Я осторожно коснулась пальцем фигуры на холсте. Она выглядела настолько живой, что ожидалось ощутить тепло. И тут же ойкнула: краска еще не высохла, и осталась вмятинка. Рин нахмурился.
- Прости…
Не ответив, он выбрал из кисточек самую маленькую и принялся осторожно колдовать над моей отметиной. Затем удовлетворенно откинул голову и прищурился:
- Так даже лучше: маленький шрам на боку. След от клюва соперницы.
- Значит, ты теперь у нас художник? - глупо спросила я. - Не помню, чтобы ты рисовал в детстве. Или лепил.
- Нет, я творец. Это гораздо больше.
- А в чем разница?
Он пожал плечами.
- Поживешь - увидишь. Но не пора ли показать тебе дом?
- Давно пора!
- Лады. Только возьмем еще одного спутника за компанию.
Рин шагнул к холсту и, не касаясь, провел пальцами вдоль хищного клюва. Затем наклонился и подул в желтый глаз. Я точно знала, что за этим последует, хоть и видела подобное впервые.
Изображение стало обретать глубину и объем, становилось все более рельефным. Размытый и непрописанный фон уходил назад, а фигура все больше выпячивалась из рамы, пока не перекинулась через нее и не рухнула на ковер. Издав птичий клекот, творение поднялось на ноги, оказавшись выше и меня, и Анжелки, послужившей прототипом, и даже Рина. Гроздь жуков, зажатую в пальцах, существо отшвырнуло прочь, и насекомые принялись расползаться по полу, добавляя в рисунок ковра новые яркие пятнышки. Резко и незнакомо запахло - видимо, от страха жуки выделяли защитные ферменты.
- Получилось! - Брат, ликуя, затряс мне плечо. - Веришь ли, в полной мере вышло впервые! До этого они только шевелились, издавали какие-то звуки, но чтоб выйти из рамы - это в первый раз! Ну, не чудо ли?..
- Самое чудесное чудо! Поздравляю!
Я не сводила глаз с ожившего шедевра, стараясь, правда, держаться на безопасном расстоянии.
- А будь ты ребенком, взлетела бы сейчас к потолку от радости, - брат покосился на меня с сожалением.
- Я и так очень рада. Просто выражаю свои чувства по-другому. Катализатор! - вспомнила я. - Помнишь, ты говорил?..
Птице-женщина громко щелкнула клювом, и я отскочила в испуге.
- Кат-та-лизаторрр! - отчетливо проорала она скрипучим голосом. - Добр-ро по-ожаловать!
- Не бойся. Лучше познакомься - это птица Гаадри!
Он отвесил шутливый поклон своему творению. Творение ответило тем же.
- Птица Гаадри - это катализаторр! - передразнила она. - Катализаторр - это птица Гаадри!
- Ох, и голосок, - поморщился Рин. - Не учел совсем, каюсь, звуковую составляющую. А теперь, увы, поздно. Ну, что - на экскурсию? Зажмурься, поскольку нужно начинать со входа.
Он ухватил меня за руку. Я послушно зажмурилась - за что поплатилась тотчас, едва не расквасив нос на крутой лестнице. Гаадри шагала за нами, судя по громкому стуку за моей спиной (брат зачем-то скрестил женскую ступню с платформой босоножки).
Когда мне позволили открыть глаза, я ахнула. Бедный наш холл! До моего отъезда в Англию здесь было вполне уютно. Но от изысканной простоты, над которой трудился дорогой дизайнер, мало что осталось. На полу валялись звериные шкуры вперемешку с циновками. Стены были размалеваны синим и золотым, а поверх краски исписаны символами, пиктограммами и граффити. На длинных медных гвоздях висели маски - и африканские, деревянные, и венецианские, фарфоровые, и посмертные, гипсовые. Без масок и граффити осталась лишь одна стена - по ней летели черные слоны над безбрежным океаном на фоне заката с зеленым лучом.
- Ну, как тебе?
- Кошмар.
- Лестная оценка моих скромных способностей.
- А ведь он считает себя гением, и убедить его в обр-ратном нет никакой возможности!
Птичка явно была с характером. Ни следа почтения, не говоря уже о естественной благодарности твари своему творцу.
- Считаю. Больше того: уверен на все сто. Ты, между прочим, живое свидетельство моей гениальности! - Он звонко щелкнул Гаадри по клюву, отчего та недовольно крякнула, встопорщив пух на шее.
- Живое, живое. Надеюсь, мне не гр-розит участь чучела или начинки подушки!
- Зависит от степени твоей почтительности. Ну что, поехали дальше?..
Рин не пощадил ничего. В нашей просторной кухне под потолком болтались неодетые манекены с растопыренными конечностями и пыльными глазами. Столы и шкафчики украшали нарисованные черти, поджаривавшие на вертелах грешников и приготовлявшие из них разные прочие блюда. Потолок был черен, в отблесках адского пламени. Не то что готовить - просто находиться здесь было жутко.
В папином кабинете росли деревья, прямо из пола. Мебель Рин оставил, и могучая пальма вздымалась из центра дивана, а кресло обвивали плющ и дикий виноград. На люстре вниз головами росли фиалки и рододендроны. Эти перемены мне понравились: Рину удалось то косное, властное и внушительное, с чем всегда ассоциировался у меня кабинет отца (в который, впрочем, я заглядывала от силы пару раз), преобразить в живой кусочек лета. Уходить из зеленого оазиса не хотелось, но брат потянул меня дальше.
Мою комнату Рин не тронул, что порадовало: значит, надеялся, что я вернусь. Не совсем забыл, но иногда даже думал.
Бассейн он превратил в свою спальню. Посередине лазурной воды покачивался на цепях плот. Его покрывали спортивные кожаные маты, а узкая доска соединяла с бортиком - видимо, чтобы не мокнуть перед сном. На этом дизайн заканчивался. На вопрос о причине подобной скудости воображения Рин пожал плечами:
- Я здесь сплю, это мое личное пространство. Никого не вожу - ты и Гаадри исключение. Стоит ли позерствовать перед самим собой?
Но была и вторая спальня - в бывшем будуаре родителей. Большую часть пола занимал огромный круглый матрас. Здесь преобладали золотисто-коричневые тона, а стены украшали виды вечернего средневекового города, перемежаемые старинными тусклыми зеркалами в бронзовых рамах.
- Слушай, а зачем тебе два места для спанья?
- А он спит там, на воде. А здесь тр-рахается.
Гаадри присела на край пышного ложа и похлопала ладошкой рядом с собой - таким жестом призывают кошку присоединиться к посиделкам на диване.
- Интересно, ты это знаешь потому, что в тебе есть частица моего сознания, либо - бывала тут пару раз, будучи Анжелкой?
Вместо ответа ехидное творение защелкало клювом, как кастаньетами - что, видимо, должно было означать задорный смех.
В заключение экскурсии мы спустились в подвал. Он оказался заставленным множеством картин и рисунков. Все они были не менее странными, чем птица Гаадри.
- Это все тоже может ожить? - осторожно поинтересовалась я, разглядывая высокого богомола, одетого во фрак и безупречной белизны рубашку. В одной из лапок он держал бутылку абсента, коленом другой почесывал подбородок. Тщательно выписанные глаза имели человеческое выражение - грустное, рассеянное и мечтательное.
- Надеюсь. Некоторые почти оживали, я уже говорил. Но полностью удалось лишь сегодня. В честь твоего возвращения.
Я польщено разулыбалась. Доброе словечко брата в мой адрес - такая редкость!
- Можно будет еще попробовать. Только давай не такое… - я хотела сказать "жуткое", но, скосив глаза на Гаадри, заменила эпитет, - необычное.
- А обычного у меня не бывает - ты разве еще не поняла? Это не просто отдельные существа - птице-женщины или ученые медузы. За каждым - его мир, единственный, уникальный.
- Значит, ты не творец, а только медиум? Прозреваешь существо из каких-то параллельных миров и воплощаешь его на холсте - вот и все?
- Ровно наоборот. Создавая, творю вместе с ним и среду обитания - мир, планету. Творю мысленно, не воплощая на холсте. Как ты могла заметить, прорисовывать фон не люблю: скучно. Я не просто творец, сестренка, а творец в кубе или даже в шестой степени.
- Хвастун ты в шестой степени!
- Вовсе нет. Кстати, ты поначалу хотела определить мои работы как "жуткие". Но я не рисую жуткого, я не Босх и не Гойя. И не Йалдабаоф. Старый добрый Йалдабаоф - мой оппонент и соперник.
- Кто это? Что-то знакомое…
- Так звали гностики демиурга. Того, кто сотворил наш мир - столь неудачно и халтурно. Правда, он работал не один, а с командой. И кое-что у них получилось неплохо, надо признать.
- Осенние листья.
Рин взглянул на меня с удивлением.
- Не думал, что ты помнишь…
Мы завершили осмотр достопримечательностей в гостиной. Она была почти не тронута, лишь на стене висело изображение японского иероглифа на рисовой бумаге, а противоположную пересекала, словно рубец от бича, алая надпись: "Я Бог моего кошмара. Я кошмар моего Бога".
Рину пришла здравая мысль перекусить. Он притащил консервы, щедро заставив ими стол, а я дерзнула сотворить трехслойные сэндвичи с сыром, маслом и ветчиной - самое сытное и простое. Чтобы сварить горячее, требовалось пойти на адскую кухню, а я опасалась, что аппетит в компании чертей и грешников может пропасть напрочь.
Понюхав один из сэндвичей, Гаадри поинтересовалась, из чего состоит еда.
- Мясо, масло, сыр, хлеб, - бесхитростно перечислила я.
Творение Рина отпрянуло от стола, издав крик негодования.
- Тихо, тихо, - успокоительно протянул брат. - Не нравится - не ешь. Тебе, вообще-то, питаться необязательно.
- Попей сока, - предложила я. - Вкусно. Тебе понравится.
Гаадри ухватила протянутую пачку сока, но осталась в демонстративном отдалении.
Утолив первый голод и сбавив скорость жевания, я поинтересовалась:
- Заметила, что теперь ты говоришь простым языком. Куда подевались твои "трансцендентально", "бинарность", "аутодеструкция"?
- Я полюбил простые слова и разлюбил сложные. Как-то вдруг понял: если мысль нельзя выразить обыкновенными словами, она недостойна того, чтобы быть высказанной. Умные и длинные термины - как клубок шерсти: распутываешь, тянешь за ниточку - а внутри пустота или свернутая бумажка. Впрочем, всяких умных слов и высокопарных фраз ты еще наслушаешься. Мой квартет от них тащится.
- Чер-рта с два! Они тащится от тебя. Пытаются друг друга пер-реговорить и пер-реумничать - чтобы ты обратил внимание, - Гаадри, до этого упорно разбивавшая чашки о свой клюв (как минимум три раскокала) в попытке напиться сока, решила бросить это неблагодарное занятие и поучаствовать в беседе.
- А что это за квартет, который ты уже второй раз упоминаешь?
- Квартет - это четыре человека. Они же мои ученики, моя свита и тому подобное.
- Как у Воланда, - хмыкнула я.
- Благодарю за лестную параллель. У Воланда был квинтет - пятеро. Правда, пятый, Абадона, присутствовал не каждый день.
- Вот видишь, какая удача: роль Абадоны у вас сыграет вовремя прилетевшая сестра.
- И впрямь, как говорится, свезло! Так вот, это достаточно яркие представители вида гомо сапиенс, приближенные к моей особе. Ты обязательно познакомишься с ними - они здесь часто бывают, можно даже сказать, живут. Одного ты уже видела - Снеш подвозил меня с Анжелкой на своей машине.
- Жаль, не рассмотрела!
- Действительно, жаль: юноша утонченно красив. Но это поправимо. Я прогнал их вчера вечером, чтобы ты без помех привыкла к родному дому, но всего на несколько дней.
- Какая забота! - Я постаралась вложить в свою реплику совсем крохотную долю ехидства.
- Не верь ему! Он отсылает свиту с глаз долой, когда ему хочется тишины и покоя. Примерно раз в месяц. Они пр-ривыкли. И, кстати, помимо верной четверки здесь ошивается еще тьма народу. Так что начинай мор-рально готовиться.
- Нет, ты явно не часть моего сознания! - вскипел Рин. - Слышу голос стервы Анжелки! Не пора ли тебе домой, птичка? Не засиделась ли ты в гостях?
- Пр-рогоняешь? Правда глаза колет.
- Перестаньте, - я примирительно коснулась плеча брата и локтя птички (меня уже не смущал и не пугал ее облик, и даже голова с шеей стали казаться естественными). - Расскажи лучше про свой мир, Гаадри! Давно не слышала чудесных историй.
- Тогда я станцую - станцую про свой мир.
Гаадри вскочила, с шумом отодвинув стул, защелкала клювом, затрещала пальцами и забила об пол платформами. И под этот самодельный ритм принялась танцевать.
Я знала и прежде, что танцем можно многое выразить, но не представляла, насколько много. Прыжками, переливами, движениями колен, локтей и пальцев Гаадри говорила со мной, говорила так выразительно, что я почти видела воочию все, что она решила поведать. Правда, помогал увидеть еще и Рин: склонившись к моему уху, он комментировал отдельные движения танца, которые - как и я - впитывал с жадностью и веселым удивлением.
Оказывается, в мире Гаадри голос и слова служат лишь для споров, насмешек и ругательств. А все важное или радостное передается в танце. Ее сородичи вовсе не питаются жуками, как можно было бы заключить по картине Рина. Жуки источают тонкие ароматы - это нечто вроде живых благовоний. Питаются в мире Гаадри водой и излучениями светил, которых на небосводе целых три: белое, оранжевое и голубое. Вода каждого озера и каждого источника имеет свой вкус, как и лучи светил. Особенно восхитителен вкус голубого солнца в первые минуты рассвета… Восполнять силы тем, что живет и чувствует боль и радость, как и ты - отвратительно. В мире Гаадри такие любители встречаются крайне редко, это страшные преступники, которых изолируют и перевоспитывают… Живут они маленькими поселениями, каждое на своем островке в великой реке, впадающей в океан. Правят в селениях дети, начиная с семи лет. Чем старше становится член общества, тем меньше его социальный статус, поскольку жизненный опыт не помогает, а мешает, заглушая голос интуиции и утяжеляя сознание ненужными воспоминаниями. Тридцатилетние уже не могут принимать важных решений, а за теми, кто старше сорока, постоянно присматривают, чтобы не наделали глупостей и не навредили себе или окружающим. Примерно к двадцати годам с тел облетают перья и пух, они становятся голыми и теряют умение летать. Точнее, парить - крыльев у сородичей Гаадри нет, они скользят в воздушных потоках, распушив длинное и густое оперение. Это трагичный рубеж, его немного скрашивает лишь наступление брачного периода. Мужчин меньше, чем женщин, поэтому устраивают состязания - поединки на клювах, до первой крови. След такого поединка остался у Гаадри крохотным шрамом на боку… Деревья в их лесах маленькие, по колено. Поэтому дикие животные тоже маленькие и не опасные, за исключением тех, что обитают в воде. Они держат домашних животных, похожих на наших ящериц, осьминогов и коз. Но дают они не шерсть и не молоко, а радостное настроение и новые идеи. Есть фермы, где разводят ароматных жуков…
На этом месте Рин жестом остановил танец.
- Спасибо, хватит! Это очень увлекательно, но перечисление всех земноводных, рыб и насекомых, ползающих по вашей милой земле, может утомить. Дотанцуешь как-нибудь в другой раз. Рэна успела, я думаю, убедиться, что ни ты, ни твой мир никак не жуткие. Отсылаю тебя назад!
Еще один взмах руки, еще более властный, отдающий откровенным феодализмом, и птица Гаадри, понурившись и заморгав - словно собираясь заплакать, поспешно вышла, стуча жесткими подошвами.
Мне стало ее жалко.
- Ну, и кому она помешала? И куда ты ее прогнал?
- К себе на холст.
- Ты эгоист, Рин. Ты взращиваешь и лелеешь свое эго. Мы вроде как в 21 веке живем, короли и герцоги остались в прошлом, а те, что сохранились, ведут себя прилично и демократично. Не выпячивают свое "я" направо и налево. Если ты дал бытие этому существу, то вовсе не обязательно держать его в рабстве.
- Никакого рабства. Гаадри вернулась в свой мир, о котором так увлекательно здесь танцевала. Ей хорошо. Кстати, ты поняла, отчего у нее столь кислое и подозрительное выражение на лице?
- Сперва я думала, что ты просто перенес на холст выражение лица Анжелки, усилив его и заострив. Теперь поняла, что для существ, питающихся водой и солнечными лучами, наш мир должен представляться на редкость неприглядным, а то и отвратительным.
- Да, именно так.
- Но тогда непонятно, какая связь между миной Анжелки и их миром?
- Ты путаешь причину и следствие. Для выпускницы Оксфорда это непростительно.
- Не понимаю…
- Замнем! - перебил он, видимо, не желая утруждать себя объяснениями. - А относительно моего эго - уразумей, пожалуйста, раз и навсегда: у творца должно быть не просто эго, но эго огромное, выпуклое и сияющее. Поскольку творит он из самого себя.
- А как же страшный грех гордыни?
- Это не ко мне. Это к честолюбивым бездарностям и дутым величинам, имя которым легион. Запомни: творец самолюбив до гордыни, но это во многом защита - чтобы критикующая посредственность не смогла поколебать его уверенности в своих силах. Также он нередко жесток к своим близким - если те грозят отнять у него энергию или перенаправить ее в иное русло.
- Ох, последнего мог бы и не говорить!..
Требовалось срочно сменить тему: разговоры о его исключительности изрядно поднадоели мне еще в былые времена.
- Ты, кажется, обещал выделить полчаса на выслушивание моих рассказов о скучной английской жизни?
- Я и сам могу рассказать, чем ты занималась в Англии. И займет это в пять раз меньше времени, - Рин прикрыл веки и построил значительную мину, словно жрец при дельфийской сивилле. - Ты приехала в славное королевство Великобританию, чтобы изучать англоязычную литературу. И, что парадоксально, действительно принялась изучать. Сначала было тяжеловато, затем втянулась. С девочками не дружила, с соседкой по комнате все общение свелось к бытовым темам. С мальчиками не встречалась, скорей избегала, даже умненьких, вроде тебя, и непопулярных. Ни в чем компрометирующем замечена не была.
- Ну, чтобы выложить это, особых даров не нужно. Достаточно немного меня знать - а ты как-никак родной братик.
- А как тебе такое: ты ни разу не посетила ни один театр или концерт по своей воле, но только в русле обязательной учебной программы. Зато все парки, все доступные побережья и клочки неприватизированной природы излазила вдоль и поперек. Из прочитанной в оригинале литературы больше всех тебя впечатлил Шекспир, а за ним - Йейтс и Айрис Мердок. Но выпускную работу ты решила писать по малоизвестным современным поэтам. Однажды, в самом начале учебы тебя вытащили на вечеринку и даже угостили "экстази", но ты все равно не смогла выпустить себя на волю и от души повеселиться и тупо просидела в углу. Больше тебя никуда не звали, да ты и сама не рвалась. Продолжать?..
- Думаю, хватит. Убедил: мне нечем тебя удивить или развлечь. Моя забугорная жизнь в твоем пересказе выглядит на редкость убого и плоско. Разве что "экстази" я бы заменила на травку, а Йейтса на Сильвию Платт. И еще ты кое-что забыл.
- Что именно?
- "Улялюм! Ты забыл Улялюм!"
- А поточнее?
- Английскую жизнь мне сильно скрашивали воспоминания о нашем с тобой детстве. О твоих чудесностях. О твоем мерзком характере и невыносимом самодовольстве.
Рин усмехнулся и ласково дернул меня за мочку уха.
- Рада, что вернулась?
- Не знаю. Еще не определилась с ощущениями. Если честно, зверски хочу спать: устала с дороги. Мысли разбегаются в разные стороны. Завтра с утра подумаю и отвечу на твой вопрос.
- Не стоит напрягаться! По большому счету, мне все равно. Да, еще вот что. Знай: если б ты не была моей сестрой, ни за что не попала бы в круг моего общения.