– Простите, надо бежать. - хихикнул он. - Клиенты не ждут. - На пороге обернулся: - А ты, Горский, звякни потом, расскажи, как вставило. Интересно же.
***
Дачи, значит, рядом, родители, значит, вместе работали. Шизанутая совсем, на всю голову больная, естественная убыль, от дефлорации - куку! Ментам меня сдашь?
Не рассчитывай, Зубов, не надейся. Никаких ментов. Мужчина должен быть сильным. Должен следовать своей воле. А быть сильным - значит, обладать властью. В школе я думал, что власть - это милиционер. Что он придет и спасет от Генки Смородинова. Теперь я знаю, что такое настоящая власть. Никаких ментов, Зубов, и не надейся.
Когда Зубов уходит, я беру со стола газету "Сегодня", отрываю четвертушку, разжимаю кулак и аккуратно прячу в газетный конверт клок волос.
– Ты чего? - спрашивает Антон.
– Это волосы Зубова, - отвечаю я. - Ногти, конечно, было бы лучше… или зубы… но я побоялся, что силы не хватит. Я же не боксер.
– Зачем тебе?
Не понимает. Слышь, Горский, он еще спрашивает - зачем? Потому что каждая частичка тела - волосы, зубы, ногти - дает власть над человеком. Если, конечно, знать способы. А скажи, Горский, у меня натурально получилось?
– Не очень, - говорит Горский, - я догадался. Но я-то тебя давно знаю, а Зубов, считай, первый раз видит.
Я прячу кулек в карман. Вот будет прикол, говорит Антон, если менты тебя остановят, обыщут, подумают - трава, а окажется - волосы.
И начинает рассказывать длинную историю про человека, который курил гроб Пушкина.
Давным-давно, еще в шестидесятые, жил в Москве человек. Может, он был хиппи, может, битник, короче, жизнью он жил вольной, тусовался с разными людьми, ездил по всей стране, отрывался не по-детски. Но жил при этом с родителями - потому что в шестидесятые квартиру было снять еще труднее, чем сегодня. А родители его были люди образованные, глядели на сына и подозревали: что-то здесь не то. Не иначе их мальчик травку покуривает. В какой книжке они про эту самую травку прочли, я не знаю, но конопли, разумеется, в глаза не видели, нюхать не нюхали, не говоря уж о том, чтобы курить.
И как-то раз, когда человека этого не было дома, решили его родители постирать его штормовку - как раз после какой-то дальней поездки. И в кармане нашли бумажный пакетик - прямо как вот этот. А в нем - не то опилки, не то стружки, не то солома, не то трава. И вот мама велит:
– Ты, отец, сверни мне цигарку, дай мне закурить этой травы, а саму меня к стулу привяжи, чтобы чего не случилось.
Я же говорю, марихуаны они в глаза не видели, нюхать не нюхали, не говоря уж о том, чтобы курить. И что? от нее бывает, тоже не знали - вот, значит, и велела мать себя к стулу привязать, буквально как Одиссей перед сиренами. Люди они были, как я уже сказал, образованные. Отец цигарку свернул, мать пыхнула. Отец спрашивает: как, мол, оно тебе? Странно как-то, отвечает мать, не то голова кружится, не то галлюцинации начинаются, да и руки что-то немеют.
Посидела она так на кухне пару часов, отвязал ее отец от стула, а тут сын приходит. Родители ему всё рассказывают, так, мол, и так, нам все известно, не отпирайся, мы всю твою траву выкинули, а какую не выкинули - выкурили. А сын смотрит на них в ужасе и говорит:
– Мама! Что ты наделала! Это же был гроб Пушкина.
Короче, ездил он куда-то по пушкинским местам, а там в шестидесятые как раз Пушкина перезахоронили. И он, значит, отщипнул от гроба кусочек - типа на память. Потом, конечно, хвастал, говорил:
– Моя мать - единственный человек, который курил гроб Пушкина.
И не просто, замечу я, курил - но даже вставило ее от этого. А почему? А потому что Пушкин был эфиоп. Как Хайле Силассие.
Я выхожу на кухню поставить чайник, Антон спрашивает:
– Горский, а для чего ему волосы?
– В магии, наверное, будет упражняться, - отвечает Горский. - Не знаешь, что ли, для чего людям волосы?
Волосы, ногти и зубы. То, что дает власть над другими. Дает силу.
Я возвращаюсь в комнату, чайник, три чашки.
– А почему Алена не пришла? - спрашивает Антон. - Позвонить ей?
– Да что звонить, - отвечает Горский. - Она и так все знала. Куда раньше нас с тобой.
Тут Антон замечает меня и спрашивает: А ты из волос Зубова куколку будешь делать?
Конечно. Не в милицию же идти. Как-нибудь сами разберемся. Милиции нет дела до Милы Аксаланц, моей соседки по даче. Девушка, которая прожила свою жизнь в вымышленном королевстве, конечно, шизанутая, на всю голову больная, совсем куку.
А что за магия? спрашивает Антон. Смесь вуду и кроулианства, отвечаю я.
Понятно, говорит Антон, каждый мужчина и каждая женщина - это звезда. Знаем, читали.
Это самая популярная цитата из Кроули. Каждый мужчина и каждая женщина - это звезда. И еще: Do What Thou Wilt. Наверное, даже Зубов знает. Может, он даже считает, что сам Does What He Wilt.
Многие удивляются, как вуду может сочетаться с Кроули. Удивляться тут нечего: вуду - не догма, а руководство к действию. Оно принимает в себя любые практики и религии - от католицизма до кроулианства. Думаю, даже у Билли Грэма что-то можно взять - неясно, правда, на хрена.
– А ты из Димы сделаешь зомби? - спрашивает Антон.
– Зачем? - отвечаю я. - Просто убью.
Почему-то все думают, что вуду - это обязательно про зомби. Я знаю: чтобы сделать зомби, не нужно ни власти, ни силы, ни умения - штука в том, что какие-то гаитянские наркотики настолько мощно вырубают сознание, что человеком становится легко управлять. В этом нет ничего хитрого - но и ничего интересного тоже нет.
– Давно практикуешь? - спрашивает Антон.
– Года полтора, - отвечаю я. - Вот, машину себе наколдовал.
Я не говорю ему, что машина недавно поломалась. Колдовать не так-то легко. Это не бизнес - тут деньги легко не даются.
– А ты проходил посвящение, стал магом, да? - продолжает спрашивать Антон.
– Меня скорее следует назвать филью-ди-санта, - отвечаю я гордо и встаю.
Мне пора идти. Надо подготовиться.
Убить человека не так-то легко. Это не шутки, не баловство. Надо твердо понимать, почему ты хочешь это сделать. Надо ясно представлять: только что Дима Зубов сидел здесь на диване. А через несколько дней его не станет. Надо твердо понимать, почему ты это делаешь. Почему смерть Милы Аксаланц - достаточная причина, чтобы убить человека.
Ведь, честно говоря, не поспоришь - она была шизанутая, на всю голову больная, от дефлорации - куку, так ничего и не поняла, умерла глупо и бессмысленно. У нее не было ни воли, ни силы, ни власти. Естественная убыль, иначе не скажешь. Она бы и так умерла, рано или поздно.
Но все равно: каждый мужчина и каждая женщина - звезда. Шизанутая, больная на всю голову звезда.
***
…Итак, отравленную марку мог подбросить Жене любой, говорит Горский. Он опять стоит у доски, небрежно ходит взад-вперед, артистично тыкая указкой в схему - семь кружков, цветик-семицветик, стрелочки, сердечки, знаки вопроса.
Однако, продолжает он, это было ясно с самого начала. Таковы требования жанра. Герметический детектив. Шесть подозреваемых, одна жертва. Если автор халтурщик, то убийца - тот, на кого меньше всего падает подозрение. Если автор работает хорошо, подозрение падает на всех в равной степени. Хотя, конечно, нельзя забывать об идеологических предпочтениях автора.
Что я имею в виду? спрашивает Горский и сам отвечает: К примеру, в советских детективах старый большевик не может оказаться преступником. И даже старый заслуженный рабочий. Опять же, если детектив написал англичанин и действие происходит где-то в Европе, среди немцев и французов, вряд ли единственный затесавшийся в их ряды британец окажется убийцей. Или, возьмем, к примеру, евреев. Ни один уважающий себя русский автор не рискнет делать главным преступником еврея: побоится выглядеть антисемитом.
Если бы мы были уверены, что автор этой истории - русский, то Поручика и Альперовича можно было бы исключить - но что мы знаем об Авторе всех происходящих с нами историй? (Горский понимает глаза к небу, делает паузу, давая возможность понять, Кого он имеет в виду.) Одним словом, о Его национальности лично мне ничего неизвестно.
Главная фигура в детективе - сыщик. Почему все преступления в классическом детективе совершаются из-за секса или денег? Потому что канон задал Конан-Дойль, а его Холмс сидел на кокаине. Если бы на Бейкер-стрит ели мескалин, то в детективах совершались бы только ритуальные убийства.
Голос из зала: Я думал, все убийства как бы из-за денег, потому что типа бизнес.
На самом деле психоделия и бизнес - почти одно и то же. Просто в одном случае циркулирует космическая энергия, а в другом - финансовые потоки. Вспомните деньги Поручика, пришедшие к Лере, к Антону, к безвестным драгдилерам. Принято считать, что люди употребляют жесткие наркотики из тяги к саморазрушению. Но если мы поднимем статистику, то увидим, что сегодня в России смертность среди банкиров больше, чем среди торчков. И что у нас разрушительнее: героин или собственный банк?
Голос из зала: Вы говорили об идеологических предпочтениях. Означает ли это, что Зубов оказался убийцей, потому что он - дилер? А торговать наркотиками - плохо.
Все не так просто. Каждому из нас случалось продавать наркотики - и если бы Автор задумывался о таких вещах, он выбрал бы себе других героев. Впрочем, я согласен: торговать наркотиками - неправильно. Даже если это психоделики и трава. Деньги можно брать только на покрытие расходов. Если считаешь, что наркотики - дрянь, не продавай их. Если считаешь, что они - как святое причастие, то как можно торговать святым причастием? Все остальные варианты - только линейная комбинация этих двух. С различными коэффициентами. И результат такой же. На 30 процентов подлец, на 70 - святотатец. Или - наоборот. Не слишком люблю дилеров - хотя куда бы я без них делся?
Голос из зала: А Зубов?
Зубов - несчастный человек, которого никогда ничего не вставляет. То есть вставляет - но не до конца. И потому он живет отраженным светом - рассказами тех, кого вставило. Потому его и сжигает зависть к тем, кто получает опыт, которого у него нет, что ни пробуй. Оттого он и продает, оттого и с Милой спал.
Почему с ним так происходит? Вряд ли есть простой ответ. Можно сказать "карма" или "эндорфинный баланс". Эндорфинный баланс, конечно, - форма проявления кармы. Но я думаю, Зубов просто не может поверить в подлинность своих переживаний, психоделических в том числе. Он все время сравнивает с тем, что читал или слышал - и потому раз за разом терпит поражение. Чужой трип ему всегда интереснее, хотя бы потому что - чужой. Потому Зубов и торгует, потому и просит рассказать, хорош ли был трип.
Вернемся, впрочем, к нашему расследованию, вернемся к Шерлоку Холмсу. У него от кокаина была мания величия, и он начинал свято верить в силу своего разума. А мы предпочитаем другие наркотики и не думаем, что узнаем правду, только потому что такие умные.
Зато мы знаем, что есть место, где эта правда лежит - надо туда попасть и ее увидеть. У нас есть все факты про Женю, мы знаем, что убийца - один из шестерых ее одноклассников. Осталось только подстегнуть интуицию - и все. Случай неочевидный, поэтому нужно особое вещество. Вот я и купил у Зубова эту смесь - для тебя.
Антон (в ужасе): Для меня?
***
Трудно понять - это каменный забор или бесконечная задняя стена гаражей. Казалось, электричка едет мимо целую вечность - и Антон готов был поручиться, что выкуренный в тамбуре косяк тут ни при чем. Бетонную поверхность покрывали примитивные граффити, в которых имена российских политиков странно сочетались с бессмысленными английскими словами. И те, и другие, казалось, пережили какую-то чудовищную трансформацию: Эльцин и Гайдарайс выглядели ничуть не лучше Chelsi или Unaited. Вероятно, подумал Антон, две банды граффитчиков воевали на этой стене… или надписи служат тайными сигналами. Но их неясный смысл, вне сомнения, мрачен и агрессивен, так что не хотелось даже представлять, под каким наркотиком он мог бы открыться.
Антон ехал в загородный дом Сидора. Хозяину он наплел что-то про забытые вещи, про необходимость еще раз осмотреть место происшествия. Настоящая его цель была иной. Шансы, что все сложится, невелики, но попробовать стоило.
Глядя в окно, Антон думал о поразительном сходстве историй гибели Милы и Жени. Девушки умерли с разницей в несколько часов, их смерть напоминала суицид, но вполне могла считаться убийством. И главное - в обоих случаях фигурировала цифра "семь": семь тронов сказочного королевства вторили семи лепесткам волшебного цветка и семи одноклассникам; детские игры и детские сказки. Лере выпадала роль Алены, подруги и напарницы по играм. Ему, Антону - роль любовника подруги.
Труднее разложить остальных действующих лиц. Пятеро одноклассников Жени и Леры должны соответствовать Шиповскому, Зубову, Гоше и, вероятно, главному "летючу" - Воробьеву. Для симметрии следовало добавить Олега, функция которого, видимо, соответствовала функции Сидора - инициатора расследования. Интересно, кто из четырех оставшихся - Дима Зубов?
"Эти две компании - как два вида граффити, - подумал Антон. - Они на разных языках, но об одном и том же".
Оставалось понять - о чем.
Прошел книгоноша, предлагая "свежие американские детективы", изданные, наверное, еще при советской власти. Пьяный мужик, нагнувшись к Антону, спросил, какая станция следующая. Антон не знал, и тот удалился, недовольный.
Это лишь на первый взгляд кажется, что нынешние коммерсанты оторвались от народа, подумал Антон. На самом деле они точно такие же. Потому что реально не существует людей, а существуют вещества, которые люди употребляют. Хлеб, вода, вино, трава, водка. Мясо или растения.
Впрочем, Джа в своей милости может творить чудеса - и Антон вспомнил, как в день Жениной смерти даже эти старые алкоголики источали какую-то позитивную энергию. Там, внизу, в круглом холле, происходило что-то по-настоящему прекрасное - что-то необратимо разрушенное Жениной смертью.
Наверное, почудилось, подумал Антон. Сидор и Поручик куда ближе к мужику из электрички, чем к нам всем. Мои сверстники другие, не потому что моложе, а потому что не пьют. А наркотики и алкоголь - две противоположности. Разве что Альперович и Лера могут их сочетать.
Альперович будет Шиповским, решил Антон. Потому что он мне нравится. Потому что у Рекса Стаута если кто нравится Арчи Гудвину, значит, он хороший, а я нынче - за Гудвина.
Стоп, сказал себе Антон. Так далеко можно зайти. Горский же предупреждал: нам неизвестно, кто автор этого детектива. И все, что мы имеем - цифра семь и сходство двух сюжетов. От этого и будем плясать.
Что он знает о Зубове? Зубов был когда-то любовником Алены, так сказать, предшественником Антона. Если, конечно, одна проведенная вместе ночь дает право называться любовником. "Любовник" - старое слово, слово из книжек. Из тех, других, книжек, которые Антон читал, когда Кастанеду еще не перевели на русский. Из макулатурного Дюма, пылящегося нынче на полках Алениных родителей. Любовником Леры был, очевидно, Поручик. Потому что иначе - зачем бы он дал ей денег? И, значит, все нити вели к нему. Поскольку автор этого детектива не русский, национальность Поручика не служит алиби.
Не знаю как там под кокаином, а под психоделиками нелегко быть Шерлоком Холмсом, думал Антон. В измененном состоянии так называемого сознания довольно трудно сосредоточиться. Текучесть предметов вполне соответствует текучести мыслей, скользящих с одной идеи на другую, - что-то вроде галлюцинаторной паутинки, мерцающей на любой поверхности, куда ни посмотри. Зафиксировать ее взглядом так же трудно, как удержать в голове одну мысль или один вопрос. Тем более, если это вопрос "кто убил?", от которого за версту несет паранойей, изменой и бэд-трипом. Поэтому нужен якорь, предмет концентрации, что-то вроде места силы у Кастанеды. Лучше всего - вещь, принадлежавшая Жене. Легче всего попросить что-нибудь у Романа, но поди объясни такую просьбу! Не дадите ли вы мне какую-нибудь вещь вашей покойной жены? Я тут решил посвятить ей один свой трип.
Оставалось только поехать на дачу Сидора и поискать что-нибудь там: собирались в спешке, вполне могли забыть в Женькиной комнате косметику, белье, сережку… что еще остается от умерших женщин?