталось штук десять конфет.
- Не знаю, что уж ты такое понял? Какая разница, голубой он или в голубом? Подумаешь, перестал быть серьезным! Да это у него такая игра, а играть в нее ему очень просто, потому что денег у него куры не клюют: только самые богатые богачи могут позволить себе сходить с ума.
- И вовсе он не сумасшедший. Ты же сама сказала, у него в глазах слезинки замерзли.
- Значит, что-то в нем повредилось. А вообще, видел ты когда-нибудь совсем сухие глаза?
- Конечно. У Свиного Копыта, вороны из замка, которая пинала нас ногой. И у тетки Марии на самом деле тоже глаза сухие, хотя и слезятся все время, но это такая болезнь.
- Я сегодня весь вечер с места не сдвинусь, у меня прямо ноги отваливаются. И все равно я не понимаю, какая разница: голубой или в голубом.
- Как тебе объяснить… Наверно, с ним то же, что и с нами. Вот мы могли бы говорить кому-то "папа", но не говорим, потому что наши отцы так заняты войной, что им не до нас. Так и с Голубым Человеком. Ему, наоборот, хотелось бы, наверно, заботиться о ком-нибудь. Да не о ком, он одинок.
Она вдруг резко останавливается посредине улицы против подворотни, которая ведет в сад мамы Пуф, ноздри у нее трепещут от гнева, она дрожит с головы до ног.
- Но я-то могу сказать "папа"! - взрывается она. - Могу хоть сейчас, на этом самом месте. Я ведь целый день с ним провела перед отъездом, он мне часто пишет, и у меня в комнате стоит его фотография, и он гораздо красивее, чем этот твой сумасшедший! А вот ты своего даже никогда не видел. Как же ты смеешь сравнивать?
Он пытается ее успокоить и говорит самым смиренным тоном:
- Твой ведь англичанин. А это не одно и то же. И ты называешь его daddy. А я так не могу.