– А на ком я должен был жениться? – закричал Дедушка, подскочив с кровати. – На тебе, что ли?
Оля смотрела на него и улыбалась. Долго-долго.
Пока он не подошел и не обнял ее.
Оля и сама не знала, почему она вспомнила тот день, сидя на скамеечке перед входом в четвертый корпус.
Она вообще часто вспоминала Дедушку. Хотя правильно было сказать, что она не забывала его. Никак не могла забыть, как бы ни приказывала себе.
Хотя осень уже и наступила, солнце все еще обжигало кожу горячими воспаленными лучами.
Оля закрыла лицо ладошкой, щурилась, и ей было так хорошо и спокойно, словно все, что она должна была сделать, она уже сделала.
Однажды у Дедушки прихватило сердце, не сердце, как он потом объяснил Оле, а нерв защемило.
Но защемило очень сильно. Дедушка полулежал на диване, не мог даже шевельнуться, говорил медленно, задерживая дыхание, и смотрел на Олю испуганным застывшим взглядом.
Это длилось несколько минут.
Дедушка был таким беспомощным в тот момент, что Оля даже почувствовала себя неловко.
Она опускала глаза, спрашивала, чем помочь? Не шевелясь, Дедушка отвечал одними губами:
– Сейчас пройдет.
А Оля помнит мысль, которая у нее мелькнула: "А если он сейчас умрет? "
И она уже не опускала глаз, вглядываясь в его глаза и пытаясь по ним понять: умрет или не умрет? И ей было страшно, сердце билось о ребра, она боялась того, что он умрет. И еще больше она боялась того, что он не умрет. Что она не использует этот, может быть, единственный шанс.
И тогда она пожалела, единственный раз в жизни, что не знает никакой молитвы. Она бы просила Бога. О чем? О том, чтобы он умер? Или о том, чтобы нет? Как же хорошо, что она не знает молитвы!
Через несколько минут Дедушка вздохнул. Медленно и аккуратно. Потом еще раз – громко, полной грудью.
Встал. Выругался. Подмигнул ей.
Она помнит его взгляд. Как будто он прочитал ее мысли.
– Испугалась? Правильно: куда ты без меня?
Солнце пекло по-прежнему, Оле захотелось пить. Она решила быстро сходить ко второму корпусу, там с внешней стороны здания был кран с водой, к этому крану подключали шланги, чтобы поливать кусты, набирали ведра воды люди в заляпанных краской комбинезонах, и из него пила Оля.
– Девушка! – окликнули ее сзади. Она даже не сразу поняла, что именно ее. Не обернулась.
– Оля! Постойте!
Двое мужчин в белых халатах взяли ее за руки с двух сторон.
– Отпустите меня, – попросила Оля.
– Конечно, отпустим. Только пройдите с нами в отделение, мы кое-что уточним и сразу же вас отпустим!
Бежать!
Она брыкалась ногами, они ее держали. Она норовила их ударить, укусить. Она не кричала, не звала на помощь, она шипела и сопела. Она очень старалась убежать. Но у нее ничего не получалось. Они оба были больше нее, как минимум в десять раз.
Ее принесли в комнату и пристегнули к кровати ремнями. Она пыталась из них выбраться до тех пор, пока сил совсем не осталось.
28
Нянечка в грязной реперской шапке держала в руках игровую приставку, изо всех сил жала на кнопки и ругалась.
– Во что играете? – поинтересовалась Маруся. У нее только что закончился душ Шарко. Она не стала сушить волосы феном, и влажные прядки прилипли к ее лицу и шее.
– Psi Blocks. Совсем зрения нет. Ничего не вижу.
– На каком уровне?
– На последнем. А тебя там ждут, в комнате.
– Доктор?
– Посетитель.
Маруся удивилась. Почти побежала. Первая мысль – ее нашли родители. Наконец-то! Только бы они!
Около окна, спиной к двери, стояла Ирина.
Конечно. Это была Ирина. Тогда, на мужском этаже, это она выходила из палаты. Не зря же Марусе показалась ее фигура знакомой.
Они виделись всего два раза. У отца. Первый раз отец знакомил Марусю с ее сводной сестрой – дочерью Ирины, второй раз в Лондоне, куда отец приезжал с супругой на пару дней, как раз в то время, когда Маруся проводила там свои весенние каникулы.
Ирина обернулась, и Маруся бросилась ей на шею.
У них никогда не было особенно теплых отношений. Ирина сразу, при первом знакомстве взяла невыносимый покровительственно-снисходительный тон. "Вас, детей, много, а я – одна ". А кто она такая, чтобы Маруся это терпела? Не ее деньги дает ей отец, а свои собственные. И она, Маруся, пусть и не единственная, но действительно его дочь; а никакая ни ее Людочка. Хоть та и называет его папой… Ну, еще бы! Кого называть папой, как не его! Ирина, небось, не дура. А то, что она великая актриса… Ну, так не автограф же у нее на кухне просить!
Ирина обняла Марусю.
– А я вас не узнала, там, внизу. – Маруся почему-то всхлипнула.
– Внизу? – переспросила Ирина.
– Ну да, внизу, я же вас видела, а почему вы ко мне не подошли?
– А я не видела тебя, Маруся. – Ирина отодвинула девушку от себя, прошлась по комнате.
– Вас папа прислал? Вы меня заберете? – Маруся испытывала такое возбуждение, словно она была маленькой девочкой и за ней пришла мама, чтобы вести ее на елку.
– Садись.
Маруся села. На самый краешек стула, готовая в любой момент вскочить и бежать домой.
– Вы меня заберете?
– Все зависит только от тебя! – задумчиво проговорила Ирина.
– Да что от меня здесь зависит?! – Маруся расплакалась. Она решила, что ее снова сейчас начнут воспитывать.
– Не плачь. – Ирина отвела от нее взгляд. – Меня прислал не папа.
– Не папа? – Лицо Маруси было мокрое от слез, ее плечи вздрагивали, она смотрела на Ирину и готова была броситься к ее ногам, цепляться за ее платье, умолять…
– Заберите меня, пожалуйста!
– Успокойся. – Ирина сама готова была расплакаться.
– Что мне надо сделать? – В конце концов, какая разница, кто ее прислал? Главное – она перед ней, живая, настоящая. Оттуда, из другой жизни. И она может вернуть туда Марусю. Если Маруся будет хорошо себя вести.
– Ну…
– Говорите! Я все сделаю. Я не могу больше тут! Я домой хочу!
Маруся решила, что не надо плакать. Надо собраться. Сейчас, возможно, решается ее судьба.
– Ты сможешь уйти домой… если… если…
– Что?
– Если никогда ни одному человеку не расскажешь о том, что была здесь. И, естественно, о том, с кем ты здесь познакомилась и кого видела. – Ирина многозначительно подняла на Марусю глаза.
– Хорошо. Я клянусь! Я никогда, никому, ни одному человеку не расскажу о том, что я была здесь!
Ирина молчала. Посмотрела на девушку долгим, тяжелым взглядом.
– Клянусь! – воскликнула Маруся. – Верьте мне!
– Никогда и никому. Это очень серьезно.
– Никогда и никому! Правда! Правда-правда!.. А когда я смогу уйти?
– Прямо сейчас. – Ирина вздохнула.
– Прямо сейчас? – Маруся подскочила с кресла.
– Да. Собирайся. Я предупрежу твоего врача и приду за тобой.
Ирина вышла.
Маруся бросилась к шкафу, потом – к тумбочке. Ей ничего не надо! Она ничего брать с собой не собирается.
Бегом побежала в коридор. Постучала и, не дождавшись ответа, дернула дверь в комнату девушки с хвостом.
Было 16.00, и девушка с хвостом разговаривала по телефону с родными.
– Нет, бабушка. Почему, очень вкусный был суп. А я люблю на овощном бульоне. Ну, бабушка, дорогая, на то он и министроне! Ты же просила у меня не рецепт солянки, а итальянского супа – министроне. А они все на овощном бульоне. Да, бабушка, дорогая. Нет. Завтра у нас телятина особуко, но ты уже, помнишь, готовила ее? У тебя есть рецепт. Хорошо. Нет, я все равно открываю окно на ночь. Нет, не простужусь. Хорошо. Бабушка, дорогая. И я тебя очень люблю. Целую. Пока.
Маруся постаралась быть спокойной.
– Ты умеешь готовить? – спросила она.
Наверное, умею. Но я никогда не пробовала. Я беру рецепты для моей бабушки у нашего повара.
– А я уезжаю.
– Да? Когда? – Девушка даже не удивилась.
– Прямо сейчас. Я попрощаться зашла.
– Напиши мне свой телефон. Я буду тебе звонить. Но только извини: после мамы, папы, тети и бабушки.
– Ладно. Звони. Я буду ждать. Между прочим. Я тоже знаю несколько хороших рецептов.
– Моя бабушка хочет готовить то, чем кормят здесь меня. У нас каждый обед одинаковое меню.
– Ну ладно.
– Хочешь попрощаться с моим Сашей?
– Передай ему привет.
– Ладно. Я провожу тебя до твоей комнаты.
Они вышли.
– Писательница спит? – спросила Маруся.
– Да, конечно. Ты можешь попрощаться с Наташей.
Наташа, все в том же голубом в белый цветочек платке, сидела перед выключенным телевизором.
Маруся неуверенно остановилась.
– Ее никогда не навещают, – сказала девушка с хвостом, качнув головой. – У нее был рак. А потом она заболела. И ее отдали сюда.
– Пока, Наташа. Я уезжаю. – Маруся коснулась ее руки.
Наташа спокойно смотрела прямо перед собой. В темный экран телевизора.
– Я позвоню тебе завтра, – сказала девушка с хвостом на прощание.
Маруся увидела Ирину в конце коридора и побежала ей навстречу.
– Идем? – радостно улыбнулась Маруся.
– Подожди. – Ирина вела себя так, словно решила что-то сделать, но не была до конца уверена в правильности этого поступка. – Я хочу тебя познакомить с одним человеком.
– А потом домой? – забеспокоилась Маруся.
Ирина кивнула. Они спустились на первый этаж.
В холле, в кресле, сидел молодой человек в одних белых шортах и держал в руках лист бумаги. На нем было написано: "Я умираю с голода".
Они прошли мимо. Зашли в самую последнюю комнату.
В кресле перед журнальным столиком сидел мужчина, с крепкой, мускулистой фигурой. В голубых джинсах и выглаженной белой рубашке.
– Здравствуй, Петя, – сказала Ирина. Она взяла Марусю за руку и подвела ее к мужчине. В другой руке у нее был пакет.
Он держал на коленях журнал комиксов и внимательно разглядывал его.
– Хочу познакомить тебя с Марусей, – сказала Ирина и улыбнулась.
Маруся улыбнулась тоже. Петя разглядывал комиксы.
– Я принесла тебе новую майку. Посмотри. – Ирина развернула пакет и показала Пете зеленую, в розовую полоску майку с воротничком поло. Петя поднял глаза. Заулыбался.
Маруся тоже стояла, смотрела на майку и старательно растягивала губы в улыбке.
– Я сейчас провожу Марусю, и мы с тобой ее померяем. Хорошо?
Он довольно кивнул.
– До свидания, – еле слышно сказала Маруся.
Ее присутствия в комнате Петя не замечал. Они с Ириной вышли. Маруся выжидающе посмотрела Ирине в лицо.
– Я попросила тебя молчать… ради этого человека. Он… отец моего ребенка. И у него больше никого нет. И если что-то случится… – Ирина запнулась, отвернула голову. Марусе показалось, что она готова заплакать. – На, возьми деньги на дорогу.
– Я поняла. Я буду молчать. Не волнуйтесь. Пожалуйста.
Ирина кивнула, все так же глядя в пол. Открыла дверь в комнату Пети.
– Иди, – прошептала она. – Охрана предупреждена.
Маруся дождалась, пока дверь за Ириной закроется.
Пошла, стараясь не бежать к выходу. Хотела попрощаться с медсестрой, не стала, чтобы не сглазить.
Немного медленней, высоко подняв голову, прошла мимо охраны.
Прошла.
Бегом бросилась на улицу. Распахнула дверь.
Свобода.
Она бежала по парку не потому даже, что ей казалось, что за ней могут погнаться.
Просто ей нравилось бежать. Изо всех сил. Навстречу солнцу. И даже не щуриться. И ей нравилось чувствовать себя. Такой сильной, быстрой и молодой.
Взмахнув рукой, она остановила такси и, развалившись на заднем сиденье, поехала домой.
За окном мелькали люди, дома, и это был ее город. Он существовал для нее и ради нее. И она принимала его таким, каким он был.
29
– Голодаем? – спросила Ангелина Петровна у своего нового пациента. Он положил голые, в кудрявых черных волосах ноги на стол и размахивал плакатиком "Я умираю с голода".
– Голодаем. Уже так оголодали, что в глазах темно и состояние предобморочное.
Молодой человек встал. Причем его шорты чуть не свалились на пол. Но в последнюю секунду чудом задержались на бедрах. Он демонстративно качнулся и, якобы обессилев, сел обратно.
– А на вас еще никто в суд не подавал? – спросил он.
Ангелина Петровна молча развернулась и пошла наверх, на второй этаж.
Достала ключик, вставила его в замок. Ключ не проворачивался. Толкнула дверь своего кабинета. Расплылась в улыбке.
Аркаша сидел на ее рабочем столе, болтая ногой.
– Аркаша! – воскликнула Ангелина Петровна. – Ты всегда так неожиданно появляешься! Мы же договорились встретиться на мероприятии?
– Я решил за тобой заехать. – Аркаша широко развел руками. – Не надо было?
– Конечно, надо. – Она обняла его и рассмеялась. – Какой ты красивый сегодня!
– А ты всегда красивая!
– Спасибо, котенок.
– Р-р-р.
– Ой, ой, ой – тигренок! Только знаешь что?
– Что?
– Я ведь просила тебя закрывать дверь, когда ты сюда приезжаешь. Это все-таки больница, мало ли что…
– Поехали? Ворчунья!
– Поехали. А чего это ты такой веселый?
– Так… Есть повод.
– Правда? Расскажи!
– Моя диссертация… она уже почти закончена…
– А! А! – закричала Ангелина Петровна, как девочка, которая взлетела вверх на качелях. – Умничка ты мой!
Аркаша гордо задрал голову.
– Ну, ладно, поехали! – сказал он, изо всех сил стараясь скрыть свой довольный вид.
На это мероприятие их позвал Иринин давнишний друг. Отказать было невозможно.
Он был хозяином огромного выставочного павильона и периодически устраивал разного рода креативные экспозиции, которые бы привлекли внимание и посетителей, и журналистов.
В этот раз выставка называлась "Пионерия семидесятых". Все известные люди, актеры, певцы, политики, бизнесмены, каждый, кто чего-то добился в жизни и его лицо знала страна, принесли свои детские фотографии. В пионерских галстуках.
Было очень смешно узнавать в лохматых и конопатых рожицах политическую и творческую элиту страны. Выставка привлекла к себе очень много людей. Журналисты практически из всех изданий сновали между стендами, пытаясь сфотографировать оригинал рядом со своим экспонатом.
Фотография юной Ангелины Петровны тоже была. Хоть Ангелина Петровна и не была звездой в общественном понимании этого слова. Но очень уж была фотография забавной. Мятый красный галстук, две короткие косички и лукавое лицо, готовое прыснуть от смеха прямо сейчас.
Организаторы выставки тоже ходили в пионерских галстуках, били в барабаны, играли в горн.
Ангелина Петровна скользила взглядом по фотографиям и думала об их с Аркашей уговоре. Давно, два года назад. Когда они поняли, что любят друг друга. Аркаша тогда сказал, что очень бы хотел, чтобы Ангел стала его женой. Очень бы.
И Ангелина Петровна поспешно закивала головой.
А Аркаша сказал, что он сделает ей предложение тогда, когда чего-то добьется в жизни. Когда что-то будет из себя представлять.
Они больше не возвращались к этому разговору. Ангелина Петровна ждала. Все это время.
И теперь, когда Аркаша защитится, а то, что он защитится – в этом Ангелина Петровна, конечно, не сомневалась, – и получит ученую степень, а вместе с ней и статус, она могла рассчитывать на предложение руки и сердца. Она ведь не такая уж старая. Она даже попробует забеременеть и родить Аркаше сына. Наша медицина сейчас в этом смысле далеко продвинулась. Или даже не наша…
Они подошли к накрытому столу.
Меню в концепции праздника. Переваренные сосиски, надрезанные с двух сторон ножом так, что концы загибаются, как серпантин, жиденькое картофельное пюре, тушеная капуста цвета прогорклого масла и сырники. С черпаками в руках не официанты, а румяные тетки в белых халатах и передниках, на манер школьных поварих.
– Нет, я это есть не буду, – тихо сказал Аркаша, улыбаясь радостным окружающим, с радостным видом накладывающим себе полные тарелки.
– Зразы очень вкусные, вон там. – Рядом с Ангелиной Петровной оказалась жена Вовчика, любителя тенниса и малазийских домработниц.
– Нет уж, спасибо. – Аркаша чмокнул ее в щеку.
– А где Володя? – Ангелина Петровна оглянулась вокруг, словно разыскивая его в толпе.
– Он не придет. – Она огорченно вздохнула. – Я его сейчас вообще не вижу. Наверное, неприятности на работе. Такой стал нервный…
– Все образуется, – Ангелина Петровна улыбнулась, – не расстраивайся.
– А ваша фотография есть? – Володина жена не хотела портить настроение своим друзьям и поэтому с готовностью сменила тему.
Они пошли рассматривать маленькую Ангелину, встречая знакомых, приглашая их с собой, и образовавшейся большой компанией они рассматривали задорную девочку с косичками в мятом пионерском галстуке.
Они смеялись, говорили, что она мало изменилась, показывали на свои фотографии, узнавали знакомых, встречали актеров, фотографировались с ними для прессы, громко чокались бокалами с шампанским, всем своим видом изображая, что отменно проводят время. И действительно, атмосфера на выставке была очень доброжелательной и приятной.
– Аркаша! А твои фотографии? Они здесь есть? – смеясь спросила жена Вовчика. – Пойдемте смотреть Аркашины фотографии!
Ангелина Петровна бросила на Аркашу быстрый испуганный взгляд.
Аркаша немного покраснел. Надменно повернул к ней голову.
– Я не звезда, – сказал он.
– Просто, когда были пионеры, Аркаша еще не родился, – улыбнулась Ангелина Петровна.
– Что ты хочешь этим сказать? – медленно спросил Аркаша.
У Ангелины Петровны в сумке зазвонил телефон. Она схватилась за него, как за спасательный круг, как машинально хватается за него даже тот, кто умеет плавать.
– Посмотрите – Федя! – воскликнул кто-то, и вся компания двинулась к следующему стенду. Под звонкие звуки горна.
– Алло, – сказала Ангелина Петровна, глядя Аркаше в глаза. Он не пошел со всеми, он остался с ней, с Ангелиной.
– Да, да, все нормально… ее сознание было довольно долго недоступным. Но сейчас она вполне адекватна… да… да…
Аркаша развернулся и ушел. Ангелина Петровна, не прекращая разговор, побежала за ним.
– Я все понимаю… Я думаю, еще несколько дней… но мы ведь с вами и не оговаривали сроки… Я говорила, что не могу гарантировать… но знаете… как поведет себя психика – спасибо… нет… мой профессионализм здесь ни при чем…
Аркаша распахнул стеклянную дверь на улицу, чуть не стукнув ею по Ангелине.
– …Да… я надеюсь, вернее, уже почти с уверенностью могу сказать, все будет хорошо… мы в контакте… договорились… хорошо. Хорошо, давайте милицию. Да, мы ее подготовим. До свидания…
Аркаша сел в такси. Ангелина Петровна стояла на улице и смотрела ему вслед.
– …Мне тоже всегда приятно… Спасибо.
Она убрала телефон в сумку.
Села в свою машину. Включила зажигание. Смеркалось. Надо было ехать домой – спать.