Вторая и третья влюбленности протекали одновременно. Пожалуй, просто у нее состояние было такое – тотальной влюбленности во все. Ее хватало на двоих – певца и бандита. Первый сочинял для нее песни, со сцены объявлял, что в зале находится женщина, которую он боготворит, и посвящал ей пьяные прыжки в сугробы. Машке нравились безумства этого маргинала. Второго я воспринимала как ностальгию по Вовке Бублику и бесшабашной юности. Когда Машка мне его представила, я долго не могла понять, почему Машка закатывает глаза, рассказывая об этом неприятном типе.
Четвертая любовь приключилась с Машкой недавно. После девичника у Бэтээр я вдруг обнаружила пропажу мобильного. Утром Машинская позвонила мне домой и сказала, что мобильный у нее, но она занята и привезет его позже. И пропала на сутки. Когда она снова объявилась, то сказала, что готова отдать телефон в любой момент. Мы договорились встретиться в кафе на Тверской.
Ожидая ее, я разглядывала сквозь витрину проезжающие машины и редких прохожих. У кафе остановились три машины с черными, как ночь, стеклами. Из джипа вышли охранники и облепили "Ауди". Из "Ауди" выползла Машинская и неуверенной походкой зашагала к кафе.
– Ну и что это за цирк?
– Представляешь? Такая хохма! Я тебе телефон на трех машинах привезла! – произнесла довольная произведенным эффектом Машинская. Она была сильно навеселе.
– Где твоя машина?!
– Мать, обижаешь! Я же алкоголь пила! – Она действительно никогда
не садилась за руль в нетрезвом состоянии.
– Три часа дня, а ты уже как прачка пьяная!
– Угу, ты еще скажи, что я и надымилась, как сапожник! – Машка скорчила ехидную гримасу и смачно затянулась.
– Ладно, но мне эти головорезы не нравятся! Домой приедешь, позвони.
– Все будет чики-пуки, не ссы, лягуха! – Машка вручила мне телефон и направилась к выходу.
Объявилась она через сутки на пороге моего кабинета. Плюхнулась в Катино кресло и потребовала пепельницу и кофе. Получив желаемое, Машинская начала рассказ в своей тарабарской манере:
– Представляешь? Вообще песня!
Я познакомилась с Аликом, когда шла из магазина. Когда мы девичник мутили и выяснилось, что лимонов нет, помнишь? Возле меня остановилась "Ауди", и этот крендель предложил подвезти. Я сказала, что мне рядом. Тогда он попросил телефончик. Ну я и дала. Пусть себе звонит. На следующий день он пригласил меня на обед со своими партнерами. Обед был не в ресторане, дома. Захожу в квартиру – а там двести квадратов восточного великолепия. В столовой девушки танец живота танцуют, а за столом еще три мужика сидят. Ну, думаю, попала. Найдут мои косточки только к весне где-нибудь в Битцевской лесополосе. Ты тогда точно подметила – головорезы!
Алик меня к столу подводит и на ушко шепчет, что мужик, сидящий рядом с хозяином, – его самый главный и самый богатый друг и партнер. Усадили меня за стол, спросили, что буду пить. Я же никогда не выебываюсь, говорю – что нальете, то и буду. Мужики повеселели – наш, говорят, человек. Потом Алик со своим самым главным другом в сторонку отошли. Вернувшись за стол, Алик мне велел поближе к Косте сесть. А для себя стал каких-то телок вызванивать. Тут меня зло взяло: они что, за дуру меня держат? Думают, я не поняла, как они меня на раз-два между собой поделили? Сижу, Косте улыбаюсь, а про себя думаю: погодите, милые. Плохо вы Марию Машинскую знаете. Алик фотик достал и стал нас фотографировать. Потом еще какие-то бабы подтянулись. А Костя сидит, молчит и тоже улыбается. Смотрю, улыбка у него неплохая, и человек, чувствуется, сильный… харизматичный, что ли. – При упоминании Кости Машкин взгляд потеплел. – Мы все на улицу вышли, хозяин нас на плов к себе назавтра приглашает.
Я села к Алику в машину, и он попросил меня фотик подержать. Девчонки на заднее сиденье плюхнулись. Суши купили, потом в какой-то двор на Ленинском заехали. Я из машины выхожу, а фотик в руках держу. Ну, ясен перец, я – пьяная. Тут на двух машинах Костя подкатывает. Я взяла и посмотрела в объектив. А его охранник подскочил ко мне и объектив рукой накрыл. Психанула я, сунула кому-то в руки фотик и пошла на дорогу такси ловить. Но ты ж меня знаешь, я же так просто не успокоюсь. Поехала я к своему бывшему в клуб на концерт, а оттуда послала Алику эсэмэску. Алик через полчаса меня из клуба забрал, и мы к нему трахаться поехали. Утром он меня домой привез и в щечку поцеловал. По дороге интересовался, чем я занимаюсь. Я отшучивалась, как всегда.
Выспалась я и завтракать в "Мариотт" поехала. Тут Алик звонит, спрашивает, не видела ли я у себя в сумке фотоаппарат. Ты же знаешь, какие у меня сумочки, чай, не трендовые хозяйственные авоськи – туда, кроме кошелька, мобила уже с трудом входит. Говорю, мол, нету у меня ничего. Он пообещал в машине поискать. Потом я ему сама набрала, поинтересовалась, нашел ли он пропажу. Он меня опять на ту хату позвал, где мы обедали. Только Косте просил ничего о наших амурах не говорить. Как же! Разбежался! Засунул свой прибор, куда его не просили, а теперь боялся, что от шефа в лоб получит. Еще и фотик приплел. – Машинская прикурила вторую сигарету. – Приезжаю – те же на манеже: хозяин, Костя и Алик. Начал Алик меня прессовать. Я думаю: ах ты козел, сам же меня домой вез и прекрасно видел, что никакого фотика у меня нет. А Алик все напирает. Тут я не выдержала и говорю: у меня самая большая сделка по земле кэшем на три лимона тянула. Я своими руками эти бабки при клиенте пересчитывала и легко могла пачку в десять зеленых к рукам приклеить. Мне люди свои деньги доверяют, а палиться из-за какого-то вонючего фотика я не буду. Вижу, Костя на меня как-то по-новому смотрит и говорит Алику: отстань от нее, не брала она ничего. Алик же со стола мою мобилу взял. Стал последние звонки листать. А у меня там клиенты с известными фамилиями. Знаешь, до чего интересно устроен человек! Он про незнакомых спросил: а что это за белка? Зверек такой? Или про музыканта моего спросил: а певец – это профессия или прозвище, а вот про клиентов моих – ни-ни. Я от наглости такой аж застыла. Ну, думаю, пой, птичка, пой – недолго осталось. Я о тебе помнила и решила мобилу отвезти. Мне, говорю, на Тверскую. А хозяин по законам восточного гостеприимства не отпускает. Говорит, коньяк допейте, а не то обижусь. Напоить меня решили. Темпы, конечно, у них были недетские. Мы за двадцать минут убрали ноль семь "Хеннесси", потом на столе появилась еще одна бутылка. Бойцы мне все подливают и на реакцию смотрят. Я пью спокойно – моя норма 500 грамм. Рюмке на восьмой им уже, видимо, наскучило глумиться. Говорят, поехали, куда тебе надо, только вот на посошок выпьем.
А в меня этот спирт уже не лезет чисто физически. Последний глоток поперек горла стал. Я достаю фляжку, которую мне казино на Новый год презентовало, и говорю, что если уважаемый хозяин не обидится, я посошок с собой заберу. Ты бы, Белка, видела, как они ржали. Хозяин квартиры сказал, что такую девушку впервые видит. В гости приглашал уже "без этих оболтусов". Мы к тебе заехали и на ту хату поехали, от подъезда которой я сбежала. Натуральный гостиничный номер – обычная еб-хата. Как я туда вошла, сразу притихла. Сама, думаю, виновата. Пьяная баба с двумя мужиками в квартире с огромной кроватью – однозначная ситуация. Сижу молчу. Костя текилы подливает и вежливо так интересуется, чего это я притихла. Вы, говорю, хлопчики, меня напоили – факт, но не накормили. Есть хочу – погибаю! Желательно мяса с кровью. Раз так – едем ужинать. Из ресторана Алик испарился, а я осталась наедине с Костей.
Машка меня восхищала. Если бы не ее ужасный сленг, она бы могла запросто у нас издать какие-нибудь "Экстремальные прогулки Бэтээра". Она ведь даже писала неплохие стихи. Может, если она станет излагать свои истории на бумаге, мат и воровской жаргон исчезнут сами собой? А если нет, можно нанять литературного редактора. Между тем она продолжала:
– Мы опять вернулись в ту квартиру. Мы были уже основательно пьяны и просто уснули. Белка, знала бы ты, чем мы занимались утром!
– Неужели сексом?!
– Лучше. Мы занимались любовью. Это была песня! Ты не представляешь! Я чувствовала себя такой слабой, такой беззащитной рядом с ним. И это было так кайфово. Я реально чувствовала, что этот человек сильнее меня и рядом с ним мне только и остается, что быть просто женщиной. Вау! Я сейчас о нем вспоминаю, и у меня волны по позвоночнику бегают. А знала бы ты, как он делает…
– Маша, заткнись! У меня после развода секса год не было. Нельзя жрать икру на глазах у голодающих!!!
– А еще Алик сказал Косте, что я дорогая проститутка, вот гондон! И они в ту первую ночь хотели устроить оргию…
– А чего ты хотела, дорогая? Ты свое поведение лучше меня знаешь! Чем хоть твой Костя занимается?
– Ничего интересного – владелец заводов, газет, пароходов. Как всегда, короче. – Машка досадливо поморщилась.
– Женат?
– Самое противное, что, скорее всего, да. Потому что такое добро бесхозным не остается. – Машка опять мечтательно закатила глаза.
Уж не знаю, что у них там с Костей было дальше, но спустя пару недель мне позвонила рыдающая Машка:
– Он утонул, когда нырял с аквалангом… Неисправное снаряжение – я в газетах прочитала…
Я примчалась к Машке через час. Она была пьяна и выглядела отвратительно. И без того худая, похудела еще. Грязные, спутанные волосы, запах перегара. Я прошлась по комнатам. На кухне в раковине были только рюмки, в спальне и кабинете порядок. А гостиную заволокло табачным дымом. Рядом с диваном валялась газета трехдневной давности.
Первый раз я увидела Машку в таком состоянии, когда она разорвала свои отношения с тем самым малоприятным жуликом, имя которого я так и не запомнила. Тогда она еще жила на съемной квартире. Там же она отработала технологию своего запоя. Машка не пила на кухне – там нет кровати, Машка не пила в спальне – там нельзя курить. Машка пила в гостиной: там можно было курить, спать и смотреть телевизор. Это обычно продолжалось неделю или около того. Первые три дня Машка квасила в одиночестве и переваривала свои ощущения, затем на помощь призывалась я. Три-четыре дня я жила у Машки. В мои задачи входило выслушивать Машкины мысли вне зависимости от того, трезва она была или пьяна, и не перечить. Затем я вызывала на дом доктора с капельницей. Через сутки-другие Машка уже щебетала, и на дом вызывались уборщица, парикмахер и косметолог. Из каждого запоя Машка выходила с новым цветом волос. Она возрождалась, как птица Феникс.
То, что я увидела на этот раз, было хуже обычного. Рядом с диваном на полу были видны горелые отметины упавших сигарет. Окурки, истлевшие до фильтра, валялись тут же. Машка вышла из спальни, уселась на диван, укуталась пледом и закурила.
– Маш, – мягко начала я, – ты же сгореть могла… – Машинская смотрела мимо меня стекляшками карих глаз. -
У меня из родных только бабушка умерла, да и то до моего рождения. И я не знаю, что говорить в таких случаях.
– Ты знаешь, меня утешает одно, что оттуда он видит, как я его любила. Мне дико жаль, что трепала ему нервы и играла с ним в глупые игры. Надо было сразу признаться, что люблю, и предложить ему родить ребенка… Рядом со смертью все кажется таким мелким и жалким. Так стыдно за себя. А он теперь там, в сферах абсолютной чистоты и любви.
– Маш, но ведь все эти игры – часть жизни. Люди не умеют жить просто. Им от этого скучно. Ну сама подумай, если бы ты ему все вот так бы выложила, он потерял бы к тебе всякий интерес. Ты сейчас говоришь о мире идеальном, а не реальном.
– Все равно в голове не укладывается. – Машка заплакала.
Я села рядом и обняла ее. От нее исходил кисловатый запах пота, табака и алкоголя. Я подумала, что, наверное, так пахнет горе.
– Так, давай-ка Виктору Павловичу звонить. – Чудо-доктор сейчас был нужен Машке как никогда.
– Давай завтра. Я пить сегодня уже точно не буду. Да я сегодня почти и не пила. Так, сделала утром пару глотков. Автоматически.
И я верила ей…
Часа два я наводила порядок. Если раньше, на съемной квартире, все поверхности были завалены кучей разных финтифлюшек (цветов, игрушек, картинок, вазочек), то, приобретя собственные апартаменты, Машка объявила войну всему этому хламу. Она торжественно убрала устаревшие предметы интерьера в стенной шкаф и сказала, что извлечет их на свет божий только на старости лет. Так что приведение квартиры в норму не заняло у меня много времени. Я уже проветрила и почистила гостиную, как вдруг в отражении зеркальной стены спальни увидела скрюченную на полу Машку.
Я испугалась, что ей стало плохо, и кинулась на помощь. Машка подняла на меня испуганные глаза. С искусственного ногтя указательного пальца она словно пыталась снять невидимую снежинку.
– Что с тобой?
Я перевела взгляд на панель рядом с кроватью. На ней лежала какая-то карта и купюра, свернутая в тонкую трубочку.
– Я собираю камешки…
– Маша, не пугай меня!
– Ну, понимаешь, когда герыча много, я его разминаю, и камешки отлетают на ковер, а когда он заканчивается, я собираю остатки, и мне хватает на пару дорожек.
– Героина, что ли? – уточнила я.
– Его, – подтвердила она и продолжила свое занятие.
Я застыла и молча наблюдала за Машкиными манипуляциями: вот она внимательно изучает ворсинки, что-то выуживает из них ногтем и кладет на панель перед собой. Затем все повторяется сначала. Я не выдержала.
– Ты, старатель хренов, кончай ерундой заниматься!!! – Я вдруг разозлилась.
– Не ори, – спокойно сказала Машка, аккуратно разминая добытое с пола пластиковой картой.
Она свернула купюру поплотнее и, закрыв левую ноздрю пальцем, вдохнула половинку желтоватой полоски. То же самое она проделала, закрыв правую ноздрю.
– И что теперь?! – не унималась я.
– А теперь курить. – Машка поднялась и как ни в чем не бывало пошла в гостиную.
Я не раз видела подобные манипуляции в кино и иногда живьем, на развеселых вечеринках. Но там, как правило, нюхали кокаин, и всегда это были абсолютно чужие мне люди. А тут… Я никак не могла поверить, что это происходит с моей подругой.
– Ну что ты смотришь на меня глазами еврейской мамы? Осуждаешь? Или жалеешь?
Бэтээр не терпела ни того ни другого. А я четко понимала одно: если Машка не пряталась от меня, есть еще надежда, что процесс обратим.
– Да не кипишуй ты так. Я же не колюсь. И вообще, мне эта штука помогает меньше думать, я расслабляюсь и засыпаю. Кокаин я не признаю принципиально, меня от него колбасит жутко, трава – так, приятное приложение к алкоголю и траху. Фитотерапия, так сказать. А от герыча я становлюсь спокойной и уравновешенной. Правда, когда он заканчивается, меня ломает дней пять. Приходится алкоголем ломки забивать. Перед глазам стали всплывать картины Машкиных запоев. Ну да, точно, озноб, характерный для алкогольной абстиненции, никак не вязался с насморком, которым Машка всегда страдала после запоя. Вялость, потливость, апатия. Вспомнилась Машкина заторможенная речь в телефонных разговорах, нежелание принимать гостей и самой выбираться на улицу. А потом вдруг необычное оживление, тусовки, шутки и смеющиеся глаза. Да, глаза. У Машки они были карими – изменившийся зрачок не так заметен. Я напустила на себя как можно более беспечный вид:
– И кто поставщик ко двору вашего императорского величества? – А сама думаю: "Найду – убью!"
– Бывший… ну, ты помнишь того чувака, который тебе активно не нравился. Он мне это сначала для секса предложил. Вначале – кайф, потом – как бензин для машины: заправился и поехал. Да и не любила я это сначала. Когда первый раз героин вдыхаешь, сначала тошнотворная горечь чувствуется, а минут через двадцать во всем теле такая легкость появляется. И секса хочется. Но это первое время. – Машка закурила и прикрыла глаза. Я ее не перебивала. – А через неделю уже не хочется ничего. Такая нирвана наступает. Ничего не колышет: ни мужики, ни страхи, ни дензнаки – полный, абсолютный, всепоглощающий пофигизм. Знаешь, словно душа от тела отделяется и отстраненно за ним наблюдает.
– Маша, – не выдержала я, – ты это, не пугай меня. Никуда никто не отделяется. Все души сидят в своих телах. Договорились? Ты же Катину историю знаешь!? Я тебя очень прошу, не делай глупостей.
– А-а-а… ты ведьму свою вспомнила. Так она все знает. Я когда к тебе однажды заехала, ты в кабинете сидела, а она меня в коридор отозвала и пригрозила, что, мол, если ты, то есть я, Белку на эту дрянь подсажу, – не видать мне на том свете покоя. Напугала она меня тогда конкретно. Нет, ну если бы ты сама захотела попробовать, я бы тебя не осуждала – это свободный выбор каждого. Но и не доставала бы тебе ничего. Хотя что там доставать – только шепни и денег дай, на дом все доставят. Моему бывшему привозят, правда, задержки бывают: то дилера поймают, то курьер ширнется, и ему уже везти в лом, а то и дозу перепополамит и талька досыплет. Одно время слух ходил, что героин где-то в Афгане вирусом СПИДа заражают и в Европу отправляют. Так хуйня все это. Я проверилась – нету ничего у меня. -
Я бережно вынула из пальцев Машки истлевшую сигарету. – А еще героин концентрированным бывает, в жидком виде. Его потом как-то выпаривают и добавляют туда… – Машка говорила что-то еще, но речь ее стала бессвязной.
Утром приехал Виктор Павлович. Пока Машка лежала в спальне под капельницей, мы сидели на кухне. На мой вопрос он честно признался, что давно обо всем догадывался:
– Видишь ли, технология очистки организма примерно одинаковая. По большому счету, особой разницы между алкогольной и наркотической зависимостями нет. И там и там продукты распада принимают участие в метаболизме и выводятся достаточно долго. Но в случае с наркотиками мозг страдает сильнее. Особенно если порошок вдыхают. Каждый прием наркотика становится своеобразным микросотрясением мозга. Нарушаются нейронные связи, уничтожается воля – личность человека рассыпается. Это долгий и скрытый процесс, который способен выявить только психолог.
Люди обычно невнимательны друг к другу. Родные больного спохватываются, как правило, на последней стадии,
когда из дома начинают пропадать ценные вещи. С Марией все не так просто. У нее сильная воля и непростой характер. Я не в силах что-либо предпринять, пока человек сам не попросит помощи. Периоды ремиссии у нее длительные, но за последние три года они сократились от года до шести месяцев. По моим прогнозам, велика вероятность срыва через два-три месяца. Вам только остается наблюдать ее и попробовать направлять ее мысли. У нас в России не принято ходить к психотерапевтам – их заменяют подруги. Но разговор с подругой приносит лишь временное облегчение, она не сможет оказать квалифицированную помощь. Попробуйте предложить ей обратиться к психологу. Употребление наркотиков обросло романтическими мифами. Еще недавно вся страна затаив дыхание смотрела "Криминальное чтиво" и "Лицо со шрамом". Это было модно. О смерти предпочитают молчать. Человеческая самоуверенность всегда поражала меня…
Зазвонил мой мобильный – Машка была слишком слаба, чтобы встать и позвать нас к себе.
Пришлось согласиться ехать в Сочи – Машку нельзя было надолго оставлять одну.
– Только, Маш, я тебя предупреждаю – отдыхаем скромно. Мои золотовалютные запасы не рассчитаны на твой размах.