- Конечно, нет. Кто сейчас голодает!
- У него есть жилье и теплые вещи. У него есть все, что он имел бы, если бы потел над каким-то идиотским станком, кроя его почем зря, совершая ошибки, бастуя каждый год, ведя борьбу со своим мастером, являясь на работу с похмелья.
- Права, права! Сдаюсь! - Пол поднял руки. - Конечно же, ты права. Просто в чертовское время мы живем. Идиотская задача иметь дело с людьми, которым следовало бы приспособиться к новым идеям. А люди не приспосабливаются, в этом-то вся беда. Хотел бы я родиться через сто лет, когда уже все привыкнут к переменам.
- Ты устал. Я хочу сказать Кронеру, что тебе нужен месяц отдыха.
- Если понадобится, я и сам ему это скажу.
- Я совсем не собиралась читать тебе наставления, милый. Но ты ведь никогда ни о чем не попросишь.
- Если ты не возражаешь, со всеми просьбами обращаться буду я.
- Не возражаю. И обещаю вообще не возражать.
- Ты приготовила мои вещи?
- Они на кровати, - сказала Анита сухо. Она была уязвлена. - Смокинг, рубашка, носки, запонки для манжет и новый галстук.
- Новый галстук?
- Дюбоннэ.
- Дюбоннэ! Господи помилуй!
- Кронер и Бэйер носят галстуки дюбоннэ.
- А мое нижнее белье такое же, как у них?
- Уж этого я не заметила.
- Я надеваю черный галстук.
- Вспомни, милый, Питсбург. Ты сказал, что хочешь туда.
- Надо же - дюбоннэ! - он зашагал по ступенькам, подымаясь в спальню и стаскивая по дороге пиджак и рубашку.
- Эд!
На кровати Аниты растянулся Финнерти.
- А, вот и ты, сказал Финнерти. Он указал на смокинг, разложенный на постели Пола. - А я подумал, что это ты. И проговорил с ним полчаса.
- Анита сказала, что ты ушел в клуб.
- Анита вышибла меня в парадную дверь, а я вернулся сюда через черный ход.
- Я очень рад этому. Как дела?
- Хуже, чем всегда, но есть надежда.
- Чудесно, - сказал Пол, неуверенно улыбаясь. - Ты женился?
- Ни за что. Закрой дверь.
Пол закрыл.
- Как идет работа в Вашингтоне?
- Я ушел.
- Да? Метишь куда-нибудь еще повыше?
- Полагаю, да, иначе я не ушел бы.
- А куда?
- Никуда. Никакого места, никакой работы вообще.
- Что - мало платили, устал или в чем еще дело?
- Мутит меня от всего этого, - медленно проговорил Финнерти. - Платят фантастические деньги, просто поразительно - платят как телезвезде с сорокадюймовым бюстом. Но когда я получил на этот год приглашение на Лужок, знаешь, Пол, что-то сломалось. Я понял, что не смогу пробыть там еще одно лето. И тогда я огляделся вокруг и понял, что вообще не могу вынести больше ничего из этой системы. Я вышел, и вот я здесь.
Присланный Полу пригласительный билет на Лужок был заботливо выставлен Анитой на зеркале в приемной для обозрения всем и каждому. Лужок - плоский покрытый травой остров в устье реки Св. Лаврентия в Бухте Чиппюа, где каждым летом самые выдающиеся и самые многообещающие личности из Восточного и Средне-Западного районов ("Те, чье развитие в рамках организации еще не полностью завершено" - как сказано в "Справочнике") каждое лето проводят неделю в оргиях морального усовершенствования - в атлетических командных соревнованиях, пении хоровых песен, с ракетами и фейерверками, заводя связи за бесплатным виски и сигарами; а также на спектаклях, поставленных профессиональными актерами, которые в приятной, но недвусмысленной форме разъясняют им природу хорошего поведения в рамках системы и контуры твердых решений, предназначенных для осуществления в грядущем году.
Финнерти вытащил из кармана смятую пачку сигарет и предложил одну Полу, согнутую почти под прямым углом. Пол выпрямил ее чуть дрожащими пальцами.
- У тебя мандраж? - спросил Финнерти.
- Я главный докладчик на нынешнем вечере.
- О-о? - Финнерти был как бы разочарован. - Значит, тебя ничто не тревожит в эти дни? А по какому поводу доклад?
- В этот день тринадцать лет назад Заводы Айлиум были переданы под начало Национального Промышленного Совета.
- Как и все остальные заводы страны.
- Айлиумские чуть раньше, чем остальные.
Объединение всех производственных возможностей страны под контролем единого совета произошло вскоре после того, как Финнерти, Пол и Шеферд поступили на работу в Айлиум. Сделали это, исходя из потребностей военного времени. Аналогичные советы были созданы на транспорте, в сырьевой и пищевой промышленности, в связи, и все эти советы были объединены под началом отца Пола. Система эта настолько сократила непроизводительные затраты и дублирование, что ее сохранили и после войны и приводили в качестве примера немногих выгод, полученных в результате войны.
- Разве все то, что произошло за эти тринадцать лет, сделало тебя счастливым?
- Во всяком случае, это заслуживает упоминания. Я хочу построить свое выступление исключительно на фактах. Оно не должно походить на евангельские проповеди Кронера.
Финнерти промолчал, явно не желая поддерживать разговор на эту тему.
- Забавно, - отозвался он наконец. - Я полагал, что ты уже должен был дойти до точки. Поэтому-то я и приехал.
Пол корчил гримасы, пытаясь застегнуть пуговицу на воротничке.
- Что ж, ты был недалек от истины. Как раз уже состоялся разговор о том, что мне следует проконсультироваться у психиатра.
- Значит, ты уже доходишь до точки. Вот и прекрасно! Давай плюнем на этот паршивый вечер. Нам нужно поговорить.
Дверь спальни отворилась, и Анита заглянула в комнату.
- О, Эд! А кто же с Бэйером и Кронером?
- Кронер с Бэйером, а Бэйер с Кронером, - ответил Финнерти. - Закрой, пожалуйста, дверь, Анита.
- Уже пора идти в клуб.
- Это тебе пора отправляться в клуб, - сказал Финнерти. - Мы с Полом придем попозже.
- Мы отправляемся вместе и немедленно, Эд. Мы уже и так опоздали на десять минут. И ты меня не запугивай, не выйдет.
Она неуверенно улыбнулась.
- Анита, - сказал Финнерти, - если ты не проявишь уважения к мужскому уединению, я сконструирую машину, у которой будет все, что есть у тебя, и которая к тому же будет относиться к нему с уважением.
Анита покраснела.
- Не скажу, чтобы я была в восторге от твоего остроумия.
- Нержавеющая сталь, - сказал Финнерти. - Нержавеющая сталь, обтянутая губчатой резиной и имеющая постоянную температуру 98,6 по Фаренгейту.
- Слушай…- начал было Пол.
- И краснеть она будет по приказу, - добавил Финнерти.
- А я могла бы сделать мужчину вроде тебя из мешка с грязью, - сказала Анита. - И каждый, кто попытался бы к тебе прикоснуться, уходил бы вымазанным! - Она хлопнула дверью, и Пол услышал, как по лестнице простучали ее каблучки.
- Ну, и на кой черт тебе это понадобилось? - спросил Пол. - Ну, скажи на милость?
Финнерти лежал неподвижно на кровати, уставившись в потолок.
- Не знаю, - медленно проговорил он, - но я не раскаиваюсь. Ладно, уходи с ней.
- Какие у тебя планы?
- Уходи! - Он произнес это так, как будто Пол внезапно вмешался именно тогда, когда у Финнерти в сознании созрела важная и трудная идея.
- Ирландское виски для тебя в коричневом пакете в нижней гостиной, - сказал Пол и вышел, оставив Финнерти в кровати.
V
Пол перехватил Аниту в гараже, где она пыталась завести машину с откидным верхом. Не глядя на него, она подождала, пока он усядется на сиденье рядом с ней. По дороге в клуб оба молчали. Настроение Пола испортилось из-за несправедливой грубости Финнерти. Он с горечью думал, что за эти годы разлуки он, по-видимому, сам создал образ мудрого и доброго Финнерти, который очень мало походил на живого человека.
В дверях клуба Анита поправила галстук Пола, спустила с голых плеч пелерину, улыбнулась и двинулась в ярко освещенное фойе.
Дальний конец фойе выходил в бар, и тут две дюжины выдающихся молодых людей Заводов Айлиум, с абсолютно одинаковыми короткими стрижками, в абсолютно одинакового покроя смокингах, сгруппировались вокруг двух мужчин старше пятидесяти лет. Один из этих старших - Кронер, высокий, грузный и медлительный, прислушивался к молодежи с высокопарной показной любовью. Второй - Бэйер, легкий и нервный, шумно и неубедительно многоречивый, смеялся, подталкивая их локтями, похлопывал их по спинам и на каждое замечание отзывался постоянно повторяющимся: "Отлично, отлично, правильно, конечно, конечно, великолепно, да, да, именно так, отлично, хорошо".
Айлиум являлся местом, куда направляли еще не оперившихся новичков для приобретения практических навыков, перед тем как поручить им более ответственные дела. Штат сотрудников поэтому был молодым и постоянно обновляющимся. Самыми старшими здесь были Пол и его заместитель Лоусон Шеферд. Шеферд, холостяк, стоял сейчас у бара, немного в стороне от остальных с видом умудренного опытом человека, забавляющегося наивными высказываниями молодежи.
Жены собрались в двух прилегающих залах и разговаривали там тихо и неуверенно, оборачиваясь каждый раз, когда голоса мужчин подымались выше определенного уровня или же когда бас Кронера прорывался сквозь общий гул тремя-четырьмя короткими, мудрыми и глубокомысленными словами.
Юнцы обернулись в сторону Аниты и Пола, экспансивно приветствуя их с наигранным раболепием хозяев вечера, которые великодушно допускают к веселью и старших.
Бэйер помахал Аните и Полу рукой и приветствовал их своим высоким срывающимся голосом. Кронер почти незаметно кивнул и продолжал стоять совершенно неподвижно, не глядя на них, поджидая, пока они подойдут и когда можно будет обменяться приветствиями спокойно и с достоинством.
Огромная волосатая рука Кронера схватила руку Пола, и Пол помимо своей воли почувствовал себя покорным и любящим ребенком. Как будто он, Пол, опять стоял перед расслабляющей, лишающей его мужества фигурой своего отца. Кронер, ближайший друг его отца, всегда вызывал в нем это чувство, и, по-видимому, он и стремился к тому, чтобы вызывать в нем именно это чувство. Пол уже тысячи раз клялся себе, что при следующей встрече с Кронером он будет вести себя с достоинством. Но все происходило помимо его воли, и при каждой встрече, как и сейчас, сила и решительность были целиком в огромных руках старшего.
Хотя Пол особо воспринимал излучаемые Кронером отеческие чувства, гигант стремился к тому, чтобы возбуждать подобные же чувства во всех окружающих. Он и говорил о себе как об отце всех своих подопечных и несколько осторожнее - их жен; и это отнюдь не было позой. Осуществляемое им руководство Восточным районом несло на себе отпечаток именно этого отношения, и казалось немыслимым, чтобы он мог осуществлять его каким-либо иным способом. Кронер был в курсе всех рождений или серьезных заболеваний и винил себя в тех редких случаях, когда кто-либо из его подопечных сбивался с правильного пути. Он мог быть и суровым, но опять-таки суровым по-отечески.
- Как дела, Пол? - ласково осведомился он. Его вопросительно приподнятые брови свидетельствовали о том, что это было не просто приветствие, а вопрос. И тон был такой, каким Кронер пользовался, осведомляясь о здоровье человека, только что перенесшего воспаление легких или что-нибудь похуже.
- Он никогда не чувствовал себя лучше, - быстро вмешалась Анита.
- Рад слышать это. Это очень хорошо, Пол. - Не выпуская руки Пола из своей, он продолжал пристально глядеть ему в глаза.
- Хорошо себя чувствуешь, не так ли, а? Хорошо? Да? Хорошо? Ну, вот и отлично, - затараторил Бэйер, несколько раз похлопав Пола по плечу. - Отлично.
Бэйер, главный инженер Восточного района, обернулся к Аните.
- Вот это да! Вы посмотрите, как она выглядит. О да! Ну, знаете, скажу вам, - он осклабился.
В обществе Бэйер был абсолютнейшим кретином, при этом не понимал, что он был кем угодно, но только не приятным и интересным собеседником. Однажды кто-то воспользовался его же репликами в разговоре с ним, а он так ничего и не понял. В техническом же смысле на всем Востоке не было лучшего инженера, включая даже и самого Финнерти. В районе, пожалуй, почти не было вещей, которыми бы не руководил Бэйер, а сейчас - рядом с Кронером - он выглядел как фокстерьер рядом с сенбернаром. Пол часто раздумывал над странным союзом Кронера и Бэйера и пришел к выводу, что в случае их ухода руководство едва ли смогло бы подыскать им замену. Бэйер был олицетворением знания и технического мастерства в промышленности; Кронер же был олицетворением веры и почти религиозного отношения к делу, был его душой. Кронер, фактически слабый в инженерном отношении и временами поражавший Пола своим невежеством или полным непониманием технических вопросов, обладал, однако, бесценным качеством - верой в систему, заставляя и других верить в нее и выполнять то,что им приказано.
Эта пара была неразлучной, хотя на первый взгляд у них не могло быть ни одной точки соприкосновения. Вместе они составляли как бы одного целого человека.
- Разве вам кто-нибудь сказал, что Пол болен? - со смехом спросила Анита.
- Я слышал, что Пола беспокоят нервы, - сказал Кронер.
- Это не так, - сказал Пол.
Кронер улыбнулся.
- Рад слышать это, Пол. Ты один из наших лучших людей, - он окинул его довольным взглядом. - Шагай по стопам отца, Пол.
- А где вы прослышали про его нервы? - спросила Анита.
- Не представляю себе, - сказал Кронер.
- Нам сказал доктор Шеферд, - обрадовано помог ему Бэйер. - Я был при этом сегодня утром. Помнишь? Это ведь был Шеферд?
- Послушай-ка, - произнес вдруг с необычной для себя поспешностью Кронер, - было и еще кое-что, о чем говорил Шеферд. Пораскинь мозгами, может, ты и это припомнишь.
- О, конечно, правильно, верно; еще что-то, еще что-то, - забормотал Бэйер, он был озадачен. Оп опять похлопал Пола по плечу. - Так, значит, ты себя чувствуешь лучше, а? Вот это главное. Вот и чудесно, вот и чудесно.
Доктор Шеферд тихо отошел от стойки и направился к французскому окну, выходящему на площадку для гольфа. Его шея пунцово сияла над тугим воротничком.
- Кстати, - задушевным тоном осведомился Кронер, - где же наш друг Финнерти? Как выглядит Эд? Думаю, что жизнь в Вашингтоне показалась ему менее…- он запнулся, подыскивая нужное слово, - менее лишенной формальностей, чем здесь.
- Вы хотите спросить, моется ли он. Могу ответить: нет, - сказала Анита.
- Именно это я и хотел спросить, - сказал Кронер. - Ну что ж, все мы не лишены недостатков, а уж что касается достоинств, то мало у кого их хватает для того, чтобы занять место в Национальном Бюро Промышленного Планирования. Где же он?
- Финнерти, возможно, придет попозже, - сказал Пол. - Он немного устал с дороги.
- Ох, а где же Мама? - спросила Анита, пытаясь отвести разговор от Финнерти.
Мама - это была жена Кронера, которую он всегда водил на все светские вечера, усаживал с другими женами и не замечал вплоть до того трогательного момента, когда нужно было извлечь ее и доставить домой все сто восемьдесят фунтов ее живого веса.
- У нее неполадки с кишечным трактом, - печально произнес Кронер.
Все, до кого донеслось это известие, сочувственно покачали головами.
- Обед! - объявил официант-филиппинец.
Одно время появились было сторонники обслуживания столов при помощи машин, но предложение максималистов было отвергнуто подавляющим большинством голосов.
Когда Пол, Кронер, Бэйер и Анита входили в освещенную свечами столовую, сопровождаемые всеми остальными, четверо самых молодых инженеров из самого последнего пополнения обогнали их и, обернувшись, блокировали проход.
Фред Беррингер, низкорослый плотный блондин с глазами-щелочками, был, по-видимому, у них за главного. Этот богатый, распущенный и глупый сынок происходил из хорошей семьи инженеров и управляющих в Миннеаполисе. Он с величайшим трудом пробрался сквозь научные дебри колледжа и каким-то чудом проскочил проверку аттестационных машин. В обычных условиях никто бы не принял его на работу. Однако Кронер, который знал его родословную, все же взял его, несмотря ни на что, и направил в Айлиум для прохождения практики. Беррингера такое нарушение норм нисколько не смутило. Он воспринял это как доказательство того, что имя и деньги всегда одержат верх над системой, и вел себя соответственно - плевал на все и вся. Самое неприятное во всем этом было то, что его наплевательское отношение снискало ему восхищение товарищей по работе, инженеров, которые получили свои должности благодаря усиленному труду. Пол с огорчением подумал, что люди, разрушающие какую-либо систему, всегда вызывают восхищение у тех, кто покорно следует этой системе. Во всяком случае, Кронер продолжал верить в скрытые таланты Беррингера, и у Пола не оставалось иного выхода, как сохранять за ним его место, прикрепив к юнцу смышленого инженера для натаскивания.
- В чем дело, Фред, уж не собираетесь ли вы нас ограбить? - спросил Пол.
- Чемпион по шашкам, - торжественно обратился к нему Фред, - перед лицом всех присутствующих я заявляю, что вызываю вас на шашечный турнир сразу же после обеда.
Кронер и Бэйер были довольны. Они всегда утверждали, что следует формировать спортивные команды и устраивать соревнования для укрепления моральных основ в дружной семье Восточного района.
- Вы один или все четверо? - поинтересовался Пол. Фактически он действительно был чемпионом по шашкам в клубе, хотя здесь никогда не проводился формальный розыгрыш первенства. Никто не мог его победить, и довольно часто ему приходилось доказывать непревзойденность своего мастерства каждой новой группе инженеров - вроде вот этих четверых. Это вошло в обычай, а маленькое замкнутое общество на северном берегу реки, казалось, испытывало необходимость в собственных обычаях, в понятных им одним шутках, в создании светских манер, которые отличали бы их - в их собственных глазах - от всего остального общества. Шашечный матч вновь поступающих инженеров с Полом был одной из таких древнейших традиций, которая насчитывала уже седьмой год.
- В основном я один, - сказал Беррингер. - Но в какой-то мере и все мы.
Остальные посмеивались с заговорщицким видом. По видимому, они припасли какой-то неожиданный трюк, и несколько инженеров старшего поколения с нетерпением ожидали возможности позабавиться за чужой счет.
- Ладно, - добродушно согласился Пол, - я все равно выиграю, если даже целый десяток таких, как вы, будет дымить мне в лицо сигарами.
Четверка расступилась, пропуская Пола с Анитой и двух почетных гостей к столу.
- О, - сказала Анита, изучая карточки с именами гостей во главе стола, - произошла ошибка. - Она взяла карточку слева от себя, скомкала ее и передала Полу. На освободившееся место она передвинула другую карточку и уселась, имея по обеим сторонам Кронера и Бэйера. Анита подозвала официанта и велела ему убрать оказавшийся свободным прибор. Пол глянул на карточку, на ней стояла фамилия Финнерти.
За столом собрались люди практичные, не витающие в облаках, и они воздали должное креветкам, консоме, курице под соусом, гороху и жареной картошке. Разговаривали мало, выказывая чаще всего знаками и выражением лица свое полнейшее одобрение кулинарным талантам хозяйки.