Закон непротиворечия
"Закон непротиворечия - закон логики, который гласит, что два противоречащих друг другу суждения не могут быть оба истинными."
а & ā
Сегодня мне приснилась моя бабушка. Как наяву, я бежала к ней по деревенской дороге. Нет, бабушка моя никогда не была деревенской жительницей, просто каждое лето уезжала отдыхать в деревню - в одну и ту же, в один и тот же дом. Там были две песчаные (а еще раньше - глиняные) дороги, вокруг лес и рядом - озеро. А домишко - развалюшка такая деревянная с примастряченным позже крылечком, с палисадничком, где все сплошь бурьяном заросло, а у забора - береза и рябина.
И вот бегу я к бабушке, за руку с какой-то деревенской подружкой, и так мне радостно, и сердце прям щемит, что бабушку сейчас увижу, и слезы наворачиваются. Бегу и думаю: "Надо все же чаще к бабушке приезжать". Подбежала, увидела ее на крылечке: как всегда, не сидит без дела, грибы чистит или яблоки. А во дворе доски еще какие-то лежат, и мы прямо через них бросились друг к другу. А я перепрыгиваю через них и думаю: "Ой, сейчас споткнется она и упадет".
Обнялись мы крепко-крепко и заплакали вместе, а я и думаю: "Раньше так сентиментально не плакала, видно - возраст уже…" И вот так, во сне, как наяву, будто я и вправду бабушку свою любимую, светлого ангела, обнимаю - и отпускать не хочется.
А потом она пошла чайник ставить, а я по комнатке прошлась. У нее, как всегда, уютно, прибрано, газетки, журнальчики. И я зову ее: "Бабушка!" А она не слышит. "Бааа!!" Она не слышит: была под старость глуховата, а тут, думаю, совсем уже плохо со слухом. Так мне совестно стало - нужно, думаю, чаще навещать бабушку.
- Как дела? Как живешь, бабулечка? - спрашиваю я у нее гр омко - громко.
Но ответ не успела услышать: проснулась - и плачу…
Скверик
Верховодила всеми, конечно, Ленка. В грязном, коротюсеньком платьице, застиранном до того, что цветочки на нем уже были черт знает какого цвета. Дополняли наряд сандальки на босу ногу и невероятно серые трусишки, при каждом движении вылезавшие из-под платья. Говорила она безапелляционно и знала такие выраженьица, что остальные ребятишки могли только догадываться об их значении. И уважительно слушали. Ленка жила на первом этаже старинного дома, а окна ее выходили в скверик, где ежедневно выгуливалась малышня. И в этом тоже было Ленкино преимущество: она знала все про всех и обо всем. Могла, например, сидеть на окне, неприступная и гордая, и не отзываться на просьбы быть третьей в "хали-хало". Скверик был маленький, один из старых ленинградских сквериков с низкорослыми вязами, горкой-слоном, которую никогда не заливали зимой, песочницей без песка и решетчатой невысокой оградкой. Незабываемая летняя прелесть была в этих "городских оазисах". Нечто сельское, с кустами сирени, ободранными, но очень ароматными. Такой тихий тенистый уголок, теплый и засыпанный тополиным пухом, а весной - красными тополиными сережками-"гусеничками". Улицы во всем квартале были брусчатые, а дома - старые особняки, превращенные в коммуналки. Днем в переулочке было тихо-тихо, а вечером, после детсада, если погода была хорошая, ребятишек выпускали погулять вот в этот самый скверик. Ленке и тут было лучше всех. Родители-алкоголики не водили ее в сад. Ну, просто не могли вставать рано утром, чтобы ребенка отправлять в никчемное заведение. И к тому же пришлось бы раскошеливаться на одежку, что в их планы точно не входило. А посему Ленка была предоставлена самой себе и стояла явно на целую ступеньку выше, чем обремененные садом, родителями и бабушками детеныши "из приличных семей".
Веселее всего, разумеется, было дразнить Аську. Пухлая, наивная, с круглыми доверчивыми глазами, Аська была и впрямь лучшая мишень для насмешек. Родители ее работали за границей, и Аська щеголяла в невиданных красных кримпленовых штанах на лямках и трикотажной кофточке с тесемками цвета морской волны. Даже бантики у дурочки были зарубежные и аккуратно вплетены в косички-"баранки" бабушкой, учительницей на пенсии. Ленка оглядывала Аськин наряд из вожделенного всеми ленинградцами сознательного возраста магазина "Березка" и задумчиво изрекала: "В штанааах только мальчииишки ходят…" Обидчивая Аська заливалась слезами и убегала. Смех "группы поддержки" преследовал ее до самого дома, где недоумевали над причиной несчастья мама и бабушка, одевавшие дитятко с иголочки. Аська очень хотела стать "как все", но Ленка была неподкупна. Принесенная Аськой заветная супердефицитная жвачка "Бабл гам" отправлялась в рот, и начиналось: "Твою куклу зовут Ханна? Такого имени нет!" И снова по кругу: слезы - общий хохот - побег домой. Аська просила купить ей советскую куклу с вытаращенными глазами и синими волосами, и еще, конечно, платье. Как у Ленки. С линяло-желтоватыми цветочками на серо-коричневом фоне. Ей казалось это пределом мечтаний, и тогда никто не скажет, что она "не такая". Мама, беспечная как птичка, изящная, красивая, всегда такая нарядная (ей-то попробуй скажи, что брюки носят исключительно мальчики), только смеялась. Тяжеловесная Аська плакала и пряталась по углам. Тогда на помощь приходила бабушка. Она усаживала Аську в огромное старинное кресло и, занимаясь своими делами, как бы невзначай рассказывала про свою жизнь. И тогда наивные круглые Аськины глаза высыхали, рот приоткрывался, и переносилась она в другие годы, в другой мир.
Эвакуация
Вначале их расквартировали в военной части. Дедушка был авиаконструктором, и жили они в казарме, в углу, занавешенном простынями. Из офицерской столовой дедушка приносил семье свой "доппаек" - кусок мяса из супа, грамм на 100, и краюшку хлеба. Бабушка, как все женщины, ходила на общественные работы: рыла окопы. Муж-ревнивец каждый день приходил забирать жену с работы. Заметив его, хохотушка-бабушка заливалась смехом и шепталась с подругами, поддразнивала. Дочка Лидочка была совсем еще малюсенькая, и вскоре решено было: в эвакуацию. Череда поездов, долго-долго тащившихся, кипяток на станциях, грузовики… И вот - паромная переправа. Кучка испуганных, измученных людей, а над головами - рычащие бомбардировщики. У мальчишки ветром шапку унесло в воду, он начал плакать, кричать. И спокойный, рассудительный голосок крошки Лидочки: "Цего левешь? Тебе, может, сапка не понадобится. Сейчас все потонем". Воцарилась тишина. Но - не потонули.
И снова - поезда, поезда… Их привезли в Казахстан и сказали: живите. А жить - как? Хижины, скорей лачуги. Скудные пожитки. Русские в первую очередь выстроили баню - на всех. Стали подтягиваться казахи. В одежде. Греться. Так началось общение. Бабушка всегда была весела и добра, все любили ее. Казахи учили новую знакомую своим правилам этикета. Например, вставая из-за стола, непременно надо громко рыгнуть, а то хозяйка обидится: плохо накормила. Показывали пример: напившись чаю, вставали и, громко рыгая, говорили: "рахмат Танья!", в смысле - "спасибо, Таня!". С непривычки не освоишь такую премудрость (тем более что бабушка - из "бывших"). А еще - сидеть на корточках, есть плов руками, мыть посуду "при помощи" собак! А еще - соленое молоко с пресными лепешками! И кумыс!
Лидочка пошла в школу. На первое сентября она надела мамино "выходное" платье и туфли, накрасила губы единственным уцелевшим огрызком помады. И двинулась по степи пешком, за три километра. Но никто не заметил ее экзотического наряда, ребята были кто в чем, а один даже в варежках - вместо обуви.
А потом наступил Новый год. Да, и в те страшные времена людям хотелось праздника. Поэтому бабушка выкопала куст саксаула и украсила его… пуговицами. Эта шкатулка с "пуговичками" - старинными, костяными и стеклянными, перламутровыми, так хорошо знакомая Аське, любившей поиграть с ними, - тогда путешествовала с хозяйкой. И эта же шкатулка сыграла роль ящика с новогодними игрушками для Лидочки. Нарядный саксаул украшал бедную, но по-бабушкиному аккуратнейшим образом прибранную комнату. И бабушка решилась обменять очередное колечко, еще уцелевшее, из "прошлой жизни", на курочку к новогоднему столу. Казашка-соседка согласилась на обмен. Но отказалась курочку зарезать… Бабушка, которая не мыслила и возможности умерщвления живого существа, отправилась на поиски какого-нибудь казаха мужеска пола, дабы довести дело до конца. Когда она вернулась, в комнате был погром, летали перья: кошка утащила курицу! Бабушка, утеряв в этот момент любовь к братьям нашим меньшим, выбежала на двор с твердым намерением кошку прибить, но… куда там, той и след простыл! Плакать было бесполезно, да и не такой человек бабушка: не то что рева Аська! Бабушка смеялась, и Аська смеяться начинала, и казалось, что и не страшно это вовсе - война, эвакуация: просто интересные истории, как в кино.
Аська мечтательно вздыхала… Задумывалась о своей жизни. Вот если б сделать так, чтобы "Он" (так она про себя называла отца) никогда не провожал ее в детский сад. "Он" являлся в садик в своей дикой зарубежной шапке "пирожком" из какого-то неизвестного меха, чуть ли не из верблюда! И с огромным кожаным портфелем, вызывающе блиставшим замками. И воспитательница спрашивала со странным выражением лица: "Это что, твой папа?" Аська мучительно краснела. Потому что нормальный папа должен ходить в ушанке из кролика, тогда никто не будет провожать его взглядом, подняв выразительно брови…
И снова бабушкин голос рассказывает о Севастополе. Семья попала туда после Казахстана. Лидочка гуляла по минным полям с другими ребятишками. Дети - они не понимали опасности, радовались, что после голодных степей Севастополь полон фруктов, которые можно тащить с деревьев "просто так". Они убегали из города и, как зверята, ели одним им известные травы. Купались, ныряли с волнорезов, плавали "за буйки", забирались под деревянную пристань и разглядывали подводный мир. Море было чисто и прозрачно: рачки, морские коньки, медузы сновали деловито, и если сидеть тихо-тихо, то много интересного виделось под водой. Дети крепли под солнцем - бледные питерские, рахитичные, блокадные дети…
Африка
Аська не бывала еще на море. Наверное, там так же хорошо, как в Африке! Потому что солнце и тепло. А может, и пальмы есть? Вытаскивала из памяти картинку: зеленая лужайка, синее небо, пальма силуэтом - и она сама в ярко-желтом платьице с солнышком на груди! А солнышко - такое же яркое, как на небе! Платье было любимое, жаль, в Ленинграде не часто наденешь, холодное лето и дожди… В Хартуме плоская крыша дома (там дом назывался смешным словом "вилла") нагревалась к полудню так, что мамуля включала все "кондишены" на полную мощь. Она терпеть не могла жары. Садилась на первом этаже, в самом прохладном месте, и рисовала иллюстрации к детским книжкам недостижимыми в Ленинграде фломастерами и красками. А сама тосковала по российским пейзажам с березками и уютно покосившимися домиками… Аська с папой (тогда "Он" еще был любимым "папой") любили жару и радовались солнцу! Днем приходил помощник по хозяйству, и Аська с криком "дядя Джи пришел!" бежала по дорожке - встречать. Африканец Джи сам был большим ребенком и с радостью играл в игрушки с Аськой, вместо того чтоб заниматься своими прямыми обязанностями. Показывал вставной зуб на присоске, который можно было вытащить изо рта, а потом пристроить на то же место, и никто бы и не догадался, что зуб неродной. Аська, конечно, видела до этого бабушкину вставную челюсть, неизменно ночующую в стакане с водой, но зуб на присоске - это было особенное волшебство! Мамуля ворчала, перестирывая белье, а Аська играла с Джи на полянке. Вечером приезжал с работы папа, и на открытой террасе с вазонами собирались гости - мужчины в темных костюмах и белоснежных рубашках, красивые женщины в ярких платьях и меховых палантинах (к ночи холодало: +20 против дневных +50). И - в невыносимо прекрасных туфельках!
Смех. Звон бокалов, запах сигар, шутки на английском, милые, нарядные детишки. Разноязычная мелкота ладила легко, делились игрушками, которых было так много, что и не унести одному. Старшие рассказывали младшим истории и сказки. Мамуля пекла пироги - удивляла русской кухней. Соседка Шера, вальяжная красавица, томно наблюдала за мужчинами. Аська замерла, глядя на ее туфельки: белый бархат, расшитый блестками, а вместо пряжек - нежно-розовые "пуховочки", как у куколки. Компания хохотала: английский биолог Джеймс рассказывал о своих экспериментах в работе по изучению комаров. Аська, любящая "взрослые разговоры", удивляется: зачем комаров изучать, а тем более выращивать? На даче, в Новгородской области, их хоть пруд пруди, спасу от них нет. А кусают больнооо! "Но, может, в Англии у Джеймса нет комаров?" - задумывалась она.
А рассказ продолжался тем временем: лабораторных особей нужно было кормить и поить особенным способом - микрокапельным! Требовалось нечто вроде воздушного шарика, заполненного жидкостью, но чтобы резина была тоньше… Джеймс попросил русского коллегу привезти из России тысячу презервативов, ибо они отличались особой прочностью!
- А этого человека три дня продержали на таможне, выясняя: зачем ему такое количество "кондомс"? - веселился Джеймс.
Слово было незнакомое, но взрослые "кисли" от смеха, поэтому хотелось слушать дальше.
Элегантный Алекс, хозяин сети обувных магазинов, уговаривает мамочку поработать на него - нарисовать рекламу для новой партии обуви. Мамочка смеется, она, конечно, нарисует, но деньги не возьмет: у нас в России не принято. Мамочка улыбается, Алекс изумлен: как не берут деньги - а на что живут тогда? Вмешивается Шера: "Коммунистам деньги не нужны! - жеманно говорит она. - У них медведи с балалайками на улицах водку пьют!" Под общий хохот мамочка хмурится, губы превратились в ниточку, и со змеиной улыбочкой, ангельским голоском она произносит: "Ах, сегодня ездила в город, по магазинам пройтись! Как много нищих! Я чуть не заплакала на улице, мы не привыкли к такому…" Тут вмешивается папа: он пытается предотвратить бурю, следующую обычно за подобными матушкиными высказываниями.
- Недавно на рынке видел смешную картину. Торговец овощами, услышав русскую речь, закричал: "Пакупай памыдор, красный как Маасква!"
Услышав слово "Москва", пожилая, очень бойкая француженка мадам Прето затягивает любимую иностранцами "Катюшу".
- Асенька, пора накрывать к ужину! - голос бабушки врезается в воспоминания. Аська стряхивает с себя мысли об Африке и об этих ненавистных туфлях с розовыми пуховками, из-за которых никогда уже не будет все так, "как было".
Кухня
В необъятной кухне с линолеумными шашечками на полу - шесть газовых плит. Бабушка готовит, а Аськина работа - наполненные тарелки носить в комнату. Продукты хранятся за окном. Холодильники есть не у всех: очень трудно достать, только "по Блату". Кто такой Блат, Аська не знает, но отношение у нее к нему двойственное. Мамочка ненавидит его и запрещает даже упоминать его имя в ее присутствии. "Он" любит Блат и пользуется им, за что мамочка частенько обливает его презрительными тирадами. Бабушка никогда не вмешивается, смотрит телевизор - и все! А Аське Блат нравится! От него же красивые вещи приносят и вкусности разные. Но мамочка против этого, и Аська таится выражать свою радость, чтобы ее не огорчать.
В кухне - дверки и двери, вожделенные кладовки и антресоли. Когда идет генеральная уборка, удается подглядеть, что там хранится: какие-то допотопные тазы, огромные корыта, сундуки, одежда стародавняя. Ух, как интересно, так бы и сидела-рассматривала. Но! Гонят! Гонят! "Не мешай!"
Рассказывают, что раньше на антресолях няньки жили. Вот бы и ей! А кто такие няньки? У них есть в садике нянечки, их дело - посуду убирать, пол мыть и ругаться.
"Наверное, их раньше на антресоли сажали, чтобы ругани не слышать", - думает Аська.
И вновь поражается тому, как же раньше все устроено было правильно. Вот, к примеру: лепной узор на потолке в бабушкиной комнате разделен напополам - вторая половина у соседей. Это потому, что раньше перегородки не было, а была огромная столовая с хрустальной люстрой, камином и бархатными занавесками (Аська на фотографии видела, у бабушки висит).
Вот должно быть - красиииво, как у мадам Прето! А может, даже и лучше. В детском саду тоже есть столовая, но совсем невзрачная: столики из пластика и кривые табуретки. И пахнет всегда застоялыми щами. А на кухне, говорят, раньше была огромная печь! И там колдовали приходящие кухарки, изготавливая массу вкуснейших блюд для хозяйского стола по знаменитой в те времена поваренной книге "Подарок молодым хозяйкам" Елены Молоховец. Аська как-то пробовала читать - ни слова не поняла, а как же кухарки-то разбирались, говорят - они и вовсе были безграмотны?? Ну вот хотя бы совет, который любит со смехом цитировать мамуля: "Если к вам неожиданно пришли гости, пошлите прислугу в подпол, пусть принесут остатки холодной говядины, шесть золотников сливок, муки и масла…" Далее следует рецепт пирога, который можно быстро изготовить из принесенных продуктов. И - напоследок указание: "Что останется - отдайте людям!" Это значит, что ли, что нужно выйти на улицу и раздавать куски пирога всем встречным? Загадочны правила прежней жизни. И кушанья перечислены невиданные: миндальное молоко, артишоки, спаржа - такого теперь не попробуешь, да и в магазинах не увидишь. А бабушка так вкусно рассказывает! На праздники Аське все же удается полакомиться старинной вкуснятиной. Бабушка печет торт "Наполеон". Она не признает современной техники - миксера - и сбивает белки вручную, перетирает желтки с сахаром, пока не станет все это вместе белоснежной пеной. За "хорошим" маслом охотится по магазинам заранее. Тесто замешивается густо, а потом долго раскатываются тонюсенькие коржи. Бабушкины руки в муке, деревянная скалка ровно гуляет по мраморной столешнице кухонного стола. Стол - бывший умывальник, или иначе, по-старинному, - "туалет". Это сравнение неизменно вызывает Аськин хохот. А выглядит точь-в-точь, как знаменитый Мойдодыр - "умывальников начальник и мочалок командир" на картинке одной из ее детских книжек.
Коржей много. Их долго пекут в духовке, они румянятся, пузырятся, источая невыносимо вкусные запахи. В такие дни Аська из кухни ни на шаг, караулит сломавшиеся коржики, которые отдаются ей на съеденье. Выпеченные кругляши промазывают заранее приготовленным кремом. И когда получается штук пять аппетитных тортиков, как в любимых диснеевских мультиках, их запирают в холодильник, а Аська получает награду - теперь можно дочиста выскрести миску, в которой готовился нежнейший крем. Пока печется вся эта вкуснотища, бабушка рассказывает Аське чудесные истории о своем детстве и о том, как жили раньше.