Он появился в дверях в моем зеленом халате. Тоже все понял про расстояние.
– Слушай, зря я машину отпустил. А то могли бы съездить в аптеку.
Гениально! Машина. Я не подумала.
– У меня же есть.
– Давай я съезжу. Ты подождешь?
Идиот, какой он все-таки идиот. Милый упертый идиот в моем старом плюшевом халате.
– Хороший вопрос. Конечно, надо же как-то завершить… процесс.
– Я знаю как, но один не буду.
Вдруг стало смешно. Ему, мне. Мы усмехнулись – одновременно, а потом, цепляясь друг за друга, за начало улыбки, он – моей, я – его, расхохотались.
– Все-таки это идиотизм, – сказал он, стирая остатки улыбки с лица.
Что-то я слишком быстро расслабилась. А как же проститутки?
Я вытащила из ванной ворох спутанной одежды, и мы вытягивали из этой кучи я – его, он – мое. Но одевались порознь – он в ванной, я в комнате.
В машине он снова замолчал. Второй раз за вечер – это напоминало перемотку на видеопленке, назад на два часа, к той же отметке. Он за рулем, я рядом, сзади – журналы. Но чего-то недоставало. Во всяком случае, мне. Он отвлекался от дороги не так часто, как мне бы хотелось. Мы по-прежнему были заговорщиками. Но с опытом провала. Одно покушение нам не удалось.
Аптека на Ленинском работала круглосуточно. Он остановил машину. Снова оживился. Опять обрел способность шутить.
– Ну что, первый совместный шопинг?
Мне не хотелось вылезать на холод. И как-то это все неловко. Слишком механистично. Что, мы сейчас будем вместе выбирать размер, пупырышки, цвета, фасон? И количество тоже? На сегодняшний вечер мне хватит разочарований – он возьмет одну упаковку, ведь правда?
– Ты иди, а я подожду. Хорошо?
Он потянулся меня поцеловать. Я подставила нос.
– Не скучай. Три минуты. Сколько брать?
Хороший вопрос. То есть я сейчас должна ему польстить?
– Сам реши, – я улыбнулась.
– Двери заблокируй на всякий случай.
Указания он не получил. Зато тут же выдал. Руководитель хренов. Победитель.
Я смотрела, как он шел к стеклянным дверям. Кашемировое пальто, дорогое, модное, волосы, еще мокрые от душа, шея, плечи. Сколько раз я вот так наблюдала, как входят в магазины чужие прекрасные мужчины. С девушками и без. Вот теперь шел мой на важное задание, а я сидела и ждала его, как Пенелопа.
Хорошо, что не пошла с ним. Мне было бы стыдно технично копаться в этих коробочках возле касс. И охранник и ночная кассирша в магазине смотрели бы на нас и знали точно:
– А вот эти трахаться едут.
Тогда он сказал, кстати:
– А все подумали, что мы трахаться едем.
Интересно, а те его знакомые из "Газгольдера", они по бл…дям ходят?
И вдруг я поняла, что меня беспокоило всю дорогу. Не баня – это ложный след. Я не подумала, а он подумал про них. Про проклятые презервативы! В тот самый момент. В любом случае в этом не было ничего от любви – только техничное рассуждение рационального циника. В момент, когда я растворилась до молекулы, у него четко работала голова. Значит, это просто секс. Простой механический сюжет, где я не проявила знания техники. У меня нет элементарных инструментов. Которые есть у любой шлюхи.
Он уже стоял у кассы, расплачивался. Помахал мне рукой. Вернее, коробочкой. Коробочка была одна. Я так и думала. Через стекло на меня смотрел охранник. Изучал.
Мгновенно, даже не анализируя, что делаю, я перелезла на водительское место. Включила передачу, тронулась, не посмотрев в зеркала. Кто-то отчаянно мне погудел. Простите, люди, я не виновата! Мне надо бежать.
Я перелетела площадь Гагарина и встала на светофоре. Быстрей, быстрей переключайся! Погони не было, зато ожил телефон. Это он, я знала, что это он! Уже зеленый. Поехали!
Ответить или нет? Я нажала кнопку "ответ", не придумав, что сейчас скажу.
– Алена, что случилось?! Ты где?!
– Еду.
На пересечении Ленинского с Ломоносовским я увидела рекламный щит, на котором скалился и напрягал мышцу туповатый, но фигуристый культурист: "Фитнес-центр "Men&Gym. Территория силы, Профсоюзная, 135". И дальше по списку: тренажерный зал, бассейн, VIP-сауна, ночью дешевле.
Он кричал в трубку:
– Алло? Алена? Куда едешь?! Не понял!
– В баню, – вдруг сказала я.
– В какую баню?! Почему ты уехала?
– В вип-сауну. Тут рядом, на Профсоюзке.
– Что? – Пауза. – Зачем в сауну?
– Понять, как занимаются бизнесом в этой стране! Все, пока.
Я нажала на "красную" и выключила телефон. Совсем.
– Кто это написал?
Мертвая тишина. Аня и Марина стояли в центре комнаты, и воздух вокруг них искрился от ярости. Обычно Волкова и Затуловская редко выступали в тандеме. Наоборот, они являли собой два полюса – то, что нравилось Ане, отвергала Марина, и наоборот. Редакторы должны были балансировать между двумя берегами этой пропасти. Ирке Полозовой удавалось лучше других держать баланс – качество, позволявшее ей оставаться главным редактором.
Я впервые наблюдала единение двух противоборствующих сторон, и картина была устрашающей – сила ненависти, исходящая от них, буквально прибивала руки к клавиатуре, голову к столу и блокировала поток электрических импульсов. Компьютер завис.
Я потыркала Ctrl-Alt-Del – не помогает. Жесткая перезагрузка.
– Кто писал итоги конкурса?!
Конкурс "Лучшие друзья девушки" был нашей ударной маркетинговой акцией. Условия: читательницы шлют истории про свой имидж, созданный по лекалам и рецептам журнала. Суперприз – бриллиантовое колье, предоставленное компанией "Интер-Ювелир", ценой в $50 000.
Островская осторожно приблизилась к эпицентру бури.
– А что случилось? Я вбивала итоги. – Представляю, чего стоило Лие это сказать. Они ее сейчас проглотят.
– Про колье кто позволил тебе?! – Затуловская никогда не переходила на "ты" с подчиненными. Это было неслыханно. Я даже пригнулась, как будто сейчас получу по шее.
– Так Ира же сказала…
– Полозова? Полозова?! Где Полозова?! – Аня и Марина почти завизжали.
Ирки, как всегда, не было.
– Она на встречу уехала, – сказала Вера, – у нее обед с Симачевым сегодня.
Аня выхватила мобильный из сумки – как меч из ножен. Набрала номер.
Девочки делали вид, что поглощены изучением текстов.
– Ирина? Вы где?! Немедленно в офис приезжайте!
Таким тоном Волкова никогда не позволяла себе говорить с Полозовой. Ирка была одной из них, такой же начальницей, как эти двое.
– Заканчивайте! А я говорю, прямо сейчас и заканчивайте! И сюда давайте! Мы ждем вас.
Я опять отметила странность – Аня с Ирой были всегда на "ты".
Волкова и Затуловская ушли. В комнате посвежело, как в воздухе после грозы.
Выждав некоторое время, Островская тоже вымелась в коридор. Явно к ним пошла.
Интересно, что там случилось? Наверное, что-то серьезное. Я открыла журнал – где тут ошибка? Все вроде нормально:
Итоги суперконкурса "Лучшие друзья девушки. Твой бриллиантовый имидж".
"Уникальная акция журнала Gloss и компании Empire, создающей блеск и роскошь для мегазвезд кино, театра и телевидения! Главный приз от компании Empire получает Мария Яремчук, 45 лет, Воронеж".
Письмо, которое оценили в пятьдесят штук, я не видела. Решение принимали без меня – я была в парижском вояже.
Полмесяца редакционная почта зависала, по мейлу пришло тысячи две писем, и еще больше – в больших мусорных мешках, которые приносили курьеры с почты.
Краснова подсела ко мне с бумажками – якобы посоветоваться. И горячо задышала в ухо:
– Давно такого не было! Это плохо кончится, точно говорю.
– Да ладно тебе. Поорут и успокоятся.
– Ален, ты же не знаешь ничего! Они решили никому не давать, а Ирка напечатала.
– Как не давать?! А конкурс?
– Пошли пообедаем на улицу.
Это означало, что сплетня первой степени секретности. Обычно мы с Ленкой выходили на обед в соседнюю стекляшку, где торговали шаурмой и шашлыками, если требовалось обсудить что-то из ряда вон. В нашей диковатой постиндустриальной местности не было ни одного приличного кафе, вообще ничего, кроме этой жуткой забегаловки: пластиковые стулья, пластмассовый плющ по периметру заведения, полиэтиленовые сосиски. Зато полная конспирация – за соседними столами выпивали мужики из автосервиса, для которых наши гламурные сплетни не представляли ни малейшего интереса.
Мы заказали салат и сок, единственное, что можно здесь съесть без риска для девичьего желудка. Дядьки напротив дезинфицировали шашлыки водкой.
– Так вот, – глаза Красновой сияли, выдавая то чистое, высокое вдохновение, которое посещает всякую женщину, которая готовится сообщить подруге фантастическую, сногсшибательную сплетню про других женщин – тем более тех, к которым уже накопились претензии. Я и правда обалдела.
Роман с камнем. Бриллианты навсегда. Острая грань, разделившая администрацию на три враждующих лагеря. Блеск и нищета русского гламура.
– Понимаешь, бриллианты муж Волковой дал. У него гигантский какой-то бизнес, магазины ювелирные. Все, что нам, девушкам, надо. Там муж, говорят, тот еще, по девкам шляется, модели разные – Волкова по этому поводу в постоянной истерике.
Она замолчала, пытаясь словить пластиковой вилкой помидорину, скользящую по пластиковой тарелке. Наконец Ленка загнала ее в угол.
Мы сидели на шатких стульях, вдыхая горький дым прогорклых шашлыков и улавливая мат с соседнего стола, ели отвратительный салат и обсуждали какие-то мифические бриллианты, которые могли повлиять на нашу с Красновой карьеру. Примерно так, как концессионеры Миронов с Папановым в "12 стульях" грезили бриллиантовой пыльцой в вонючей дворницкой на задворках гигантской советской империи.
Затуловская хотела продать колье, выделив победительнице деньги.
– Не пятьдесят штук, понятно. Поездку какую-нибудь в SPA. Сертификаты в магазины. Ну и что-то наликом.
– А деньги куда?
– Как бы в журнал. Поделили бы на бонусы. Конец же года скоро.
Волкова, не уверенная в завтрашнем дне и прочности отношений с мужем, имевшим целый пул официальных и подпольных любовниц, хотела бриллиантов в натуральном виде. Но предлагала концессионерше Затуловской компенсацию – штук десять.
– А почему не двадцать пять?
– Ну они же не в магазине покупали! Колье муж Волковой давал, как бы из ее кармана.
Полозова сопротивлялась до последнего.
– Ирка была готова даже согласиться с Мариной, чтобы деньги поделить. Они с Аней поссорились на этом.
Видимо, Иркино умение ходить по тонкому канату, натянутому под пропастью, дало сбой. Слишком острой была бриллиантовая грань.
– И что в итоге?
– Аня ушла. Ты же помнишь этот скандал?
– Нет, я же в Париже была, с твой подругой Жаклин.
Красновой я рассказала в подробностях ту историю, она радовалась, что не поехала. Но сказала, что Жаклин хорошо обо мне отзывалась. Где логика в этих бабах?
– В итоге Ирке номер подписывать, а полоса с конкурсом зависла. Затуловская сказала – решайте вы как главный редактор. Ну Полозова и вписала фамилию этой тети из Воронежа. Чтобы не подставляться. Деньги-то серьезные.
– А у этой тетки что, лучшее письмо было?
– Да обычное! Думаю, Полозова выбрала ее назло Волковой. Представь, как она выглядит, из Воронежа-то! Ее красить надо будет полдня.
– А почему теперь скандал?
– Ты что, не знаешь сучек наших? У Затуловской патологическая жадность, а Аня бесится, что без нее решили. Теперь Ирку виноватой сделают.
– Ужас! И что теперь будет?
– Может, и ничего не будет. Прожуют. В Милан потом вместе поедут за шмотками.
– Зачем?
– Надо же про что-то дружить. А шмотки – то, что всем девочкам нужно. Шопинг укрепляет тим-спирит. Все, я понеслась! Приеду к пяти.
Шел сезон покоса рекламных бюджетов, и Ленка пропадала целыми днями на переговорах, появляясь в конторе только утром и вечером.
– Что значит срочно?! Я пальто снять могу?! – Ирка вошла и с силой отшвырнула дверь. Вера, бежавшая за ней из коридора, едва увернулась. Стекло задребезжало от удара.
Полозова стремительно разбрасывала вокруг себя вещи – пальто на стул, сумку на пол, телефон – на пластик стола. Открыла пудреницу и начала красить губы. Вера стояла рядом.
– Принеси мне готовые макеты! – приказала Ира.
– Вас там Анна Андреевна ждет, – напомнила Вера.
– Ты чей ассистент, мой или Волковой?!
Ира вылетела из комнаты. Дверь опять жалобно звякнула. Что с ними сегодня происходит? Начальственный ПМС?
Мы с Верой успели пару раз покурить. Потом полчаса сидели в буфете – доедали торт, оставшийся с дня рождения Аллочки, ассистентки Красновой. День тянулся как резина – занудные ноябрьские сумерки, мрачный вид из окна: фабричные трубы, бетонные заборы, останки машин, гниющие во дворе соседнего автосервиса. Островская шуганула нас:
– Что, девочки, скучаем без работы?
С тех пор как Лия водрузилась на место зама, вопросы дисциплины занимали ее даже больше, чем Затуловскую. Марина Павловна являлась на работу в 9.00 и особенно отличала тех, кого обнаруживала в этот момент на рабочем месте. Лия стала приходить в 8.45 – и быстро выдвинулась в авангард топ-менеджмента.
– И зарплату ей тоже повысят, – сказала Краснова.
Лишние пятнадцать минут оценивались Затуловской в дополнительную сумму прописью. Золотые утренние часы – в прямом смысле.
– Вот-вот, кто рано встает, тому бог дает! – сказала бы по этому поводу мама, выдвинув еще один аргумент в пользу раннего подъема.
Газета "Бизнес-Daily" просыпалась не раньше половины первого. В 11 утра по редакции слонялись только сонные дежурные по отделам и бодрые уборщицы. И как-то я все успевала – и это при ежедневном новостном режиме. Здесь, в ежемесячном журнале, где не было ни горячих точек, ни заявлений Путина, ни плутония-210, ни цен за баррель, конвейер включался с раннего утра. В десять я должна была встать к станку (правда, всегда опаздывала, попадая под перекрестный огонь, рядовые жаворонки возмущались: "А почему это ей можно?", а тандем Затуловская-Островская периодически наезжал: "А почему вы решили, что вам можно?"). Приклеив задницу к стулу, я не отрывала ее до вечера. И сколько бы я ни делала, гора бумаг на столе и файлов в компьютере не уменьшалась. Фабрика грез. Конвейер по производству советов, как стать успешной и счастливой, в смысле богатой, которые давали небогатые бедным.
Пора идти в редакцию – на мне висели два срочных текста, которые надо было сдать "вчера". Мы заканчивали январский номер. В ноябре. В октябре у нас был Новый год. А летом мы будем писать про осень.
Может быть, я потому и опаздывала, что пыталась обогнать время? Как будто выкрадывала у себя два месяца из жизни. Календарь сбивался и сбоил. Я, получается, никогда не находилась в нужной точке – на пересечении "здесь" и "сейчас". Здесь вообще-то хорошо, но не сейчас. Сейчас тоже хорошо, но не здесь. Кстати, Ирка до сих пор сидит у Волковой. Вот уж кому здесь и сейчас хуже, чем мне!
Вдруг время сделало рывок и понеслось. Полозова вбежала в редакцию – красная, растрепанная.
К ней кинулась Кузнецова:
– Ир, посмотри наши заявки на следующий номер.
– А это теперь не ко мне. Я здесь больше не работаю!
Как будто что-то треснуло – так в мультике "Ледниковый период" трещит доисторический лед.
Молчание. Тишина. Сейчас все завертится – люди, стулья, сумки, бумажки. Я вскочила и подбежала к Полозовой:
– Ира, как же?!
– Все нормально, Алена. У меня, во всяком случае. Через месяц тебя к себе возьму.
– Подожди, ничего не понимаю. Как ты уходишь, куда?
– Потом поговорим!
Ира сметала со стола бумаги, скрепки, косметику, рвала документы, выдвигала ящики тумбочек.
– Так, у кого есть бумаги на подпись? Вопросы ко мне? До конца дня я еще главный редактор.
Полозова обвела глазами комнату.
Молчание. Девочки сидели, уткнувшись в компьютеры. Ни одного глаза поверх мониторов, только челки, проборы, заколки.
Что-то промелькнуло на Иркином лице, несмотря на железное самообладание, – обида, разочарование, злость? Ирка была сейчас, как рыбак на отколовшейся льдине. На берегу стояли люди, и никто не решался броситься на помощь. Опасно.
Ира быстро собиралась, мы с Верой помогали ей, складывали в пакеты вещи – туфли, шаль, рамки с фотографиями, бейджи с аккредитациями. Полозова на Неделе моды, Полозова в Каннах, Полозова на конгрессе СМИ, Полозова в Болонье на косметической выставке.
Хлопнула дверь – в который раз за сегодняшний день. Влетела Аня.
– Вы еще здесь? Чтобы через пять минут вас здесь не было! Иначе выставлю с охраной!
– Что?!
– Вы прекрасно слышали.
Я думала, Волкова уйдет. Но она стояла в дверях. Ждала. На Иру я старалась не смотреть. Она надела пальто, нагнулась, пытаясь ухватить ворох тяжеленных пакетов. Ее согнутая спина под этим пальто из тонкого кашемира, такого тонкого, что под тканью легко читался бугорок в том месте, где была застежка Иркиного лифчика… Я схватила часть пакетов.
– Я помогу.
Мы пошли к дверям. Ира впереди, я следом, Вера за мной – с пачками журналов.
У дверей Ира притормозила. Обернулась к редакции:
– Спасибо вам, девочки. Надолго не прощаюсь. Со многими из вас еще поработаем в новом проекте.
Аня посторонилась, пропуская нас. Я боялась, что они подерутся.
– Алена, Вера, жду вас здесь через пять минут!
Мы молча спустились в лифте, дошли до Иркиной машины. Такой маленькой в масштабах нашего безбрежного и загаженного двора.
– Ну все, девчонки. Спасибо. Давайте, держитесь тут!
Я чуть не плакала.
– Борисова, ты что, впечатлительная такая? Нормальный сучий мир. Сегодня она меня размазала, завтра я ей, суке… Все в порядке!
Редакция разделилась пополам – рядовые солдаты глянца продолжали долбить по клавишам, Островская, Лейнс и Василенко заседали на красных диванах, обсуждая новость дня. Аня и Марина после скандала сразу уехали.
Я пыталась придумать заголовок к Ленкиному тексту про smoky eyes – очередной модный тренд, траурные тени вокруг глаз. В голове крутилась какая-то чушь. Дымчатый окрас. Туманный взгляд. За туманом… Ага, и за запахом тайги! Твои глаза, как два тумана, вышел месяц из тумана. Туман, туман, постучал в дома… Крайняя степень профессиональной деградации – заголовок, взятый из песенки и перелицованный к случаю. Так делают в журналах типа "Лиза". Этот несчастный журнал склоняли у нас время от времени.
– Ты что, из журнала "Лиза", что ли? – рецензия по поводу неудачной прически, юбки, машины. – Ей надо работать в журнале "Лиза"! – выражение крайнего презрения к человеку, который не соответствует глянцу по формату, весу, образу жизни.
Бедная Ирка! Где она теперь будет работать?