С тех времен, когда я постоянно должен был останавливать голоса, звучащие в голове, у меня сохранились пятьдесят два диалога. За этот пакет, достаточный, чтобы оставить потомкам обширное творческое наследие, я получил пятнадцать тысяч крон. И не считал это слишком высокой ценой. Два диалога уже поставлены в радиотеатре, один был недавно разыгран как одноактная пьеса на Национальной сцене в Бергене, три диалога я видел в печати. Конечно, их немного переработали и развили, иначе и быть не могло. Один из них представлял собой длинный разговор, почти подведение жизненных итогов между двумя сиамскими близнецами с особым акцентом на местоимения "я" и "мы". Эти сиамские близнецы, сестры, представляли собой медицинскую сенсацию, ибо прожили неразделенными больше шестидесяти лет, однако с годами у них сформировалось почти противоположное отношение к жизни. Работая над этим диалогом, я подумывал, не наградить ли одну из сестер синдромом LSD, чтобы их было проще различать, но весь смысл заключался в том, что единая плоть имела две разные души - Диззи и Лиззи, две отдельные души, обречены были жить в одном теле. Они могли время от времени громко и горячо ссориться, часто подолгу дулись друг на друга и тогда они плохо спали по ночам, но сестры никогда не причиняли друг другу физического вреда.
Если бы я верил, что у какого-нибудь писателя достанет выдержки несколько лет писать монументальный роман, этак семь или восемь тысяч страниц, то уступил бы ему подробно расписанный сюжет на тридцати страницах. Одну из таких заготовок я продал за двадцать тысяч крон уже известному автору. Свой сюжет я назвал "Маленькое человечество". Вот вкратце некоторые его моменты.
После того как страшный амазонский вирус, которым люди, вероятно, заразились от игрунковых обезьян, за нескольких месяцев буквально выкосил все население Земли, человечество насчитывает всего триста тридцать девять человек. Люди поддерживают контакт при помощи Интернета.
Все обращаются друг к другу на "ты" и по имени. Колония из восьмидесяти пяти человек живет на Тибете, двадцать восемь человек - на маленьком островке Сейшельского архипелага, пятьдесят два - на севере Аляски, сто двадцать восемь - на Шпицбергене, одиннадцать - там, где раньше был Мадрид, семья из шести человек - в Лондоне, тринадцать - в чилийском шахтерском поселке Чуквикамама и шестнадцать - в Париже.
Таким образом, большинство выживших обитает в более или менее отдаленных районах вроде Тибета, Аляски, Шпицбергена и маленького островка в Индийском океане, и, конечно, потому, что они никогда не были в контакте с зараженными. С другой стороны, если горстки выживших сохранились в Мадриде, Лондоне и Париже, то это, скорее всего, объясняется тем, что в их организмах имелись активные антитела. Возможно, вирус пощадил еще несколько общин, которые пока не смогли известить мировое сообщество о своем существовании, а также одного-двух изолированных индивидов (которые, может быть, объявятся до конца романа). Выжившие называют вирус, унесший жизни почти всего человечества, "Местью Амазонки", связывая пандемию с бессмысленной вырубкой человеком дождевых лесов. Теперь опасность угрожает самому человеку как биологическому виду.
Профессиональные и интеллектуальные ресурсы выживших весьма ограничены. В мире осталось всего восемь врачей, из которых один- невропатолог, один - кардиолог и один - гинеколог. В Париже живет восьмидесятипятилетняя женщина, которая до пандемии была всемирно известным микробиологом. Теперь она не только единственный известный, но и вообще единственный микробиолог. На Аляске живет профессор астрономии, а на Шпицбергене - один гляциолог, три геолога и один выдающийся палеонтолог.
После тридцатилетнего карантина, во время которого между колониями не было никакого физического контакта, эксперты решили, что земной шар вновь может быть открыт для миграции. Еще два или три поколения на Аляске, Шпицбергене и Тибете изоляцию переживут, но, чтобы избежать негативных последствий родственных браков, более мелкие колонии должны поторопиться и смешать свою кровь с людьми, живущими за пределами их резерваций. Среди двадцати восьми выживших на Сейшелах двадцать семь женщин и только один мальчик одиннадцати лет, но зато из женщин двадцать две готовы к размножению. С одиннадцатилетним мальчиком обращаются как с принцем, он уже стал у женщин предметом особого культа Из Лондона сообщают об отчаявшемся отце, который был вынужден совокупиться с собственной дочерью, пытаясь помешать вымиранию их колонии.
Большая часть мировых автомобильных дорог еще сохранилась, как и несколько сотен миллионов автомобилей, среди которых многие пока способны ездить. На аэродромах мира стоят тысячи самолетов, готовых взлететь. В распоряжении маленького человечества имеются к тому же неограниченные запасы бензина, но только один выживший авиамеханик, который живет на Тибете, и два пилота, один - на Аляске и другой - в Лонгшире на Шпицбергене. Снимки со спутников показывают, что некоторые города полностью сгорели, но большинство стоят, как стояли тридцать лет назад, когда все жители вымерли. Домашние животные в основном вымерли, но не полностью. Между тем состояние окружающей среды быстро улучшается. Озоновый слой почти восстановился и погода на планете стала более стабильной, чем была несколько десятков лет назад.
Вот с таким сценарием ты начинаешь работать. Как происходит вторая колонизация планеты человеком? Что случается в первые годы заселения? С какими трудностями встречается каждый человек? Короче, что чувствует человек, принадлежащий к маленькому человечеству? Не несет ли это ему некоторого облегчения?
Ты должен сам выбрать, о чем хочешь рассказать, возможностей у тебя тьма, ограничить их может только твоя фантазия. Хорошо бы сразу дать имена и характеристики почти всем из трехсот тридцати девяти человек, переживших пандемию, хотя ты и не сможешь рассказать обо всех. Твоим материалом является судьба всех этих людей.
Как воспринимает отдельный человек пандемию, унесшую почти все население земного шара? Кого из близких потерял тот или другой из выживших? Не забудь описать самые драматические и трогательные эпизоды. Помни все время, что многие из выживших должны смотреть правде в глаза: они тоже могут оказаться жертвами пандемии.
Как ведет себя человек в подобных условиях? Что переживают женщины, вынужденные рожать детей от своих братьев, чтобы не допустить исчезновения своего рода? Что чувствует отец, вынужденный совокупляться со своей дочерью? Что чувствует дочь?
Довольно трудно будет придумать, каким образом люди поддерживают связь друг с другом через все континенты. Задержись на первом контакте. Это прорыв, которого добились, например, люди, живущие на Аляске, и тибетская колония. Какими средствами связи они пользуются? Какие энергоносители есть в каждой колонии? Посоветуйся непременно с опытными инженерами и компьютерщиками.
Можешь выбрать небольшое число главных героев, вокруг которых будет разворачиваться действие романа. Или можешь предпочесть эпизодическое повествование с большим количеством персонажей. Нет надобности затягивать рассказ, вводя в роман все триста тридцать девять человек, достаточно только наделить их характерными чертами, это придаст повествованию монументальность.
Вопросов множество, отвечать на них должен ты-автор и Бог романа. Расскажи все истории, но помни: они все должны подчиняться главной драматургии, главному направлению и мотору этого большого произведения. Пусть читатели закончат чтение романа со слезами на глазах, жалея о разлуке с персонажами, с которыми сжились за эти несколько недель или месяцев и к которым искренне привязались.
Возможно, эта тема заставит тебя выйти за рамки одного тома. Не поддайся искушению писать как можно короче. Только тебе одному известна вторая большая глава в истории человечества.
Не теряй из виду ту почти неизъяснимую радость, что будет связана с рождением каждого нового ребенка Когда ты окончишь свой рассказ, в романе сменится несколько поколений и население планеты, возможно, увеличится в несколько раз.
А может, ты позволишь человечеству исчезнуть окончательно? Ты имеешь на это право. О чем будет думать последний живущий на Земле человек? Он или она совершенно один во всем космосе…
И наконец, последний хороший совет: не пиши ничего, пока не прочтешь исландские родовые саги. И помни поговорку: "Дорога открывается по мере пути".
Удачи тебе!
Я быстро догадывался, что нужно каждому, то есть, за что он - или она - не пожалеет денег, но мне нужно было понять, какие из моих сюжетов тот или иной писатель способен развить. Прежде всего я должен был позаботиться о том, чтобы не метать бисер перед свиньями. Если никудышному сочинителю доверить сложный сюжет, штучный, как "роллс-ройс", он просто его угробит. К тому же быстро запахнет жареным. Еще продавая домашние задания своим одноклассникам, я твердо усвоил, что нельзя делать на "отлично" работу для посредственных учеников. Вопрос был не только в том, сколько кто сможет заплатить, - нужно было соизмерять качество продаваемого материала с мастерством писателя, которому я его продаю. "Помощь писателям" была сложным делом.
В некоторых случаях я отдавал ценные записи не за деньги, а в обмен на другие виды компенсации. Приглянувшаяся мне писательница могла получить помощь только за минуту наслаждения. По-моему, я поступал великодушно, позволяя женщине тешить себя иллюзией, что она ничего у меня не покупала, ведь денег-то она мне не платила. Если хочешь, возьми этот сюжет, говорил я, бери, если он тебе нравится, но останься еще на часок.
Женщины более склонны обмениваться дарами и услугами, чем покупать и продавать. Получив готовый сюжет для пьесы или романа, они становились особенно податливыми. Тут уже не играло никакой роли, замужем они или связаны с кем-то другими узами, перспектива известности и власти во все времена легко склоняла слабый пол к любви.
Но и в таких случаях деликатность была негласным условием сделки. Женщины обладали импонирующей мне способностью скрывать, что используют секс в качестве товара. Это не я продавал им что-то, скорее, наоборот, это они продавали себя мне.
Я перестал приглашать девушек с улицы - эту стадию я уже перерос. Но мне было приятно предаваться любви, не чувствуя себя обязанным примешивать сюда чувства. Я не одухотворял эти свидания.
* * *
Важным сегментом моего рынка были писатели, которые издали роман или сборник новелл лет шесть-восемь назад и с тех пор не давали о себе знать. Озлобленные на весь свет, они продолжали вращаться в литературной среде, и хотя кое у кого на лицах было написано отчаяние, получив нежданно-негаданно продуманный сюжет романа, они быстро оттаивали и, как правило, были готовы выложить за него большие деньги. В редких случаях я давал им пять-шесть страниц уже готового текста только затем, чтобы подтолкнуть застопорившуюся мысль.
Другую группу составляли литераторы, которые виртуозно владели пером, однако пребывали в унынии, потому что писать им было не о чем. Я больше всего любил работать именно с ними. Порой требовалась самая малость, чтобы сдвинуть их с места, но я всегда соблюдал осторожность. Разумно ли отдать пачку записей, блистающих затейливой сюжетной канвой и богатой фантазией, человеку, который известен мрачными образами своих героев, и ничем больше? Но с другой стороны, стоило подсказать ему тему для рассказа или интригу, как он завоевывал новые высоты. Совершал "прорыв" в творчестве. Мне нравилось это слово. Есть в нем какая-то свобода - что-то сдвинулось с места и, прорвав все преграды, вырвалось на свободу. Часто для это требуется лишь горстка сухого пороха.
Я был расположен к представителям этой группы еще и потому, что из моих предложений они делали хороший товар. Они не спешили, не разбазаривали понапрасну того, над чем им выпало работать. Крупными писателями они, может быть, и не становились, но были добросовестными ремесленниками и владели искусством письма. Для них "Помощь писателям" подходила как нельзя лучше, здесь можно было говорить о подлинном симбиозе. Нельзя забывать и того, что эти писатели обладали способностью, которая полностью отсутствовала у меня: они со спокойной душой работали год, два и три над одним романом и делали это с величайшим удовольствием. Эстеты до кончиков ногтей, они вышивали словесные узоры, подробно описывая характеры и задерживаясь на чувствах своих героев. Многие из этих хитроумных узоров представлялись мне довольно искусственными и кустарными, чтобы не сказать надуманными и топорными. В отличие от таких кривляющихся сенсуалистов, я довольствовался работой над сюжетами, и они отнюдь не были топорными, кустарными конструкциями, но напоминали стайку птиц, которую я выпускал из рук и принимал обратно с неподдельным восторгом.
Именно в напряжении, рожденном борьбой спонтанного и искусственного, и состоял симбиоз между писателями и мною. Сначала сюжеты рождались у меня в голове совершенно естественным образом, например во время прогулок, а потом уже люди, владеющие искусством письма, по-своему их раскрашивали. Это они делали куда более умело, чем я.
Требования одного автора были ограничены, но писателей-то было много, я работал одновременно со всеми, и все они работали на меня. Мне нравилось думать, что после меня останется не так уж много историй, которые стоило бы рассказать людям. Я выпустил все ракеты за один раз. После меня наступит тишина. Думать и размышлять будет уже не над чем. Я управлял огромной машиной, был организатором самого грандиозного в мире литературного фестиваля, причем втайне от всех.
Третья группа моих покупателей состояла из тех, кто еще ничего не издал, но тем не менее не сомневался, что рожден быть писателем, - эти еще не озлобились. Озлобление приходило потом, когда они понимали, что заплатили слишком большую цену за солидный набросок к роману, которого написать не в силах. Таким образом моя невидимая рука развеяла не один самообман. Это я также считал важной миссией, вернуть к действительности бежавшего от нее человека тоже доброе дело. "Помощь писателям" служила не только катализатором творческого самоутверждения. Я не раз утирал и слезы. Тут мне весьма пригодились мои психологические способности.
Я всегда считал себя опытным психологом. Самое главное - это знание важнейших свойств человеческой души, и мне казалось, что я в избытке запасся этим знанием, не только посещая кино и театр в юном возрасте. Я многое узнал о жизни людей, болтаясь по городу и заглядывая в окна жилых домов. Не одного дома, не двух, но нескольких тысяч домов. Не у каждого был такой богатый жизненный опыт.
Кроме того, психолог должен уметь утешать, с годами я научился и этому. Утешение не исчерпывается одними словами, на свой лад оно сродни фантазии. Когда Кальверо утешает Терри в начале фильма "Огни рампы", он исходит из собственного опыта, рассматриваемого в разной перспективе и под разными углами зрения. Кальверо - алкоголик и клоун-неудачник, в данном случае очень удачная комбинация. Как правило, намного легче утешать другого, если сам пережил глубокое отчаяние.
Терри лежит на постели Кальверо, ее длинные черные волосы разметались по белому постельному белью. Врач ушел, и она приходит в себя после попытки самоубийства.
Кальверо (повернувшись к ней): Болит голова?
Терри: Где я?
Кальверо: В моей комнате. Я живу двумя этажами выше вас.
Терри: Что случилось?
Кальверо: Я пришел вечером домой, а из вашей комнаты пахло газом, Я взломал дверь, вызвал доктора, и мы вместе перенесли вас сюда.
Терри: Почему вы не дали мне умереть?
Кальверо: Куда спешить? Вам больно? (Терри отрицательно мотает головой.) Только жизнь и важна. А все остальное - выдумки. Миллиарды лет понадобились на то, чтобы развилось человеческое сознание, и вы хотите его уничтожить? А как быть с чудом жизни? Самым важным, что есть во Вселенной. Что могут звезды? Ничего, только вращаться вокруг своей оси. А Солнце - этот сгусток плазмы в ста сорока миллионах километров от нас - что может оно? Тратит понапрасну естественные ресурсы. А может ли оно думать? Есть ли у него рассудок? Нет, а вот у вас есть. (Терри снова заснула и громко храпит.) Простите, виноват.
Дальше в фильме Кальверо еще много раз пытается пробудить волю к жизни в этой несчастной танцовщице, которая по-прежнему лежит в постели с парализованными ногами, он говорит: Послушайте, в детстве я пожаловался отцу, что у меня нет игрушек. И он сказал (Кальверо показывает на свою голову): "Вот самая лучшая из всех когда-либо созданных игрушек. В ней заключен секрет счастья!"
Потенциальные дебютанты часто возлагали несбыточные надежды на мою помощь, мечтая о писательской карьеры. Получив интересный сюжет они считали, что дальше все пойдет само собой. Естественно, чуда не происходило. Одной хорошей идеи еще недостаточно, как и подробного, крепко сколоченного сюжета. Может быть, подробности тут как раз и лишнее, может быть, сюжет не должен быть слишком крепко сколочен. Главное, чтобы писатель был способен довести роман до конца, обладал собственным голосом, владел элементарными стилистическими навыками. И все-таки в основном ему мешает не это. Если он не умеет писать после двенадцати лет обучения в школе, ему никогда не поздно поступить на специальные курсы. Есть множество семинаров, где людей учат писать, это большой рынок. А вот, о чем писать, знает далеко не всякий. И нет таких школ, где бы этому учили. Нет таких курсов, на которых преподают, о чем стоит писать. Но тут на сцену выступаю я, это моя ниша.
Многие писатели in spe оказывались в затруднительном положении, не имея такого основополагающего фундамента, как жизненный опыт. Думать, что сначала можно писать, а жить - потом, заблуждение, присущее постмодернистам. Но многие молодые хотят стать писателями прежде всего потому, что им хочется жить, как живут писатели. Тут все перевернуто вверх ногами. Сначала человек должен пожить, а уж потом может задуматься, есть ли у него что рассказать людям, но это решает жизнь. Творчество является плодом жизни, а не жизнь плодом творчества.
Чтобы рационализировать свою "Помощь писателям", я разработал "Десять советов тому, кто хочет стать писателем". Я не школьный учитель. И считаю ниже своего достоинства постоянно повторять одно и то же. Уж лучше сунуть стандартное руководство тем клиентам, которые явно в нем нуждаются. Это тоже входило в наш акт доверия. Я объяснял клиенту, что десять советов адресованы только ему и что он - или она - не должны размахивать этим сугубо личным посланием в университете или на улице Карла Юхана. Письмо не называлось "Десять советом тому, кто хочет стать писателем", а начиналось словами: "Дорогой Андерс" или "Дорогая Анне-Лиза".
Принимая на себя ответственность и духовное руководство даже над теми, кто не имел никаких шансов стать в будущем писателем, я должен был тем не менее соблюдать известную осторожность. У многих молодых людей следовало письмо изъять. По этой причине я разработал "Десять советов тому, кто предпочел не становиться писателем". Сей выбор тоже заслуживал уважения. Я и сам его сделал. Первый пункт начинался так: На земном шаре можно жить полноценной жизнью и не будучи писателем. Ты не первый, кто должен найти себе какую-нибудь другую профессию.