- Пожалуйста, только поскорее! - сказала миссис Летчер.
- Рут много раз принимала роды.
- Да-да, пожалуйста, привезите ее. И никому не говорите, ладно? Мы можем на вас положиться, миссис Чандлер?
Мама уже открывала дверцу и пыталась залезть в кабину.
- Конечно, можете.
- Ох, нам так стыдно! - воскликнула миссис Летчер, утирая слезы. - Пожалуйста, не говорите никому!
- Все будет в порядке, Дарла, - сказала мама, поворачивая ключ. - Я вернусь через полчаса.
Мы дали задний ход и после нескольких рывков и толчков развернулись и поехали прочь от дома Летчеров. Мама теперь вела машину гораздо быстрее, и это занимало все ее внимание.
- Ты видел Либби Летчер? - спросила она наконец.
- Нет, мэм, - быстро и твердо ответил я. Я знал наперед, что этот вопрос последует, и был готов сказать чистую правду.
- Точно?
- Да, мэм!
- А что ты делал возле дома?
- Я просто обходил вокруг него, и тут Перси швырнул в меня комком земли. А тот попал в дом. Я не виноват, это все Перси. - Я говорил быстро и уверенно, к тому же я знал, что ей хочется мне верить. На уме у нее были гораздо более важные проблемы.
У моста мы остановились. Мама включила первую передачу, вдохнула, задержав дыхание, и сказала: "Держись, Люк".
* * *
Бабка была на заднем дворе, возле насоса, - мыла и вытирала лицо и руки перед тем, как готовить ужин. Мне пришлось бежать, чтобы поспеть за мамой.
- Нам надо поехать к Летчерам, - сказала она Бабке. - У девочки схватки начались, ее мать хочет, чтобы ты приняла у нее роды.
- Боже мой! - воскликнула Бабка, и ее усталые глаза сразу оживились в предвкушении этого события. - Значит, она и впрямь беременна.
- Да еще как! Схватки уже больше часа как начались.
Я очень внимательно прислушивался и здорово радовался тому, что попал в самую гущу событий, когда обе женщины вдруг, без всяких видимых причин, повернулись в мою сторону и уставились на меня.
- Люк, иди домой, - велела мама довольно сердито и потыкала пальцем в том направлении, как будто я не знал, где наш дом.
- И чего мне делать? - спросил я оскорбленно.
- Просто иди в дом, - сказала она, и я пошел прочь. Спорить было бесполезно. А они возобновили разговор на приглушенных тонах.
Я уже дошел до заднего крыльца, когда мама меня вновь окликнула:
- Люк, сбегай в поле и приведи отца! Он нам нужен!
- И побыстрее! - добавила Бабка. Она была возбуждена перспективой поработать врачом с настоящей пациенткой.
Мне не хотелось тащиться обратно в поле, в другое время я непременно стал бы спорить, но дело решил тот факт, что Либби вот-вот должна была разрешиться от бремени. И я ответил: "Да, мэм!" - и вихрем пронесся мимо них.
Отец и Паппи были у прицепа, в последний раз за этот день взвешивали собранный хлопок. Было уже почти пять вечера, Спруилы тоже собрались вокруг со своими тяжелыми мешками. Мексиканцев видно не было.
Я умудрился оттащить отца в сторонку и объяснить ему создавшееся положение. Он что-то сказал Паппи, и мы рысью направились обратно к дому. Бабка уже собирала все необходимое - спирт для мытья рук, полотенца, болеутоляющее, пузырьки с гнусными зельями, которые заставят Либби забыть о деторождении. Она раскладывала свой арсенал на кухонном столе - я никогда не видел, чтобы она так быстро двигалась.
- Быстро мойся! - скомандовала она отцу. - Отвезешь нас туда. Это все займет некоторое время.
Было видно, что отцу вовсе не улыбается быть втянутым в это дело, но спорить с собственной матерью он и не собирался.
- Я тоже вымоюсь, - сказал я.
- Ты никуда не поедешь, - отрезала мама. Она стояла у раковины, держа в руках помидор. Паппи и мне на ужин достанутся остатки от обеда плюс обычная тарелка огурцов и помидоров.
Они поспешно отъехали от дома - отец за рулем, мама втиснулась между ним и Бабкой. Я стоял на передней веранде и смотрел, как пикап мчится по дороге, как клубится пыль из-под его колес, пока они не достигли реки. Мне очень хотелось быть с ними.
На ужин нам остались бобы и холодные хлебцы. Паппи ненавидел есть остатки. Он считал, что женщины должны были прежде приготовить ужин, а уж потом ехать на помощь Летчерам, а кроме того, он был против снабжения их продуктами.
- Не понимаю, зачем надо было обеим женщинам туда ехать, - бормотал он, усаживаясь. - Любопытные они, как кошки, а, Люк? Прямо невтерпеж было, лишь бы поглядеть на беременную девчонку!
- Точно, сэр, - сказал я.
Он благословил наш ужин быстрой молитвой, и мы стали молча есть.
- С кем "Кардиналз" нынче играют? - спросил он потом.
- С "Редз".
- Хочешь послушать?
- Конечно!
Мы слушали эти репортажи каждый вечер. Да и что нам было еще делать по вечерам?
Мы убрали со стола и сложили грязную посуду в раковину. Паппи никогда не занимался мытьем посуды - это считалась женской работой. Когда стемнело, мы уселись на веранде на своих обычных местах и стали ждать Харри Карая и "Кардиналз". Воздух был тяжелый и все еще ужасно разогретый.
- А сколько времени длятся роды? - спросил я.
- Ну, это зависит… - ответил Паппи со своей качалки. Это было все, что он произнес, так что, подождав достаточно долго, я спросил снова:
- От чего зависит?
- Ну, от многих вещей… Некоторые младенцы прямо-таки выскакивают наружу, а у других это занимает несколько дней.
- А у меня сколько заняло?
Он с минуту раздумывал.
- Да я как-то и не помню… Первый ребенок обычно долго выходит…
- А ты был рядом?
- Не-а. Я в тракторе сидел. - Рождение детей было явно не той темой, на которую Паппи желал бы порассуждать. И разговор завис.
Я увидел, как Тэлли покинула передний двор и растворилась в темноте. Спруилы укладывались спать, их костер уже почти погас.
"Редз" выиграли четыре очка уже к середине первого иннинга. Паппи так расстроился, что пошел спать. Я выключил приемник и еще посидел на веранде, высматривая Тэлли. Немного погодя я услышал храп Паппи.
Глава 16
Я намеревался сидеть на переднем крыльце и ждать, пока родители и Бабка вернутся от Летчеров. Я даже мог себе представить, что там происходит: женщины в задней комнате возятся с Либби, а мужчины сидят снаружи со всеми их детишками, как можно дальше от роженицы. Их дом был через реку от нас, совсем недалеко, и мне очень хотелось сейчас быть там.
Усталость здорово одолевала, я чуть было не заснул. В лагере Спруилов было тихо и темно, но я не заметил, чтобы Тэлли вернулась.
Я на цыпочках прокрался сквозь дом, убедился, что Паппи спит глубоким сном и вернулся на заднюю веранду. Сел на краю, свесив ноги. Поля за амбаром и силосной ямой стали нежно-серого цвета, когда из-за облаков выглянула луна. До этого они прятались во мраке. И тут я увидел, что она идет по нашей главной полевой дороге, одна - луна как раз на секунду вырвалась из-за облака. Она никуда не торопилась. Потом все опять погрузилось во тьму. И долгое время не было слышно ни звука, пока она не наступила на сухую ветку.
- Тэлли! - громким шепотом позвал я.
После долгой паузы она наконец ответила:
- Это ты, Люк?
- Иди сюда, - сказал я. - Я на веранде.
Она была босиком и при ходьбе не издавала ни звука.
- Что ты там делаешь, Люк? - спросила она, останавливаясь напротив.
- Ты где была? - спросил я.
- Просто гуляла.
- А зачем?
- Не знаю. Иногда хочется убраться подальше от семейства.
Это, конечно, имело смысл. Она уселась рядом со мной на веранде, подтянула юбку выше колен и стала болтать ногами.
- Иногда мне хочется от них сбежать, - тихонько сказала она. - У тебя никогда не возникало такого желания?
- Да нет, пожалуй. Мне ж только семь. Но я вовсе не собираюсь всю жизнь здесь оставаться.
- А где ж ты будешь жить?
- В Сент-Луисе.
- Почему именно в Сент-Луисе?
- Там играют "Кардиналз".
- Ты хочешь играть в этой команде?
- Конечно.
- Это ты здорово придумал, Люк! Только дурак согласится всю жизнь собирать хлопок. Я вот тоже хочу уехать на север, туда, где попрохладнее и полно снега.
- А куда?
- Не знаю. Может, в Монреаль.
- А это где?
- В Канаде.
- А они там в бейсбол играют?
- Не думаю.
- Тогда забудь об этом.
- Нет. Там здорово! Мы в школе про них проходили, по истории. Канаду первыми заселили французы, и именно на этом языке там все говорят.
- А ты знаешь французский?
- Нет, но могу выучить.
- Да, это легко. Я вот уже научился говорить по-испански. Хуан меня научил в прошлом году.
- Правда?
- Si.
- Скажи еще что-нибудь.
- Buenos dias. Por favor. Adios. Gracias, senor. Como esta?
- Ух ты!
- Видишь, я ж говорю, что это легко. А этот Монреаль, он далеко?
- Не знаю точно. Наверное, далеко. И это одна из причин, почему я хочу туда уехать.
В спальне Паппи вдруг вспыхнул свет. Он осветил и дальний край веранды и испугал нас.
- Сиди тихо, - прошептал я.
- А кто это? - также шепотом спросила она, пригибаясь так, словно сейчас в нас полетят пули.
- Да это просто Паппи. Пить захотел. Он всю ночь так, то и дело встает.
Паппи прошел на кухню и открыл холодильник. Я наблюдал за ним сквозь сетку на двери. Он выпил два стакана воды, потом протопал обратно к себе в спальню и выключил свет. Когда вокруг опять стало темно и тихо, она спросила:
- А почему он все время ночью встает?
- Потому что беспокоится. Рики воюет в Корее.
- А кто такой Рики?
- Мой дядя. Ему девятнадцать.
Она немного подумала над этим, потом спросила:
- Он красивый?
- Не знаю. Никогда об этом не задумывался. Он мой лучший друг, и я очень хочу, чтобы он вернулся домой.
С минуту мы думали о Рики, продолжая болтать ногами.
- Слушай, Люк, а ведь пикап перед ужином куда-то уехал. Не знаешь, куда?
- К Летчерам.
- А кто это?
- Издольщики, за рекой живут.
- А зачем твои туда поехали?
- Не могу тебе сказать.
- Это почему же?
- Потому что это секрет.
- Какой секрет?
- Большой.
- Да ладно тебе, Люк. У нас с тобой ведь уже есть свои секреты, не так ли?
- Да вроде.
- Я никому не сказала, что ты за мной подглядывал на речке, так ведь?
- Думаю, не сказала.
- А если бы сказала, тебе бы здорово влетело, так?
- Надо думать, так.
- Ну так вот! Я умею хранить секреты. Так что там случилось, у этих Летчеров?
- Обещай, что никому не скажешь!
- Обещаю!
Весь город уже знает, что Либби беременна. Так что толку притворяться, что это секрет?
- Ну, у них там есть девчонка, Либби Летчер, так она рожает. Прямо сейчас.
- Ей сколько лет?
- Пятнадцать.
- Господи!
- И они хотят сохранить все это в тайне. Доктора настоящего звать не стали, потому что тогда все узнают. И попросили Бабку приехать и принять роды.
- А зачем им это в тайне держать?
- Да потому что она не замужем.
- Ничего себе! А отец кто?
- Она не говорит.
- И никто не знает?
- Никто, кроме самой Либби.
- Ты с ней знаком?
- Виделись как-то, только их там целая кодла, этих Летчеров. Я знаю ее брата Перси. Он говорит, что ему двенадцать, только я не верю. Трудно сказать, они ведь не ходят в школу.
- А ты знаешь, как девочки становятся беременными?
- Да вроде нет.
- Тогда я тебе лучше не стану рассказывать.
А мне-то что, даже лучше. Рики один раз пытался поговорить со мной о девчонках, и это было ужасно противно.
Она еще быстрее заболтала ногами, переваривая эту замечательную сплетню. Потом сказала:
- А до реки-то недалеко.
- Около мили.
- А они далеко от берега живут?
- Да там совсем немного пройти по грунтовке.
- Ты когда-нибудь видел, как дети родятся?
- Не-а. Как коровы телятся видел, и как собаки щенятся. А настоящего младенца - нет.
- И я не видела.
Она спрыгнула вниз, схватила меня за руку и сдернула меня с веранды. Удивительно, какая она оказалась сильная!
- Пойдем туда, Люк! Пойдем, попробуем подсмотреть что удастся! - И потянула меня за собой, прежде чем я сообразил, что ей ответить.
- Ты спятила, Тэлли! - наконец протестующее сказал я, пытаясь ее остановить.
- Да нет, Люк, - шепотом ответила она. - Это ж настоящее приключение, такое же, как тогда, на речке! Тебе же понравилось, правда?
- Точно.
- Тогда доверься мне!
- А что, если нас поймают?
- Да как нас поймают? Тут все уже спят. Твой дед только что вставал и даже не думал тебя разыскивать. Давай, пошли, хватит трусить!
И тут я понял, что готов последовать за Тэлли куда угодно.
Мы прокрались за деревья и перешли через колеи, где должен был стоять пикап, а потом отправились по короткой подъездной дорожке, держась как можно дальше от лагеря Спруилов. До нас доносились храп и тяжелое дыхание усталых людей, наконец дорвавшихся до сна. Мы добрались до дороги без единого звука. Тэлли двигалась быстро и ловко, она словно разрезала тьму ночи. Мы повернули к реке, и тут луна вынырнула из-за туч и осветила нам путь. Мост был настолько узок, что на нем едва могли разъехаться два грузовика, а хлопок рос прямо рядом с ним. Если бы луна опять зашла, нам пришлось бы следить за каждым шагом, а при ее свете можно было смотреть и вверх, и вперед. Мы оба были босые. Дорога была усыпана гравием, так что приходилось делать очень короткие шаги и идти быстро, но подошвы у нас были достаточно загрубелые, прямо как моя бейсбольная перчатка.
Я очень боялся, но был полон решимости не показать этого Тэлли. Она же, казалось, никакого страха не испытывала - ни страха быть пойманной, ни страха темноты, ни страха от того, что подкрадывалась к дому, где сейчас рождается младенец. Иногда бывало, что она держалась отчужденно и выглядела угрюмой, почти мрачной и вообще казалась такой же взрослой, как моя мама. А иной раз могла резвиться, как ребенок, смеяться, как тогда, когда мы играли в бейсбол, ей нравилось, что за ней подглядывают, когда она купается; она сама предприняла эту вылазку в полной темноте, и, что важнее всего, ей нравилось быть в компании семилетнего мальчишки.
Мы остановились посредине моста и, осторожно наклонившись, посмотрели на воду внизу. Я рассказал ей про сомиков, что там водятся, о том, какие они здоровенные и какой дрянью питаются, и о том сорокачетырехфунтовом гиганте, которого поймал Рики. Она держала меня за руку, пока мы переходили на тот берег, чуть сжимая, как бы в знак расположения, а вовсе не в поисках защиты.
На дорожке к дому Летчеров было гораздо темнее. Мы замедлили шаг, потому что хотели увидеть дом, еще не сойдя с дороги. Поскольку электричества у них не было, не было и света, сплошная тьма по всей излучине реки.
Потом мы услышали какие-то звуки и замерли на месте. Голоса, далеко от нас. Мы отошли к краю их хлопкового поля и стали терпеливо ждать, когда выглянет луна. Я указывал ей туда и сюда, пытаясь дать представление о расположении их дома. Голоса были детские, несомненно, это галдел выводок Летчеров.
Луна наконец снизошла до помощи нам, и мы получили возможность видеть весь пейзаж вокруг. Темный силуэт дома виднелся на некотором расстоянии от нас, на таком же, как наш амбар от заднего крыльца, около 350 футов, - такая же дистанция отделяет пластину "дома" от ограды аутфилда на стадионе "Спортсменз-парк". Большая часть значительных расстояний в моей жизни измерялась именно такими мерами. Грузовичок Паппи был припаркован перед домом.
- Нам лучше обойти дом с той стороны, - спокойно сказала Тэлли, как будто много раз участвовала в подобных вылазках.
Мы забрались в заросли хлопчатника и пошли вдоль одного ряда, потом вдоль другого, в полном молчании описывая полукруг сквозь эту растительность. Хлопчатник здесь вырос по большей части очень высокий, почти с меня ростом. Когда мы добрались до места, где его стебли росли пореже, то остановились и осмотрели местность. В задней комнате дома виднелся слабый свет, это была та комната, где находилась Либби. Когда мы оказались точно к востоку от нее, то пошли сквозь ряды хлопка, очень тихо приближаясь к дому.
Шансов, что нас кто-то увидит, было немного. Нас тут, конечно же, никто не ждал, они были заняты совсем другими делами. А заросли такие густые и ночью такие темные, что любой ребенок сможет пробраться на четвереньках сквозь них, и никто его не заметит.
Моя соучастница двигалась ловко и проворно, прямо как солдаты, которых я видел в кино. Она не спускала глаз с дома и аккуратно разводила руками в стороны стебли хлопчатника, все время расчищая мне путь. Мы не произнесли ни слова. И не спешили, медленно приближаясь к дому сбоку. Заросли хлопка подступали почти к самому краю их вытоптанного двора, и когда до него оставалось рядов десять, мы сели на землю и осмотрелись вокруг, оценивая свое положение.
Мы слышали голоса младших Летчеров, скопившихся возле нашего пикапа, запаркованного как можно дальше от их переднего крыльца. Мой отец и мистер Летчер сидели в кузове у заднего борта и тихо разговаривали. Дети вели себя тихо, но иногда начинали вдруг трещать все вместе. Все как бы застыли в ожидании, и через пару минут у меня возникло ощущение, что они ждут уже довольно долго.
Перед нами было окно, а от того места, где мы прятались, до места действия было ближе, чем от остальных Летчеров и отца. И мы были отлично закрыты ото всех; даже если на крыше дома зажечь прожектор, нас все равно никто не увидит.
На столе в комнате горела свеча, совсем рядом с окном. Вокруг двигались женщины и, судя по их теням, которые то поднимались, то опускались, в комнате горело несколько свечей. Свет был тусклый, тени густые.
- Давай подойдем поближе! - прошептала Тэлли. К тому времени мы уже просидели здесь минут пять, и хотя я ужасно боялся, все равно не верил, что нас застукают.
Мы продвинулись вперед футов на десять и уселись уже в другом, но тоже безопасном месте.
- Достаточно близко, - сказал я.
- Может быть.
Свет из комнаты падал на землю возле дома. На окне не было ни сетки, ни занавесок. Пока мы сидели и ждали, сердце мое перестало так бешено колотиться, да и дыхание стало нормальным. Глаза сосредоточились на окружающем, и я стал различать звуки ночи - хор сверчков, кваканье лягушек на реке вдали, тихое бормотание мужчин на расстоянии от нас.
Мама, Бабка и миссис Летчер тоже разговаривали тихими голосами. Мы их слышали, но не могли разобрать ни слова.
Потом все стало тихо, а потом Либби вдруг закричала от боли, и я чуть не выскочил из собственной шкуры. Ее ужасный крик эхом пронесся по полям, и я подумал, что она умерла. Возле пикапа воцарилось полное молчание. Даже сверчки на минутку замолкли.