Произведения выдающегося английского писателя Д. Г. Лоуренса - романы, повести, путевые очерки и эссе - составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке.
В шестой том вошел роман "Пернатый змей".
Содержание:
Глава I - Азбука боя быков 1
Глава II - Чаепитие в Тлаколуле 5
Глава III - Сороковой день рожденья 11
Глава IV - Оставаться или не оставаться? 17
Глава V - Озеро 19
Глава VI - На лодке по озеру 23
Глава VII - Plaza 26
Глава VIII - Ночь в доме 31
Глава IX - Casa de las cuentas 33
Глава Х - Дон Рамон и донья Карлота 37
Глава XI - Боги дня и ночи 40
Глава XII - Темные воды 43
Глава XIII - Первый дождь 45
Глава XIV - Домой в Сайюлу 48
Глава XV - Гимны Кецалькоатля 52
Глава XVI - Сиприано и Кэт 53
Глава XVII - Четвертый гимн и епископ 57
Глава XVIII - Аутодафе 62
Глава XIX - Нападение на Хамильтепек 67
Глава XX - Благословение Кецалькоатля 71
Глава XXI - Открытие церкви 77
Глава XXII - Живой Уицилопочтли 81
Глава XXIII - Ночь Уицилопочтли 85
Глава XXIV - Малинци 88
Глава XXV - Тереса 90
Глава XXVI - Кэт замужем 94
Глава XXVII - Я! 97
Комментарии 102
Примечания 104
Дэвид Герберт Лоуренс
Пернатый змей
Глава I
Азбука боя быков
Было первое воскресенье после Пасхи, день последнего в этом сезоне боя быков. Специально по такому случаю из Испании привезли четырех животных, поскольку испанские быки свирепей мексиканских. Может, по причине разреженной атмосферы высокогорья, а может, просто виной тому дух Западного полушария, но местным животным недостает "бодрости", как выразился Оуэн.
Оуэн, хоть и был завзятый социалист и не одобрял корриду, сказал:
- Мы еще ни разу не были на бое быков. Надо бы сходить, посмотреть.
- О да, думаю, обязательно надо посмотреть, - согласилась Кэт.
- Кроме того, для нас это последняя возможность, - добавил Оуэн.
Он сорвался с места, намереваясь идти за билетами; Кэт отправилась с ним. Когда она оказалась на улице, сердце у нее упало. Словно некто крохотный внутри нее упирался недовольный. И она, и Оуэн едва владели испанским; перед кассами царило столпотворение, и из толпы к ним двинулась какая-то неприятная личность, говорившая с американским акцентом.
Билеты, разумеется, следовало бы взять в "Тень". Но они хотели сэкономить, к тому же Оуэн сказал, что предпочитает сидеть с народом, поэтому, как ни отговаривали их кассир и любопытные, они купили билеты на зарезервированные места на "Солнце".
Представление устраивалось днем в воскресенье. На всех трамваях и кошмарных маленьких камионах - омнибусах "фордах" - было написано "Тореро", и все они направлялись в Чапультепек. Неожиданно Кэт смутно почувствовала, что ей не хочется ехать.
- Что-то я не жажду ехать, - сказала она Оуэну.
- Ну почему же? Я из принципа против боя быков, но мы его еще ни разу не видели, поэтому необходимо поехать.
Оуэн был американец, Кэт ирландка. "Ни разу не видели" значило "надо ехать". Логика скорей американская, нежели ирландская, и Кэт оставалось лишь уступить.
Виллиерс, разумеется, жаждал ехать. Но ведь он тоже американец, и тоже ни разу не видел боя быков, и, поскольку он моложе, ему это надо больше всех.
Они сели в такси и отправились. Старый "форд" помчался, дребезжа и громыхая, по широкой убогой улице, местами заасфальтированной, местами булыжной, среди воскресной безотрадности. У некоторых домов в Мехико вид какой-то особо гнетущий, тоскливый и безотрадный.
Такси по боковой улочке подъехало к огромным железным опорам стадиона. В проходах какие-то замарахи продавали пульке и сласти, лепешки, фрукты и еще что-то, отвратительно жирное. У входа топтались низкорослые солдаты в линялой розовато-желтоватой форме. Надо всем этим грозно нависало переплетение железных конструкций огромного уродливого стадиона.
У Кэт было такое чувство, будто она входит в тюрьму. Но Оуэн в возбуждении бросился ко входу, обозначенному в билете. В глубине души ему тоже не хотелось идти. Но он был истинный американец и, если где-то что-то показывали, должен был это увидеть. Это была "Жизнь".
Человек, проверявший на входе билеты, неожиданно преградил Оуэну дорогу, положил ладони ему на грудь и обшарил его всего спереди. В первый момент Оуэн вздрогнул, ошеломленный, но сдержал возмущение. Закончив, человек отступил в сторону. Кэт стояла, окаменев.
Человек махнул им, чтобы они проходили, и Оуэн тут же заулыбался как ни в чем не бывало.
- Ищет огнестрельное оружие! - сказал он Кэт, вращая глазами в радостном возбуждении.
Но она еще не пришла в себя от ужаса, вызванного в ней мыслью, что этот тип мог коснуться ее своими лапами.
Пройдя тоннель, они оказались в железобетонной впадине амфитеатра. Человек, с виду обыкновенный грязный бродяга, подошел взглянуть на их билеты. Дернул головой в сторону нижних рядов и заковылял прочь. Теперь Кэт знала, что она в ловушке - огромной бетонной ловушке для тараканов.
Они спустились по крутым бетонным ступенькам, пока не оказались всего в трех ярусах от арены. Тут находился их ряд. Пришлось садиться прямо на бетонную скамью с толстыми железными валиками, разделявшими пронумерованные места. Это и был зарезервированный сектор на "Солнце".
Кэт осторожно опустилась между двумя железными валиками и рассеянно огляделась.
- По-моему, захватывающе!
Как у большинства современных людей, в ней сильна была воля-к-счастью.
- Захватывающе, правда, Бад? Как считаешь? - обращаясь к Виллиерсу, крикнул Оуэн, у которого та же воля превратилась чуть ли не в манию.
- Что ж, можно и так сказать, - ответил Виллиерс уклончиво.
Ну да, Виллиерс был молод, ему только исполнилось двадцать, тогда как Оуэну перевалило за сорок. Молодое поколение куда практичней в отношении "счастья". Он поехал с ними, чтобы увидеть захватывающее зрелище, но не собирался говорить, что оно захватывающее, пока не увидит собственными глазами. Кэт и Оуэн - Кэт тоже было под сорок - обязаны восторгаться зрелищем из своего рода почтения к самому великому Устроителю зрелищ - Провидению.
- Послушайте! - сказал Оуэн. - Предлагаю попытаться защитить свои зады… - и, заботливо сложив дождевик, постелил на бетонной скамье для себя и Кэт.
Они снова уселись и принялись оглядывать стадион. Они явились рано. На трибунах противоположной стороны темнели, словно пятна редкой сыпи, зрители. Арена прямо под ними, аккуратно посыпанная песком, была пуста, а над нею, на бетонном охвате, огромная реклама шляп с изображением соломенного канотье, какие носят в городе, и реклама очков - дужки сложены, сверкающие, кричащие.
- Где же тогда "Тень"? - спросил Оуэн, выворачивая шею.
На верху амфитеатра, у самого неба, бетонные ложи. Это и была "Тень", где сидели все сколь-нибудь важные персоны.
- О, нет, - сказала Кэт, - я бы не хотела сидеть так высоко, оттуда ничего не увидишь.
- Я тоже! - поддержал ее Оуэн. - Здесь у нас, на "Солнце", куда лучше, тем более что в конце концов не очень-то и печет.
Небо собирало облака, готовясь к сезону дождей.
Время приближалось к трем, народ прибывал, но бетонные трибуны по-прежнему оставались полупустыми. Нижние ряды были зарезервированы, поэтому основная масса людей рассаживалась в средних рядах, так что господа, вроде нашей троицы, сидели более или менее обособленно.
Но это уже была толпа, которую составляли главным образом упитанные горожане в черных тесных костюмах и маленьких соломенных шляпах вперемешку с темнолицыми батраками-пеонами в огромных сомбреро. Те, что в черных костюмах, видимо, были служащими, клерками и фабричными рабочими. Кое-кто привел своих женщин - небесно-голубой шифон, коричневые шифоновые же шляпки и лица, напудренные так густо, что походили на зефир. Некоторые явились всей семьей, с двумя или тремя детьми.
Началась забава. Игра состояла в том, чтобы, сорвав с чьей-нибудь головы жесткую соломенную шляпу, пустить ее, как вращающийся диск, вниз по людскому склону, где кто-нибудь проворный ловил ее и пускал дальше, в другую сторону. Из толпы неслись довольные, насмешливые крики, переросшие в вопли, когда над головами, как метеоры, одновременно замелькало семь шляп.
- Полюбуйтесь на них! - сказал Оуэн. - Разве не забавно?
- Ничуть, - ответила Кэт, на сей раз позволив высказаться своему мелкому alter ego, вопреки воле-к-счастью. - Ничуть не забавно. Просто ненавижу простонародье.
Как социалист, Оуэн возмутился, как счастливый человек, был смущен. Потому что в душе, какая еще оставалась, не меньше Кэт ненавидел все эти простонародные выходки.
- Но как все-таки ловко у них получается! - сказал он, пробуя одобрительно смеяться над забавой толпы.
- Да, очень ловко, но я рада, что это не моя шляпа, - сказал Виллиерс.
- О, это все просто игра, - благодушно сказал Оуэн.
Но ему было не по себе. На нем была большая местная шляпа, выделявшаяся в нижних рядах, отделенных от остальных весьма условно. Он беспокойно ерзал на скамье, потом снял шляпу и положил себе на колени. Но, к несчастью, на загорелой его голове сверкала заметная плешь.
Сзади и выше них, в незарезервированном секторе, сидела большая группа людей. Они уже швырялись всякими предметами. Бам! Апельсин, пущенный в плешь Оуэна, попал ему в плечо. Он обернулся и посмотрел на них сквозь большие черепаховые очки, но пользы это не принесло.
- На твоем месте я бы надел шляпу, - прозвучал сухой голос Виллиерса.
- Да, пожалуй, это будет разумней, - с напускной беззаботностью сказал Оуэн, возвращая шляпу на голову.
Следом за этим на аккуратную и женственную панаму Виллиерса шлепнулась кожура от банана. Он хмуро обернулся, как птица, готовая долбануть клювом, но при малейшей реальной опасности - улететь.
- Как же они мне отвратительны! - не выдержала Кэт.
Тут их внимание отвлекло появление на противоположной стороне, у входа на трибуны, музыкантов военных оркестров с серебряными и медными инструментами под мышкой. Музыкантов было три группы. Главный оркестр расселся с правой стороны на голых бетонных скамьях, отведенных для местных властей. Одета эта группа была в темно-серую форму с розовой отделкой, так что Кэт едва не показалось, что она не в столице Мексики, а в Италии. Группа с серебристыми инструментами и в светло-желтой форме уселась прямо против нашей троицы на верхних рядах, в то время как третий música потянулся налево, на почти пустой дальний склон амфитеатра. В газетах писали, что будет присутствовать президент. Но в нынешние времена президенты редко посещают бои быков в Мехико.
Оркестры расселись во всем своем великолепии, но играть не начинали. Трибуны были уже заполнены массой народа, но еще оставались свободные ряды, особенно в секторе для официальных лиц. Совсем небольшое пространство отделяло ряд, на котором сидела Кэт, от нависавшей сзади толпы, отчего она чувствовала себя довольно неплотно.
"La musical La musical" - требовательно гремела толпа. Это был Народ, революции были его революциями, и он всегда побеждал. Оркестры были его оркестрами, пришедшими сюда развлекать его.
Но оркестры были еще и военными оркестрами, и это армия одержала победу во всех революциях. Так что революции были ее революциями, и оркестры пришли сюда только для того, чтобы упиться собственной славой.
Música pagada toca mal tono.
Дерзкий вопль толпы то затихал, то вновь гремел: "La música! La música!" В нем появилось что-то звериное и неистовое. Кэт навсегда запомнила его. La música! Оркестр не реагировал. Крик превратился в дикий вой: дегенеративная толпа Мехико!
Наконец, независимо от воплей трибун, музыканты в серой с темно-розовой отделкой форме заиграли что-то, похожее на военный марш: стройно, энергично.
- Превосходно! - воскликнул Оуэн. - Действительно превосходно! Первый раз слышу в Мексике хороший оркестр, настоящий оркестр.
Музыка была энергичной, но длилась недолго. Казалось, оркестр едва начал играть, как уже и закончил. Музыканты решительным движением отняли инструменты от губ. Они сыграли, чтобы только показать, на что способны, продемонстрировав это предельно коротко.
Música pagada toca mal tono.
Последовала дразнящая пауза, а затем запели трубы серебряного оркестра. Наконец стрелки часов показали половину или более четвертого.
И тут, после некоего сигнала, средние незарезервированные ряды внезапно вскочили и бросились вниз, занимать зарезервированные места. Словно прорвало плотину, и народ в черных воскресных костюмах хлынул вниз, заполнив все места вокруг нашей изумленной и перепуганной троицы. Все свершилось в две минуты. Без толкотни и ссор. Всякий старался быть исключительно осторожным и внимательным, чтобы невзначай не задеть другого. Не станешь же толкать локтем соседа, у которого пистолет на бедре и нож за поясом. Так что все нижние ряды в одно мгновение заполнил народ, будто вода в наводнение.
Теперь Кэт сидела среди толпы. К счастью, между ее местом и нижним рядом был проход, тянувшийся вдоль всей окружности трибун, так что по крайней мере никто не сидел у нее между колен.
Люди постоянно ходили у ее ног по этому проходу, чтобы сесть рядом с друзьями, но даже не пытались просить у нее позволения пройти. На том же ряду, что и они, через три места от них, сидел польский большевик, знакомый Оуэна. Он наклонился и попросил мексиканца, сидевшего рядом с Оуэном, поменяться с ним местами.
- Нет, - ответил мексиканец. - Я останусь на своем месте.
- Muy bien, Senor, muy bien! - сказал поляк.
Представление еще не началось, и люди продолжали бродить, как потерянные дворняги, по проходу ступенькой ниже ног Кэт. Они начали занимать бортик, на который наша компания опиралась ногами.
Какой-то здоровяк уселся точно между колен Оуэна.
- Надеюсь, они не сядут мне на ноги, - встревоженно сказала Кэт.
- Мы им не позволим, - сказал Виллиерс с птичьей решимостью. - Почему ты его не прогонишь, Оуэн? Прогони его!
И Виллиерс свирепо уставился на мексиканца, уютно устроившегося между ногами Оуэна. Оуэн покраснел и неловко рассмеялся. Он не умел никого прогонять. Мексиканец начал оглядываться на троих рассерженных белых.
В следующий момент другой толстый мексиканец в черном костюме и маленькой черной шляпе вознамерился устроиться у ног Виллиерса. Но Виллиерс опередил его. Он быстро сунул ноги под опускающийся зад, так что человек уселся на жесткие башмаки Виллиерса и в тот же момент почувствовал руку, спокойно, но решительно толкающую его в плечо.
- Нет! - говорил Виллиерс с отчетливым американским акцентом. - Сюда я ставлю ноги! Убирайтесь! Убирайтесь же!
И продолжал спокойно, но настойчиво толкать мексиканца в плечо, прогоняя его.
Мексиканец приподнялся и оглянулся, яростно уставившись на Виллиерса. Налицо было физическое насилие, и единственным ответом обидчику была смерть. Но лицо молодого американца было столь холодно и непроницаемо, лишь в глазах горел первобытный, птичий огонь, что мексиканец пришел в замешательство. И в глазах Кэт сверкало ирландское презрение.
Человек пытался побороть комплекс неполноценности, свойственный городским мексиканцам. Он забормотал по-испански, объясняя, что хотел присесть только на минутку, а потом присоединиться к приятелям, - и махнул рукой в сторону нижнего ряда. Виллиерс не понял ни слова, но повторил:
- Мне нет дела до ваших объяснений. Я сюда ставлю ноги, и вы тут не сядете.
О, колыбель свободы! О, царство вольницы! За кем из двух свободных людей останется победа? Толстяк ли волен будет сидеть меж ног Виллиерса или Виллиерс - ставить ноги где хочет?
Есть разные степени комплекса неполноценности. У мексиканца-горожанина он был очень силен, что делало его особенно агрессивным, когда в нем пробуждали этот комплекс. По этой причине захватчик неожиданно всею своей тяжестью опустился задом на ноги Виллиерсу, и пришлось Виллиерсу с отвращением выдернуть из-под него ноги. Лицо молодого человека побелело у ноздрей, в глазах вспыхнул отвлеченный, истинно демократический гнев. Он еще решительней толкнул в толстые плечи, повторяя:
- Убирайтесь! Убирайтесь! Вы здесь не будете сидеть.
Мексиканец, утвердивший свое право на место тяжелым задом, не обращал никакого внимания на толчки.
- Какая наглость! - громко сказала Кэт. - Какая наглость!
Она свирепо посмотрела на толстую спину, обтянутую кургузым пиджаком, похожим на изделие дамской портнихи. Как может воротник мужского пиджака выглядеть таким кустарным, таким en famille!
Тонкое лицо Виллиерса с застывшим, отрешенным взглядом походило на череп. Он собрал в кулак всю свою американскую волю, лысый орел северных штатов растопорщил перья. Парень не должен сидеть здесь. Но как его прогнать?
Молодой человек готов был уничтожить черного, как жук, врага, и Кэт собрала всю свою ирландскую злость, чтобы помочь ему.
- Как думаешь, у какого портного он шил костюм? - спросила она ядовито.
Виллиерс взглянул на смахивавший на женский черный пиджак мексиканца и хитро ухмыльнулся ей.
- Я бы сказал, что ни у какого. Скорей всего, он сшил его сам.
- Очень возможно! - издевательски засмеялась Кэт.
Это было уже слишком. Мексиканец вскочил и перешел, скорей перебежал, на другое место.
- Победа! - торжествовала Кэт. - А ты не можешь сделать то же самое, Оуэн?
Оуэн натянуто рассмеялся, глядя на человека, сидевшего у него между ног, как на бешеную собаку, которую лучше не трогать.
- Боюсь, что пока, к сожалению, не могу, - несколько скованно сказал он, вновь отворотя нос от мексиканца, который опирался на его ноги, как на спинку кресла.