Все это становилось слишком утомительно, и я поймал себя на том, что очень хочу принять предложение Кирша, хотя до этого мне пришлось сражаться с самим собой, чтобы не забраковать его.
– Его не интересует, как я встречался с Хьюзом, – объяснил я, – он просто хочет прочитать книгу.
– И написать на нее рецензию? Да это худшее из всего, что он вообще может сделать! Все остальные газетчики в стране будут рвать и метать. И не вздумай доверять ему, – повторила Беверли.
Я пересказал этот разговор Бобу, который кивал головой в некотором беспокойстве.
– Они просто сумасшедшие, – вздохнул он. – Я пытаюсь помочь тебе – и им – в этом деле. И я не собираюсь писать никакой рецензии на эту проклятую книгу. Всего лишь скажу, считаю ли я ее подлинной или нет.
Вскоре обрушился настоящий шквал заокеанских телефонных звонков, и вечером Боб сочинил статью, где описал меня и атмосферу, царящую на Ибице. Текст был отправлен Джону Голдману – корреспонденту "Лос-Анджелес таймс" в Нью-Йорке. На следующий день, когда я пришел в студию работать, позвонил Роберт Стюарт с требованием, которого я внутренне ждал и заранее боялся. "Макгро-Хилл" изо всех сил рвется осуществить публикацию в марте, гранки уже готовы, юридический отдел сделал несколько изменений и составил массу вопросов – я должен лететь в Нью-Йорк.
– Роберт, – простонал я, – неужели это обязательно?
– Мы слишком поздно нашли печатников, так что если сейчас отправим гранки тебе – даже самолетом, – то опоздаем на две недели.
– Что еще новенького? Как там у всех настроение?
– На самом деле все спокойно, – сказал он. – Больше никаких бомбежек, и Честер Дэвис, похоже, сдался. Но ты нужен нам здесь.
Я согласился.
– Однако, если Эдит подаст на развод, это будет на вашей совести.
Когда я вернулся домой, чтобы рассказать жене новости, Боб Кирш ждал меня со своим описанием автобиографии Хьюза. Я внимательно его прочел.
– Если твои издатели будут возражать против публикации, – сказал он, – им пора к врачу.
– Я поговорю с ними. Давай только немного повременим со статьей. Можно вполне отложить на следующую неделю, и я... я не знаю...
– А тебя-то что волнует? – озадаченно спросил он.
– Я просто не хочу форсировать дела с "Макгро-Хилл". – Слабый аргумент, но другого у меня не было.
Той же ночью Кирш опять позвонил Джону Голдману в Нью-Йорк. Повесив трубку, он сказал мне, что до Голдмана дошел слух, будто бы на следующий день, в пятницу, Ховард Хьюз собирается дать свою первую за последние пятнадцать лет пресс-конференцию – по телефону с Багам – семи обозревателям в Лос-Анджелесе. Все репортажи запрещены к передаче до шести часов вечера субботы, то есть девятого января. Согласно упорно циркулирующим сплетням, он собирается отрицать подлинность автобиографии.
– Я должен сообщить об этом в "Макгро-Хилл".
– Нельзя. – Боб торжественно покачал головой. – Голдман известил меня конфиденциально, а я таким же образом передал эту информацию тебе.
– Но они должны знать. Это же настоящая подстава.
– Что ты можешь сделать, – сказал Боб, – так это позволить мне выпустить мою статью. "Таймс" напечатает ее вместе с заявлением Хьюза. Если он нанесет тебе удар в спину, тогда, по крайней мере, моя статья сработает на тебя.
– Хорошо, – устало проговорил я. – Действуй – делай что хочешь.
Он отправил свою историю Голдману, и в субботу утром – вместе с Дэвидом Уолшем, сделавшим новую серию рисунков Хьюза и желавшим собственноручно принести их в "Лайф", – Эдит отвезла меня в аэропорт, и я улетел в Барселону, чтобы сесть на самолет иберийских авиалиний до Нью-Йорка. Меня ждала финальная схватка и последняя возможность для разоблачения, а я понятия не имел, что же делать. Единственным моим оружием была все та же слепая вера, что все будет хорошо. Я наталкивался в Нью-Йорке на стену уже дважды – первый раз с телефонным разговором Маккалоха и второй – с детектором лжи, – пробил ее и устоял. Вынесу и на этот раз – снова и снова, потому что должен. Ведь другого выхода просто не существовало.
* * *
Прямо из аэропорта Кеннеди мы с Дэвидом поехали в арендованном лимузине в дом Марти Акермана в Лейквилл, штат Коннектикут. Из-за разницы во времени чувствовали мы себя неважно и перемежали пинты купленного Дэвидом в самолете скотча со сном, пока машина неслась в холодной зимней ночи.
Через несколько минут после прибытия я отозвал Марти в сторону:
– Только между нами. В пятницу вечером проводилась пресс-конференция с Багамами...
– ...Семь обозревателей в Лос-Анджелесе. Я знаю. Мне позвонили из "Макгро-Хилл" по этому поводу. Там уже подготовили заявление, – успокоил меня Марти. – Твои издатели догадывались, что Хьюз собирается тебя кинуть.
Я глубоко вздохнул:
– Что именно они собираются сказать?
– Они готовят публикацию. У них есть для этого все – контракты, письмо Хэрольду Макгро, отчет Осборна и погашенные чеки. Эти чеки – словно три занозы в заднице.
Скорее, как здоровые гвозди, подумал я. Но теперь я знал все необходимое, и в субботу вечером, перед ужином, когда мы все собрались перед цветным телевизором в гостиной, я вдруг понял, что нужно делать. Мы собирались посмотреть последние выпуски семичасовых новостей, но внезапно, в середине "Шестидесяти минут" Майка Уолласа, появилось изображение унылой комнаты в лос-анджелесской телестудии, где вокруг полукруглого стола сидели семь человек и задавали вопросы дрожащему и скрежещущему голосу, доносящемуся из маленького динамика.
Главные вопросы практически сразу задал корреспондент "Юнайтед Пресс".
– У вас были какие-нибудь дела с человеком по имени Ирвинг, который утверждает, что написал вашу биографию в соавторстве с вами?
– Этот случай должен войти в историю, – ответил голос – Я даже жалею, что больше не снимаю кино, просто не припомню ни одного примера такого дикого и богатого воображения, которое смогло бы сочинить эту байку. Я говорю не о самой биографии, потому что не читал ее и не знаю, что в ней. Но сам случай настолько фантастический, что вы невольно поверили, будто бы подобное могло случиться. Я его не знаю. Услышал о нем лишь несколько дней назад, когда вся эта история впервые привлекла мое внимание.
– Если помнишь, – заметил я Марти Акерману, – тот голос, что говорил с Фрэнком Маккалохом, сказал в точности то же самое. Он услышал об Ирвинге "несколько дней назад". Но ведь тот разговор состоялся четырнадцатого декабря – почти четыре недели назад.
Голос был грубоватым и гнусавым. Я понятия не имел, был ли это Ховард Хьюз или нет. Один из обозревателей, не разговаривавший с миллиардером почти двадцать лет, заявил:
– ...Он произнес только пару слов, и я сразу понял, что это Ховард Хьюз, уверен в этом.
Я фыркнул. Марти посмотрел на меня, ожидая моего вердикта.
– Это не он, – сказал я. – Это очень хорошая имитация того, как мог звучать его голос несколько лет назад, когда он был здоров, – но это не он.
Такова была моя позиция, и я собирался ее придерживаться. Один голос – без лица – не мог меня разоблачить. Тебе придется вылезти на свет, Ховард. Тебе придется показать себя. А я мог поставить на кон все свои акции, что именно этого он наверняка – или почти наверняка – не сделает.
* * *
Конференции в "Макгро-Хилл" начались в понедельник утром и продолжались в течение целой недели; одно обсуждение плавно перетекало в другое. Никто не говорил об этом прямо, но, похоже, все в издательстве были убеждены в том, что в субботу вечером с миром говорил настоящий Ховард Хьюз. Но это не имело ровным счетом никакого значения. У них была книга, доказательства, и публикацию отменять никто не собирался. После ток-шоу, устроенного Хьюзом, Хэрольд Макгро дал спокойное взвешенное интервью на телевидении:
– Несмотря на опровержение, на отречение Хьюза от собственной биографии, "Макгро-Хилл" располагает большим количеством документов, которые, по нашему мнению, не оставляют ни малейших сомнений в подлинности книги, и поэтому у нас есть полное право на публикацию. Таким образом, принимая во внимание все полученные документы и подтверждения, можно предположить, какое же давление оказывалось на мистера Хьюза, если сегодня он отказался от собственного текста и от автора, сказав, что никогда не был знаком с Клиффордом Ирвингом. Мы можем лишь догадываться об этом, но, тем не менее, у нас есть документация, и мы переписывались с мистером Хьюзом вплоть до прошлого месяца или около того.
Вечером в понедельник Марти с женой нужно было лететь в Калифорнию. Он вручил мне ключи от своего дома на Парк-авеню, объяснил все сложности обращения с сигнализацией и пошутил:
– Поработаешь у меня сторожем.
Дом немедленно превратился в генеральную штаб-квартиру по борьбе с Честером Дэвисом. Большой, отделанный тиковым деревом офис Марти стал Залом Войны.
– Не вздумай туда ходить, – предупредил меня Марти, имея в виду офис "Макгро-Хилл". – Пресса только и ждет момента, чтобы наброситься на тебя. Оставайся в доме. Я вернусь в пятницу утром.
Он уже согласовал с Майком Уолласом мое участие в "Шестидесяти минутах" в следующее воскресенье; запись наметили на пятницу. Я был против любых публичных выступлений, но "Макгро-Хилл" настаивали.
– Ты не можешь постоянно прятаться, – увещевали они. – Это плохо для нашего бизнеса. Надо высказаться – но, черт тебя возьми, будь осторожен со словами.
Между тем я получил полную запись телефонной конференции Хьюза, большую часть которой изъяли из телевизионного показа. Я прочел материал утром во вторник, за завтраком, и позвонил Дональду Уилсону в "Лайф". Сначала я высказал искренние сомнения в том, что это действительно Ховард Хьюз говорил по телефону.
– Те парни – простаки, – объяснил я. – Они попались. Никто из них не разговаривал с Хьюзом лет двадцать. "Байор эдженси" отвело им всего два часа времени, и они задали семь предсказуемых вопросов, на пять из которых этот человек ответил неверно. – Я перечислил ошибки, которые он сделал. – Но самый большой прокол случился позднее, Дон. "Хьюз" сказал, что знал человека по имени Хэрольд Джордж, и тот никогда на него не работал. Но Хэрольд Джордж был исполнительным директором "Хьюз эйркрафт" на протяжении десяти лет. Как, ради всего святого, вы можете объяснить такой провал в памяти? А потом он говорит о своих фильмах, будто бы они неплохи даже по нынешним меркам и один из них получил какую-то там премию, хотя, по его словам, "Оскара" ему так и не дали. Его третий фильм, "Два арабских рыцаря", выиграл самую первую премию "Оскар" из всех существующих, кажется, в 1928 году. Дон, такое невозможно забыть. Это не мог быть Хьюз. Он просто не мог говорить на протяжении целых трех часов и ни разу не прерваться, чтобы воспользоваться кислородной установкой. И он сказал, что у него нет явных телесных повреждений. Это был не Хьюз.
Уилсон и люди из "Макгро-Хилл" хотели, чтобы я выступил с предварительным заявлением до участия в шоу Уолласа, и в четверг я встретился с тремя репортерами – моим кузеном Джимом Норманном, работающим на Ассошиэйтед Пресс, а также с Джоном Голдманом и Дугом Робинсоном из "Нью-Йорк таймс". На следующее утро газеты пестрели заголовками: "АВТОР УТВЕРЖДАЕТ: ГОЛОС ПРИНАДЛЕЖАЛ НЕ ХЬЮЗУ".
Поверил мне мир или нет, осталось неизвестным. Но я осознал – и это было своего рода открытием, – что люди в любом случае хотят выслушать меня.
Уилсон позвонил в тот же день:
– Где находится изначальный текст интервью, тот, где все пометки Хьюза?
– На Ибице. Я оставил его у друга, его зовут Джерри Альбертини. Только у него одного на всем острове надежный сейф с кодовым замком.
– Мне нужна эта рукопись. Я хочу показать ее братьям Осборн, надо проверить страницы на предмет отпечатков пальцев Хьюза. Мы угробили уйму времени, пытаясь найти их на письмах и контрактах, но проблема в том, что их брали слишком много людей.
Через несколько часов Дик позвонил Акерманам из Пальмы. Он как раз читал выпуск "Интернэшнл херальд трибьюн".
– Вы с Хьюзом вытеснили Вьетнам с первых страниц. Что происходит? Ты все еще жив?
– С большим трудом, – прохрипел я. – Как ты смотришь на то, чтобы приехать сюда и поддержать меня? И захвати с собой оригинальную запись с пометками Хьюза у Джерри Альбертини. Если привезешь, "Лайф" оплатит твою поездку.
* * *
Во вторник приехал Дэйв Мэнесс, чтобы показать мне три копии окончательного варианта статьи в тридцать тысяч слов, сделанной "Лайф". Согласно условиям нашего контракта, требовалось мое одобрение. Мэнесс, похоже, балансировал на грани истерики – журнал постоянно подгонял всех вокруг, требовал скорейшего выпуска статьи и книги, а я пытался связаться с людьми Майка Уолласа и "Макгро-Хилл" одновременно. В тот момент я находился в гостиной, где разговаривал с продюсером Уолласа Биллом Брауном, который хотел убрать стеклянные дверцы книжного шкафа в кабинете Марти Акермана, где мы собирались снимать.
Внезапно в комнату ворвался Дэйв, резко рванув на себя ручку двери. Его темные глаза безумно сверкали за стеклами очков. Он завопил:
– Будь добр убрать отсюда этих долбаных телевизионщиков, подойди сюда и прочитай!
Такой была атмосфера всей недели: какой-то цирк с тремя аренами. Приехал Роберт Стюарт, и, когда я просмотрел все три отрывка, сделанные "Лайф", мы устроили незапланированную конференцию в холле.
– Роберт, – начал я, – хуже редактуры не бывает. Что делать? – Мое беспокойство было искренним. Редакторы "Лайф" попытались впихнуть буквально все события, описываемые в автобиографии на двести тридцать тысяч слов, в свои дозволенные тридцать тысяч. Это выглядело как конспект. – Они потеряли звук человеческого голоса, – горько пожаловался я. – Достаточно было просто взять шесть или семь отрывков и полностью их перепечатать. Просто каша какая-то. Читатель даже не поймет, что вообще говорит Хьюз.
Стюарт был со мной согласен целиком и полностью и поэтому так же расстроен.
– Они гонят как на пожар, – сказал он. – Это может элементарно повредить продажам книги. Но уже слишком поздно. Они просрочили все договоренности, и, если ты скажешь Мэнессу, что редактура ни к черту, он просто взорвется от ярости.
В тот же день в доме Акермана загрохотали тяжелые орудия "Макгро-Хилл" в виде Шелтона Фишера и Хэрольда Макгро со свитой. Империя "Тайм" была представлена президентом Джимом Шипли, а также Доном Уилсоном и Фрэнком Маккалохом. Им срочно понадобилось проинструктировать меня, на какие вопросы Майка Уолласа мне можно отвечать, а какие лучше проигнорировать. В глаза мне сразу бросилось, что они нервничали гораздо сильнее, чем я, по крайней мере внешне. Сам-то я знал, что мои страхи превосходят все их самые жуткие кошмары.
– Майк Уоллас – человек жесткий, – проворчал Шипли. – Он из кожи вон вылезет, чтобы достать тебя. Скажи, бога ради, почему из тринадцати миллионов человек ты выбрал для разговора именно его?
– Потому что он самый жесткий из всех, – ответил я, собрав всю свою напускную веселость. – А ты думал, я буду говорить о Ховарде Хьюзе с каким-нибудь клоуном вроде Джонни Карсона?
Они обстреливали меня вопросами еще около часа, с Маккалохом во главе, изображая кровожадного Майка Уолласа. Когда все закончилось, Шелтон Фишер дружески обнял меня за плечи:
– Парень, ты просто чудо.
Неделя смятений достигла своего апогея в пятницу. Команда из Си-Би-Эс приехала в восемь часов утра и начала протягивать кабели от своих грузовиков на Парк-авеню, полностью преобразив кабинет Марти Акермана и гостиную. Толстый голубой ковер покрыли кусками брезента, который, в свою очередь, завалили огромным количеством проводов и механических приспособлений – их наверняка хватило бы для съемок сцены битвы в Атланте из "Унесенных ветром". Марти приехал чуть позднее и взял все на себя. В полдень, когда братья Осборн изнывали от нетерпения в его кабинете, зазвонил телефон. Это был Дик, из аэропорта.
– Уже еду. Со мной приедет Джерри – он думает, мы повеселимся. Через час буду.